Ты можешь проснуться И оставить печаль для других. Ты можешь поверить в то, что Здесь больше зрячих людей, чем слепых. Ты можешь перечеркнуть сценарий И выключить телеэфир. Ведь проще простого изменить этот мир.
С самого послеобеденного времени мой день пошел как-то не так, и только потом я заметил, что обещанный дождь так и не начался. Небо постепенно очистилось, а я все так же сидел у небольшого пруда, потягивая кофе со льдом и кроша уткам остатки моего скудного ланча. Наверное, я не должен был думать о своем новом знакомом постоянно, но иногда, когда я засыпал, то очень аккуратно клал руку себе на грудь, думая, что он там лежит. Чангюн заснул так всего пару раз… из тех четырех, что я оставался у него на ночь. Но я не думал, что за такой короткий промежуток времени можно было выработать привычку. Кофе из новой кофейни оказался на редкость паршивым, и мне пришлось выбросить почти полный стакан в урну. Утки доедали последние крошки, и мне вдруг стало совестно вот так выкидывать еду, зная, что кому-то не хватает на нее денег. Вот тут я и вспомнил Чангюна, его бедную кухоньку и пустой холодильник. И раз уж мой рабочий день на сегодня был закончен, я решил наведаться к нему в гости, захватив вкусного десерта из любимой булочной. Такого он точно еще не ел. Решив, что общественным транспортом добираться очень долго, я вызвал такси. Сжимал в руках коробку с маленьким бантиком и замечал, как дрожат пальцы. Может, стоило еще взять их фирменный чай или кофе с сиропом… Мысли мои путались, я схватился пальцами за ворот офисной рубахи и попробовал оттянуть его, а заботливый водитель сразу же включил кондиционер, пробубнив что-то невнятное про наконец-то хорошую погоду. И с ним было сложно не согласиться, однако сезон дождей нас еще не оставил, и вскоре снова нужно будет расчехлять резиновые сапоги, а может, и лодку… Я стучался в дверь Чангюна минут пять, думал, что он уснул, сначала тихонько перебирал костяшками, а потом по-настоящему запаниковал и уже начал колотить ногой. Мне так никто не открыл. Тогда я спустился к охраннику, чтобы спросить, не выходил ли парнишка гулять. Каково же было мое удивление, когда я услышал, что тот ушел уже пару часов назад. — Пару часов?! — выкрикнул я, глядя на часы. — Но он никогда не гулял так долго. — Он был таким печальным, — ответил мне мужчина, а потом открыл ящичек, висящий у него за спиной. — Даже ключ от квартиры оставил, сказал, что на всякий случай пусть будет у меня. Я шлепнул коробкой с десертом по столу, уперся в него ладонями, и какое-то время мы с этим мужчиной пристально смотрели друг другу в глаза. — И вы это просто так оставили? — сощурился я. — Вам ведь известно, что он инвалид по зрению?! Он пожал плечами и развернулся, чтобы повесить ключ снова в ящичек. — Честно сказать, я и не замечал никогда, — ответил он, неприлично зевнув. — Да и не доплачивают мне за это. Молодой человек ушел гулять, а жители часто отставляют мне ключи, когда не хотят таскать их с собой или боятся потерять. Кажется, я даже не дослушал его, выбежал на улицу и только там понял, что забыл свой подарок. Мне не хотелось возвращаться, сердце было не на месте, мне нужно было найти Чангюна, ведь что-то точно было не так. Как же я иногда жалел, что у него не было телефона, а рука сама тянулась, чтобы позвонить, хотя звонить было ровным счетом некуда. Я нашел фотографию Чангюна в телефоне и поставил ее обоями на рабочий стол, чтобы долго не искать в бесконечных снимках галереи. Хоть паниковать было еще рано, я все равно приготовился показывать телефон каждому встречному. Я быстро бежал через парк, ища глазами знакомую одежду. Ладони