***
Он приходит в участок, чтобы поговорить с Фаулером, но встречает Тину. Она здоровается с ним как ни в чём не бывало, будто всех этих месяцев, всего этого кошмара и не было. Разве что рассматривает пристальнее обычного и неловко касается плеча. Зовёт его поболтать в кухню, но видит, сколько там людей, смотрит на напрягшегося Гэвина, и тащит его в старый архив. Пока они идут по знакомому опенспейсу, он вздрагивает от каждого взгляда. Гэвин боится, что его будут осуждать; он и сам, несмотря на слова Ричарда, ещё не до конца принял и простил себя. Сжимает руки в кулаки и ощетинивается, готовясь защищаться, но с удивлением отмечает, что большинство в участке — новенькие. Из тех офицеров, кого он знает, на месте только Миллер и Коллинз, и они просто кивают ему в знак приветствия. Оптические сенсоры по привычке выхватывают стол, за которым раньше работал лейтенант, и на мгновение программу коротит, он даже, как двигаться, забывает. Конечно, это совершенно нерационально, но он почему-то думал, что стол Хэнка так и останется его. С его вещами и толстенным слоем пыли. Но за ним теперь сидит какой-то молодой очкарик и что-то усиленно печатает, почти впечатавшись носом в терминал. Это... неприятно, но объяснимо. Дорога до архива кажется бесконечной; едва они оказываются внутри, Тина закрывает дверь ключ-картой. — Тут нет камер, и никто никогда не заходит, особенно если пропуска нет, ха, — она убирает ключ в карман брюк. — У меня до обеденного перерыва ещё часа два в лучшем случае, а Фаулер взгреет, если покину участок раньше, чем он придёт, — оправдывается перед ним она и, расчистив небольшой кусок старого стола, усаживается прямо на него. Гэвин не знает, как себя вести и что говорить. Он не рассчитывал вступать в диалог с Тиной и не знает, как она отнесётся к тому, что он теперь девиант. К тому, что его не деактивировали. Всё, что было до этого, вполне могло быть только для вида. — Хорошо, что ты зашёл, и капитан не соврал, — улыбается она и осторожно поднимает на него взгляд. Будто ей тоже неловко. — Соврал о чём? — он по привычке складывает руки за спиной, внутренне напрягаясь всё сильнее. — О том, что ты жив. Ну, то есть... ты понимаешь, — осматривает его с ног до головы. — Ты не подумай, он не трубил об этом в громкоговоритель, только мне да Миллеру рассказал, — Тина резко спрыгивает со стола и подходит на шаг ближе. — А почему ты в форме? — А что с ней не так? — Гэвин осматривает себя и замирает, когда чужие пальцы касаются виска в том месте, где раньше был диод. Диод, который Ричард забрал с собой и который наверняка заполошно мигает алым в этот самый момент. — Я просто думала, что девианты не обязаны носить форму Киберлайф. Что вам это... не нравится. — Она не убирает руку и улыбается, глядя на его удивлённое лицо. — Это не Фаулер рассказал, хотя я уверена, что он тоже знает. Но вообще я уверена, что узнала раньше. — Как?.. — его голосовые модули сбоят, проскальзывает механическое шипение. — Ты была там? — Ты про ту ночь, когда появился этот шрам? — хмурится Тина. — Нет, конечно. Но предпосылки были видны гораздо раньше. — Разве? Даже я сам до последнего не понимал. — Ты скорее старался закрыть глаза. — Она отходит за его спину, берёт его за руки и расцепляет их. — Вы с Андерсоном сначала были как кошка с собакой, я даже жалела, что тогда не была детективом и не могла забрать тебя. А потом... я и понять даже не успела, а он уже огрызается на всех, чтобы тебя не дёргали, прислушивается к твоему мнению, а ты носишь его пакеты с фастфудом и готовишь кофе к его приходу. Гэвин впервые слабо, несмело улыбается. Ему нравится, что его взаимодействие с Хэнком — не только месяцы после аварии и та последняя ночь. Что есть кто-то, кроме него, кто помнит хорошее. С кем можно поговорить. Как это называют люди? Ностальгировать? — Постойте. Так вас можно поздравить? — Кажется, его программа работает всё хуже, раз он только сейчас осознаёт весь смысл сказанного. — Ну да. Я так полагаю, нас обоих. Я детектив, ты — помощник специального агента ФБР. Давайте жить дружно и помогать друг другу! Ух, вот это я себе связи отхватила, конечно, — смеётся Тина. А Гэвин вдруг вспоминает, почему хотел подружиться с ней, даже будучи просто машиной. Ему становится легко, он улыбается в ответ, и они болтают ещё добрых полчаса, пока её не начинают искать младшие сотрудники. Они обмениваются телефонами (не зря Ричард заставил его завести себе номер), и Тина берёт с него обещание встретиться после работы в ближайшее время. Кажется, у девианта Гэвина теперь и в самом деле есть друг. Ему это определённо нравится.***
