Такси для одного / Taxi for One (18+)

— В Хонда-центр. Пожалуйста, быстрее, — говорит с акцентом мальчик со светло-розовыми волосами, тихо захлопывая дверь. Я медленно давлю на педаль и выкручиваю руль, отъезжая от отеля. Узнаю лицо. Дочка сестры сейчас бы кипятком ссалась, ведь это один из её любимых айдолов. Для меня они все примерно на одно лицо, так что имени его я не знаю, зато припоминаю его изображение на одном из плакатов в комнате Марты. Даже говорить об этом пассажире ей не буду, иначе затрахает расспросами «какой он в жизни?!» или задолбает нытьём, почему я не сделала с ним селфи. Нет уж, лучше спокойно пялиться в зеркало заднего вида и довезти важную птичку на концерт, куда он, судя по всему, опаздывает. Телефон пацана не замолкает, постоянно отвечает что-то на корейском, вздыхает, трёт глаза, оправдывается. В очередной раз кладёт трубку и ставит телефон на беззвучный. — Задолбали? — спрашиваю я и протягиваю назад стаканчик с кофе, который взяла как раз перед этим вызовом. — Простите? — говорит с мягким акцентом, не понимает зачем, но кофе на автомате берёт. Бедный ребёнок. Проникаюсь к нему мгновенно, стоит мне только заметить дикую усталость в глубине его глаз. Об индустрии знаю немного, но пару раз видела, что такие пацаны и девчонки творят на сцене. Как по мне, так усердно скакать и петь можно только под наркотой. — Сахар? — протягиваю пакетик. — Нет. Спасибо. — теперь он не знает, что делать со стаканчиком. Где бы ты ни вырос, знание не брать угощения у незнакомцев — оно выжжено где-то на подкорке. — Долго ещё? — До Центра двадцать семь минут — впереди пробка. Кофе, кстати, не отравлен. Если не будешь, то поставь в подстаканник. Из вежливости он опасливо делает маленький глоток. Потом ещё один. Смотрит то на меня, то в окно. А я продолжаю вести БМВ, слишком часто поглядывая на него в зеркало заднего вида. Телефон парня в очередной раз вибрирует. Он что-то декламирует в трубку по-корейски, снова трёт лоб, спорит. Сворачиваю с главной дороги и еду объездной. Знаю, что ему нужно. Хорошо, что закат совсем скоро. Милый мальчик, потерпи ещё немного. Когда я останавливаю машину у неприметного забора, он с опаской оглядывается. Выхожу и иду к его двери, открываю, протягиваю руку. Он в смятении, и всё же я водитель элитного такси, да ещё и женщина — так что ему приходится довериться. Снова из вежливости. — Телефон оставь. А кофе захвати. — Мы точно приехать, куда нужно? — мою ладонь он не берёт, с недоверием пялится по сторонам, но ногу на землю ставит. — Тебе сюда определённо нужно, — его мягкий акцент заставляет меня улыбнуться. Настойчиво предлагаю руку. Он цепляет взглядом выглядывающую из-под рукава моего пиджака тату, но всё-таки сжимает ладонь и поднимается с сидения. Пиликаю сигнализацией и направляюсь в кусты. Парень следует за мной, хотя он явно обескуражен. Дорога занимает секунд двадцать: пройти вдоль забора, обогнуть пару кустов, дальше — пролезть за металлический лист, который я придерживаю, пропуская попутчика вперёд. Непонимающий, он глядит на меня с нескрываемым ужасом, а я даже удивляюсь, насколько узкие глаза могут быть большими. — Все хорошо, я не обижу. Иди. И он снова безропотно слушается. Бедняга. Неужели настолько привык делать то, что от него хотят другие? Хотя намерения мои самые благие, и мне это только на руку — от этого неприятного осознания ещё больше сочувствую парню. Пролезаю под листом сама и хватаю его за плечо, указывая направление. Вывожу на свет, подталкиваю к лавочке. — Мне надо на концерт. Иначе менеджер будет проблема, — наконец протестует он, заговариваясь. — Будешь там через двадцать минут. А пока присядь сюда и посмотри вон туда. Он соглашается. Вздыхает, но садится и смотрит вдаль. Это место мы с Сэмом нашли ещё лет двадцать назад. За всю свою жизнь я была здесь так часто, что практически до мгновения помню, когда вид будет лучше всего. Через пару минут начнётся. — Я правда очень спешу, — говорит он грустно. — Концерт через два часа. Отдохни пять минут, а потом мы поедем. Ни о чем не думай и не переживай. Скажешь боссу, что это я виновата в твоей задержке, но сейчас просто смотри, ладно? Он обреченно кивает. Я подхожу ближе и сажусь позади него на стол. Теперь его спина перед моими коленями. Розовая макушка в лучах солнца начинает светиться оранжевым. Снова улыбаюсь, но теперь уже воспоминаниям о прошлом. Миллион лет назад, в прошлой жизни Сэм облокачивался мне на живот, я запускала пальцы в его тёмные волосы, и мы смотрели на закат. Могли сидеть так часами, пока задница не затечет или не станет холодно. Теперь от моего любимого остались лишь множество тату на память да пирсинг в разных местах моего тела. Не знаю, зачем я притащила сюда этого мальца, наверняка это выльется в проблемы, если не в увольнение. Только вот я даже не жалею о своём поступке. Чувствую, что он так же задолбан этим миром, как и я. Просто хочу разделить с ним этот момент. Просто разрешаю себе быть немного глупой. Нет. Много глупой. Ставлю ботинки на лавку по сторонам от него. Подтягиваю зад ближе к краю стола и обвиваю руки вокруг его шеи, а свой подбородок опускаю на розовую макушку. Теперь меня точно уволят. Или, как минимум, сократят безупречный рейтинг до единицы. Парнишка вздрагивает, но не отстраняется. Молчит, сглатывает слюну. Смотрит вдаль, провожая красное солнце, закатывающееся за небоскрёб. Наконец, плечи его расслабляются. — Нам пора, — сообщаю, поглядывая на часы и освобождая его из хватки. — Уже? Может, ещё немного…? — вдруг выдаёт он, обернувшись. — Тебе пора. Но мы можем вернуться после концерта. Ночной город отсюда тоже выглядит прекрасно. От возвращения в реальность он даже немного морщится. — Или, если хочешь, могу увезти тебя отсюда куда подальше, — вдруг предлагаю я в шутку, спрыгивая со стола. Он усмехается — это уже слишком. Ему нужно успеть на концерт. Он немного перезагрузился и расслабился. Теперь может снова бежать от себя без оглядки. Мы возвращаемся обратно к машине. По пути хватаю у него стакан с кофе и делаю пару глотков. Сажусь за водительское, он — назад на пассажирское. На губах парня лёгкая улыбка. Он оглядывает на меня в зеркало — я чувствую это, но теперь смотрю лишь на дорогу. — Откуда вы знали? — Что именно? — Что мне нужно было это? Пожимаю плечами. Чëрт его знает, мальчик, откуда в моей голове такие бредовые идеи. Парень протягивает руку и забирает стакан с кофе. Наглец. Я улыбаюсь и смотрю в зеркало. Он тоже улыбается — хороший знак, может, даже не пожалуется. Пока он отвечает на посыпавшиеся звонки, я стараюсь объехать внезапную пробку по дальней улице. Прислушиваюсь к его разговорам и, конечно, ни черта не понимаю по-корейски, только осторожно качу, чтобы не задеть весёлую толпу: вокруг концертного зала всюду люди, приходится долго протискиваться к стоянке. — Удачного дня, — отпускаю