Такси для одного / Taxi for One (18+)

Иногда мечты остаются всего лишь мечтами. Потому что жизнь не сказка. Чудес не бывает. Я просыпаюсь оттого, что рука затекла, и обнаруживаю себя в объятиях незнакомца. Его дыхание бегает по моему плечу холодным ветерком, а изящное запястье липнет к коже под моими ребрами. Воспоминания мигом наполняют мозг, и волосы мои начинают шевелиться, я нервно сглатываю слюну. «Боже, это всё действительно произошло?!» Стараюсь осторожно освободиться, чтобы не разбудить парня, и чуть не падаю с дивана. Во сне он ëрзает и переворачивается, обнимает уже свои плечи, словно ему зябко, и я не могу не накинуть на его наготу плед. Сбегаю в душ, чтобы смыть с себя события прошедшей ночи. — Что это, мать твою, было, Кара?! Совсем ебанулась от недотраха?! Переспала с ребёнком да ещё и пообещала ему отношения? Нет, конечно, первая часть и мне безумно понравилась, но кто тянул тебя за язык? Ты же знаешь, что врать нехорошо, так зачем с такой готовностью говорила парнишке об отношениях? Или что, теперь променяешь размеренную жизнь на роман с малолеткой? — разумная часть меня вопрошает безумную. — Конечно, не променяю. Это же бред… Невозможный бред. Я не могу списать свой поступок на опьянение, оттого вдвойне обиднее. Горячая вода не приносит облегчения, я упираюсь лбом в плитку и неподвижно стою. Начинает казаться, что я тону. Корю себя, что дала парню надежду. Что вообще поддалась порыву и ответила на его поцелуй. Что так жадно впивалась в его губы и несдержанно стонала от каждого его движения. От ещё горячих воспоминаний низ живота наливается тяжестью, и за мгновенное желание повторить нашу близость я злюсь на себя ещё сильнее. Какого чёрта я прячусь здесь?! Нет, я просто скажу ему всё, как есть. Он же не ребенок, всё поймет. Наверное. А если нет, то… Какая мне, в принципе, разница? Он просто улетит, а я продолжу жить своей обычной жизнью. И он, наверное, тоже. Ведь в реальности нет места сказкам. Вспоминаю его глаза, полные надежд, и на языке появляется горький противный привкус. Я разочарую его. Может, даже разобью сердце. Только от этого мне так хреново — об остальном не жалею. Я сглупила, нет, я охренеть как проебалась, однако обманывать себя дальше я не собираюсь. Как и строить отношения с этим… Хочется выпить чего покрепче, но я припоминаю слова своего мозгоправа: «Уход от реальности с помощью вспомогательных веществ приносит лишь временный эффект, но вы же прекрасно знаете, что он не решает проблем. А что, как вы думаете, могло бы эти проблемы решить? Какие ваши действия?» Fuck it! Решительно выключаю воду, отжимаю волосы. Тру разукрашенное тело полотенцем, словно чувствую грязь на коже, а не в своей безжалостной душе. Конечно, это не помогает ни капли. Облегчение я почувствую только когда скажу парнишке, что солгала. Он возненавидит меня, я извинюсь, но в итоге мы разойдёмся, словно не встречались вовсе, и жизнь снова пойдёт своим чередом. Да, пожалуй, вполне рабочая стратегия. Я облачаюсь в длинную футболку и, сглотнув подступившую от волнения слюну, выхожу из ванной. Подхожу к дивану и облегченно выдыхаю — Ван всё ещё сладко спит. Нагой, слегка прикрытый одеялом. Чертовски красивый. При свете дня он выглядит совсем иначе. Ещё чище. Ещё беззащитнее. Ещё притягательнее. — Так, стоп! Кара, какого хера ты стоишь и любуешься? Тебе ещё разбивать ему сердце, или что там у этих азиатов в груди. — Но ведь… нельзя так! Он не заслуживает жестокости. Будь с ним помягче, подготовь как-то что ли, — спорят голоса в моей голове. — Да что за бред! Лучше сразу во всем признаться, а не тянуть кота за… — И когда ты-я стала такой жестокой? — Сама знаешь. Теперь не собираюсь никого обманывать: ни ему, ни мне эти игры в любовь не нужны, мы слишком разные. Но, так и быть, я сделаю парнишке завтрак и отвезу в отель. На том — всё. Долгие проводы — лишние слезы! — Ты просто не хочешь признавать, что он тебе правда нравится, вот и торопишься скорее выгнать. Боишься боли, сложностей, да и в целом жопу поднять не хочешь, чтобы для разнообразия делать что-то ради кого-то, кроме себя любимой. — Ай, да заткнись уже! Будто не помнишь, на каком днище прозябала годами после ухода Сэма. Нахрен эту чёртову любовь, нахрен старания ради других! Просто умолкни. — Сама умолкни, дура. И подумай! Будто много кто смотрел на тебя такими восторженными глазами… — Заткнись. …или много кто трахал тебя до дрожи в коленках… — Зат. Кнись! — Когда тебя вообще целовали так… — ЗАТКНИСЬ! Резко, нервно выдыхаю через нос. Чтобы заглушить чертовы мысли, я отыскиваю беспроводные наушники, врубаю рок и ухожу на кухню — занять руки, сообразить что-то на завтрак. Омлет — слишком просто. И быстро. Тогда пришлось бы будить его через двадцать минут. Нет, нужно что-то посложнее, чтобы отсрочить предстоящий неприятный разговор. Время в запасе ещё есть. Киш, да, надо сделать киш. Повозиться с тестом и выпечь основу. Нашинковать лук и шпинат. Порезать бекон. Натереть сыр. Сделать заливку. Запечь. Этим я и занималась битый час-полтора, попутно намывая тарелки и столовые приборы. Bring me the horizon в ушах играет так громко, что я не замечаю, как за моей спиной маячит фигура. Обернувшись к столу, вздрагиваю от неожиданности