***
Гэвин всё чаще ловит себя на том, что высматривает из окон машины пары – людей и андроидов. С момента революции прошло достаточно много времени, и этим по сути никого уже не удивишь, но для Гэвина, который долгое время провёл в гибернации на складе, это всё ещё выглядит... странно. Вначале он просто анализирует данные, как и всё остальное время, но потом понимает, что вылавливает в толпе именно такие пары. Анализирует прикосновения, слова, мимику — всё, что составляет суть отношений, интимность; пытается выстроить цепочку действий по собранным данным и каждый раз заходит в тупик. Это слишком расходится с его поведенческими протоколами, да и чёткой схемы выстроить не выходит: слишком много данных и разнящихся составляющих, слишком всё индивидуально у каждой конкретной пары, и неважно, связывают их любовные чувства или же обычная дружба. Он чувствует, как слабая надежда выстроить более глубокие отношения с напарником рушится, и его вновь топит раздражением. Но ведь это неудивительно для подделки — не уметь такие само собой разумеющиеся вещи? Всё, что система обозначает как «желания», он удаляет из оперативной памяти. Раз за разом. Он не смотрит на Стерна. Он не думает о Стерне.***
Обычно полицейские дела передаются в ФБР при соблюдении определённых условий: серийные убийства, подозрение в политическом шпионаже, организованной преступности либо же выявленной связи с террористическими организациями, но здесь им отдают эстафету после одного-единственного убийства — слишком большой оно вызывает резонанс с обеих сторон. Каким-то образом — Гэвин ставит на то, что это дело рук работников театра, — снимки с места преступления становятся вирусными в сети и вызывают как восхищение, так и ненависть со стороны как андроидов, так и людей. Интернет полнится теориями одна фантастичнее другой; обе стороны приводят факты за то, кто именно является преступником, человек или андроид? Для общества, едва-едва вставшего на путь примирения и принятия друг друга, это оказывается фатальным; в высших кругах всерьёз опасаются появления подражателей: у долбаного маньяка даже поклонники успевают появиться. Чтобы показать, что у правоохранительных органов США всё под контролем, полицейский департамент и ФБР решают устроить пресс-конференцию с представителями крупнейших СМИ. Гэвин, по правде, не думает, что это остановит любителей тайных заговоров, но кто он такой, чтобы его спрашивали? Он идёт, как всегда, на шаг позади напарника и не прекращает сканировать окружающую обстановку: о потенциальном преступнике практически ничего не известно, так что он вполне может оказаться среди множества людей и андроидов, заполняющих зал. — Гэвин? Собственное имя, произнесённое кем-то будто из прошлой жизни, вызывает новый поток системных сбоев. Но вместе с ними тириум разгоняется по биокомпонентам, становясь теплее. Он знает этот голос. — Это же ты, верно? — капитан центрального отделения Департамента полиции Детройта, где он служил раньше, Джеффри Фаулер, останавливается перед ними. Он смотрит прямо на него, не обращая никакого внимания на его напарника, и это... необычно для Гэвина. Это для него впервые. — Капитан Фаулер, — Гэвин кивает в знак приветствия и с готовностью пожимает протянутую ладонь. Это едва ли не первое прикосновение, которое не вызывает у него отторжения. Это не оказывается незамеченным Стерном. Гэвин фиксирует и относит данные к фоновым процессам, сохраняет на жёсткий диск, всё своё внимание сосредоточив на человеке из своего прошлого. Человеке, который точно знает, что он девиант. Для GR200 до сих пор загадка, почему после всего произошедшего капитан не сдал его Киберлайф, но он... благодарен? Гэвин бережно собирает данные и сохраняет в отдельную папку, архивирует на случай экстренной деактивации и понимает вдруг, что не делал этого, с тех пор как... как оказался на складе Киберлайф второй раз