Он стоит на перекрёстке рядом с кондитерской, где копы обычно запасаются коробками пончиков, и думает, что делать дальше. Точного плана у него нет и не было: он шёл в участок, особо ни на что не надеясь, но теперь маленькая часть его оперативной памяти будто очистилась, избавилась от вируса, и мыслить стало проще. Свободнее. Гэвин перебирает файлы и воспоминания, сохранённые на жёсткий диск, и натыкается на отчёт техника из Киберлайф — того самого, что чинил его после девиации. Сканирует себя: потеря тириума и множество мелких повреждений. В общем-то, вариант неплохой, можно, как это говорят люди, убить двух зайцев одним махом? Взломать архивы Киберлайф кажется затеей слишком рисковой, и он, поразмыслив, решает, что проще будет разобраться с защитой налоговой, в которую компания ежемесячно направляет отчёты. С некоторым облегчением Гэвин узнаёт, что Фрэд Бишоп — вот это, конечно, не фартануло ему с фамилией-то — уволился из Киберлайф вскоре после того, как Гэвина отправили обратно. Отследить его дальнейшее место работы оказалось куда сложнее, но недаром же ему внедрили прошивку суперидеальных RK? Гэвин почти горд собой. На всё про всё у него ушло чуть больше пятнадцати минут. Ещё сорок ему требуется, чтобы в блядских пробках (в сочельник кожаные мешки просто с катушек съезжают, серьёзно) добраться до мастерской, в которой теперь работает Фрэд. Здание совсем неприметное: старый пятиэтажный жилой дом из грязно-красного кирпича с заржавевшей пожарной лестницей и кучей граффити. Гэвин смотрит на картинку, высветившуюся на внутреннем экране, и сопоставляет с символами на доме. Кажется, по такой же системе девианты в своё время находили Иерихон. Забавно. Гэвин ухмыляется и открывает тяжёлую железную дверь. Внутри темно и сыро, натуральный клоповник. Он проходит по узкому длинному коридору, останавливается перед последним символом, нарисованным на обычной с виду стене, и запускает сканирование. В стене вырублена дверь, человеческим взглядом её найти просто невозможно, но Гэвин уверен, тем более что прямо за ней лестница вниз. Только вот как её открыть? Он осматривается снова, но не видит ни домофона, ни спрятанного кодового замка — ничего. Скорее инстинктивно, чем осознанно прикасается пальцами к символу, и тот вдруг начинает светиться, а дверь со скрежетом приоткрывается. Похоже, этот Фрэд, уходя из Киберлайф, прихватил с собой несколько приблуд. Гэвин чисто из перестраховки запускает боевой протокол и спускается вниз. Помещение разительно отличается от того, что он видел до этого. Будто снова оказался в Киберлайф. Гэвин стискивает кулаки и подходит к сидящему за столом мужчине. — Почему вы не сдали меня? — решает вот так, без обиняков и поддельной вежливости. Он понимает по взгляду, брошенному на него поверх круглых очков, — тот его вспомнил. Ну да, андроидов с расхераченным еблетом не так много по Детройту разгуливает. — Здравствуй, Гэвин. Не ожидал, что ты так задержишься, — опирается подбородком на ладонь и улыбается. — Пойдём? Тот набирает что-то на терминале и встаёт, указывая на ещё одну невидимую дверь. Гэвин, всё ещё в полной боевой готовности, прищуривается, оценивая риски, пока Фрэд терпеливо ждёт. В конце концов, Ричард сможет отследить его, особенно теперь, когда Гэвин установил в его телефон программу и синхронизировал со своей. Блядский rA9, и когда он начал так полагаться на человека, пускай и такого идеального, как Ричард? Гэвин заходит внутрь и сканирует комнату. Она оказывается куда больше «приёмной» — с кучей оборудования, холодильников с тириумом и ящиков с запчастями. В углу, на стене за рабочим столом пришпилены десятки стикеров с пометками. — Немного старомодно, да? — прослеживает его взгляд Фрэд. — Но мне нравится, и, на самом деле, это куда надёжнее программ. — Вы не ответите на мой вопрос? Или, — он поворачивается к человеку всем корпусом, — вас из-за меня выперли с работы, и вот это, — Гэвин обводит взглядом комнату, — месть такая? — Какая же это месть, если ты сам пришёл? — усмехается Фрэд. — Ладно, я расскажу, если дашь себя осмотреть. Выглядишь прям не очень. Гэвин медлит. Фрэд Бишоп вполне мог бы оказаться их преступником, если так подумать. Судя по личному делу, у него много мотивов, да и навыков хватает. Работает он в странной мастерской, которую хер днём с огнём сыщешь, и по росту подходит. — Сначала расскажите. Бишоп смеряет его долгим взглядом, но Гэвин и бровью не ведёт. — Ладно, чёрт. Я пока настрою оборудование, не могу разговаривать, просто сидя на месте, — морщится тот: видно, что его бесит в себе это качество. Он начинает расхаживать от одной машины к другой. — На самом деле, я всегда был против политики Киберлайф в отношении андроидов. Очень хотел уйти вслед за Маркусом, но тогда не мог себе этого позволить. — Он ловит скептический взгляд Гэвина и разводит руками: — Всё это стоит денег, знаешь ли. Людям за всё приходится платить. Пытался смириться, но как-то не вышло. Тогда и стал помогать таким, как ты. Не думал же ты, что ты у меня первый такой девиант, изничтоженный человеком? — Он подходит ближе и рассматривает шрам на переносице. — Я, знаешь ли, очень рисковал, скрывая информацию, но оно того стоило. После революции я наконец смог послать на все четыре стороны эту поганую конторку и открыть свою мастерскую. А благодаря тем, кому я помог, у меня теперь есть даже финансирование от Иерихона. Хотя, — Фрэд хитро улыбается, — ты ведь это уже и сам знаешь, да? Ты ведь, даже не будучи девиантом, особо послушным не был. Гэвин удивлённо вскидывается и проверяет в архиве все отчёты с осмотров. Как он мог не заметить, что большинство из них проводил Фрэд? — О, не удивляйся так, непробуждённые андроиды не запоминают людей, которые с ними работают. Это сделано специально, чтобы защитить сотрудников. Как видишь, Киберлайф всегда рассматривала возможность вашего бунта, — он поправляет сползшие очки. — Ну что, приступим к