и впиваюсь взглядом в счастливое лицо, светящееся, словно солнце. Невольно широко улыбаюсь в ответ, а в груди теплеет, словно на ней примостился котёнок. Это ещё что за хрень, сердце? Оглядываю его с ног до головы. Босые ноги, широкие штаны висят на выпирающих костяшках таза, руки заведены за спину, оголённый торс с кубиками пресса, красивая широкая грудь, розовые волосы неряшливо торчат во все стороны. В глазах лёгкое стеснение и нерешительность. Чёртов радужный единорог. Как сказать тебе, что всё, что я говорила тебе перед сном — фальшь и глупая фантазия? Ведь ты и правда заслуживаешь любви. Но не от такой, как я. Молчу, словно язык проглотила. Он нарушает тишину. — Пахнет… Волшебно. — Э-э. Кхм. Спасибо, — прочищаю оробевшее горло и отворачиваюсь к духовке. — Надеюсь, ты ешь лук и шпинат. Я тут приготовила… Ащ-щ-щ!!! Доставая пирог, я обжигаю предплечье о дверцу печки, но всë-таки доношу его до столешницы. Ван испуганно подлетает к раковине, включает холодную воду, хватает меня за руку и подставляет её под холодную струю. Да что за…! От внезапной и чистосердечной заботы мне ещё более хреново. Я уже не чувствую боли кожей, только его тепло и… мерзость где-то внутри от самой себя и того, что предстоит сказать ему. Уже всё решила, но никак не могу открыть рот. — Ты в порядке? — спрашивает он, и я киваю. Он перебирает слова. — Медикë… мëдичо… медикаменты? Есть? — Не надо. Всё хорошо. Садись за стол. Что будешь пить? — от стыда я отвожу взгляд и, стряхнув воду с руки, иду ставить чайник, словно ничего не произошло. Роюсь на полках с бакалеей, стараясь оставаться спокойной (хера с два) и предлагаю ему выбор. — Капсулы кофе кончились, есть только растворимый. Ещё чай, э-э, улун и эрл грей. А, ещё апельсиновый сок и молоко. Боже, храни Америку за канистры напитков с консервантами! Айдол соглашается на сок и спрашивает, не болит ли рука. Заверяю его, что совсем не болит. Сохраняю непринуждённый вид, пока он усаживается за стол, режу киш и раскладываю по тарелкам — пусть мальчишка сперва поест, иначе аппетит ему испорчу. Ставлю перед ним еду, смотрю в тёмные глаза. Ну, какого черта ты так ослепительно улыбаешься? Ещё немного — и я передумаю расставаться… — Bon appetit. Он делает небольшой поклон, а я усаживаюсь напротив и опускаю взгляд на еду, чтобы не видеть Его. Слышу звук вилки по тарелке. В голову запоздало приходит мысль достать ему палочки, кажется, у меня оставались лишние после доставки суши. И почему я раньше не додумалась? Подскакиваю и шарю по ящикам, наконец, кладу пакетик рядом с ним и соображаю, как протупила. Будь ты хоть самый азиатский азиат, есть пирог палочками не станешь. Наверное. Так, Кара. Ты ведешь себя, как дура. Сядь и успокойся. Возвращаюсь на место, затылком чувствуя его улыбку. Пытаюсь дышать спокойно. Но в груди тянущее чувство, словно мне предстоит прыгнуть в пропасть без страховки. — Спасибо. Это странное, но вкусно. Что за еда? — шепчет он, не притрагиваясь к палочкам. — Киш с беконом и шпинатом. — Интересно. Я давно не ел домашнее. Спасибо. Ну почему он такой милый?! — Хочешь, положу тебе с собой? — Было бы хорошо. А можно ещё сейчас? Я дотягиваюсь до противня и ставлю пирог перед ним. — Бери, сколько хочешь, — и он хватает еще пару кусков и долго жует с полными щеками. В это время я пью кофе. И думаю, как сказать то, что нужно сказать. Он пытается меня разговорить, я отвечаю на автомате. Смотрю на часы. Нет, так не может продолжаться. Я же только хуже делаю, поддерживая беседу. — Тебе скоро пора возвращаться, — начинаю я издалека, — Коллеги тебя не потеряли? — Скорее всего искали. Не знаю. Телефон сел, — айдол пожимает плечами и искренне улыбается мне. — Я как раз хотеть спросить. Напиши мне свой номер на листе и добавь себе мой, чтобы мы не… Не потерялись. Надо придумать, что делать дальше. Менеджер наверняка устроить сцену, но мне все равно. Вот оно. Самое сложное. — Слушай. Насчет этого… Я не. Не уверена, что всё, о чём мы болтали перед сном, хорошая идея. Мне было очень хорошо с тобой, но ведь ты понимаешь, что вчера мы просто. Кхм. Мечтали вслух. Этого ведь быть не может. Мы слишком разные. Да и зачем тебе проблемы? Отвезу тебя в отель, ты скажешь, что увиделся со старыми друзьями, и проблема решится сама собой. Его кадык подскакивает и опускается. — Значит, ты передумала, — эту фразу он говорит серьёзно низким голосом и совсем без акцента. Внимательно смотрит глубже, чем в глаза. В самую душу. — Прости. Я не должна была давать тебе надежду. Не знаю, зачем… — я не нахожу слов. Да что бы я ни сказала, легче ему не станет. — В общем, прости. Его улыбка мгновенно покидает бледное лицо, и в кухне словно становится темнее. Он чувствует себя неловко, на автомате кивает головой и поднимается. — Ладно. Тогда я пойду, — выходит в зал искать остальную одежду. — Я отвезу тебя, — иду следом. — Пойду один, — он натягивает мятую футболку. — Не глупи. Ты даже не знаешь, куда идти. И навигатор не работает вместе с телефоном. — Один, — повторяет он, а я теряю терпение, хотя сама виновата в таком его поведении. — Нет. Я знаю, что обидела тебя, и ты хочешь поскорее убраться отсюда, но одного не отпущу, даже не спорь! — повышаю голос, и он смиряется. Дальше мы все