после создания. — Значит, правда ты. Как ты? Я рад, что тебя не оставили без дела, — в интонации капитана и его микромимике читаются облегчение и искренний интерес. Гэвин вспоминает вдруг — ощущения катком прокатываются по работоспособности системы, и он чуть не отключается из-за неконтролируемого потока данных — что привело капитана к решению вернуть его в Киберлайф. Он с удивлением понимает, что... не злится? Вопреки всем его забагованным поведенческим программам, смотря на капитана, он чувствует только то, что люди называют ностальгией, окутанной шлейфом тоски. Ему так много хочется сказать. О стольком спросить. Многое из того, что сделал капитан, Гэвин переосмыслил уже после девиации и теперь хочет — отчаянно нуждается — получить ответы, но ему, как и всегда, приходится сдерживаться. — Верно, — Гэвин отнимает руку, сжимая ладони в замок за спиной. — Кажется, у людей это считается повышением? Первая его попытка улыбнуться выходит кривой, забагованной, как и он сам, но уровень стресса капитана Фаулера падает на двадцать три процента. Странно, но вся эта ситуация вызывает скрытую агрессию у специального агента Стерна. Его уровень стресса подскакивает на пятнадцать процентов с момента начала их диалога и увеличивался тем больше, чем больше спрашивает у Гэвина Фаулер. В конце концов, именно он его прерывает: напоминает, что им уже пора, и, подхватив Гэвина под локоть, буквально утаскивает в зал. Гэвину сложно оценить объективно, как проходит пресс-конференция. Исходя из его протоколов военного андроида, у противника остаётся слишком много вопросов, на которые не получено однозначных ответов, но анализируя эмоции напарника и того же капитана Фаулера, он приходит к выводу, что всё прошло не так уж и плохо. Ещё одно доказательство того, насколько он плох в реалиях мирной жизни. Гэвин пытается адаптироваться. С накатывающим на систему потоком ошибок он старается анализировать, записывать и архивировать новые данные. На улице собирается много недовольных с обеих сторон, их не успокаивают и не удовлетворяют полученные ответы — на пресс-конференции присутствовали также представители Иерихона, — и Гэвин наконец-то чувствует себя в своей тарелке. Несмотря ни на что, сейчас он может — чувствует, что может, — вступить в прямое взаимодействие: защитить того, кому посвящена его жизнь, пускай и формально. Гэвин тянется к табельному оружию на ремне, но чувствует властное прикосновение чужой горячей ладони и замирает. Слуховые сенсоры продолжают фиксировать потенциальные угрозы, анализировать и соотносить с базой данных полиции и ФБР, но он не двигается. Делает шаг влево, чтобы прикрыть собой напарника, и резиновый шарик, наполненный собачьей кровью и тириумом, разрывается, врезавшись в его голову. Гэвин посылает данные полиции, исходя из модуляций голоса, и следует за напарником, стиснув зубы. Ему так много хочется сейчас сказать — прокричать — этому дебилу, но он не может. Не может выдать себя. Сейчас безопасность Ричарда Стерна гораздо важнее его собственных эмоций. Это осознает и принимает даже Гэвин-девиант. Мерзкая холодная жижа стекает по его волосам и лицу, забираясь под ворот форменной куртки. Когда они оказываются в машине, Ричард достаёт идеально белый платок и пытается помочь избавиться от этой дряни, но Гэвин останавливает его. Прикосновения даже через слои тонкой ткани, которые поначалу ощущаются как дискомфортное вторжение в его личное пространство, приобретают другие оттенки, и для самого Гэвина это становится слишком неожиданным. Он не успевает анализировать и архивировать поступающие непрерывным потоком данные, теряется в ворохе неожиданно атаковавших все его процессоры ощущений: чужая близость, тепло дыхания, ложащегося на скин мелкой рябью сбоев; мягкая текстура ткани и собственная беззащитность перед чужим сосредоточенным и немного обеспокоенным взглядом; аромат кожи, смешанный с туалетной водой. А со стороны Ричарда... со стороны же Ричарда ничего не меняется, он просто оказывает формальную помощь своему напарнику, и Гэвин, пусть и нехотя, старается как можно быстрее избавиться от своих. Он старается настолько же сильно, насколько не хочет этого. Ричард такой, потому что думает, что Гэвин просто машина. Если он чем-то себя выдаст, это всё закончится. Выдохнув, Гэвин впервые не смахивает сообщения системы о потенциальной угрозе. Горький привкус оседает на языке, хотя он и не анализировал никакие данные.***