дежурную фразу, наконец припарковавшись. — Спасибо. И вам. После концерта вы ждать здесь? — спрашивает парень, открывая дверь. — А нужно? — удивляюсь я. — Конечно. Видеть ночной город. Будем. — говорит он ломано, улыбается. — Ладно. Я буду где-то тут к десяти, — зачем-то обещаю. — Запомни номер машины. Красный БМВ 0946. — Хорошо. Дождаться, если я задержусь? Я киваю. И он уходит, прихватив остатки моего кофе. До вечера я езжу по вызовам. Снова заглядываю в кофейню в 21:47, в этот раз беру два стакана. Теперь на закрытой парковке концертного зала дохрена машин — наверняка богатенькие поклонники — я долго кручусь, чтобы найти место для стоянки. Не знаю, зачем это делаю. Уверена, что айдол не придёт, скорее всего группу увезут обратно автобусом. Как его вообще отпустили ехать в такси одного — для меня загадка, звезды такого масштаба обычно добираются на концерт с парой секьюрити, менеджером, либо организованно со всей командой. Так что увидеть мальчишку снова я не надеюсь и всё же паркуюсь, даже не задумываясь быть где-то ещё. Включаю тяжёлую музыку, откидываю голову назад и жду. Почему-то в красках представляю, как охранники выходят за мной, уводят в тесную комнатку и предъявляют обвинения в похищении айдола. Потом хмыкаю от своих же мыслей: если бы парень хотел создать мне проблем, просто позвонил бы в агентство или передал полиции номер машины. Вероятнее всего он уже забыл обо мне, мало ли у него дел? И всё же я жду. За разделителем парковки подростки с фонариками шныряют повсюду, во всю глотку поют эти глупые песенки, так что я, даже несмотря на громкость своей стереосистемы, слышу их визги и тяжело вздыхаю от нелогичности происходящего: даже если айдол и выйдет на площадку, то найти мою машину среди сотен других та ещё задачка. А уж если фанатки его заметят… Да уж, договор наш был максимально глупым. И все-таки это становится каким-то странным челленджем, мне просто интересно, сможем ли мы увидеться, несмотря на все противодействующие обстоятельства? Интересно, возможно ли невозможное? Время близится к одиннадцати, а я всё ожидаю паренька, имени которого не знаю. Обещала дождаться и потому сижу. Другой мотивации стоять здесь у меня нет; могла бы заработать уже баксов триста, развозя важных бизнесменов и их накрашенных дамочек по барам. А сейчас даже счётчик не включаю, предполагая, что выставить счёт будет некому. Фанаты медленно расходятся. Машин на парковке становится меньше. Я давно допила свой капучино и маюсь от безделья. Скидываю лоферы и поднимаю пятки на сидение. Делаю музыку громче, бью по рулю в такт, тихо подпеваю: «Wake up! Run for your life with me». Время идёт. Ощущаю себя максимально глупо — как малолетка, дожидаюсь того, кто точно не придёт. Слишком многое должно сложиться, чтобы мы увиделись, это практически невозможно. Выпитый кофе напоминает о себе, но работа научила меня сдерживать позывы, и я продолжаю сидеть — вдруг Он придёт именно тогда, когда я отойду в туалет? Глупо, да, но я не позволяю себе уйти, закрываю глаза и обнимаю колени. Жду, даже ненадолго засыпаю. А ближе к полуночи слышу стук в окно. Медленно поворачиваю голову. Парнишка за стеклом улыбается и машет рукой. Я не сразу его узнаю. Он весь в чёртовых блёстках и с линзами на глазах — какой-то слишком анимешный. Выглядит, как мечта гея-педофила, ей богу, и от его нелепого вида у меня невольно вырывается смешок. Я снимаю блокировку с дверей. Он садится. Протягиваю ему влажные салфетки, и он не понимает, зачем, но сразу извиняется со своим смешным акцентом. Делаю музыку потише, чтобы понять, что он прощебетал. — Извините, — повторяет он, придвинувшись к моему сидению. — Долго отпрашивался. — Если уйдёшь без спросу, то мама будет ругать? — иронизирую я с ухмылкой. — Мама дома, — наивно отвечает он, в ту же минуту понимая, что я издеваюсь. — Садись вперёд, вид лучше. Он кивает и пересаживается. Я отодвигаю сидение. Протягиваю давно остывший кофе. — Ко скольки и куда тебя привезти? — спрашиваю буднично, хотя вид его забавляет меня до несдержанной глупой улыбки. — У нас полтора свободных дня перед следующим перелётом. Но репетировать завтра в двенадцать. — А это значит… ? — Это значит, что до двенадцати завтра я в твоём… — он вспоминает слово, — распоряжении. «Моём»? Пересев вперёд, он переходит на «ты». Я мычу, пытаюсь уложить информацию в голове. Катать его где-то до двенадцати дня? Может, я его не так поняла? Я иначе планировала провести свою ночь, а теперь даже не представляю, что мы будем делать после того, как отвезу его на закрытую смотровую площадку. Чëрт с ним, решать проблемы буду по ходу их возникновения. — Это твои? — киваю на отъезжающие автобусы, выкручивая руль. Кореец кивает. Делает глоток кофе и улыбается. Откидывается на сидение, расслабляется. — Как прошло? — обычно я не болтлива, но сейчас вопрос вырвался сам. — Концерт? — Ага. — Хорошо. Много фанатов. Но очень сложно. Устал. — Голодный? — А? — он не понял слово. — Хочешь есть? — Аа. Нет, спасибо, — и он в оправдание показывает стакан с холодным кофе. Оставшуюся дорогу молчим. Паркуюсь у съезда. На площадку мы идём той же тропой. Я придерживаю для него металлический лист, но парень всем своим видом показывает, чтобы я шла первой. — Давай без этого, — отмахиваюсь я. — Проходи ты. Тогда он пролезает и протягивает мне ладонь. Джентельмен чëртов. Меня это откровенно смешит, уже не помню, когда мужчина придерживал мне дверь, а тут этот мальчишка в блёстках строит из себя… Руку его всё-таки хватаю и снова глупо улыбаюсь. Мы вылезаем на открытый островок со столиком и лавками. Внизу светится город. Парнишка достаёт телефон и фотографирует, но даже с ночным режимом фото смазывается. — Дай помогу? — предлагаю я. С его молчаливого согласия я забираю трубку, выстраиваю ручные настройки выдержки и облокачиваюсь на шершавый стол, чтобы картинка не дрожала. Делаю несколько кадров. Протягиваю обратно, и он смотрит на меня, словно я открыла ему тайну бытия. — Спасибо, очень красиво, — парень листает фото, не зная, какое лучше, и тут же оправдывается. — Ещё не разобраться. Новый телефон. Я киваю и усаживаю задницу на стол, глядя вдаль. Он садится на лавку передо мной, но теперь я и не думаю его трогать. Мне даже стыдно, что в прошлый раз полезла обниматься. Минут десять мы смотрим на огни города. Он иногда отвлекается на телефон. Я замечаю внизу движение и наклоняюсь к нему, указывая пальцем, куда нужно смотреть. Глаза его фокусируются на светящемся поезде, то заползающем в туннель, то вытекающем из него. Сущая ерунда, но он смотрит заворожено. Ещё минут через пятнадцать мне становится скучно молчать. Хочу есть и в туалет. Так как правил в нашей странной игре нет, я беру инициативу (и парня) на себя. — Пойдём, — я за руку веду его к машине. И мы едем к круглосуточному дайнеру. Проходим в самый конец зала, где я шлепаюсь на