делаем молча. Одеваемся, собираем вещи. Я зачем-то упаковываю для него пирог и протягиваю контейнер, а парнишка смотрит в ответ, словно я издеваюсь. Но все-таки забирает коробочку. Нет таких слов, что могли бы описать возникшую между нами неловкость. Всю дорогу он молчит. Мне тоже нечего сказать, и все же, когда он вылезает из машины, я повторяю бесполезное «прости». От дверей отеля к нему сразу направляется кто-то из стаффа — наверняка обыскались — и я решаю скорее уехать, чтобы не привлекать лишнего внимания, хотя очень хочется проводить розовые волосы взглядом. Отъезжая, пялюсь в боковое зеркало, но его фигура быстро пропадает из виду. Только оказавшись в другой части города у гаража, я позволяю себе выдохнуть. Снова набираю воздух в легкие и выпускаю, так несколько циклов по кругу. Но тщетно, не отпускает ощущение, будто кислород не попадает в кровь. От чего я задыхаюсь? Все как раньше, все как всегда. Не о чем переживать — но я до боли стискиваю кулаки, и длинные ногти больно впиваются в кожу. На часах 11:17. Рановато для начала рабочего дня, да и хрен с ним — мне нужно отвлечься и не думать об этой странной встрече. Об этом странном… Всём. Вылезаю из машины и иду в офис. Здороваюсь с парнями, поднимаюсь наверх по сетчатой металлической лесенке. — На вызовы в Мариотт меня сегодня-завтра не ставь, — говорю без приветствия, заваливаясь в кабинет начальника. — Чего так? — он отвлекается от бумаг. — Просто. — Тебя что, обидел кто-то из постояльцев? — спрашивает босс. — Бэн, харэ играть в детектива, просто не вызывай меня в чертов Мариотт ближайшие два дня! — срываюсь я, скрещивая руки на груди. — Ладно, но если что — только скажи, мы разберёмся с любыми мудаками. Даже из Мариотта, — после моей просьбы начальник что-то печатает в ноутбуке и приглядывается к моему помятому лицу с недоверием. — Рановато ты сегодня. Выспалась хоть? Я лишь закатываю глаза. Фостер любит вести себя, как заботливый папаша. Я единственная девушка в его конторе, однако, хотя мое такси считается элитным, время от времени некоторые клиенты ведут себя по-свински. Обычно все проблемы такого рода я решаю сама, однако о каждом случае приходится уведомлять начальство, после чего говнюков вносят в черный список — вызовы от них мы больше не принимаем. В голове сумбур после произошедшего ночью. Видеться и тем более болтать с Бэном мне не хочется, однако каждую пятницу я пригоняю свой БМВ на осмотр перед загруженными выходными, так было и сегодня. В машине проверяют масло, записывают показания счетчиков, делают чистку салона и отмывают кузов от пыли. Стандартная программа, за время которой я успеваю пообедать в кафе неподалеку, проверить почту и пролистать инстаграм. Сегодня жарковато, что нередко бывает в октябре в Калифорнии, так что я расстегиваю пуговицы белоснежной блузки у шеи и закатываю рукава, обнажая тату. Получив чистую машину, ставлю музыку потяжелее и вывожу на планшет маршрутный лист. На вечер уже висит несколько заказов, а до той поры могу принимать онлайн заявки поблизости. Спустя минут двадцать спускаю рукава и проверяю отражение в крохотном зеркале — выезжаю на первый заказ в гольф-клуб. Потом везу на ланч какую-то шишку из AT&T. Затем привожу пару японцев из ресторана на окраине в офис Panasonic. День проходит размеренно. Я заставляю себя не думать о прошлой ночи, и всё-таки мысли сами собой возвращаются к парнишке. Особенно когда я заезжаю за холодным капучино. Или отвожу Мейсона Мактавиша на тренировку в Хонда Центр. Знаю, что с плаката на соседнем здании на меня все еще смотрит улыбчивый айдол, но не поднимаю глаз. — Это что, стыд? — думаю я, вспоминая блестки на его румяных щеках. И снова отвечаю сама себе. — Конечно, стыд. Ведь ты хотела как лучше, а в итоге лишь растоптала его милые ванильные надежды. Молодец, что сказать. На будущее — сперва думай (мозгом, а не тем, что у тебя между ног!), а уж потом делай! Хотя сегодня я неплохо заработала, в квартиру возвращаться не хочется. Работаю долго, после каждой поездки стараясь выходить из машины и разминать ноги. В перерыве между пассажирами заезжаю на заправку, сверяю график в маршрутном листе планшета. В расписании появились запросы рейсов на завтра, принимаю их все. Тем лучше — займу себя работой — и глупые мысли о Ван’е пройдут сами собой. К десяти я возвращаюсь из LA. Темнеет рано, однако Диснейленд подсвечивает город тысячей огней. Мне хочется еще покататься, но я устала, глаза саднит. Тыкаю в экран, подтверждая последний вызов, направляюсь к ресторану. Подъезжаю к шумной группе людей. — Fuck, — только и вырывается у меня. Неужели во всём Анахайме не нашлось другого чертова такси, чтобы везти именно ИХ?! Мы встречаемся взглядами. Заметив машину, а затем и меня Ван меняется в лице — сперва становится серьёзным, потом и вовсе отворачивается, упирая кулаки в бока. В это время двое его друзей подходят к БМВ и начинают усаживаться назад, что-то бурно обсуждая, хохоча и споря. — Добрый вечер, — приветствую я их, неотрывно следя за Ван’ом. — Ваш друг поедет, или больше никого не ждём? — Да что с ним такое сегодня?! Минутку, — почти без акцента говорит один из парней, высовывается в окно и кричит что-то на корейском. Наконец айдол разворачивается