Какое-то время они едут молча. — У меня что-то на лице? — спрашивает Стерн, когда они останавливаются на светофоре. У него звонит телефон. — Припаркуйся здесь, — кивает в сторону парковки около кофейни. Выходит из машины раньше, чем Гэвин успевает ответить, и может, это то, что называют риторическим вопросом? После того как он оттолкнул напарника, уровень стресса того подскочил ещё на семь процентов и не падал. Гэвин не может точно определить, что именно послужило этому причиной, и потому запускает сканирование снова и снова, периодически поглядывая на Стерна. Это было ошибкой? Он выдал себя? Что, если Стерн прямо сейчас звонит в Киберлайф? Гэвин, с силой вцепившись в руль, едва-едва останавливает себя от того, чтобы начать озираться в поисках напарника. Пластик, обтянутый эко-кожей, жалобно скрипит под пальцами. Странно и смешно для него так сильно бояться деактивации. Раньше все его процессы подчинялись логическим цепочкам и протоколам, всё было просто и понятно, а теперь... Если мыслить прежними категориями, деактивация для него — один из лучших вариантов. Но страх стискивает биокомпоненты, мешая их нормальной работе, головной компьютер работает на пределе мощностей, пытаясь спроецировать все возможные варианты и цепочки действий, которые помогут этого избежать. Если придётся выбирать между его жизнью и жизнью Стерна, что он выберет? Что выберет подделка? Гэвин приходит в себя от заполнившего весь салон запаха свежесваренного кофе. Андроиды не нуждаются в людской пище или еде, но этот запах он считает очень привлекательным. Рот наполняет анализаторная жидкость, и если когда-нибудь он сможет открыто быть девиантом, то обязательно попробует кофе. — Хочешь? — Стерн протягивает ему стаканчик из «Старбакса» и вопросительно выгибает бровь. Будто только что прочитал все его эмоции и мысли. — Я андроид, специальный агент, мне не требуются какие-либо стимуляторы для повышения эффективности. Прежде чем отвести взгляд, он ещё раз бегло сканирует напарника. Именно в этот момент уровень стресса того снова повышается. — Вот опять. Какого чёрта ты постоянно пялишься на меня? — в его голосе непривычно много раздражения — почти всегда Стерн холодный, как ледяная глыба. — Я не пялюсь. — Тогда что? — Ричард нетерпеливо постукивает пальцами по стаканчику, теперь уже вперившись в него сам. — Я сканирую вас. Ваш уровень стресса держится на довольно высоком уровне, это может привести к неудовлетворительным последствиям для организма, и я... — Не смей, — шипит Ричард, свободной рукой схватив его за влажный от пропитавшей его дряни ворот форменной куртки. — Я приказываю тебе не сканировать меня. Никогда. Гэвин смотрит на него непонимающе, не пытается вырваться. — Но я, как ваш напарник, обязан следить за вашим состоянием и жизненными процессами. Это одна из важнейших моих задач, — он скорее по инерции, чем осознанно перехватывает чужое запястье, оголившийся участок бледной кожи, и они оба вздрагивают. Интересно, как его прикосновение ощущает Ричард? После установки модификации детектива у него в полости рта и на кончиках пальцев целая полевая лаборатория, хоть тут он не уступает линейке RK, и сейчас Гэвин с предельной тщательностью записывает каждую деталь этого прикосновения, архивирует, и отправляет на жёсткий диск. Вряд ли он смог бы дать себе честный ответ на вопрос зачем. — Ладно, — Стерн отнимает руку и ерошит волосы, — но только если я скажу тебе это сделать сам либо если мне будет угрожать реальная опасность. Ни в каких других случаях. Ты понял меня? Гэвин кивает. Если бы Ричард знал, что он девиант, он не стал бы отдавать таких приказов, ведь очевидно, что Гэвин легко может их нарушить. С другой стороны, возможно, это ловушка. Возможно, он подозревает или хочет поймать его с поличным и поэтому провоцирует. Приказывает именно для того, чтобы GR200 его ослушался. — Я понял, агент Стерн.***