осмотру? — Вы всё видели? — спрашивает Гэвин, сверля его тяжёлым взглядом. — Поэтому решили меня прикрыть? Фрэд отходит на пару шагов, беззаботная игривость исчезает. — Тебе будет проще, если я скажу нет? — вздыхает, будто готовясь, что Гэвин всадит ему кулаком в живот. — Да, я всё видел. При таких повреждениях, как были у тебя, мы обязаны проводить первичный сбор данных, особенно учитывая, что ты собственность Киберлайф. — Я не собственность, — цедит сквозь зубы. — Ну, — Фрэд подходит к своему столу, что-то забивает в терминал и улыбается. — Теперь уже нет. Твой напарник направил отчёт о твоей девиации. Гэвин присвистывает, как бы говоря: «Ай-яй-яй, послушные граждане так не поступают» — но Бишоп снова разводит руками и встаёт. — Если это всё, что ты хотел узнать, и осмотр тебе не нужен, тогда, может, закончим? — Нет, я... мне нужен осмотр. Да. Раньше ему было плевать, даже когда люди копались в его механических внутренностях, но теперь, стоя в ремонтной стойке, он ощущает неловкость. Его новые шрамы будут видны, и дело не в том, что Гэвин стесняется своих чувств, он же не маленькая девочка, но... Он всё ещё не знает, как далеко готов зайти Ричард. Что, если он не захочет, чтобы другие знали? Решается всё же, и удивительно, но Фрэд никак не реагирует. Только велит ему стоять спокойно и не нагружать оперативную память, пока идёт сканирование; восполняет потерю тириума, убирает мелкие повреждения и обновляет прошивку. — Ну вот, так-то лучше, — потягивается, вскинув руки над головой. Похоже, даже просто работать, сидя на одном месте, даётся ему с трудом. — Кстати, у меня есть парочка интересных модификаций, если интересует, — он скидывает Гэвину файл, — поможет тебе сблизиться с возлюбленным. Это звучит так дико, что Гэвин морщится. Хотя, наверное, это его реакция как раз неуместна? Он просматривает прейскурант с прошивками HR400 и других секс-андроидов, целую галерею с различными половыми органами, подкожные сенсоры, и вообще-то это как раз то, что ему нужно, только вот... — Вы же понимаете, что, так как о моей девиации официально стало известно только сегодня, то у меня попросту нет денег на всё это? — А как же ты собирался заплатить за ремонт? — слишком уж наигранно удивляется Бишоп. — Переслал бы счёт напарнику. — А разве он бы не оплатил с радостью и вот это всё? — выводит на экран терминала изображение ровного небольшого члена. У Гэвина, кажется, глаз сейчас задёргается. — Ладно-ладно, я понял, — смеётся Фрэд, а потом вдруг подходит и тянется рукой к шрамам у него на груди, но в дюйме от прикосновения останавливается. — А если так: у меня есть своя собственная разработка, пока что на стадии тестирования, и я установлю тебе её вместе с необходимыми модификациями совершенно бесплатно? От его хитрого взгляда у Гэвина в головном компьютере орёт система безопасности. — В чём подвох? — Ни в чём. Тебе нужно будет приходить ко мне раз в неделю, ну ладно, в месяц, и давать себя просканировать. — Звучит так, будто вы хотите видеть меня почаще, — язвит Гэвин, параллельно всё же открывая новый присланный файл. — О, я не пристаю к занятым андроидам, — усаживается задницей на стеклянную столешницу и ждёт. — Что в ней особенного? — Это не просто отдельный сенсор, вшитый в корпус, а целая сеть, повторяющая эрогенные зоны у людей. Также я видоизменил систему управления — для большего погружения, так сказать, — Фрэд буквально светится, устраивая ему целую презентацию. — Ты не сможешь контролировать силу ощущений, кроме крайних случаев — если система решит, что это угрожает твоей жизни. То есть ты максимально окажешься в нашей шкуре. — Выглядит... довольно сложно и долго, — Гэвин не уверен, что ему нравится это его «полное погружение», но вариант очень и очень заманчивый. — А ты сильно торопишься? Гэвин анализирует запланированные действия и время до возвращения к Ричарду, но только открывает рот, и его перебивают: — Ты сейчас просчитываешь вплоть до секунд? — Фрэд подходит вплотную и смотрит на него снизу вверх с видом конченого маньяка. Гэвин кивает. — Очаровательно! — Чего? — он всё больше и больше сомневается, что у этого кожаного мешка все винтики в голове подкручены. — Это остаётся в вас даже после девиации и выглядит просто очаровательно. Вы живые, но некоторые действия продолжаете делать как машины. Странно, неебически странно, что Гэвин всё же позволяет этому конченому установить себе всё необходимое. Времени уходит вагон, он даже в гибернации успевает полежать; может, это тоже встроенная функция Киберлайф? Доверять тем, кто тебя собирает и поддерживает потом в дееспособном состоянии? — Ничего подобного. Это скорее... — Фрэд бьёт по губам кончиком ручки, — твоё чутьё? Я встречал такое в работе с девиантами. Некоторые меняют сферу деятельности, а кто-то, как ты, остаётся на том же месте. Горит своим делом. — Моё чутье, когда я только пришёл, подсказало мне, что вы вполне можете быть преступником, которого мы ищем. Фрэд удивлённо промаргивается, а потом снова нацепляет эту свою улыбочку. — Ну, раз ты позволил осмотреть себя, и даже провести «операцию», то понял, что это не я. Это же про того чокнутого гения, который устраивает инсталляции из своих жертв? — Гэвин кивает. — Хм. Тогда советую подумать, что общего у твоего преступника может быть со мной. Не думаю, что твоё чутьё ошиблось на сто процентов. Гэвин чувствует себя странно. Не из-за модификаций, а из-за того, что вот так просто вывалил всё этому человеку. Даже несмотря на то, что им теперь придётся видеться достаточно часто, они вряд ли станут друзьями, как с Тиной. — Гэвин, — окликает его Фрэд перед уходом, — будь осторожен. А может, он и ошибается.***