мои похолодели, стоило вспомнить ту сцену в переулке… Я обыскал каждый уголок, но и там не нашел того, кого искал. Пришлось добежать до магазина, в котором Чангюн всегда покупал продукты. Я показал снимок девушкам на кассе, но они все ответили, что не видели его уже неделю. Все правильно, это же я просил его больше не ходить по улице и не подвергать себя опасности. Только вот это нисколько не помогло мне найти Чангюна. Я обежал всю округу, буквально тыча людям телефоном лицо, показывая фото. Все мотали головами, как болванчики, а некоторые и вовсе отмахивались, не желая меня слушать. Меня охватило отчаяние. А вдруг он куда-то уехал или случайно ушел туда, где ничего не знает? Я решил, что буду искать его, пока не найду, а если понадобится, то подключу полицию. Это был уже десятый двор и третий парк, в которых я обшарил каждый куст. Телефон начинал разряжаться, и я рисковал остаться без связи и без фото, а еще без денег, так как никогда не ношу с собой пластиковых карт. Нужно было думать быстрее, опрашивать больше народу, больше собачников и женщин, гуляющих с колясками, так как они знают больше всех, если дело касается их любимого места выгула. Я уселся на скамейку, вытянул гудящие ноги и на секунду прикрыл глаза, пока не вздрогнул от громкого лая прямо у меня за спиной. Подскочив, я обернулся и готов был отбиваться сумкой, но увидел вполне дружелюбного белого пса, виляющего хвостом. Собака вставала на задние лапы, тыкалась мордочкой в своего человека и ложилась рядом с ним пластом, прося, чтобы ее погладили. И вот когда парень протянул руки, чтобы обнять своего питомца, я уже было подумал, что у меня начались галлюцинации. Эти маленькие пальчики и ладони с натянутыми на них рукавами толстовки я уже мог бы узнать из тысячи. Мне настолько нетерпелось удостовериться, что я нашел свою пропажу, что я даже перепрыгнул через спинку скамейки. Едва не упав, я сделал вид, что грациозно станцевал и проскользил на коленях к мальчику с собакой. — Чангюн-а, — позвал я, а парень поднял на меня стеклянный взгляд. Больше сомнений у меня не осталось — это действительно был он, сидящий на земле и поджавший под себя ноги в растянутых на коленях джинсах. — Х-хён?.. — неверующе заикнулся он, вытер нос рукавом и снова обнял собаку, пытаясь за ней спрятаться. — Ты… Ты что здесь делаешь?! Зачем ты ушел из дома? Ты хоть знаешь, где ты сейчас?! По правде, я и сам не представлял. Я столько петлял по городу, что рассчитывал лишь на то, что заряда в телефоне хватит, чтобы приложение такси само определило, где я. Чангюн мотал головой, крепче обнимал собаку, а по его мокрой щеке я понял, что он плачет. — Я испугался… — Чего ты испугался? — мне пришлось сбавить тон, подползти на коленях ближе и обнять его вместе с мохнатым другом. — Кто мог тебя напугать? — Прогноз погоды, — всхлипнул он, и вот тут я действительно удивился, уставившись на заплаканное лицо и прикрытые глаза. — Я слышал его по радио, и там сказали, что неделя должна быть теплой… — И что же в этом плохого? — Я решил, что, если не будет дождя, ты не придешь. — И поэтому ты сбежал из дома? Назойливая собака облизала мне все лицо, впрочем, Чангюну тоже, только вот он так не морщился. Казалось, что ему очень нравился контакт с животным или человеком, вероятно потому, что через прикосновения он лучше понимает. — Я бы хотел накормить Кью, но у меня ничего нет. Я не обратил внимание на то, что на вопрос мне так и не ответили. Глазами Чангюн улыбался. Он тронул мою руку и положил ее собаке на шею, где остался совсем недавний след от ошейника. — У него нет хозяина, и он нашел меня здесь… Я действительно заблудился… Я