и идёт к машине, ему приходится садиться на переднее. — Отель Мариотт? — уточняю тихо. Он кивает, я плавно давлю на газ. Это так тупо, что мне становится смешно, и я закусываю щеку, чтобы не усмехаться. В этой встрече виновата лишь я. Корю себя за то, что из-за усталости не обратила внимание на точку прибытия. Весь чертов день без происшествий, и вот теперь… «Идиотка», — шепчу про себя, и с горькой улыбкой невольно мотаю головой. Ехать минут двадцать. Всю дорогу парни на заднем сидении обсуждают что-то. Ван молча глядит в окно, пока не получает от одного из друзей толчок в плечо и только после этого отвечает им. Я не смотрю на них, но все чувствую, улавливаю краем глаза. — Можете остановить у магазина? — спрашивают сзади. — Конечно, — киваю. — У нас оплата картой, это не проблема, если добавить остановку? — Нет, все спишется в приложении. — Хорошо! Заворачиваю на парковку у первого открытого супермаркета. Ван вылезает, нет, выскакивает из салона первым и решительно направляется ко входу. Провожаю его взглядом, почти физически чувствуя, что ему хреново. Остальные двое следуют, замечают его странное поведение и, мне кажется, начинают интересоваться, что с ним. Нервно сглатываю слюну. Отворачиваюсь. Зачем я вообще смотрю на него? Его поведение и самочувствие не моя проблема. Я открестилась от него днём, прогнала все произошедшее в голове по нескольку раз и решила, что это была всего лишь ошибка. Мы лишь приятно провели время. Очень. Приятно. Низ живота начинает ныть сам собой, отчего я невольно закусываю губу. «Да что за херня!» — нервно с силой бью по рулю, и отрывистый звук гудка разносится по парковке… Зажмуриваюсь и обхватываю ладонями лоб. С самочувствием что-то не то — давно я так не нервничала. Пока парни не пришли, включаю музыку потяжелее и стараюсь забыться под звук басов и гитарных рифов, закрыв глаза. «Мне должно быть похер. Он мне никто. Так почему меня волнует, что там этот розовый единорог чувствует?! Почему, мать твою?!» — Воу, так тяжело! Любите рок? — усаживаясь, спрашивает один из парней, и я мгновенно делаю тише. — Да. Прошу прощения. Скажете Алексе, какой трек поставить? Или выключить музыку совсем? Вспоминаю, что я водитель элитного такси, а не сопливая школьница. Беру эмоции под контроль, делаю наконец свою работу. Пока айдолы забираются обратно в такси, в их пакете шуршат пачки снеков, булькают напитки. Дети… Ван снова оказывается впереди, но теперь выглядит спокойно. Бесстрастно смотрит вперед, спрятав руки в карманах кофты. Его друзья на заднем сидении разговорчивы, всю дорогу до отеля наперебой просят аудиопомощницу ставить разные треки, весело и громко им подпевают. Наконец мой ранее молчавший любовник просит Алексу поставить песню. К Марриотту мы подъезжаем под грустную корейскую мелодию. Я не понимаю большинства слов, пока трек не доходит до куплета, и голос певца спрашивает тишину на английском: «Why am I alone?» Как бы ни обращалась к голосу разума, как бы ни старалась думать о чём-то другом — чувствую что-то щемящее в груди. Раздражённо морщу нос, потому что где-то близко подступающие слезы. Он совсем не случайно выбрал этот трек. Эта песня о нём. Черт бы тебя побрал, розовые волосы! Останавливаю машину перед главным входом отеля, сзади шуршат пакеты, парни вылезают. Наверное, совершать глупости уже становится нормальным для меня. Ван несколько раз дёргает ручку — безуспешно, потому что я заблокировала его замок с руля. Медленно отъезжаю с парковки, как только его друзья захлопывают за собой двери. Смотрю в зеркало заднего вида, они с удивлением провожают машину глазами, то переглядываются, то снова смотрят на мой удаляющийся багажник. Кожей лица чувствую обжигающий, непонимающий взгляд, но нарочно не оборачиваюсь к удивленному парню на соседнем кресле. — Позвони им, скажи, что всё хорошо, и ты просто попросил отвезти тебя в аптеку, — говорю ему медленно. Один из друзей опережает его, телефон моего пассажира начинает трезвонить. Слышу громкое возмущение на том конце провода. Ван негромко отвечает, успокаивает собеседника и кладет трубку. — Почему? — только и спрашивает он. — Надо поговорить, — отвечаю я, даже не представляя, что собираюсь ему сказать. Хрен с ним, сымпровизирую. Сворачиваю с главной дороги в тёмный переулок и останавливаю машину. Парень ждёт. Я молчу так долго, что это раздражает меня саму. — Прости меня, — тихо шепчу в неловкой тишине. — За что? — отвечает он спустя вечность. И правда, за что я извиняюсь? Несколько секунд я молчу, а потом словарный поток прорывает: — Прости за то, что дала надежду, а потом… Черт, ну ты же всё понимаешь. Я просто. Запуталась. И да, ты нравишься мне, но ведь мы… Я… — Можешь говорить медленно? Я не успеваю понимать. — Да, черт! Ну всё сложно, — снова бью по рулю, делаю глубокий вдох и поворачиваюсь к нему, говорю спокойнее, глядя прямо в чёрные глаза. — Ты совсем не знаешь меня, я не знаю тебя. Если честно, я даже забыла твоё имя. Но мне было так хорошо с тобой, как ни с кем не было. Потому я и ляпнула, что готова всем рискнуть. И это глупо. Безнадёжно. Бессмысленно. Сложно. Неудобно. Безрассудно в высшей степени. Но я, я тогда и правда хотела бы попробовать быть с тобой. Но ты же понимаешь, что