сидение и жестом прошу парня сесть напротив. Официантка приносит меню. Словно не узнавая старого знакомого, девушка пялится на корейца. Я заверяю её, что это не тот, о ком она могла подумать. Под её пристальным, недоверчивым взглядом заказываю кофе с молоком, стопку панкейков и бургер с двойным чеддером. — Что будешь? — я слежу, как парень изучает меню и пожимает плечами. Заказываю вместо него. Острые крылья. Картошку фри. Вишнёвый пирог, колу. Айдол смиренно кивает, а официантка уходит, попутно оборачиваясь на мальчишку. Его лицо точно знакомо ей, но она явно не верит, что звезда может вот так просто сидеть в этой забегаловке. Я и сама не верю, слишком всё странно складывается. Я отхожу в туалет. Мою руки и умываюсь после. Смотрю на себя в зеркало. Может, меня снова кроет? Да нет, с наркотой давно покончено, я даже алкоголь давненько не употребляла. Но реальность страннее, чем самый извращённый приход. Знала ли я, что мне выпадет «честь» возиться с кумиром миллионов нецелованных девчонок, надевая с утра выглаженную блузку? Конечно, нет. А приходится, и в этом, к слову, лишь моя вина. Какой черт меня дёрнул показать ему закат? Ну, ладно я, одинокая дура, которой нечем заняться, но парень-то чего? Явно мог найти занятие на вечер получше, чем ужин с незнакомкой в дайнере на окраине города. Это как минимум скучно, как максимум — опасно… Ему просто повезло, что у меня нет никаких дурных мыслей. «Нет же?» Я с недоверием пялюсь на себя, поправляю чуть поплывший на голубых глазах чёрный карандаш. Мочу руки и увлажняю высветленные волосы. Приглаживаю их назад. Возвращаюсь за столик. Парнишка строчит в телефоне, но, увидев меня, отвлекается и гасит экран. Улыбается, и блёстки на его щеках светятся как-то особенно красиво. Я намеренно молчу. Изучаю его лицо. А он стеснительно начинает спрашивать про городские достопримечательности. Пока я отвечаю, приносят напитки, бургер и картошку. Тырю у него пару слайсов, делаю на тарелке лужицу из горчицы и кетчупа, макаю. Укладываю салфетки на воротник, чтоб не запачкать, ибо затрахалась покупать новые сорочки каждый месяц. Откусываю бургер, а он настолько сочный, что по губам течёт соус. Парень тут же заботливо протягивает новую салфетку. Я сглатываю. Облизываю губы. Вытираю лицо и пальцы. И улыбаюсь. — Спасибо, — киваю я и прошу. — Пока ждёшь крылья, расскажи, как ты? — Хорошо, — заверяет он. — Нет. Ты не понял, — уточняю я. — Это не вопрос из вежливости. Мне действительно интересно. Расскажи, что чувствуешь. Как. Ты. М-м? Он зависает. Направленный на меня взгляд меняется, становится грустным. Загнанным. Взрослым. — Сложно. Понимаю, милый. Жизнь та еще шлюха. — Устал? — спрашиваю прямо, и он кивает с грустной улыбкой. Официантка наконец приносит крылья и панкейки с пирогом. Я уже наелась бургером, но блины ковыряю — хочется чего-то сладкого, чтобы поднять себе настроение. Парень жуёт фастфуд и потягивает колу, хотя он молчит, по выражению лица похоже, что мой выбор пришёлся ему по вкусу. Я пью кофе. Мы молчим. В моей голове никаких идей, что с этим парнем делать дальше, потому я спрашиваю его обо всём, что приходит на ум, интересуясь, что ему нравится. Об этом он рассказывает охотнее и веселее, чем о своём самочувствии, и я ловлю себя на мысли, что мне даже интересно с ним, по крайней мере компьютерные игры мы любим одни и те же. За болтовнёй время летит быстро, кофе скоро заканчивается, и сидеть под пристальным взглядом официантки мне не хочется. Я замечаю, что она пытается незаметно сфотографировать парня, и опускаю волосы обратно на лицо, чтобы не светиться в кадре. Хочу куда-нибудь уехать, потому предлагаю айдолу всё, что приходит в голову. — Куда поедем дальше? Могу отвезти тебя в бар. Или клуб. Или на бейсбольный стадион. Или, если хочешь, посмотрим кино. — Кино, — из всех вариантов выбирает самый заурядный. — Какое ты любишь? — Э-э. Морвел. — Марвел? — поправляю я. — Да. Супергерои. — Боюсь, супергеройское кино даже в круглосуточных кинотеатрах сейчас не идёт — премьеры только в следующем месяце. У меня дома Нетфликс, может, там чего найдётся… Конечно, если не боишься заехать ко мне в гости. Он довольно долго обрабатывает смысл сказанного, а я на будущее запоминаю, что говорить нужно медленнее. И жалею, что так нелепо, неосмотрительно пригласила его в гости. Надеюсь, он выберет любой другой вариант, но по итогу мыслительной деятельности парень переспрашивает: — Нетфликс у тебя? — Да. Если хочешь. Краду ложкой кусочек его пирога, надеясь, что он передумает. А он кивает так решительно, словно у него чёрный пояс по каратэ и полное отсутствие страха перед незнакомкой, которая может увезти его куда угодно. Я невольно задаюсь вопросом, может ли звезда мирового масштаба на самом деле быть хладнокровным маньяком-убийцей, но он выглядит слишком уж мило и просто продолжает есть крылья, поглядывая на меня с улыбкой на блестящих губах. — А что ты любишь? — спрашивает он, прожевав. — В плане кино? — Вообще. — Хм. Ну. Люблю апероль. Художественные галереи. Ковыряться в машине. Спать до обеда. Тяжёлую музыку. Материться. Плавать ночью в море. Фотографировать. Забивать тело тату, — перечисляю я всякую ерунду, которая приносит мне хоть какую-то радость, а он завороженно спрашивает. — Я не плавал ночью в море. Можем… Можем попробовать сегодня? Перед кино. Киваю. Допиваю последний глоток кофе, а недоеденный блин отставляю на край стола. Зову официантку, прошу счёт. Она всё-таки решается попросить у парня фото, мальчишка улыбается на камеру и показывает пальцами сердечко. Ещё немного, и меня стошнит от умиления. Прикрываю кулаком свою снисходительную улыбку и, лишь бы не смотреть на эту глупость, иду к кассе расплачиваться. В дороге мы болтаем о всякой ерунде уже как старые знакомые: он рассказывает забавные истории с концертов, а я беззастенчиво хохочу над рассказами про порванные штаны. Через полчаса мы у залива. Здесь берег в мелкой гальке, зато удобный подъезд. Паркуюсь задом, выхожу, открываю багажник. Мальчишка становится рядом, осматривается. Я роюсь в спортивной сумке — чего в багаже только нет: комплекты сменной одежды, набор для пикника, топор, бита, канат, канистра бензина — и, наконец найдя полотенце, протягиваю ему. Предупреждаю, что вода холодная, и веду его ближе к заливу. Всё ещё удивляюсь степени доверия, которую парень проявляет к совершенно незнакомому человеку в незнакомой стране. Я ведь могла его отравить и уже избавиться от тела… — Как вышло, что ты никогда этого не пробовал, Сеул разве не близко к морю? — отвлекаюсь я от дурацких мыслей. — Рядом, но купаться ночью нельзя. Правила безопасности… А я не особо хорошо плаваю, — он пожимает плечами и вопросительно смотрит в глаза. — Ты идти со мной? — А надо? — самой мне лезть в остывшее октябрьское море не охота. Но он кивает, вынося мне приговор, и я соглашаюсь, будто