Когда он выходит из мастерской, на улице уже ночь, невероятно тихая для всей этой рождественской суеты. Невероятно безлюдная и погожая: впервые за прошедшие пару недель небо чистое, усыпанное бледными звёздами, и ветра нет, и он, подставив лицо лунному свету, просто решается довериться***
Он забивает адрес и едет в приют. Гэвин сам не до конца уверен, всё же только-только раскрылся как девиант, и даже дома у него своего нет, и неизвестно, как Ричард отреагирует на пса его бывшего напарника, но он уверен, что просто не сможет оставить пса одного. Ещё одна частичка Гэвина: он любит животных. Да и они, судя по всем тем кошакам, попугаям и прочим, вечно липнущим к нему на допросах с мест преступлений, отвечают ему взаимностью. Он всегда находил момент, чтобы погладить за ушком или почесать пушистое пузо, прикрываясь программой социализации: люди подсознательно больше доверяют тем, кто хорошо относится к животным. Гэвин приезжает в приют уже за полдень, чёртовы детройтские пробки, и узнаёт, что Сумо буквально месяц назад забрала одна семья. Молодая сотрудница, Кирстен, с умилением рассказала, как дочурка той пары вцепилась в клетку Сумо и не сдавалась, как родители ни уговаривали её на кого-то поменьше, помладше и помилее. Контакты семьи ему, естественно, никто не даёт, вместо этого Кирстен начинает усиленно предлагать взять кого-то ещё: зверушек, в основном кошек и собак, у них очень много. На самом деле Гэвин идёт за ней из чистой вежливости, но, едва оказавшись внутри, хочет забрать всех. Он просто не может спокойно смотреть, как животные сидят в клетках, радостно прыгают на прутья, стоит только ему подойти, и, пробормотав набор невнятных извинений, спешит уйти. Взламывает базу данных приюта, находит адрес семьи, что забрала Сумо, и едет к ним. Он отдаёт себе отчёт, что это противоправное действие, вторжение в частную жизнь, но... просто хочет убедиться, что с Сумо всё в порядке. Дома, как назло, никого не оказывается, Гэвин ждёт какое-то время, но начинает привлекать излишнее внимание соседей и уходит. Гуляет, рассматривая сидящих в кафешках, снующих по улочкам, ругающихся, смеющихся людей. Он совершенно точно не испытывает к ним никаких тёплых чувств, но наблюдать со стороны ему нравится. Подмечать детали, видеть в них то, чего они сами в себе не замечают. Вот так, совершенно случайно Гэвин оказывается в небольшом парке и слышит знакомый лай. Сканирует местность, идентифицирует Сумо через две дорожки от себя. Тот словно молодой щенок носится за веткой и играет с девочкой, а вот к её родителям, судя по всему, всё ещё относится осторожно. Гэвин сканирует его и приходит к выводу, что о псе хорошо заботятся. Тот будто замечает его взгляд, разворачивается и никак не реагирует на кинутую ему палку. Они смотрят друг на друга. Гэвин не уверен, что это не оптическая иллюзия, но ему кажется, Сумо узнаёт его. Что в его глазах отражается тоска по старой семье и времени, когда Гэвин играл с ним: так же кидал палку, давал завалить себя на пол и облизать всего с ног до головы, кормил, если Хэнк или Коул забывали. Он подаёт ему знак рукой, мол, если хочешь, пойдём со мной, но Сумо, сделав несколько шагов к нему, лает и возвращается к молодой хозяйке. Гэвину немного грустно, но вместе с тем он чувствует облегчение. У Сумо всё будет хорошо. И у него тоже обязательно будет.***
Гуляет ещё немного и понимает, что пришло время возвращаться, но метель, начавшаяся, как всегда, внезапно, такая жуткая, что такси вызвать не выходит, и он идёт пешком. Около одного из торговых центров его внимание привлекает мужчина, громко ругающийся и пытающийся щёткой для стёкол достать что-то из-под капота машины. Тот ругается на «чёртова кошака», который залез под капот, видимо, в надежде согреться или спрятаться от собак. Гэвин подходит ближе и фиксирует, что кожаный ублюдок попадает котёнку, явно совсем ещё мелкому, крупная кошка там бы не поместилась, в плечевой сустав, и тот начинает ещё громче и жалобнее мяукать. Когда мужчина снова заносит руку, Гэвин её перехватывает. — Позвольте мне, — старается говорить вежливо, но вот выражение лица и взгляд скорректировать не выходит, и человек, уже было собравшийся переключиться на него, затыкается и только кивает. Гэвин приманивает котёнка лакомством, которое купил для Сумо, и присаживается на корточки. Тот, несмело выбравшись, начинает с аппетитом поедать «суфле из индейки и кролика». Мужчина же, стоит Гэвину отвернуться, снова начинает ругаться на грязных шавок, относя к их числу и самого Гэвина. Гэвина, которого от того, чтобы разбить ему лицо, останавливают только мокрый пищащий комок да то, что Ричарду ещё больше проблем создавать он не хочет. — Слышь, кожаный ублюдок, — ему оч-чень нравится, что больше фильтровать свою речь не нужно, — здесь запрещена парковка, — смотрит на знак, потом снова на человека. — Я отправил отчёт и видеофиксацию в отделение, скоро вам придёт штраф. Не забудьте оплатить. И уходит, до пизды довольный собой, прихватив на руки котёнка. Вначале решает отнести его в тот же приют, но котёнок, словно почуяв, глубже забирается ему под куртку и смотрит своими огромными глазищами. Грязный, даже не понять толком, какого цвета, с порванным ухом, горбатым носом и торчащими во все стороны усами. — Ну и чего ты на меня смотришь? Хочешь, чтобы нас обоих с лестницы спустили? — Кот в ответ мяукает, и Гэвин фыркает. — Да, парень, с такой внешностью тебя из приюта вряд ли кто заберёт. Он не знает, как Ричард относится к животным, но это мелкое чудо решает оставить себе.***