сощурился псу, а он склонил голову, рассматривая меня, и заскулил, растянувшись на земле. — Его зовут Кью? — Я его так назвал, — гордо сознался Чангюн, и пес ответил ему звонким тявканьем. Вероятно, что псу кличка пришлась по душе, а я начинал переживать за то, что придется этого здорового олуха тащить за собой. Как мне объяснить Чангюну, что я не хочу брать собаку? Мне проще было бы застрелиться на месте, чем произнести это. Я сглотнул, достал телефон и стал искать себе такси, где возможна перевозка животных. — Чангюн-а, — я обхватил его лицо ладонями и словно по привычке смотрел в глаза. — Обещай мне, что ты никогда больше так не сделаешь. Ты же не… — я покосился на собаку, жующую носок моего кеда. — Ты не собака, чтобы тебя бросить. И я догадываюсь, почему бросили это мохнатое чудо, подумал я, обращая внимание на обслюнявленную обувь с дырочками, оставленными зубами. Пса не нужно было даже манить за собой, он бежал за мной хвостом, когда я, по привычке подхватив Чангюна на руки, пошлепал к проезжей части. — Я могу идти сам, хён, — тихонько напомнил он мне, но я уже увидел приближающееся такси и ускорил шаг. — А вдруг ты снова убежишь от меня, — я посмеялся, а сам принял для себя серьезное решение забрать Чангюна к себе домой… и его нового друга тоже. Я терпеть не могу, когда ко мне домой кто-то приходит, ведь у меня там аккуратный беспорядок, все валяется, зато я знаю, где оно валяется. Случай с Чангюном был особенный, но проще от этого не становилось. Он мог споткнуться о провода, поймать ногами давно скомканный носок, уронить поставленную на пол чашку или снести руками то, что «временно» стояло на самом краешке полки. Мне пришлось усадить его на диван в гостиной, снять обувь и попросить держать собаку при себе, пока я хоть немного, но приберусь. В тот момент я уже и забыл, что мне не нравятся гости. На плите грелся чайник, а взгляд мой упал на коробку с печеньем, которую я еще не успел открыть. Я поманил к себе Кью, когда закончил убираться на кухне и нашел в холодильнике оставшиеся сосиски, с которыми я хотел сделать хот-доги. — Прости, друг, но собачьей еды у меня дома нет, — говорил я псу и уже видел высунутый язык с капающей слюной. — Не забудь поблагодарить Гюн-и, иначе до сих пор скитался бы по пустому парку. Кью набросился на сосиски, а потом так же на воду, которую я налил ему в небольшое ведерко для уборки. Похоже, мне предстоял поход в зоомагазин за мисками и шампунями для этого лохматого чудовища. Я мельком вспомнил звонок, когда мне сказали о конкурсе, вспомнил, как в первый день держал фотоаппарат… И вот я здесь, бегаю по всему городу в поисках слепого мальчишки, а еще завел большого самоеда, хоть и не собирался. Жизнь — удивительная штука, оказывается. После ужина я устроил Чангюну экскурсию по квартире. Это было странно, но необходимо, если он собирался у меня остаться. Вся его квартира была величиной с мою гостиную, и это он сказал сам, когда обошел ее, перебирая руками по стене. Он ничего не уронил и ступал очень осторожно. Даже я бы споткнулся об стоящие тапочки, а он нашел их и перешагнул. Мы аккуратно прошли по коридору, изучая его углы и предметы декора, на которые можно было наткнуться. Я держал Чангюна рукой за талию и готов был поймать его в любую секунду, если что-то пойдет не так. Глупая собака так и кружилась под ногами и будто тоже пыталась отвести своего нового хозяина от того, на что он мог бы напороться. Зайдя в спальню, Чангюн глубоко вдохнул и остановился в дверном проеме. Я сначала подумал, что он не хочет заходить, но потом он повернулся ко мне и сказал всего одну фразу, от которой у меня закружилась