варианта отказа не существует. Я снимаю часы, скидываю лоферы, брюки, рубашку. Ключ от машины на всякий случай прячу в ботинок. Остаюсь в бежевом бельё. Он вежливо смотрит в другую сторону и начинает стягивать с себя одежду. Аккуратно складывает вещи поблизости. Только сейчас замечаю, что выглядит он довольно мужественно. Широкая спина, хорошие пропорции, рельефные руки. Когда он начинает снимать штаны, уже я отворачиваюсь из вежливости. Не дожидаясь его, захожу в море: прохладное для Калифорнии, но терпимо — и сразу же опускаюсь по шею. Слышу за спиной шаги по гальке, но не поворачиваюсь, пока мой спутник не зайдет. Коснувшись воды, парень смешно вскрикивает что-то на корейском, ругается, наверное, а затем все звуки стихают. Когда я поворачиваюсь, он от меня в паре метров. — Холодно? — Д-да, — его губы подрагивают, но сам он старается выглядеть хладнокровно. — Зато красиво, — указываю рукой на залив. Справа над городом полыхает зарево ночных огней, а вот слева над кромкой воды темно, и кое-где даже видно яркие звезды. Мальчишка невольно открывает рот. Вижу, что ему холодно, но невиданное зрелище заставляет его стоять неподвижно несколько минут. Я отплываю подальше, чтобы согреться движением и не плескаться около парня водой, но скоро возвращаюсь. — Всё, выходи, а то простудишься. Слышишь меня? — я осторожно трогаю его за плечо. — Что? — переспрашивает он, отводя завороженный взгляд. — Выходи на берег, — говорю, как заботливая мамаша. Он кивает, но не сразу разворачивается, а я выхожу сразу за ним, мимолётно оглядывая с головы до ног. Иду к машине, прячусь за кузовом и накидываю широкую рубаху на плечи. Снимаю влажное бельё и парню сообщаю, чтоб сделал то же самое — кинул боксёры в багажник и ехал в одних штанах — нечего мокрой задницей портить кожаные сидения. Надеваю запасные джинсы и футболку с коротким рукавом. Кричу: — Оделся? — Да. И забираю у него вещи и полотенце, обуваюсь. Теперь, когда я с коротким рукавом, парень внимательно смотрит на мои обнажившиеся тату и даже протягивает к предплечью пальцы, спрашивая глазами разрешения. Закатываю рукав на плечо, открывая рисунок — он дотрагивается до кожи и рассматривает чёрную змею. — Холодно, — тороплю его перебраться в машину. Айдол кивает. Садимся в салон. Направляю на него тёплый обдув и выезжаю на дорогу, затем на трассу. — Спасибо. — За что? — не понимаю я. — Хороший вечер. — Ладно тебе, ерунда. — Ещё ты хорошо водишь. Кара? — М? — из-за мягкого произношения не сразу признаю своё имя. — Ты ведь Кара? — Да. Соображаю, откуда он может знать, но парень тут же даёт мне подсказку, сделав глоток давно остывшего капучино — на чëртовом стаканчике от кофе написано мое имя. — А тебя как зовут? — решаюсь спросить я, хоть это и чертовски, максимально, невероятно глупо сейчас. Он хихикает и представляется полным именем. Тут же добавляет: — Но если тебе сложно запомнить, то просто Ван. — Как цифра один? — Да. Один. — слышу в голосе странную грусть. — Ладно, Ван, перед кино придётся заехать в магазин. Я вспоминаю, что дома нет молока и бекона для завтрака, а во время просмотра фильма нам наверняка захочется чего-нибудь пожевать, и потому сворачиваю на заправку. Ван увязывается за мной, берёт жвачку и пару батончиков. Когда я собираюсь расплатиться — протягивает к терминалу свою карту, и я не перестаю улыбаться поступкам мальчишки. — А вы случайно не… ? — спрашивает его продавец. — Вы обознались, — отвечаю вместо парня и забираю покупки с прилавка. Едем дальше, слушаем музыку, молчим. Уже в городе я судорожно пытаюсь вспомнить, в каком состоянии оставила квартиру. Помыла ли посуду? Заправила ли постель? Убрала ли вибратор с зарядки? Черт, кажется, придётся попросить его подождать в машине, пока я приберусь. Отчего-то меня пугает лишь вероятность беспорядка, а не то, что я тащу к себе домой незнакомца. Я украдкой смотрю на парня и расслабляюсь. Нет, даже злюсь на себя. Какая нахрен разница, что он подумает?! Сегодня первый и последний день, когда мы видимся с этим эльфом в блёстках. И я вообще не должна развлекать его. Могу высадить его у отеля, откуда забирала днём, и ничего мне за это не будет. Но он… милый и забавный, потому я везу его к себе домой, чтобы смотреть глупые супергеройские фильмы, которые, к слову, обожаю. Не знаю, что дальше. Просто паркуюсь под окном многоэтажки и лезу в багажник, чтобы забрать мокрую одежду. Он вылезает с пакетом покупок и ждёт, пока я открою магнитным ключом подъездную дверь. Оглядывает здание и дома вокруг. А я смотрю в его большие зрачки и снова удивляюсь, как широко он раскрывает глаза. Пропускаю его внутрь. Едем на лифте на восемнадцатый. — Почему ты сказала продавцу, что это не я? — А? — не понимаю вопроса. — Почему сказала, что он обо…обознался? — Не хотела, чтобы тебя отвлекали на селфи и автографы. Ты же сказал, что устал, — тру глаза. — А что, нужно было сказать правду? — Я не знаю. Может быть. Он опускает взгляд на мою руку с нашим мокрым бельём, сжимает губы и отворачивается. — Вкусно пахнет, — замечает он первым делом, когда я открываю входную дверь. Радуюсь, что кто-то наконец оценил новый ароматизатор. Снимаю обувь у двери — дурацкая привычка от родителей-эмигрантов — и иду прямиком в ванную. Скидываю всё, что неровно лежит, в выдвижной ящик. Вешаю на сушилку мокрое бельё. Мою руки. Возвращаюсь посмотреть, что делает парень: он стоит у дверей, кроссовки тоже снял. Ждёт моего разрешения что ли? — Чего застыл? Проходи, — я отправляю его вглубь квартиры, перехватывая пакет, только после этого он начинает двигаться. Пока я расставляю всё в холодильник, Ван разглядывает кухню, скрестив руки за спиной. Протягиваю ему его покупки и наконец спрашиваю: — Сколько тебе лет? — Двадцать два, — он пихает батончики в карманы брюк. Как по мне выглядит лет на шестнадцать. Конечно, я в курсе, что азиаты взрослеют медленнее, но уж слишком по-детски милое у него лицо. Зато, раз двадцать два, то могу с чистой совестью предложить выпивку. Радуюсь, что он не спрашивает, сколько лет мне. — Будешь апероль? Или тебе нельзя перед репетицией? — Немного, — подумав, соглашается он. Я достаю пару свежих персиков и режу на четвертинки, кидаю на широкую тарелку колотый пармезан, орехи и горький шоколад. Затем делаю Шприц на два бокала. Парень наблюдает за процессом завороженно. Берет рыжий стакан, я подхватываю свой, в другой руке неся тарелку, веду его в зал. Там он ещё долго оглядывается, рассматривает стены, картины, скульптуры, книги на полках, коллекцию холодного оружия. — Как музей, — удивляется он. — Ага. Я так долго собираю весь этот хлам, что даже забываю, что он ещё и бесценный. Денег на это всё ушло… Н-да неважно. Давай лучше выберем кино, — отвлекаю Вана от облапывания копии меча из онлайн-игры. Он кивает и садится рядом на диван. Проглатывает кусок персика, и от стона удовольствия