мы из разных миров и… — Понимаю, — он отводит взгляд. — Отвези меня в отель. Сжимаю руль. Закусываю губу. Злюсь. — Нет. Не могу. — Почему? — Я ещё не всё сказала. Как бы объяснить… Я ведь не то что бы стерва, я совсем не хотела обижать тебя. — Я уже понял. Не надо… оправдаться, — говорит он, глядя в окно. Р-р-р! Да ни хрена ты не понимаешь! До скрипа сжимаю челюсть, просовываю руку под его сидение и дёргаю за рычаг, отодвигая сидушку далеко назад. Перелезаю через коробку передач, неловко устраиваюсь напротив него и хватаю его лицо в руки. Ошеломлённый парень сглатывает и еле слышно шепчет: — Отвези меня обратно. Пожалуйста. — Нет. — П-пожалуйста… — Нет же! Не могу. Не хочу! Нет, — я отпускаю его голову, закрываю ладонями глаза и утыкаюсь лбом в твердую грудь. Какого хрена я веду себя, как сумасшедшая? Боги! Слезы катятся сами собой. В моей голове ураган самых разных мыслей. В груди бьётся колючий клубок заглушенной боли, невыплаканных эмоций, разочарования и многолетней тоски. Знаю, что всё то же самое клубится и в его душе. Отнимаю пальцы от своего заплаканного лица и кладу ему на сердце. Он накрывает мою ладонь своей. Ничего не говорит. Я отстраняюсь и смотрю на него. В его глазах тоже поблескивают слезинки. — Ещё с утра мне было насрать, что ты там чувствуешь, но увидев тебя у кафе, я… А-а, ч-ч-черт! У меня сейчас голова взорвётся! Ты мне правда… Правда нравишься. На короткий миг я даже почувствовала, что с тобой в моей жизни вновь появился смысл. А потом я просто испугалась. Понимаешь? Это ведь не так просто. Это всё вообще невозможно… Разве? Снова совершаю глупость и целую его. Но вкус этой глупости слаще всего на свете. — Не здесь, — он отрывается от моих губ и останавливает руки, потянувшиеся под худи. Но не отпускает их. — Какая разница, где? — Нас могут видеть. — Не все ли равно? — спрашиваю я и по глазам понимаю — теперь, когда я его отвергла, ему совсем не все равно. И потому спешу успокоить. — На окнах тонировка, в этом темном переулке нас никто не разглядит. Судя по выражению лица, эти слова его не успокаивают. Может, не понял по-английски, может, переживает в принципе. Провожу пальцами по его шее, целую пухлые губы еще раз, отстраняюсь и вглядываюсь в темные зрачки, пытаясь понять, что творится в его голове. — Прости. Я больше не обижу тебя… …сильнее, чем уже обидела. Помимо культурного и языкового барьера между нами много лет разницы в возрасте. Мы из совершенно разных миров, но почему-то я понимаю его чувства, а он, наконец, понимает мои. Улыбается краем губ и сжимает мою ледяную от переживаний ладонь горячими пальцами. Не говоря больше ни слова, слезаю с него и сажусь обратно на водительское сидение. Пристегиваюсь. Веду машину далеко за город. Открываю окно, и теплый калифорнийский ветер треплет мои высветленные волосы, придает немного бодрости, хотя долгий рабочий день изрядно вымотал меня. Сворачиваю с трассы на дорогу к одному из песчаных пляжей, где обычно безлюдно. Мы молчим. Всё ещё неловко быть рядом. В груди всё ещё колет что-то неприятное. Всё ещё ни черта не понимаю. Но дышать уже немного легче: по крайней мере он не послал меня куда подальше, хотя стоило. — Почему, когда есть всё, чего-то все равно не хватает? — вдруг спрашивает он. — Деньги. Слава. Здоровье. Любовь поклонников. Я даже купил родителям дом. Должен быть счастлив, но. Я медлю, подбирая слова. Осознаю, что вопрос скорее риторический, но все-таки решаюсь ответить. — Понимаю, что ты хочешь выразить, но счастье эфемерно — такова природа человека. Чего-то всегда должно не хватать. Иначе бы мы просто перестали идти вперед. Перестали бы развиваться. Пресытились бы счастьем, тогда вообще всё потеряло бы смысл. — Я хочу счастья. Но уже не вижу смысла идти вперёд. Оно вроде бы есть, но словно не... недостигательно. — Недостижимо, — шепчу я, поправляя. Протягиваю ему руку и сжимаю теплую ладонь. Я и сама не знаю, в чём глубинный смысл наших бесконечных трепыханий, но сейчас его тепло — одна из причин, почему мне необъяснимо хочется жить дальше. — Надеюсь, днём тебе не сильно влетело? — меняю тему, хочется говорить о всякой ерунде. — Было бы хуже, если б я опоздать на тренировку. А так только менеджер… — Отчитал? — предлагаю подходящее слово на английском. И он согласно кивает, а я вздыхаю. — Прости, кажется, теперь у тебя опять будут проблемы из-за меня. — Все равно. Кстати, сколько я должен за прошлую ночь? Я отнимаю руку, закашливаюсь от возмущения и даже отвлекаюсь от дороги, буравя его взглядом. — Прости? Ты что думаешь, что я… девушка по вызову?! — Боже, нет. Но ты же работала, возила меня всю ночь. — Дурачок, — хотя дура тут скорее я, на душе мгновенно отлегло. — Я была с тобой бесплатно, просто потому что мне так хотелось. И сейчас тоже. — Почему? — Что почему? — Почему проводишь своё время со мной просто так? Я не могу понять. Специально заставляет повторять это? — Я же сказала, что ты мне нравишься. В этом я не лгала. Ты… чудесный. Хотя я знаю тебя всего ничего, уже сейчас понимаю, что ты добрый, заботливый и простой. — А лицо? — Что лицо? — Ты ничего не сказала про мою… мою внешность. — Э-э. Ну, — даже не знаю, что ему сказать, — говорила вчера. Ты бесспорно очень красивый. Но, прости, азиаты