голова: — Ты тут спишь. Так пахло у меня в комнате после того, как ты уходил. Запах кожи и парфюма, а еще свежего постельного белья. — Ты не против сегодня остаться? — тихо прошептал я и уже хотел забрать свои слова обратно, как паренек кивнул. — Уже поздно, и я не могу отпустить тебя одного. — Хорошо, хён, — подтвердил он и нащупал собачьи уши. — Мы с Кью можем спать вместе. Не скрою, что у меня немного задергался глаз при мысли о том, что пес будет спать на кровати. Я посмотрел ему прямо в глаза, погрозил кулаком, а тот нахально облизнулся, показав мне свои зубы. Пока Чангюн бродил по квартире, изучал ванную комнату и выключатели, пытаясь все запомнить, я убирался на кухне. Хоть тогда пес не кружился возле меня, кажется, он понял, что достаточно подмазаться к Чангюну, а я, уж так и быть, приму его любым. Меня сначала насторожило то, что пес громко лаял, что-то скреб, а потом послышался щелчок, и настала тишина. Я выглянул из-за стены и увидел паренька, стоящего перед входной дверью в квартиру. Дверь оказалась открытой. — Гюн-а, кто-то пришел? — крикнул я ему и услышал только всхлип. Нигде не было пса, и не слышно было его стучащих лап. — Что я сделал? — бормотал Чангюн, трогая замок на двери. — Я не запомнил, что это входная дверь… Я его выпустил на улицу, да? Мы должны найти его, хён. Это мог бы быть прекрасный способ избавиться от собаки, я даже ухмыльнулся, но почти сразу заметил, как парнишка плачет. Ему было жаль Кью, несмотря на то, что тот был простым псом, несмотря на то, что они знакомы несколько часов… Меня пробрало ознобом, когда я представил, как Чангюн испугался остаться без меня. — Найдем, — быстро согласился я, зная, что на улицу тот точно выйти не сможет. Накинув на плечи ветровки, мы побрели искать Кью. Было бы проще, если бы я пошел один, но Чангюн наотрез отказался остаться в квартире. Он постоянно манил пса, но тот не отзывался, а отпечатки лап вели нас на этаж выше, а дальше уже был только выход на технический этаж, а за ним выход на крышу. Жалобное скуление слышалось где-то совсем недалеко, а потом скрежет когтей по металлу. Сомнений у меня не осталось — пес пытался выйти на крышу, думая, что там улица. Я толкнул дверь и дал ему возможность выбежать. Чангюн поднялся за мной, держался за ручку двери и снова стал звать пса. Я обернулся и снова замер, как тогда, на кухне, когда паренек впервые мне улыбнулся. Сейчас он был напуган, капельки слез висели на ресницах, глаза были широко открыты и казались белыми от попадающего в них закатного солнца, а лицо окрасилось багрянцем. Я быстро подбежал к нему, взял за руки и попросил ступать осторожнее, так как тут и зрячему можно споткнуться обо что угодно, но потом мне пришлось отпустить его, чтобы побежать за собакой и за шкирку привести ее обратно. Сердце мое замерло, стоило Чангюну остановиться у парапета, собака, кажется, тоже испугалась, и мы вместе ломанулись к мальчишке. — Мы можем тут задержаться, хён? — спросил он и положил руки на каменный выступ. Мне было сложно отказать в такой простой просьбе, но я все же отвел Чангюна от края, и мы уселись на небольшой выступ. Кью присел рядом и даже смотрел в ту же сторону, наблюдая вместе с нами, как солнце скатывается в очередную канаву. — Расскажи, что ты видишь, — попросил меня Чангюн и подвинулся ближе, касаясь моего плеча. Я редко наблюдал за подобными явлениями, так как окна моей квартиры выходили на другую сторону, а потому засмотрелся, завороженный открывшимся видом. — Покатые крыши, — начал я, стараясь описать все подробно. — Отблески рыжего солнца, похожего на апельсин, последние лучи, играющие на реке, и красная