на его губах мне становится не по себе — слишком развратный звук. И он слишком сильно — слишком неправильно — мне нравится. А затем Ван делает глоток. Потом ещё один. И я залипаю на движения его кадыка. — М-м. Горькое. — Так и должно быть, — уверяю я, отводя взгляд. — Если не нравится, могу налить обычного шампанского. Или рома. Или вермута. Или виски. Он думает, потом качает головой. — Буду это, — он поднимает бокал и снова делает глоток. — Окей. Доктор Стрендж или Железный человек? — я листаю фильмы в видеотеке. — Может, Бэтмен? — Бэтмен из Ди-Си, — умничаю я. — А ты хотел Марвел. — Да. Морвел. — Может, ты имел в виду Спайдер-мена? — Ой, да! Его, точно, — краснеет. — Перепутал мышь и паука. — Нестрашно. С каким актёром? — Любым. Мне нравятся все части, — кивает Ван. Ставлю трилогию из 2000х и наконец отпиваю из бокала. Сажусь на подушку перед диваном, чтобы он мог вытянуть ноги. — Не стесняйся, устраивайся удобнее. Он оставляет бокал, с облегчением вытягивается и комкает диванную подушку, чтобы подложить под голову. Я достаю ему ещё несколько штук с кресла, и он благодарно кивает. — Нужен плед? Такого слова на английском он, видимо, не знает и так мило непонимающе щурится, что где-то вглубине души я таю. Стараясь внешне выглядеть спокойно, я приношу одеяло и протягиваю ему. Ван кутается в него, с довольной улыбкой ложится, глядя в телек, а когда минут через десять я оборачиваюсь, он уже спит. Я улыбаюсь его непосредственности. Ещё недолго смотрю кино, но скоро, допив свой коктейль, поднимаюсь и иду в душ, чищу зубы. Оттуда — в свою комнату. Телевизор продолжает работать, убаюкивая парня. На часах около трёх ночи. Я облачаюсь в длинную футболку и залезаю под одеяло. Ставлю будильник на десять, чтобы успеть приготовить завтрак и отгладить рабочую форму, а к двенадцати отвезти мальчишку в отель. Засыпая, думаю, что всё это максимально странно, зато в череде моих однообразных дней этот вечер вышел приятно нескучным. Обнимаю подушку, закрываю глаза. Через пару часов просыпаюсь от лёгкого прикосновения к моему лицу. В темноте вижу только бледный силуэт. — Ты чего?! — я вздрагиваю от неожиданности. — Извини. Не знаю, что на меня нашло, — Ван отдергивает руку и стоит в темноте. — М-м, — тру глаза и не понимаю, чего он ждёт. — Почему ты не спишь? — Проснулся, когда закончиться фильм. Не найти тебя и… — он замолкает. — Ясно. Если ты что-то хотел — квартира в твоём распоряжении, бери, что угодно. Еда в холодильнике. Чистые полотенца в ванной на стиралке. — Я подумал… Подумал, может, ты можешь обнять. Меня. Как днём. — Ох, милый… Мне искренне его жаль. Сейчас он напоминает котёнка, жаждущего ласки. Отказать язык не поворачивается. — Иди сюда, — я двигаюсь дальше по кровати. — Хочешь поговорить? Даже в темноте я чувствую, как его напряженное тело расслабляется. Он облегчённо вздыхает и ложится рядом. Я протягиваю руку и неловко обнимаю его. — Можешь… Близко? — в темноте его голос звучит глубже, ниже. Я придвигаюсь. Обнимаю его уже по-настоящему. Утыкаюсь носом в его волосы, пахнущие лаком для укладки, а грудью упираюсь в его спину и тихо спрашиваю. — Расскажи, что тебя тревожит. Он долго молчит. А потом начинает шептать. Я слушаю в полудрëме, понимаю, что в какой-то момент он совсем перешёл на корейский. Да и ладно, главное — выговорится. Он лопочет быстро и эмоционально, а под конец речи начинает тихо плакать. Я обнимаю его крепче. Мало что улавливаю из его сумбурных объяснений, кроме того, что его всё задолбало. Понимаю только имена его коллег и сразу же забываю, что куда и кому. Он продолжает негромко хлюпать носом, слегка дрожит. А я не знаю, что делать. Мне хочется успокоить его, сказать, что всё будет хорошо, но давать пустые обещания не в моем стиле. Боюсь, у него будут проблемы даже из-за того, что он не ночевал сегодня в отеле, но глажу его грудь одной рукой, а другой, хоть и неудобно, перебираю волосы. — Ты выдержишь всё это, — шепчу я в темноту над самым его ухом. Мгновение спустя, не говоря ни слова, Ван разворачивается. Аккуратно кладёт ладонь на моё лицо и нащупывает большим пальцем губы, сглатывает и нервно выдыхает. Я чувствую запах апероля. Кажется, он допил свой бокал, наверное, потому и решается приблизиться. Секунду он медлит и… Целует. Касается очень осторожно, медленно, почти невесомо. Теперь уже я сглатываю подступившую слюну — в более глупой ситуации ещё никогда не была. Я не хочу его, как мужчину, но почему-то мне очень хочется, чтобы парнишке было спокойно и хорошо. Оттого, когда он снова целует меня уже настойчивее, я, неожиданно для себя, отвечаю. Стираю слëзы с его щёк и запускаю пальцы в жёсткие волосы. Он приятный. Нежный. Знает, как двигать языком. Пока мы целуемся, он осторожно гладит мою спину, а потом спускает ладонь на мой зад и сжимает. Понимая, что я не сопротивляюсь, перекидывает мою ногу через себя, и я удивляюсь силе и нежности его рук. Теперь я лежу на нём сверху, мы продолжаем целоваться, а он нащупывает край моей футболки, задирает, гладит горячими ладонями спину, а потом спускает руки и пробегается по бедрам. Сперва осторожно, а потом без стеснения запускает пальцы под ткань трусиков. Я отлипаю от его губ, почувствовав, как его член упирается в мой лобок. Всё это заходит слишком далеко. Я чувствую себя не в своей тарелке, спать с ним в мои планы не входило. В моих глазах он совсем ребенок. Ещё и азиат — совсем не в моём вкусе. Я же только хотела утешить его… «Fuck!» В комнате темно, но я вижу силуэт его скул, чувственные губы, глаза в светлых линзах, пара блёсток отсвечивает на щеке. Длинные пряди спадают на лоб. Только теперь я замечаю, как он красив. Идеален, как фарфоровая кукла. И он ждёт моих решений и ответов на незаданные вопросы, но я ничего не хочу решать, потому что он, кажется, уже всё решил. — Ты уверен, что хочешь этого? — спрашиваю скорее себя, чем его. Он еле заметно кивает, и у меня в животе что-то переворачивается. — Иди в душ, — я отворачиваюсь, включаю торшер и сажусь на край кровати, подпирая руками горящее лицо. Отсылаю его, только чтобы недолго подумать. Всё это неправильно. Так не должно быть. Я же пользуюсь им. Или он мной? Конечно, я далеко не пай-девочка, но даже для меня секс в первый день знакомства — что-то за гранью. Да и какое знакомство, мы с ним толком-то не говорили. Я даже… Ловлю себя на мысли, что забыла его настоящее имя. Вся моя суть протестует, но тело, разгоряченное недолгой лаской, уже хочет его. Я поднимаюсь с кровати, хожу по комнате в раздумьях, решаюсь и иду шарить в комод с бельём — не нахожу презервативов. Стоило бы остановиться и отказаться от этой невероятно глупой затеи в тот же миг, но я уже погружаю ступни в кроссовки и беру брелок от машины. В бардачке всегда несколько больших пачек презиков на любой вкус и размер, пригождаются несколько раз в месяц: я давно смекнула, что