не в моём вкусе. Внешность в принципе переоценивают, знала я одного красавца, так он был редкостным мудаком. После него внешняя красота для меня совершенно ничего не значит. Скорее даже отталкивает — теперь мне кажется, что красавцам нельзя доверять. Извини, если такое мнение тебя расстроит. — Наоборот. Хорошо, что тебе не нравится, — Ван хмыкает и тянется за моей ладонью. — Странно это всё. Но мне нравится, что ты честная, можно я буду тоже? — Нужно. — В Корее нельзя. Нужно уважать старших. Быть вежливым, а не честным. — Слышала что-то такое от племянницы, да. Но со мной можешь говорить на равных. О чём угодно. — Да, я так и собирался, — он делает паузу. Звучит намного серьёзнее, чем вчера. Почему-то с самого начала нашей вечерней беседы у меня ощущение, что он повзрослел. Неужели всё из-за меня? — В общем, сегодня я тебя любил и ненавидел. Мне было сложно, а ты сделала хорошо. И я был так счастлив. Казалось, что ты спасешь меня, но потом ты предала. И я был такой злой. Такой расстроенный. Но вот сейчас мы едем, и я не чувствую плохого. Опять хорошо. Как так может быть? Теперь уже я сжимаю его пальцы. Тоже не понимаю, отчего рядом с ним мне. Хорошо. — Знаешь. Я весь день думала, что больше мы никогда не увидимся, но, буду честна, в глубине души, наверное, мне хотелось снова встретиться. — Почему? — Да не знаю я, почему. Забираю руку, чтобы передвинуть рычаг передачи, и паркуюсь далеко от нужного нам места, но дальше не поеду — колёса увязнут в песке. Оборачиваюсь к парню, продолжая разговор. — Может, извиниться хотелось. А может, полюбоваться тобой. Или побыть вместе. Или узнать, что у тебя все хорошо после того, что я сказала. Не знаю! Если честно, у меня сейчас чувство, что я не принадлежу сама себе. Все так странно и сложно… — Да. Сложно. Ты меня похитила. Вглядываюсь в темные глаза с непониманием, холодок страха пробегает по спине. — Прости, мне показалось, что ты не против. Отвезти тебя обратно? — Нет. Я другое иметь в виду. — Тогда я не догоняю. — Вот тут похитила, — и он указывает пальцем на висок. — М-м, — всё ещё не понимаю этой фразы. Мы недолго сидим в тишине. — Идём на пляж? Он кивает, вылезаем из БМВ и с гравийной дорожки сходим на песок. Хотя ещё относительно тепло, вокруг ни души. Я снимаю обувь и тащу в руке. Другую ладонь протягиваю ему, и наши пальцы переплетаются. До чего же странно всё это. Ещё страннее, чем вчера. Но в душе тихо, словно после бури наступил штиль. Отходим далеко от машины. Вокруг темно, свет луны поблескивает на неспокойной воде. Кое-где из-за чернильных облаков проглядывают звезды. Но я не вижу ничего, кроме него. А он, наоборот, беспрестанно оглядывается по сторонам. — Будем плавать? — Извини, сегодня не хочется. Да и полотенце осталось дома в сушилке. Давай просто посидим на берегу и послушаем море? — Окей. Сядем здесь? — Нет. Немного дальше. Видишь во-о-он там кусок скалы. — показываю пальцем. — Пойдем туда. — О-о. Далеко. — Ты устал? — Немного. — Ладно, тогда давай останемся тут. — Нет, идём, — он шагает вперёд и тянет мою руку. И мы снова молчим, плетёмся, поднимая ступнями остывший песок. Рядом со скалой я замечаю протоптанную дорожку — нам туда. — Этим путём поднимемся и сядем вон на том выступе. Ты ведь не боишься? Вместо ответа он неспешно кивает, и я начинаю подъём. Хотя тропа утоптана тысячей ног, моим голым ступням больно от жёсткого камня. Когда я слегка покачиваюсь, его рука сильнее сжимается на моей ладони, и потому дальше я иду осторожнее и медленнее, чтобы не оступиться и не создать для него своей нелепой смертью проблем. В конце концов мы добираемся до нужной точки и усаживаемся, свесив ноги над обрывом: не очень высоко, тихо и отсюда приятный вид. Здесь за городом намного темнее, почти не видно, где небо перетекает в море. Спокойно и безветренно, но мне отчего-то зябко, хотя ночь слишком тёплая даже для калифорнийской осени. — Слушай, а… — мне неудобно просить его сесть еще ближе, так что я сама двигаюсь к нему и пытаюсь обвить его тело руками. — Ничего, если я… — Ничего, — делает глубокий вдох и шепчет, — но ты так пахнешь. — Кхм, — смущаюсь и отстраняюсь. — Извини, весь день на работе, не успела принять душ. — Нет. Я имею в виду, что вкусно. — А-а… — я облегчённо выдыхаю и кладу щёку на его плечо. Зачем-то поясняю. — Просто духи. 212 VIP. Он достаёт телефон и что-то быстро пишет. Из вежливости смотрю в другую сторону, а от любопытства спрашиваю: — Тебя ещё не объявили в розыск? — Нет, но похоже, что недолго осталось. — Тогда идём обратно, пока это не стало проблемой. И прости, что потащила в такую даль… — Мы же только пришли. Ты даже не сказать, зачем мы здесь? — Я и сама не знаю, — дёргаю плечами. — Просто так, захотелось сюда. Ты злишься? — Нет, — он смотрит испытующе. — Только все это дает мне дурацкую надежду. Но потом снова будет больно, да? Ведь ты не передумать? Я молчу, совершенно запутавшись. Жмусь в его объятьях, но при этом осознаю, что снова оттолкну его. Я знаю. Прекрасно знаю, что это ещё более жестоко, чем просто прогнать его. Обманываю себя, что от этих объятий должно стать легче ему. Но нет, я лишь тешу свои странные чувства. Мне стыдно, но ничего не могу с собой поделать. Я как ребёнок, который