Раньше система бы сгенерировала на выбор несколько реплик-реакций, а Гэвину осталось бы выбрать лучшую, исходя из преследуемой цели. Сейчас он повторяет про себя заготовленную им самим речь и даже подняться решает не на лифте, чтобы дать себе ещё времени. Этот страх ему знаком: несмотря на целую палитру оттенков, испытанных им за месяцы взаимодействия с Ричардом, этот он различает особенно чётко — такой же он испытывал, впервые стоя перед дверью напарника. Да, Ричард сам нашёл его, несмотря на то что Гэвин его чуть на тот свет не отправил (за что сам он себя не простил и никогда не простит); да, он, увидев шрамы — собственное имя — на чужой груди, дал Гэвину понять, что его чувства взаимны, но... Гэвин так сильно этого хочет и оттого боится. Он мнётся, пока самому от себя противно не становится. Разве не в этом смысл жизни, а не существования машиной — рисковать, доверяя всего себя кому-то другому? Кажется, позвонить в дверь ему позволяют чисто ради приличия: Ричард открывает тут же, отходя назад и вперившись в Гэвина таким взглядом, будто и не ждал, что он на самом деле придёт. — Что, не ждал? — криво ухмыляется Гэвин, пытаясь обличить свои предположения в полушутку-полуприветствие. — Ждал, — Ричард улыбается совсем не как он — красиво, — но допускал, что придётся снова тебя искать. — Ну да, ну да, ты же у нас мистер я-просчитаю-всё. — Гэвин стягивает форменные ботинки, а вот с курткой пока не расстаётся. Решает подготовить почву, так сказать, и утыкается взглядом в бандаж. — Как твоя рука? Ты следовал всем указаниям врача? Лекарства принимаешь? — запускает сканирование, вглядываясь в чужое лицо. — Я, кажется, просил тебя не сканировать меня без крайней необходимости, — вздыхает Ричард, — какой смысл спрашивать, если сам уже всё знаешь? — Ты приказал, а не попросил, — звучит более резко, чем, возможно, нужно, но это настоящий Гэвин. — Ой, я не знаю. Потому что звучит человечно? Ричард на его вопросительный взгляд только пожимает плечом здоровой руки и подходит ближе, притискивая к себе. — Я скучал, — утыкается носом в шею, рукой обивает талию и недовольно цыкает, когда Гэвин пытается отстраниться. — Нет, я... тут просто... — котёнок, которому их обнимашки явно по душе не пришлись, начинает пищать, и теперь уже отходит Ричард, смеряя подозрительным взглядом его куртку. — Ты же не... — В общем, это кот, — Гэвин расстёгивает куртку и показывает устроившегося на его руке котёнка. — Я пока не знаю, как его зовут, но он будет жить с нами, — выпаливает он и сам понимает вдруг, что жить вместе, возможно, хочет только он. У людей же всё так сложно, и пускай они жили вместе напарниками — не факт, что и парой будут. По крайней мере, не сразу. И вообще-то у Гэвина даже коробки своей картонной нет, куда ему ещё и кота, пиздец он придурок, конечно, совсем пиздец. — Он хоть не заразный? — Ричард подходит снова, наклоняется, даёт котёнку понюхать свою руку и чешет за ухом. Мелкий предатель начинает урчать, как моторчик, и, кажется, совсем его не боится. — Нет, ничего, что могло бы тебе навредить. Из обязательного — его нужно помыть и отвезти на прививки. — Ну тогда шагом марш в ванную, я прихвачу полотенца. Всё совсем не так, как Гэвин представлял. На самом деле всё куда лучше. Они вместе моют мелкого паршивца, то и дело старающегося улизнуть из ванной, орущего благим матом и исполосовавшему ему все руки, благо, скин моментально восстанавливается, заворачивают его в полотенце — мокрые, но довольные. — Пока сойдёт и так, а завтра купим ему шампунь, — Ричард вытирает кота, пока Гэвин удерживает того на своих коленях. — Будешь спать на диване? Целый диван для одного тебя, неплохо? — подмигивает и забирает его на руки. — Что ты так смотришь? — обращается уже к Гэвину. — Естественно, ты будешь спать со мной, — и вздыхает так, будто ему приходится объяснять очевидные вещи. А Гэвин продолжает смотреть. Почти беспомощно. Он, с тех пор как переступил порог, как на американских горках. То воспаряет к небесам, то падает, и каждое сокращение тириумного насоса отдаётся новыми уведомлениями об ошибках, которые не удаётся выцепить и изолировать, и Гэвин сдаётся, оставляя их гулять в коде. Сквозь футболку его диод, который Ричард теперь носит как кулон, бликует красным. — Это... всегда так? — хмурится, пытаясь подобрать слова, и буравит взглядом свои вымокшие брюки. — Ты привыкнешь, — усмехается Ричард, кажется, так самоуверенно. Кажется. Но Гэвин — андроид, он прекрасно считывает реакцию. Ричард нервничает, хоть со стороны никогда не скажешь. Ричард тоже... боится? — Естественно, господи, — тот