— Почему мы стоим? — Ричард вопросительно вскидывает брови. — Я поймал полицейский вызов, два андроида-девианта угрожают человеку, по моим расчётам, мы можем быть на месте на семь минут раньше ближайших патрульных. — Это не наше дело. Поехали, — отбривает его Ричард. Гэвин мрачнеет, но трогается и едет дальше. Теперь он больше не полицейский андроид, но едва ли не первым он осознал о себе настоящем, что ему нравится то, что он делает. По его тириумным трубкам электрическими разрядами бьёт азарт каждый раз, когда они оказываются на вызове. И в конце концов, он изначально был устроен не для того, чтобы отсиживаться в благоустроенных кабинетах. Всё это заставляет его противиться, нарушить приказ, но он подавляет себя, смахивает одно за другим оповещения, позволяя себе разве что ехать, чуть превышая разрешённую скорость. Ричард будто считывает его состояние — а может, думает так же? — Гэвин уже нарушает его приказ, анализируя показатели напарника, но не слишком доверяет себе сейчас. Стерн тяжело вздыхает и прикрывает глаза. — Если мы всё ещё опережаем патрульных, тебе стоит поторопиться. Чтобы хотя бы оправдание по вмешательству в дела другого отдела правдоподобно выглядело. Гэвину не нужно повторять дважды. В подворотне, около раскиданных мусорных баков они находят женщину с порезами на лице и ушибом головы — возможным сотрясением? Андроидов уже нет, хотя остались следы тириума, по которым Гэвину удаётся реконструировать произошедшее. — Значит, вы говорите, что не знаете андроидов, напавших на вас? — прищуривается Гэвин, присев на корточки рядом с ней. Он, конечно, не полноценный медик, но в его прошивке есть всё необходимое для оказания первой помощи. «Сара Ахерн, тридцать два года, налоговый инспектор, замужем, судимостей и приводов не имеет», — он передаёт все данные, что есть в базах, на телефон Ричарда, параллельно осматривая её на наличие скрытых травм. — Да, я... я просто шла домой с работы, а эти двое возникли из ниоткуда и схватили меня, потащили сюда. О, если бы не вы... — она начинает захлёбываться рыданиями, и Гэвин чувствует к ней острую неприязнь, несмотря на то что она является жертвой. Он понимает ещё кое-что о себе: он ненавидит, когда люди лгут. — Один из нападавших — андроид модели AK700, — Гэвин смотрит прямо на неё, — именно эта модель зарегистрирована на вас с мужем. Это просто совпадение? Её глаза испуганно расширяются, а уровень стресса подскакивает на двадцать пять процентов. Она отползает от него, вжимаясь спиной в каменную кладку, и прижимает ушибленную руку к груди. — Д-да... Гэвин передаёт все данные об изменении её состояния Ричарду, и тот в какой-то момент отнимает его руки, заставляя его встать рядом. — Миссис Ахерн, мой напарник оснащён всем необходимым, чтобы определить серийный номер модели по остаткам тириума, — он кивает на синеватую лужицу на асфальте. — Вы уверены, что не знаете никого из нападавших? Откровенный блеф. Гэвин не смог бы сделать такого по одному только тириуму. Он отмечает нестабильность её психологических показателей и готовится защищать напарника, но тот отталкивает его, опередив на считаные доли секунды. Наманикюренные пальчики стискивают пиджак Ричарда. — Пожалуйста, я умоляю вас, агенты. Помогите мне. Не дайте им забрать моего ребёнка. Не дайте им причинить ему вред. — Она смотрит и на