дорвался до сладостей: не хочу выпускать из рук лакомство, но на одних конфетах, понятно, не протяну. — Прости, что мучаю. Я хотела бы сделать тебя счастливым, но, кажется, это не в моих силах. Давай просто побудем вместе, пока ты не улетел? Эгоистично, Кара. Зачем ты с ним так? Отпусти. — Нечестно, — констатирует он. — И я должен уйти, но не могу. Мне хочется быть здесь, и я рад, что ты увезти меня. Хоть это лишь иллюзия, но вот так с тобой рядом кажется, что всё хорошо. Поднимаю виноватый взгляд на непривычно серьёзное лицо. Его голос сейчас звучит низко и хрипло, словно он простыл. — Теперь можно поцеловать тебя? — слетает с моих губ само собой, и я хочу броситься в пучину от стыда. И сделать ещё хуже?! Не смей, дура! Лучше правда с обрыва прыгни! Отпусти! — Делай, что хочешь, — отвечает мне моей же фразой и смотрит сверху вниз чёрным непроницаемым взглядом. Я медлю, потому что мозг начинает наконец шевелиться. Разум кричит, что нельзя целовать его, и руки с его талии стоит убрать. Нужно отвезти его в отель поскорее. Никогда больше не попадаться на глаза. Не портить мальчишке жизнь. Не оседать в его голове дурными воспоминаниями. Не ранить. Не привязывать и не привязываться. Поставить, наконец, в этих чудных двухдневных отношениях точку, а не все остальные, мать их, знаки препинания. И к психологу записаться — проработать этот звездец и вернуться к своему нормальному состоянию безэмоциональной стервы. План надёжен, как швейцарские часы. И проваливается с треском, потому что Ван, не дождавшись действий от меня, сам опускает голову и медленно касается моих губ. Теперь я в глубокой заднице. Или в раю? Он заваливается на спину, увлекая за собой, я перекидываю ногу, обхватываю руками розовый затылок и нависаю сверху. Мы впиваемся друг в друга жадно и несдержанно, словно хватаем живительный кислород. На краю обрыва в прямом и переносном смыслах. Он обнимает и прижимает к себе, хочу запустить руки под его толстовку, но держу в ладонях его голову, чтобы он не лежал на камне. Каждый раз когда наши языки касаются, по телу волнами пробегают мурашки. Непрошеные слёзы снова подступают, но я зажмуриваюсь и ощущаю себя совсем-совсем бесповоротно потерянной. Что со мной? Почему мы здесь? Почему всё это происходит? Почему так хорошо и одновременно больно до одури? Как вообще возможны такие яркие чувства к незнакомому, столь непохожему, во всём иному человеку? — Сирена, — с акцентом шепчет он, утыкаясь носом мне в шею. Я отстраняюсь и смотрю на него влажными глазами. Из-за темноты и моих слёз картинка расплывается, теперь передо мной лишь расплывчатый образ его лица. Шепчу дрожащими губами: — Я очень хочу быть с тобой, но нам надо прекратить это… — Ещё немного, — он запускает пальцы в мои волосы, — прошу. И я сдаюсь без сопротивления. Снова целую, но теперь прохожусь от уголка его губ до виска, спускаюсь к скулам и шее. Кусаю, облизываю, снова кусаю, целую со страхом, словно через мгновение его не станет. Случайно задеваю его ширинку, и он стонет мне в губы, хватает за плечи, разрывая касание. — Всё. Не могу. Если продолжить, я не смогу отпустить. И мне приходится… приходится слезть, потому что иначе и я не смогу отпустить. Перекатываюсь на спину, смотрю на бездонное небо и дышу ртом, словно опять тону. Нащупываю его руку и сжимаю. Мне хочется сказать так много, но я только цепляюсь за его пальцы, потому что слова не передают. Ничего, мать их, не передают! Безумие. Чистое безумие. — Нам пора, — шепчу спустя несколько долгих, мучительных минут, хотя мне совсем не хочется двигаться и особенно — отпускать его руку. И все-таки мы заторможено поднимаемся. Он без спросу накидывает на мои плечи свою кофту, оставшись в футболке. Плетёмся к машине медленно, молча. Усаживаемся, возвращаю ему толстовку. Отъезжаю. — Надо заехать в драгстор. Купить Тайленол для приличия. Скажешь друзьям, что круглосуточная аптека была далеко. — У меня от тебя действительно голова кругом, — говорит он тихо. — Что? — Ты придумывать мне оправдание. — Нужно правдоподобное алиби. Не хочу, чтобы у тебя были проблемы. — Ну почему ты такая? — он шумно выпускает воздух из лёгких и упирается лбом в боковое окно. А я не понимаю, чем опять его обидела? — Побудь тут, я быстро, — говорю, остановившись у аптеки. Хватаю таблетки и бутылку воды. А ещё пару батончиков, которые он брал вчера, и зачем-то набираю стопку Reeses, которые нравятся мне. Потом кидаю в пакет ещё кучу всякого неполезного дерьма, в надежде, что сладкое его немного приободрит. Снова оказавшись в машине, передаю ему покупки, он принимает их молча и снова утыкается лбом в окно. До отеля едем в тишине. Он дёргает ручку двери, стоит мне только остановиться. Хочет сбежать, а я опять терзаю его, не снимая блокировку. — Надеюсь, у тебя всё будет хорошо, — не смотрю на него, чтобы не расплакаться снова. Нажимаю на кнопку. — Спасибо, — говорит он, открывая дверь. Оглядывается. Но больше ничего не говорит. Уходит. На этот раз не провожаю взглядом. Пора отпустить его навсегда. Только вот в голове чувство незавершенности — наверное, стоило попрощаться. Домой заваливаюсь разбитой. Побаливает спина, кажется, лежание на холодной скале не пошло на пользу моим костям. На руках помимо