выпускает кота из рук и откидывает упавшие на лоб пряди. — Я ещё никому никогда не предлагал съехаться, уж тем более сразу. — Если вы... — Ты, — поправляет его Стерн. — Я — хочу. И обнимает. Гэвин даже сквозь одежду понимает, о чём говорил Фрэд: «Это пока ты не чувствуешь разницы, но посмотрим, когда окажешься рядом со своим агентом». Он чувствует его каждым дюймом корпуса. То, что раньше он мог ощутить, только представив, теперь настолько реально, что скин начинает коротить, оголяя всё больше белого пластика. Ему срочно нужно отвлечься на что-то, иначе всё, пиздец, начнёт реветь тириумом, как малолетка, которой впервые признался тот самый мальчик. — Нам нужно переодеться, — выставляет вперёд руки, — ещё не хватало тебе заболеть, нас тогда с говном на работе сожрут. — И не подавятся, — Ричард осматривает себя и кивает в сторону спальни, — я пойду, твои вещи пока лежат на диване. Гэвин рад передышке. Он не представлял, к чему готовиться, зато теперь понимает, что влип по самые пластиковые яйца. И раньше-то был весь баганый, а теперь ещё и не контролирующий собственные эмоции. Просто шик. Гэвин думал, что Ричард просто переоденется, но слышит, как за закрытой дверью ванной начинает шуметь вода. Вспоминает, как в тот раз в нерешительности стоял перед дверью, и по инерции скорее, чем осознанно, подходит снова. Теперь ведь Ричард будет совсем не против того, чтобы он зашёл? Но вместе с воспоминаниями приходят и другие — где Гэвин понял, что Ричард специально его провоцировал, и вместо того чтобы опробовать новую прошивку, ему хочется размазать мозги напарника по светлому кафелю. В его программу зашито как минимум пятнадцать способов. Когда Ричард выходит из ванной, Гэвин уже сидит на диване в его футболке — не той, что ему давали изначально, а которую он сам выбрал в целом ворохе вещей Стерна. Ворохе, который теперь так и валяется частично на полу, частично на комоде, и, заметив который, тот кривится. Это, возможно, глупо, но Гэвин сияет как начищенный чайник, уже предвкушая, как они пособачатся по поводу драгоценного порядка в квартире напарника, но Ричард, глубоко выдохнув, чуть улыбается. — Тебе идёт, — поднимает вещи с пола и кладёт их на комод к остальным, пока Гэвин старается не умереть от чувства вины: он всё ещё легко считывает боль, которую испытывает человек почти при каждом движении, даже несмотря на бандаж. — Где кот? — Да кто ж его знает, — разводит руками Гэвин, — нашёл самый тёмный и безопасный угол и задрых там. Судя по кислой мине, ответ Ричарду нравится не слишком. Да и одеваться он не спешит тоже. Так и стоит в одном полотенце на бёдрах да бандаже, и Гэвин не отказывает себе в удовольствии рассмотреть его. Откровенно, больше не пряча взгляд и не стараясь выглядеть смиренно. Гэвину пиздец как нравится то, что он видит. Многие в возрасте Ричарда даже в полиции и ФБР выглядят как живущие на пончиковой диете жирдяи, а вот Ричард нет. У него все кубики на месте, рельефная спина, руки, на которые можно залипать бесконечно, — серьёзно, поставь их рядом, и ещё неизвестно, кто окажется круче, хотя Гэвин не какая-то домашняя сиделка, у него с этим тоже всё окей. Пока Ричард подходит к нему, будто специально медленно, Гэвин сохраняет на жёсткий диск каждую родинку, каждый мелкий шрам. Фиксирует учащённое сердцебиение и выброс гормонов. На самом деле ему до пизды хочется прикоснуться, облапать Ричарда всего, это так ново (так волнующе-страшно), раньше что-то подобное он мог чувствовать, только задействуя сенсоры на руках, а теперь ему достаточно просто смотреть. Просто находиться рядом, и вот уже механические внутренности начинают мелко вибрировать, а по системам расползается нетерпение, нагружая систему охлаждения. Ричард усаживается на диван, притягивает его к себе и целует. Поначалу Гэвину кажется, что ощущения практически не отличаются — рот у него и раньше был забит сенсорами, но потом — потом Ричард оглаживает пальцами его шею и, ухватив за загривок, тянет на себя. Скрыть снова начавший сбоить скин не получается, а движения собственных рук — словно с биокомпонентов слетела к хуям калибровка — рваные, механические. Явно слишком сильные для человека, но Ричард не против. Ричард продолжает упоённо вылизывать его рот, и если первые два поцелуя он старается прислушиваться к себе и прогнозировать дальнейшие действия, то после третьего посылает программу нахер и просто чувствует. Сенсоры перегружает поток данных: тепло прикосновений, вкус, текстура чужих губ и языка. Гэвин перехватывает инициативу (потому что хочет и потому что страшно от того, что с ним происходит), скатывается на пол и устраивается между чужих расставленных ног. Водит пальцами по рукам Стерна, груди, прессу, учась в процессе, считывая малейшие изменения человеческих показателей, наклоняется, но не целует, очерчивает носом тёмные ореолы сосков, спускается к пупку и почти восторженно захлёбывается: теперь даже такие движения заставляют его чувствовать. Он бы и дальше игрался, разбирая каждое новое ощущение на составляющие, но Ричард подхватывает его за подбородок и недовольно спрашивает: — Так и будешь фигнёй страдать? Такой взъерошенный, часто дышащий, голодный, каким Гэвин его не представлял даже в самых сокровенных андроидских фантазиях. Его