разгоряченные пассажиры оставляют чаевые чаще других, а уж если ненавязчиво подсунуть им контрацептив — благодарностям нет предела. Достав резинки, сижу в машине ещё какое-то время. Снова шарю в бардачке и достаю пачку сигарет. Затягиваюсь. В глубине души надеюсь, что мальчишка уснёт, дожидаясь меня. Ругаю себя за глупую нерешительность и, нервно запустив окурок в кусты, поднимаюсь обратно в квартиру. Конечно, он не спит. Сидит на постели в одних штанах, ждёт меня, как преданный пёс. Смыл косметику и чертовы блестки, но глаза всё ещё не его. — Сними линзы. — Почему? — удивляется он моей просьбе, — не нравятся голубые? — Будь собой. Презики я кидаю на прикроватную тумбу. Порывшись в ящике, протягиваю ему баночку с физраствором — чего у меня дома только нет, а он недолго возится и вскоре смотрит на меня своими бездонно чёрными глазами. И так намного лучше. Честнее. И страшнее тоже — слишком в этой бездне глубоко. — Ты красивый, — вырывается у меня. Он улыбается и почтительно кивает. Повисает неловкая пауза. Я стою, облокотившись на комод. Ван сидит на моей постели, разглядывает мои татуированные ноги, стеснительно покусывает губы, и это придает мне решительности. Я подхожу к кровати и ставлю ступню между его ног. Он аккуратно проводит пальцами по рисункам, разглядывает. Потом кивком показывает на другую ногу, и я даю её разглядеть. Медузы, драконы, космос, паутина, лилии, египетские боги, шумерские иероглифы, змеи, волны, часы, птицы — каждый рисунок что-то значит для меня. Ван разглядывает символы так долго, что мне кажется, прикасается к душе. Потом он поднимается с постели и осторожно стягивает с меня футболку. С удивлением обнаруживаю, что он выше меня сантиметров на десять. Его жадный взгляд скользит по моей груди. Сперва мне неуютно, но мягкость, с которой он разглядывает моё тело, расслабляет. Пока он проводит пальцами по рисункам, я смотрю на него. Бледный. Худощавый. Но грудь хорошо накачана, мышцы живота рельефные, на руках проступают вены. Когда он касается моей груди, перевожу взгляд на его лицо. Отсвет на щеках от розовых волос придаёт ему румянец. — Могу я целовать? — по-детски наивно спрашивает он. — Делай, что хочешь, — говорю и не знаю, куда деть руки. Он склоняется и проводит языком по колечку в соске. Затем по другому. И тело моё отвечает огнём в венах и лёгкой дрожью под кожей. Разуму всё это кажется чем-то неправильным и странным, словно я совращаю безрешного ангела, но отступать, похоже, поздно. Потому я поддаюсь порыву и запускаю пальцы в его влажные волосы. Он целует меня от груди до шеи, и от этих нежных прикосновений я начинаю таять. Прижимаюсь ближе, спускаю руки к его пояснице, расстегиваю брюки. Наконец, обхватываю член, отчего он испускает милый сладкий стон. Ван удивляет меня. У него хороший средний размер — я то рассчитывала максимум на десять сантиметров — и полное отсутствие волос, он идеально гладкий. Это заводит сильнее, во рту становится больше слюны, а низ живота начинает ощутимо гудеть. Я запоздало думаю, что, быть может, смогу отделаться одним минетом, но теперь мне, кажется, и самой хочется. Толчком свалив Вана на кровать, я сажусь сверху и наклоняюсь, чтобы целовать шею и грудь. У него упругая нежная кожа, я медленно и мокро прохожусь по ней губами и спускаюсь вниз к животу. А затем касаюсь языком его идеального члена, и он мгновенно напрягает ноги будто от спазма. — Не нравится? — я тут же смотрю в глаза, опасаясь, что делаю ему неприятно. Он тяжело дышит, бегло отвечает что-то на корейском, облизывает губы и немного расслабляется. Но я не двигаюсь, смотрю на его фарфоровое лицо, ожидая ответ. — Продолжай, — наконец заверяет он низким голосом. Несколько секунд вглядываюсь в его глаза и снова начинаю целовать там. Он тихо мычит, но теперь я понимаю, что ему нравится. Обхватив его ладонью, я медленно двигаю рукой вверх-вниз, затем по всей длине прохожусь языком. Чувствую, как от каждого моего прикосновения, тестикулы его сжимаются, ноги подрагивают. Он дышит часто и сбито, а когда с губ его слетает стон, я ненадолго отстраняюсь, чтобы он передохнул. Мои волосы то и дело падают на лицо, поправляю их свободной рукой, второй продолжаю медленно гладить его естество. Когда дыхание парня немного успокаивается, я обхватываю губами головку. Он ахает, когда я провожу языком по щели уретры. Изгибается, словно я его режу. — Продолжать? — не понимаю я. — Да! — на выдохе чуть ли не кричит он. Тогда я обхватываю член губами и двигаюсь медленно — погружая до самого горла. — Амгх! Подо…жди! — выдыхает он. Он перевозбужден. Отползает к изголовью и опускает плечи на подушки. Громко дышит. Забираюсь за ним на кровать, чувствуя, как скользят от выделений мои ягодицы. Снова собираюсь прильнуть к нему, но парень хватает меня рукой и просит развернуться. — Можно… повернуть? — Хочешь видеть мой зад? — догадываюсь я, и он кивает. Без особого стеснения переношу ногу через его грудь. Не очень удобно, но в итоге нахожу устойчивое положение. Снова приникаю к его члену, пальцами обвиваю мошонку, немного сдавливаю и поглаживаю, искренне надеясь, что ему хорошо. Какое-то время он не двигается, пытается отдышаться, а вскоре запускает пальцы мне в трусы. Аккуратно проводит под тканью сверху вниз. Нащупывает очередной пирсинг и шумно выдыхает. Его реакция распаляет. Мне до покалывания под кожей нравится его нежность, и от этих будоражащих реакций я как заведëнная хочу ощущать ещё больше его чувств и начинаю двигать ртом интенсивнее. Ван сдавленно стонет. Быстро привыкнув к новым ощущениям, он стягивает с меня мокрое кружево. Кладёт на мою промежность всю ладонь и медленно двигает ею, размазывая смазку. Хотя обычно я не издаю звуков, это так чертовски приятно, что я позволяю себе довольно вздохнуть. Мне очень хочется запрыгнуть на него и ощутить этот красивый твердый член внутри себя не только во рту, но Ван вдруг погружает в меня пару пальцев, и от неожиданности я вскрикиваю и широко открываю глаза. Оборачиваюсь назад: на ангельском лице довольство, на губах — лёгкая улыбка, глаза смертельно чёрные. Он медленно двигает рукой и смотрит на мою реакцию. А мне чертовски хорошо, я даже закусываю губу, сдерживая развратные, рвущие глотку стоны. Отворачиваюсь, рот открывается сам собой, глаза закатываются. Это странно. Страшно. Блядски хорошо. Такого со мной еще не бывало. Своими нежными пальцами он давит на ту самую точку, от которой чистое возбуждение бежит по моим венам и превращает меня в ничто. Ещё немного — и я кончу, но я хочу продлить это блаженство и ощущать его в себе как можно дольше, потому я хватаю его запястье, останавливая движение. Вытаскиваю мокрые пальцы и разворачиваюсь, ловя растлеваюший меня горящий взгляд. Теперь мне хочется не просто секса, теперь мне хочется Его. Такого прекрасного, такого чувственного и ласкового. Я хищно