ожога невесть откуда взявшиеся царапины. Я плетусь в душ, сбросив одежду прямо на пол. После него — голой в кухню. Пью ром прямо из горла. Дальше в спальню, без сил заваливаюсь на кровать и пытаюсь отключиться, но рывком сажусь. Запах НАС пропитал простыни, и я лезу в комод за сменным постельным. Только сменив его, могу наконец провалиться в неспокойный сон. Просыпаюсь с рассветом, около семи утра. Гляжу в потолок. В стену. На зашторенное окно. Вспоминаю Его глаза в тот момент, когда… Нет, стоп, хватит. Отпустить. Забыть. Жить дальше. Поднимаюсь и иду прибираться. Занимаю себя делом: поднимаю одежду, убираю диван, расставляю вещи по местам, мою посуду, заполняю стиралку и завтракаю остатками пирога. Отвлечься не получается: слишком многое (решительно всё) напоминает о Нем. Придумываю правило на будущее — не приводить мужиков в дом хотя бы несколько первых месяцев знакомства, ибо к чёрту такие воспоминания. От нечего делать прокручиваю ленты соцсетей, но, быстро устав от приторно счастливых лиц знакомых, лезу в рабочее приложение. В общем списке на позднее утро висит пара нераспределенных заказов. Тыкаю «принять», но они не появляются в маршрутном листе. Какого чёрта? Пробую ещё несколько раз — ничего не меняется. Ну, ничего, я же не пальцем деланная, залезаю в ноут и подключаюсь уже с него. В простеньком личном кабинете ввожу ключ администратора и перепроверяю код. Все работает исправно, но в чем проблема, я понять не могу. В итоге пару раз пересохранив кодировку, принудительно вешаю на себя один из указанных маршрутов — уснуть все равно не смогу. Начинаю предрабочую рутину: накраситься, отгладить сорочку (сегодня черную под стать настроению), начистить лоферы. Приходит сообщение от босса: «Малая, ты чего там накрутила?!» Отвечать не тороплюсь. Погружаясь в салон БМВ, проверяю тот самый заказ. «Отель Мариотт — Аэропорт Лос-Анджелес». Нервный смешок слетает с губ. — Кара, тебе точно пора провериться у врача! Кажется, ты своими собственными ручками записала себе вызов, от которого открещивалась вчера. Ну не дура ли? — Тш-ш! Это просто вызов в аэропорт! Просто вызов в аэропорт, мало ли кто из постояльцев улетает сегодня. — Конечно, конечно. Конечно… Конечно, это Они направляются в LAX . Подъезжая к отелю, издалека вижу несколько других тонированных машин. Много стаффа и, кажется, небольшую толпу фанатов. Один из менеджеров стучит в окно, сообщает, что ехать нужно будет организованной группой, мое авто — четвёртое. Киваю и жду ещё минут двадцать. Уговариваю себя думать о чём… о ком угодно, лишь бы не о Нём, но яркие розовые волосы различаю даже в толпе. Сердце пропускает удар, потом ещё один. Невольно вытягиваю шею, будто это поможет рассмотреть его. Ван погружается в первую машину, даже не посмотрев в мою сторону. «Тем лучше», — только вот в сердце разрастается самая настоящая обида. Из-за которой я не сразу соображаю, что надо подъехать на освободившееся место. Помощники погружают багаж. Ко мне в салон садятся трое. Тот самый менеджер, что подходил раньше, парнишка из группы и огромных размеров секьюрити. Как всё-таки вышло, что пару дней назад я везла Его на концерт совсем одного? — Обгонять нельзя? — спрашиваю с надеждой, но получаю от корейца строгое покачивание головой и битый час пути плетусь за чёрным Лексусом. За это время смиряюсь, что мысли о Нём из моей головы не выгнать, и придумываю тысячу и один вопрос, который никогда не смогу задать самому Ван’у. Гадаю, как он оправдывался и что сказал коллегам. Что сделал со сладостями? Съел ли пирог? Выспался ли? Жалею, что ни слова по-корейски не понимаю, потому что пассажиры несколько раз точно произносят его имя. Или не его? Подъезжая, наконец, к парковке аэропорта, оживляюсь. Даже волнуюсь. Мои пассажиры вылезают мгновенно, что-то говорят мне, но я их уже не слышу. Всё внимание сосредоточено на толпе впереди. Надеюсь, что удастся увидеть Его глаза ещё раз. Не знаю, зачем мне это, но я чуть ли не молюсь, когда снова вижу из-за спин охранников, как его крашеные волосы исчезают под капюшоном толстовки. Сжимаю руль. Ну, пожалуйста! Взгляни на меня хоть на миг. И я отпущу тебя насовсем. Но он уходит быстро, даже не обернувшись. Потому что жизнь не сказка. И чудес не бывает. Сглатываю горечь во рту и отъезжаю из зоны высадки пассажиров. Еду на автопилоте. Да и ладно. Всё так и должно быть. Нет, не ладно. Должно быть как-то совсем иначе. Без этой чернейшей пустоты в голове. Без тяжести в грудной клетке. Должно быть как раньше. Как раньше? Нет. Не будет. Я торможу у самого выезда с парковки пятого терминала. И залезаю в интернет. Гуглю, где запланирован их следующий концерт. Потом ищу рейсы до Окленда. Прикидываю, на каком из них они полетят, и решаю, что вряд ли на ближайшем экономе. Следующий — через два часа. «Взлеты и посадки — самые опасные части перелетов», — всплывает в голове мамин голос. Решаю дождаться вылета. Все это время сижу в машине и смотрю в Авиасканер. Ближе ко времени их предполагаемого вылета по расписанию я вылезаю из машины и провожаю взглядом каждый взлетающий самолет. Когда приложение пиликает, что нужный мне рейс отправился, ещё раз смотрю в небо. Шепчу: — Goodbye, One. Так и начинается мое одержимое безумие.