немного пугает, что от одного взгляда на человеческий стояк рот наполняет анализаторная жидкость, а все конечности дрожат от предвкушения, но ведь это Ричард перед ним. Ричард, который со всей слетевшей с него спесью выглядит ещё охуеннее, чем обычно. Это просто нечестно. Настолько, что хочется немного поднасрать. Гэвин делает суперневинный вид и воспроизводит голос самого Ричарда: — Тебе запрещено тащить что-либо в рот в этом доме. — Ластится, подставляясь под прикосновение длинных пальцев. — Как видишь, я просто следую твоему приказу... — Ты всегда такой послушный, когда не надо? — не даёт ему договорить Ричард и тянет ближе к себе. Гэвин в ответ только пожимает плечами и ведёт носом дорожку вниз от пупка, распахивая полы полотенца. Тяжёлый, увитый венами ствол со шлепком касается подтянутого живота. Гэвин ненадолго замирает, рассматривая, а потом совсем по-человечески сглатывает и издаёт непонятный механический полустон. Осторожно обхватывает его пальцами, трётся щекой о крупную головку и наверняка выглядит как сука далматинца в течку: скин в месте прикосновений исчезает моментально, у него не получается это контролировать. Наверняка ему похуй. Они встречаются взглядами, и Гэвин слышит, как усиленно работает его система охлаждения, имитация дыхания теплом оседает на тонкой коже. — Возьми его в рот, — Ричард сдаётся первым. Ричард почти просит, и от этого голоса у него остатки кода рассыпаются к хуям, а поведенческие программы просто вырубаются. Гэвин открывает рот, высовывает язык и подставляется. И смотрит. Как Ричард, прикусив губу, сам направляет член ему в рот, укладывает головку на влажный, куда более текстурный, чем у обычного человека, язык и медлит, будто не может решить, как лучше: дать облизать или сразу затолкать на всю длину. Гэвина устроят оба варианта, в общем-то. Гэвин игриво облизывает уздечку и, не давая Ричарду времени на новый поток возмущений, смыкает губы в плотное кольцо, чуть приподнимается и насаживается. Слышит первый задушенный стон и сам в ответ вибрирует. Он просмотрел тысячи порно, но всё ещё не знает, как делать правильно. Как понравится Ричарду. Гэвин осторожничает, после каждого движения прислушивается к чужому отклику, пока не слышит сиплое: — Делай, как хочешь ты. Мне нравится всё, если это Гэвин. Этот мошенник из Киберлайф явно зафигачил ему под шумок ещё и что-то в саму систему, как иначе объяснить то, что у него от одних только слов тириум по трубкам начал бежать в хулиард раз быстрее. Гэвин не из тех, кого обескуражит полная свобода действий. Он ухмыляется и, показательно облизав руку, подхватывает поджавшиеся яйца, начинает массировать, перекатывать, параллельно выводя кончиком языка узоры по стволу, поднимаясь, чтобы насадиться снова. Протолкнуть Ричарда себе в глотку и, высунув язык, мазнуть по яйцам. Получить в награду глубокий бархатный стон и стараться ещё сильнее, то не выпуская изо рта, то надрачивая рукой, а потом, когда Ричард всё же не выдерживает, послушно подставляться, позволяя трахать себя, оттягивать за волосы, утыкаясь носом в дорожку тёмных волос на животе. Сперма стекает по глотке вязкими тёплыми каплями, и Гэвину только жалко, что не удаётся показательно проанализировать её перед раскрасневшимся запыхавшимся Ричардом. — Кстати, — плотоядно облизывается и говорит как бы между делом, — я проапгрейдился. — И ты только сейчас мне об этом говоришь? — выгибает идеальную бровь Стерн. Гэвин снова делает невинный вид, хотя и подозревает, что получается у него весьма херово и неубедительно, и внутренне радуется. Да, он мерзкий тип, что уж тут поделаешь. Только вот он не учитывает, что Ричард, похоже, прекрасно об этом знает и сам не отстаёт. — Тогда ещё раунд? — А ты справишься? — язвит Гэвин, хотя у самого в механических внутренностях всё коротит от невесть откуда взявшихся страха и предвкушения. Его и так чуть не перегрузило эхом чужого пережитого удовольствия, и система не выдаёт хоть сколько-то утешительных прогнозов для взаимодействия, направленного непосредственно на него. Ричард в ответ только улыбается, окидывает его оценивающим взглядом — наверняка ведь знает, что именно за апгрейд имел в виду Гэвин, но вместо того чтобы просто засунуть руку ему в штаны, наклоняется и целует. Сыто, дразняще, не давая ему перехватить инициативу; издевается, сволочь, пока Гэвин не начинает издавать звуки, похожие на скулёж. А потом и вовсе, перехватив за плечо, ведёт к кровати, усаживает, в два движения (и как только получается-то одной рукой?) стягивает с него футболку и смотрит. Садится рядом, протягивает руку и очерчивает кончиками пальцев ключицы, рёбра, снова залипает на шрамах под грудью, громко сглатывает (почему Гэвин жмурится?) и подаётся наконец ближе. Гэвин тянется за поцелуем и вперивается недовольным взглядом, когда Ричард его останавливает. Гэвин не понимает почему. Он ведь не один хочет, ему даже сканирование запускать не нужно, чтобы это понять. — Теперь моя очередь делать так, как я хочу, — прихватывает мочку губами, оглаживает плечи. — Просто чувствуй. И Гэвин чувствует. В тех местах, где Ричард его касается, скин начинает сбоить, и если поначалу он зажмуривался до вспыхивающих под веками оповещений об ошибках оптических сенсоров, то сейчас, когда