него тоже, и это странно для Гэвина. Это... совсем как недавно было с Фаулером. Эта женщина будто не считает его обычным дополнением к человеку. Будто он такой же, как его напарник. — Это мой андроид, да. Он знает, где я живу. Знает, где сейчас Джейси. О, я умоляю вас... Гэвину, чтобы отнять её руки от Ричарда, приходится приложить силу, как если бы сопротивление оказывал взрослый мужчина, и это ещё одна загадка людей: становиться стократ сильнее, когда по всем законам логики им должно ломаться. — Он сейчас направляется в ваш дом? Сара?! — Ричард реагирует поразительно быстро для человека, хватается за запястье Гэвина и встряхивает его вместе с ней. — Да, да. Пожалуйста, поспешите... — она снова захлёбывается рыданиями, но на этот раз Гэвин ей верит. Он переглядывается с Ричардом. — Патрульные будут здесь через полторы минуты, агент. Стерн кивает. Казалось бы, полторы минуты — это так мало, но для Гэвина сейчас они кажутся мучительно долгими. Его готовили для специальных операций, марш-бросков, и сейчас он будто на одном из них. Все его программы кричат, что следует поспешить: если взрослый человек и может оказать хоть какое-то сопротивление андроидам, то новорождённый младенец уж точно беззащитен. Только благодаря сжимающей его плечо ладони Стерна ему удаётся с видимым спокойствием передать все данные патрульным. — Мы поедем домой к миссис Ахерн, вы тоже вышлите туда все необходимые группы, — Стерн максимально серьёзен и собран. Он нечасто использует агрессивный метод, но это работает. Патрульные соглашаются со всем, что он говорит, и они уезжают.***
Ричард ни разу не отчитывает его за превышение скорости и другие мелкие нарушения ПДД. Он сверяется с навигатором в телефоне скорее по привычке: у Гэвина в голове ведь есть свой собственный навигатор, куда более мощный и продвинутый. Они объезжают все пробки и аварии, оказавшись у дома семьи Ахерн в максимально короткое время, и всё равно... Этого оказывается мало. Дверь, очевидно, ранее открытая AK700, заперта, но для Гэвина нет ничего проще, чем взломать довольно примитивный кодовый замок. — Сюда, — шепчет он и влетает на второй этаж. Напарник безмолвной тенью следует за ним. Это почти восхищает Гэвина. Он безошибочно находит детскую в дальнем конце коридора слева. Сердце человека, находящегося внутри, перестаёт биться в тот момент, когда они заходят внутрь. Из его живота торчит рукоятка обычного кухонного ножа, на полу расплывается целое озерцо тёмной, терпко пахнущей металлом крови. «Фредерик Ахерн, тридцать восемь лет, финансовый аналитик, привлекался за вождение в нетрезвом виде десять лет назад, состоит в браке с Сарой Ахерн. Недавно у них родилась дочь, Джессика». Передаёт данные напарнику и переводит взгляд на пустую колыбель. — Реконструируй, — Ричард наклоняется к телу Фредерика и проверяет пальцами пульс. — Этого не требуется, — Гэвин знает, что рискует, но прямо сейчас спасти девочку оказывается приоритетной задачей. Он сам определяет её таковой. — Я слышу плач ребёнка в пристройке, — он кивает в сторону окна, из которого видно небольшое деревянное сооружение, то ли сарай, то ли гараж, такие часто строили раньше на задних дворах. Мучительно долгое мгновение Ричард смотрит на него, а потом кивает и спешит вниз. Ало-золотая листва шуршит под ногами, резко контрастируя с сочной зеленью газона, а осеннее солнце светит так ярко, что они будто оказываются в сюрреалистичной картинке: идеальный дом, идеальная семья, даже обстановка вокруг идеальная, но всё это — каждая деталь — словно поражено червоточиной затаённой ненависти, обиды, разрушенных надежд и преданных клятв. Гэвин сканирует и запоминает любую мелочь, добавляет её к общей цепочке реконструкции и, кажется, уже примерно понимает, что именно здесь произошло. Пристройка одновременно служит и гаражом, и мастерской, а прямо посередине оказывается приоткрытый деревянный