нависаю и жадно впиваюсь в его губы, он поправляет мои спадающие волосы и упирается своим языком в мой. Продолжая целовать его, я шарю рукой по тумбочке в поисках презервативов. Не нахожу наощупь и рычу от злости — приходится оторваться от чудесных мягких губ и бездонных глаз. Достав пачку, я хватаю пакетик и разрываю прямо зубами. От нетерпения я начинаю надевать резинку слишком резко, делая ему больно. Исправляюсь, целуя его и шепча извинения куда-то в низ живота. Когда я поднимаю на Вана затуманенный взгляд, он смотрит на меня с безусловным, неприкрытым вожделением — и это мгновенно сводит с ума. Никто и никогда так не смотрел на меня, потому сейчас мне хочется дать этому мальчишке всё, что у меня есть, и чего нет. Я перемещаюсь, медленно нависаю сверху, утыкаюсь носом в острую скулу и нежно целую его покрасневшие губы. Он проводит руками по моей спине и давит на ягодицы, прося наконец сесть. Я опускаю зад и помогаю рукой, постепенными толчками насаживаясь на его член. Когда он погружается полностью, я закрываю глаза от удовольствия, и от его страстного вздоха по всему моему телу бегут мурашки. Несколько секунд я не двигаюсь, привыкая к длине. Чувство горячего тела внутри ни с чем несравнимо, и мне так хорошо, что я всерьёз задумываюсь приковать парнишку к кровати и оставить у себя навсегда. «One». Он сжимает мои бедра, возвращая к реальности. Тянется ко мне губами, обнимает, гладит грудь и потирает проколотые соски. Его член глубоко во мне, а языки наши переплетаются — и это нравится мне больше всего, так я чувствую возбуждение каждой клеточкой тела и, кажется, души. Я начинаю медленно покачиваться, и от каждого движения болезненная, но сладкая боль бежит от моего лона к ногам и груди. Он так возбудил меня пальцами, что я всерьёз молюсь, лишь бы не кончить. Лишь бы продлить это блаженство подольше. «Dear Lord…» Я стараюсь не перевозбуждаться и не перевозбуждать, но сама не выдерживаю неторопливого ритма. Отталкиваю Вана на подушки, а сама упираюсь в его грудь, приподнимаю бедра и начинаю двигаться быстрее и выше. Сперва он смотрит с лёгкой улыбкой, но потом я замечаю, как напрягается его лицо. Он закрывает глаза, сжимает мои бока, управляет моими движениями, заставляет замедлиться, и я откидываюсь назад, двигаясь с небольшой амплитудой. Оглядываю нас и наслаждаюсь видом. Моё разукрашенное тело так контрастирует с его белоснежной кожей, что я невольно любуюсь его чистотой. Хочу развратить сильнее, борюсь с желанием затрахать этого нежного ангела до смерти — будто действительно могу. И этот взгляд, это нечитаемое животное желание в глубине его чёрных глаз… Из-за него меня охватывает безумие, в разы большее, чем то, что заставило меня ответить на его поцелуй. Я без церемоний хватаю его за волосы и притягиваю к себе. Кусаю ключицы — он инстинктивно сглатывает. Царапаю его спину — он издаёт болезненное «ссссс». И просто скачу на нём, пока бёдра не устают поддерживать этот безумный темп. Подвиснув, я поднимаюсь так, чтобы внутри меня оставалась только головка его члена, в такой позе я медленно двигаю тазом и наслаждаюсь выражением его лица. Смотрю на Вана свысока, доминирую. Хочу его каждой клеткой тела. В его взгляде вижу полное доверие и решимость, и потому я резко опускаюсь на всю его длину и впиваю зубы в его шею. Ему больно, мне тоже, но эта боль на грани запредельного оргазма. Отпускаю его и слезаю. Нервно, перевозбужденно хожу по комнате. Мне хочется курить. Он устал. Безвольно лежит голый на кровати, часто дышит. Не знаю, откуда силы берутся у меня, но я обхожу кровать и беру его за руку — Ван покорно следует за мной в зал. Подхожу к одному из окон и отодвигаю шторы. Небо ещё тёмное, но край горизонта уже начинает светлеть. Опираюсь локтями на подоконник и подставляю ему зад. Он осторожно входит, а я довольно постанываю — мне до безумия нравится его нежность. Я двигаю бёдрами навстречу, отчего по комнате разносятся громкие шлепки, а Ван приглушенно хрипит. Я постоянно откидываю длинную чëлку. Заметив это, он собирает мои волосы в хвост и держит одной рукой так, чтобы мне было удобно. Чудесное создание. Я уже почти люблю его. Выпрямляюсь и разворачиваюсь — хочу видеть глаза. Обнимаю его и целую. Прижимаю к себе, глажу великолепный член, поправляя презерватив, сжимаю разбухшую мошонку. Хочу его в себе так глубоко, как это возможно. Сажусь на подоконник и направляю его внутрь. Он держит мои ноги на своих плечах и давит точно в пресловутую точку G. Теперь я стону, не сдерживаясь. Мычу, закусывая губу. По его вискам стекают капли пота, и я словно возбуждаюсь ещë сильнее. Я запускаю пальцы в розовые волосы, но теперь аккуратно тяну его голову к своему лицу. Хочу его губы. Хочу, чтоб он был счастлив. Хочу. Хочу его. Ему приходится согнуться, чтобы поцеловать меня. Я провожу языком по его губам и отпускаю. Кладу ладонь на его грудь. Восхищаюсь каждым сантиметром его тела. Он прекрасен, как бог. И двигается, словно заниматься любовью — его призвание. Шлепки и наши стоны уже громки до неприличия. Я вижу, как он устал, но не кончает, словно ждёт моего разрешения. Вытягиваю руку и провожу пальцами по его чудесному лицу, в глазах его отражается разгорающийся за окном рассвет, и я тону в моменте, словно ничего и никогда не имело смысла, кроме этого мига. Стоны мои превращаются в беззвучный вдох. Ван сосредоточенно смотрит на меня и делает несколько медленных глубоких толчков, словно зная, что они меня добьют. Облизывает свои губы, и я умираю. — Боже… — срывается с губ само собой. Я не контролирую себя. Кончаю, как никогда в жизни, видя в его зрачках бесконечность. Ноги сводит спазм, и, кажется, я брызгаю на него. Пытаюсь ухватиться за край подоконника, но не могу поймать равновесие. Он подхватывает, сжимает меня в объятиях. Мне не хватает воздуха. Всё это происходит словно не со мной. Я слышу его учащенное сердцебиение, прижимаясь щекой к его груди. Я обожаю его руки на моей спине, его дыхание на моей шее и его всего рядом со мной, слишком идеального, чтобы быть правдой. Дышу часто, долго прихожу в себя. Как только мысли проясняются, я понимаю, что он не кончил. Но он прижимает меня к себе с улыбкой на губах, ласково целует мое лицо. Я хочу сделать ему хорошо, ведь с этого глупого желания утешить его всё и началось. Отстраняюсь и веду его на диван. Парень падает на кушетку почти без сил, а я продолжаю ласки. Движением губ стягиваю резинку и отбрасываю в сторону. Сжимаю основание члена ладонью. Облизываю головку и двигаю языком по всей длине. Запускаю руку в свою промежность, увлажняю пальцы. А потом медленно двигаю мокрой рукой от его тестикул к анусу. Он ахает, понимает, что я хочу сделать, зажимается, но пытается расслабиться. Я набираю больше своей смазки, не переставая скользить языком по члену. Сперва просто вожу пальцем по его промежности вокруг отверстия, а