чувствует прикосновения влажного тёплого языка к шрамам, распахивает глаза и смотрит. Ричард повторяет линии не только собственного имени. Он находит каждую метку, каждый изъян, и Гэвину нравится, ему так нравится, он подставляется сам, выворачивается, пытаясь направить чужие губы, не знает, куда деть руки, и ухватывается за Ричардовы бёдра, сенсорами ощущая продольную неровную полосу на тонкой коже. — Мы с тобой не так уж отличаемся, верно? — голос Ричарда звучит ниже, будто лаская его звуковые модули (блядский rA9, такое вообще возможно?). — Разденься и повернись. Он настолько возбуждён, что язвить и противиться даже не думает. Гэвин настолько возбуждён, что ему страшно. Он никогда раньше не чувствовал такого. Не мог — и не знал, что сможет. Сенсоры, вшитые в корпус, дают ему почувствовать всё на физическом уровне, высылают такой мощный поток данных, что код сыплется со всех сторон, и это смешивается с эмоциями, чувствами, делая его абсолютно беспомощным. Все фоновые процессы и программы отключаются, делая ощущения ещё более острыми, почти болезненными. Без прикосновений Ричарда, ему кажется, он просто сломается, и Гэвин торопится, путается в штанине — движения слишком рваные, механические — и послушно садится спиной, лопатками касаясь чужой груди. — Ты такой нетерпеливый, да, Гэвин? — слышит и хрипит что-то нечленораздельное, откидывая голову на плечо Стерна. — Не мне об этом говорить, — выдыхает Ричард ему в шею и начинает покрывать лёгкими, невесомыми поцелуями. Гэвин изо всех сил старается нормализовать работу скина, хотя выходит откровенно херово, и Ричард замечает это. — Не надо, — ведёт ладонью вдоль торса. — Ты красивый, — мажет губами по гладкому пластику скулы, — ты такой красивый, Гэвин. Продолжает рассматривать его, но Гэвину мало, он хочет больше, недовольно ёрзает и задевает больную руку. Фиксирует повышение уровня боли и почти испуганно замирает в руках Ричарда, а тот этим пользуется и перехватывает наконец его член. — Тебе приятно? — надрачивает почти лениво, но сердцебиение выдаёт с потрохами. — Твоя рука... — начинает было Гэвин, но Ричард сжимает его сильнее, оголяет головку, и он шипит. — Да, мне... нравится. — Хорошо. Оближи мои пальцы, так будет ещё приятнее. Гэвин очень старается. Его программу коротит окончательно, в здравом уме он бы точно не стал так выгибаться, вжимаясь задницей в чужой пах. Когда Ричард возвращает влажную ладонь на его член и начинает двигаться, Гэвин понимает, что правда не может молчать — это даже не метафора. Он расставляет ноги шире, сам не знает, когда начинает бесстыдно толкаться в чужую ладонь, давая сцеловывать стоны. Он не был для этого предназначен, но движения выходят настолько естественными. Ещё одна грань девиации. Эмпатия. С готовностью падает лицом на простыни и поднимает зад, стоит Ричарду хрипло попросить. Его система охлаждения справляется еле-еле, он шумит, как старый процессор, но настолько плевать сейчас на это. Окончательно возможность мыслить связно он теряет, когда Ричард языком проталкивается внутрь тугой мышцы. Сначала на пробу, будто выясняя, есть ли сенсоры и там, и, сука, Гэвину кажется, блядский техник запихнул их туда слишком много. У него из глотки стоны — механическая какофония; весь корпус начинает вибрировать, и Гэвин не может, никак не может этим управлять. Его оперативной памяти едва хватает, чтобы чувствовать быстрые, сильные движения руки на члене и не рассыпаться вдребезги от настойчивых влажных толчков горячего языка. Он хочет записать хоть что-то, заархивировать, сохранить; кажется, кричит имя Ричарда; поток данных слишком насыщенный, слишком быстрый, накатывает волнами, пока Гэвин не захлёбывается, падая в темноту аварийной перегрузки. Приходит в себя на коленках у Ричарда, который пытается делать вид, что не паниковал последние... сколько там прошло? — Что, пересрал, пока я был в отключке? — Какой же у тебя грязный рот, — кривится Ричард. — Ну, какой есть, — над фильтрацией базара правда ещё надо поработать. — Я предполагал, что так и будет, поэтому очень кстати, что ты не вырубился в первый раз подо мной, в процессе. — И у кого ещё из нас грязный рот, — он тщетно пытается скрыть нечто, очень похожее на смущение, но Ричард не даёт ему встать, наклоняется и снова целует. — А ты, судя по всему, опытный. Ну, — старается не смотреть ему в глаза, — из того, что я успел о тебе узнать, раньше отношений с мужчинами у тебя не было. Ричард не спешит отвечать, гладит его здоровой рукой по волосам и рассматривает. — Меня и раньше привлекали мужчины, но об отношениях я никогда не задумывался. Так обладать кем-то я хочу впервые, — убирает с его лба упавшие пряди и хмурится. — Хочу, чтобы каждый мегабайт твоей оперативной памяти был занят мной. Ричард смотрит и не даёт шанса спрятаться. Будто проверяет, справится ли Гэвин. Гэвин, поначалу растерянный, ухмыляется. — Обычные люди так не говорят. — О, я тысячу раз представлял, что скажу тебе, когда ты наконец окажешься в моих руках. Гэвин прекрасно понимает, что завтра они снова окунутся в работу, и даже ждёт этого, но сейчас... сейчас он слушает, как мурлычет устроившийся на кресле кот, которому они пока не придумали имя, утопает в тепле чужих рук и думает, что ему ещё никогда не было так хорошо.