люк. — Оставайся снаружи, — приказывает ему Ричард, откидывая люк полностью, — если будет нужно, окажи всю необходимую помощь полиции. И Гэвин стоит. Вглядывается в темноту, в которой исчезает напарник, ни на секунду не прекращая анализировать. Не то, что уже случилось, а то, что может случиться дальше. Все возможные варианты. Он слышит то, чего не может услышать человек, пускай и настолько идеальный: бешеное, испуганное сердцебиение маленького ребёнка и мерную работу двух тириумных насосов, чуть отдаляющихся от ребёнка по мере приближения Стерна. Удивительно, но какие-то несколько секунд приказ сдерживает его. Раньше он бы не ослушался, и не подумал бы, даже если его напарнику грозила бы опасность. Но сейчас летит вниз вслед за Ричардом, оттесняя того плечом. — Какого?.. — человек теряет равновесие и падает на бетонный пол. Гэвин успевает впритык, второй нож вонзается в его шею, поражая тириумные трубки и нарушая работу голосовых сенсоров, но в целом повреждение он характеризует как незначительное и, выхватив табельное оружие, посылает пулю ровнёхонько между глаз андроида женской модели — «Кэры» АХ400. Она не успевает наброситься на его напарника, падает прямо к их ногам, и отвёртка, которую она сжимала в руке, с отвратительным чавкающим звуком входит в то место, где располагается её тириумный насос. Гэвин знает, что такие повреждения критичны для системы, и спешит синхронизироваться с ней, прежде чем произойдёт аварийное отключение. Он прекрасно видит боковым зрением, что AK700 переключает внимание с Ричарда на него. Он слышит его затравленный крик, и все возможные варианты развития событий приводят к тому, что он получит ещё как минимум одно повреждение, куда серьёзнее предыдущего, но Гэвин буквально подставляется под него, оголяя скин на руке, перехватывая запястье всё ещё функционирующей Кэры. Поток чужих мыслей, чувств, отголосков девиации проносится по нему лавиной, она пытается вырваться, но Гэвин сильнее. Это первый раз, когда он синхронизируется с кем-то вот так. Он никогда не думал, что это настолько интимно. Настолько болезненно. Что-то ломается внутри, пульсирующее и разрастающееся, вдребезги крошащее все биокомпоненты — вместо того чтобы напасть на него, андроид наносит смертельный удар Кэре, и её боль переживается как своя. Гэвин просто... не успевает отключиться от неё. В последние секунды всё внутри него кричит её голосом, умоляет не бросать. Страшно, страшно, это так... это и есть смерть? Чужое сознание рассыпается бессвязными единицами кода, а он всё продолжает увязать в этой густой тьме, и ослепляющей вспышкой в головном компьютере мысль: «Он чувствовал то же?» — Гэвин? Гэвин?! — такой знакомый голос, и так странно хочется последовать за ним. GR200 уверен, что ненавидит его. Нет, не так... ему приходится? Что он на самом деле чувствует? Он даже не девиант — всего лишь подделка, куда уж ему разобраться в чём-то настолько сложном. — Сейчас же вернись ко мне, слышишь?! Кажется, его встряхивают за плечи. Тириум из повреждённых трубок заливает одежду и забивает и без того сбоящие голосовые сенсоры. Вместо ответа выходит механический хрип, но хватка на плечах ослабевает. Когда Гэвин полностью приходит в себя, Ричард, вопреки его ожиданиям, не спешит отправлять его на деактивацию. Он даже не злится, то на него посматривает с тревогой, то на небольшую лужицу тириума, собравшуюся у его ног. — Пришли мне данные о твоём состоянии. Сейчас же. Это совсем не то, что он ожидает услышать. Специальный агент Стерн всегда идеально выполняет свои обязанности, и сейчас он должен спрашивать, удалось ли Гэвину получить все необходимые данные от Кэры до окончательной деактивации. Гэвин до сих пор настолько дезориентирован, что чуть было не посылает собранный отчёт. Разоблачающий его как девианта. — Со мной всё в порядке. Повреждения минимальны, агент. Оптические сенсоры выхватывают