ленточка заката… Завтра снова будет тепло… А что видишь ты? Я даже не подумал, что он может обидеться на меня за такой вопрос. Но что-то же его привлекло в этом месте, раз уж он попросил задержаться. — Пахнет кабинкой билетера в кинотеатре с красными шторами. Очень тепло… Я встрепенулся и стал припоминать, действительно кинотеатр тут был. — Тут недалеко старый кинотеатр… — пробубнил я, но меня тут же прервали. — Пахнет восходящей ночью. — Это как? Чангюн стал жестикулировать руками, пытаясь что-то описать в воздухе, и собака за ним следила, иногда поскуливая. — Сахарная фиалка и яблоко в карамели с посыпкой, — его слова будто растворились у меня на языке, превращаясь во вкус. — Лунная орхидея, такая белая-белая, черная жимолость, слива и ваниль. Я сам подвинулся еще ближе и заметил, как Чангюн тоже прижимался ко мне. Возможно, становилось прохладно… Возможно, я не мог себе признаться… — А почему Кью так неспокоен? — не очень уверенно перевел я тему и нервно улыбнулся. Чангюн будто и не заметил этого, рассмеялся и обнял своего пса, а тот довольно лизнул его в ответ. — Кошачьи лапы чувствует. — Он не любит кошек? — усмехнулся я, переглядываясь с собакой. — Он сам тебе об этом сказал? — Глупый ты… — снова беззлобно хохотнул паренек, трогая пальцами мордочку пса. — Он их боится. Видел царапины у него на носу? — Не заметил… — честно сознался я и отвернулся, начиная сомневаться, кто же из нас двоих больше видит. Я почувствовал невесомую ладонь на плече, а затем тихую просьбу, от которой мой привычный мир словно перевернулся: — Можно я на тебя посмотрю? — П-посмотришь? Чангюн кивнул, потер ладони друг об дружку и закатал рукава моей ветровки, в которую был одет. Я внимательно наблюдал и впитывал каждое его действие, смотрел на окрашенную закатными лучами смуглую кожу и почти не дышал, пробуя понять, чего от меня хотят. — Я бы хотел знать, как ты выглядишь, — без тени смущения произнес паренек и потянулся ладонями к моему лицу. — Не бойся, я не тот, кто может обидеть. Его холодные пальчики легко скользнули по моим скулам, подбородку и поднялись к щекам. Там Чангюн остановился и сжал кожу пальцами. Я ненавидел, когда так делают, но ему не сказал ни слова, более того, я хотел, чтобы он не прекращал трогать. Он осторожно потрогал морщинки на лбу, ощупал брови и даже мешки под глазами, а я не мог оторвать взгляда от его лица и от того, как ползут лучики в уголках глаз, когда он улыбается. Наверное, я сам улыбался, не замечая этого. Когда Чангюн, перебирая подушечками пальцев, добрался до губ, он помедлил и уже не казался столь решительным. Он то отстранял ладони от моего лица, то снова невесомо касался кожи, что-то беззвучно произнося. — Ты что-то сказал? — подтолкнул я его к разговору. Он кивнул, снова улыбнулся и прижал обе ладони к моим щекам. — Ты красивый. Слышать от него это было странно, и внутри меня все затрепетало. Я покрылся мурашками, пока Чангюн легко трогал мои губы обоими большими пальцами. Не знаю, что со мной произошло в тот момент, но я коротко чмокнул его, попав только по одному пальцу. Паренек сжался, но потом плечи его опустились, и он поднес мною поцелованный палец к своим губам. — Можно я возьму тебя за руку? — попросил я, увидев кивок и протянутую руку. — Возьми… Я долго перебирал его пальцы своими и даже потерял счет времени. Удивился тому, что, несмотря на то, что Чангюн жил ощущениями, ладони его не были грубыми. Он закрыл глаза и размеренно дышал, чуть приоткрыв губки-бантики. Я верил, что он не боялся, его тело не было напряжено. Я четко представил свои дальнейшие действия, перебрал кучу вариантов, к чему это приведет, а затем