потом медленно проталкиваю фалангу пальца совсем неглубоко. Вижу, как его ноги начинают подрагивать, слышу безумно страстный выдох. Ритмично массирую член одной рукой, палец другой осторожно толкаю в его зад, а алую головку вылизываю языком. Ван беспрестанно и громко стонет, и эти дивные сладкие звуки мне хочется слушать бесконечно. Но мои манипуляции доводят его слишком быстро. Всего через пару секунд он вскрикивает, и я понимаю, что задела его самую чувствительную точку. Мне очень хочется снова оседлать его, но понимаю, что это было бы нечестно. Так что я лишь упираюсь пальцем в простату и начинаю быстрее двигать губами и лалонью. Всего несколько движений, и Ван кончает с громким, томным рыком. Мой рот заполняет горячее семя, а его анус сжимается вокруг моего пальца. От этих ощущений, звуков и вкуса на языке мне нестерпимо хорошо. Я не выдерживаю, опускаю пальцы на свой клитор и очень быстро довожу себя до ещё одного оргазма, не выпуская член изо рта. И это умопомрачительно. И невероятно неправильно. И разрушительно. Мне кажется, так ощущается полное безумие. Я наконец отстраняюсь. Сглатываю сперму. Откидываю волосы со взмокшего лба. Мой мальчик лежит с закрытыми глазами без сил, дышит ртом. Я осторожно, неспешно вытаскиваю палец из его задницы, но всё же Ван на автомате дёргается. Сейчас он ощущает всё слишком сильно, так что я медленно ласково целую его, двигаясь губами от низа живота к шее. Выпрямляюсь. На моих губах глупая улыбка. Глаза полуприкрыты, но я не могу закрыть их: любуюсь прекрасным ангелом, лежащим на моей софе. Я хочу обнимать его, гладить, защитить от всех невзгод. Вечность целовать его чудесные губы и… Кажется, я брежу. Сошла с ума. Ведь я его даже не знаю. Знаю лишь, что ни с кем в жизни мне не было ТАК хорошо. Стою над ним, как дура, не зная, что делать. В этот момент мы с ним так близко и так далеко. Наконец он открывает глаза и протягивает мне руку, увлекая к себе. Я ложусь на бок и прижимаюсь спиной к его груди, а задом к его паху. Тепло. Спокойно. Невероятно хорошо. Кажется, это мгновение даже лучше, чем секс. — Давай уедем? — шепчет он мне на ухо. Кажется, теперь я готова на что угодно ради него. Но остатки разума возвращают меня в реальность: скорее всего после этой ночи мы вообще никогда не увидимся — мне приходится разбивать его воздушные замки. — Уедем куда? Ты же понимаешь, что тебя быстро выследят, куда бы ты ни отправился? Посмотрят по камерам на парковке, пробьют кредитку, объявят в розыск в СМИ. Найдут, куда бы ты ни уехал. — Я устал, — говорит он, и плечи его опадают. — Вчера ты говорить про увезти меня. Мне искренне хочется помочь, но идея его теперь кажется не то что наивной — глупой. — Исчезнешь без предупреждения, и все будут в панике. Милый, твое лицо слишком узнаваемо. Даже если я увезу тебя в самый тихий штат, нас всё равно рано или поздно отыщут. И по итогу у тебя будут проблемы. — У тебя тоже быть, поступи я так. Я понимаю. Всё. Это просто наивные мечты… — он кладёт свою руку поверх моей. — Мне терять нечего. А вот у тебя вся жизнь впереди. Наверное, глупый вопрос, но что насчёт того, чтобы просто взять отпуск и отдохнуть? — У нас нет. Тур до конца года. — Много ещё концертов в Америке? — Два или три. Ещё один в Канаде. Потом в Европе и Австралии. Но я хочу тебя рядом. Всегда. Я горько усмехаюсь. «Мой нежный ангел, к сожалению, это невозможно». От внезапной мысли о том, что после нашего расставания он никогда больше не обнимет меня, мне становится страшно. Я ëжусь в его объятиях. Пытаюсь сменить тему, но не выходит. Хочу понять, почему он мне доверился. Почему вообще все Это произошло. — Чем я вообще тебе так понравилась? — Ты меня поняла. — И всё? — И всё. — Неужели больше никто не понимает? — Нет. Все думают, что я глупый и пустой. Для всех я просто клоун, красивое лицо. Все только хотят… это, — он жестом указал на своё тело. — А ты меня полюбила. Обычного. Позаботилась, даже не зная, кто я. Тебе ведь всë равно, что я айдол, ты даже имени моего не знать и все же сделать для меня то, чего никто не делал. Дать передышку. От осознания его простых слов мурашки бегут по коже. Я разворачиваюсь, утыкаюсь в его грудь и закрываю глаза, на что он накрывает меня рукой и прижимает к себе. — Мне тридцать, — спешу сообщить я, надеясь, что это заставит его разочароваться. — И что? — просто отвечает он. Может, не понял, а может, ему правда всё равно. Как же всё это нелепо. Этого просто не может быть. Но вот он, идол и небожитель, лежит передо мной, на ломаном английском говорит, что хочет, чтобы я всегда была рядом, и утыкается губами в мой лоб. Невероятно глупо, отчаянно невозможно, но я почему-то хочу того же. Хочу рискнуть всем, что у меня есть. Хочу поставить всё на кон и быть с ним, с парнем, имени которого даже не помню. Я приподнимаюсь на локте и смотрю на его прикрытые глаза. Тёмные прямые ресницы. Острые скулы. Чувственные пухлые губы. И вдруг понимаю, что никогда не ощущала себя живее. — Если ты правда хочешь, — мой голос дрожит, но я продолжаю. — Если правда хочешь отношений, то я готова попробовать. — Сложно, — он открыто смотрит в мои глаза. — Очень сложно. — Знаю. Но я сильная. Мне насрать на чужое мнение. Но если ты будешь смотреть на меня вот так, тогда я готова к любому дерьму. Вопрос лишь в том, нужно ли это всё тебе. — Нужно. Я устал быть один. Хочу тебя рядом. Но ты не представляешь, каково это. Если узнают, тебя ненавидеть из-за меня. Жизнь превратится в ад. Он запускает пальцы мне в волосы и давит на затылок, прижимаясь к моим губам. Прекрасно понимает, что быть вместе мы не можем, но позволяет себе мечтать. А потом смиряется и вновь плачет. И мне больно из-за его слëз и из-за иронии чертовой судьбы. Знаю его меньше суток, но хочу быть с ним несмотря ни на что, даже на кричащий голос моего рассудка. — Если ты действительно хочешь, — глажу его раскрасневшееся, заплаканное лицо ладонью, — то я готова рискнуть всем. Ван замирает и смотрит на меня сосредоточенно. — Ты шутишь? — он не верит. — Не шучу. Ты мне нравишься, — признаюсь и смущаюсь. На самом деле я уже его люблю. Он взвешивает сказанное, словно пробует слова на вкус. Поняв, что я настроена серьёзно, он натурально впадает в истерику, целует моё лицо и шею, смеется сквозь слезы, словно сумасшедший. Мне нравится его радость, так он ещё красивее, но я понимаю, что в его голове сейчас наверняка вырисовывается слишком безоблачная картинка. Если мы пойдём дальше вместе, то столкнëмся с вагонами отборного дерьма, и потому я жестоко возвращаю его с небес на землю. — Чего ты так радуешься? Тебя же заклеймят, может, даже разорвут контракт. Фанаты станут ненавидеть, коллеги будут шептаться, родители точно не поймут, — я жду реакции, но он и не думает успокаиваться. — Всё равно, — он целует меня и прижимает к себе. — Теперь я не one. Это. Это главнее всего.