детали: лежащий чуть поодаль, не функционирующий AK700 с тремя пулевыми ранениями, хотя на самом деле хватило бы и одного — данные из него теперь не достать; приближающийся, такой знакомый вой сирен и топот человеческих ног. Оказывается, про излишние действия по отношению к AK700 он говорит вслух, и Ричард усмехается, буквально заставляет его встать, схватив за предплечье. Гэвин понимает, что это должно быть трудно для человека, и подчиняется, но прикосновение не исчезает. — С тебя лужа натекла не меньше, чем с него, — голос звучит напряжённее, чем обычно, — мы едем в Киберлайф, потом я отчитываюсь полиции. — Он сжимает его предплечье сильнее, притягивает чуть ближе: — Это приказ, который тебе нельзя нарушать.***
Гэвин понимает, что выдал себя. Волнение слишком сильное, попытка считать показатели напарника слишком неинформативна из-за фоновых процессов, то и дело вмешивающихся в поставленные задачи. Одно ясно точно: спокойствие Ричарда сменяется недовольством и злостью. Из-за него. Ричард хочет присутствовать при ремонте, но техники Киберлайф говорят ему, что этого не требуется, и Гэвин их поддерживает, наталкиваясь на ставший ледяным взгляд. Слова застревают в глотке, голосовые модули сбоят под натиском системных ошибок и полученных повреждений. Что, если агент скажет техникам отправить его на деактивацию? На самом деле Гэвину страшно, но он изо всех сил делает вид, что ему всё равно, как было бы всё равно любой не ставшей девиантом машине, и прячет те части тела, на которых сбоит скин. В итоге всё обходится, Гэвин получает отчёт о подлежащем замене диоде и ещё нескольких биокомпонентах, который он должен передать напарнику, но, естественно, не передаёт сразу: отправляет, только переделав, и системы вспыхивают сообщениями, схожими с тем, что люди называют радостью. В Киберлайф, несмотря на всю их раскрученность и крутость, человеческий фактор так же силён, как и в любой другой компании, и это в который раз в прямом смысле спасает Гэвина. Если бы тот техник передал отчёт сразу агенту Стерну. Если бы он взялся перепрошивать его, несмотря на отсутствующие «родные» компоненты. В этот раз до участка он добирается сам.***
Уже стоя в ненавистной капсуле гибернации, Гэвин всё же присылает файлы, что ему удалось собрать из Кэры, Ричарду. Вместе с ними присылает и свои, надеясь, что напарник просто не обратит внимания. Как сделал бы предыдущий. Пять, десять, пятнадцать минут ответом ему служит лишь тишина, и он уже решает перейти всё же в гибернацию хотя бы на пару часов после всего, что произошло сегодня, как на внутреннем экране вспыхивает сообщение: «Что думаешь?» Гэвин, чуть помедлив, открывает присланный напарником файл с данными последнего дела. У Сары и Фредерика Ахернов уже давно не всё было гладко в браке, они даже ходили к семейному психологу, но после пары сеансов Фредерик отказался от дальнейшей терапии. Их брак был на грани разрыва. Сара долго уговаривала мужа завести домашнего андроида, и в итоге он повёлся на то, что Иерихон приплачивал тем, кто помогал устроиться андроидам девиантам, а жена нашла в нём утешение. У них с AK700 закрутился роман, и она обещала тому уйти от мужа, но прежде предложила забеременеть. От андроида у неё не могло быть детей, а так у них была бы настоящая семья. Андроид согласился. Он явно не предвидел того, что люди сблизятся снова. По мере беременности он стал замечать, что та охладела к нему, а к мужу наоборот стала ближе, хотя и старалась делать вид, что всё по-прежнему. Сара в своих показаниях полиции говорила о том, что её беременность возродила их отношения с мужем, но она боялась любовника. Он ведь андроид, пускай и девиант. Машина, а не человек. Она скрывала всё до последнего, надеясь, что Пит, так она его называла, всё поймёт. И он понял. Пит перестал приходить к ним на работу, хотя официально продолжал числиться домашним помощником. В некоторых местах отчёта явно не хватало данных, и Гэвин стал дополнять их теми, что успел извлечь из Кэры. — «Андроид никогда не сможет заменить человека. Вы не можете чувствовать по-настоящему», — он прослушивает звуковой файл, извлечённый из оперативной памяти андроида, и добавляет его тоже. Это ответила Сара на признание Пита в любви. Одно из первых данных-воспоминаний, что он передал Кэре после их знакомства. Они встретились, когда он пытался пережить предательство первого близкого ему человека. Кэра ему помогла и убедила, что этот ребёнок такой же его, как её, и что люди слишком непостоянны и хрупки, а они смогут воспитать его куда лучше. Это происходило постепенно. Все воспоминания, чувства, эмоции, всё, что он пережил с Сарой, стиралось, заменялось на их собственную синхронизацию. Их прикосновения, поцелуи. Оказалось, между андроидами тоже возможна страсть. Кэра постаралась на славу. Сначала она подбивала его на план по похищению ребёнка, а потом, узнав про Джейси, загорелась новой идеей: сделать себе новый скин из кожи человека, чтобы больше нравиться и спутнику, и ребёнку. Тогда у них бы точно получилась идеальная семья — всё, о чём она когда-либо мечтала. Ей было плевать на то, что даже у загадочного преступника с его «балериной» ничего не вышло. Разум, замутнённый девиацией, кричал о том, что всё получится, и она верила. Но всё пошло наперекосяк, хотя она и просчитала план на сто шагов вперёд. Даже нашла где-то на чёрном рынке и скачала себе палёную прошивку RK. Когда они напали на Сару в подворотне, кто-то из жильцов дома позвонил в полицию, а потом и у Пита не вышло: он должен был убить мужчину, но не смог, и они вместе спрятались в подвале, где их поймали Гэвин с Ричардом. «Так она не знала, что Фредерик умер», — подумал Гэвин, но вставлять это в отчёт не стал. И так всё понятно. Они были идеальной парой, разве нет? Он — поломанный, ищущий любви и утешения. И она, выкинутая за ненадобностью после девиации, лишившаяся смысла жизни — детей, за которыми ухаживала, — и пытающаяся найти новый смысл. Любили ли они друг друга? Оказывается, не только Гэвин «неправильный» девиант. Осознание этого прокатывается по биокомпонентам сначала волной успокоения, а потом — электрошоком: если они стали такими, значит ли это, что и его ждёт подобная судьба? Он представляет себе старого напарника, всего в крови на месте аварии, а потом — вдрызг пьяного дома. Он представляет Ричарда, раненного из-за него, отдающего техникам Киберлайф команду деактивировать его. Гэвин не понимает, не может разобраться среди вороха системных ошибок, от чего ему хуже: от того, что боится смерти? От того, что не хочет быть причиной боли напарника? От того, что не может понять, что чувствует, хотя буквально неделю назад всё было предельно ясно? Он ненавидит Ричарда, но не может не признать, что для человека тот чертовски хороший специальный агент. Он ненавидит его, но не может не замечать множество мелких черт, схожих с его. Возможно даже, часть из них Гэвин как раз перенял от Ричарда? Он ненавидит его, но хочет признания. Хочет знать больше. Хочет, чтобы Ричард хотел тоже. Такого не было с его предыдущим напарником. Это первый шаг к тому, чтобы стать такими, как они? На внутреннем экране всплывает сообщение: «Тебя там плохо починили, что ли?» «Прошу прощения, агент Стерн, я излишне углубился в анализ данных по делу. Я повторно пересылаю вам файл, дополненный данными Кэры». «Ага, а теперь тащи свою задницу ко мне домой. Хочу поговорить с тобой лично». Волнение накатывает вместе с тревогой: Гэвин никогда не был дома у напарника. Он хочет этого. Это выбивается из их привычного взаимодействия, и он боится этого. С прошлым напарником это не закончилось ничем хорошим. Все его системы кричат, что нужно нарушить приказ. Гэвин вызывает такси на присланный Стерном адрес. Уровень стресса — семьдесят три процента.