нагнулся и коснулся его губ своими губами. Я не торопился разорвать этот невинный поцелуй, просто трогал его губами и прерывисто дышал, но когда губы Чангюна приоткрылись, я позволил этому поцелую стать чуть глубже. — Я не умею целоваться, — сознался он с горькой усмешкой на губах. На эти слова я лишь крепче прижал его к себе, закрыл спину руками от ветра и положил подбородок ему на плечо, ну прямо как верный пес, пускающий слюни на мое колено. — Все хорошо… Солнце быстро скатилось за горизонт, и город вновь стал серым. Мы совершенно не хотели уходить, так и сидели, дыша друг другу в ухо. Подобные чувства легкости и умиротворения рядом с человеком я, пожалуй, испытал впервые. Однако очередное некстати наступившее утро все снова расставило по своим местам. Я старался не заходить в гостиную, где спал Чангюн вместе со своим псом, оставил им завтрак на столе, обед в холодильнике и спешно убежал на работу. Меня трясло все полдня, как только я вспоминал прошедший вечер. И это уже был не страх, меня буквально сворачивало в узел, стоило вспомнить наш короткий поцелуй. Я бы соврал, если бы сказал, что мне было неприятно. Нет, неприятно мне не было, потому что было… очень приятно. И именно это меня беспокоило. Отпустив водителя в паре кварталах от нужного дома, я поправил дорогой костюм и с пышным букетом черных роз почти бежал по улице, иногда оглядываясь. Была пятница, и именно в этот день уже на протяжении года мы тайно встречались. Сначала как друзья, но потом неспешно дошли до поцелуев и до безобидных романтических игр. И вот именно в этот день я решил, что мне срочно нужно чего-то большего, а потому настало время впустить в свое сердце еще одного человека, который появился в моей жизни столь неожиданно. Еще раз обернувшись на пороге, я перемялся с ноги на ногу и нажал на кнопку звонка. Ожидание нервным зудом щекотало в груди. Хотелось быстрее, пока не передумал, пока я готов. Дверь приоткрылась небольшой щелкой, но я тут же дернул ее и прошмыгнул внутрь, прикрыв лицо букетом. — Дети дома? — строгим тоном спросил я, уже заметив стройные ноги женщины, стоящей передо мной в своем коротеньком домашнем платьице. — Нет, — опешив, ответила она, но все же осмелилась принять цветы. — Я знаю, — насмешливо ответил я и подарил ей бесцеремонный поцелуй в губы. Руки женщины обвились вокруг моей шеи, и она тут же поднялась на цыпочки, ощущая, как мои горячие ладони шарят под подолом платья. — С ума сошел? — горячо прошептала она, едва смогла разорвать поцелуй. — Ты никогда так не приходил. А если кто увидит? — Никто не увидит, — улыбнулся я и тут же легко подхватил ее на руки. — Я незаметный, как ниндзя. — Соскучился? — Очень, — и думаю, ей не очень-то нужно было знать, что я врал. Вверх по лестнице, мимо семейных и почти счастливых фото полноценной семьи с двумя красивыми детьми, которые совершенно точно пошли в мать, а не в вечно угрюмого отца. И как такая красивая женщина могла выйти за него замуж? Ведь даже сейчас так сильно заметно по тому, как она игриво болтает ногами и прижимается сильнее, что мужской ласки ей явно не хватает. — Ты негодяй, Вон-а, ты знаешь об этом? — немного смущаясь спросила она, когда толкнула ногами дверь в их с мужем спальню. Я изогнул одну бровь и вошел внутрь. — Ты взял на работе отгул и где-то пропадал, ничего не сказав. — Извини, — смеясь, положил я ее на кровать и зачесал волосы назад. — У меня сейчас появилось довольно интересное занятие, о котором я бы не хотел говорить раньше времени. Быстро и небрежно скинув пиджак на спинку стула, я присел перед кроватью на колени. Тонкие женские пальцы тут же закопались в моих волосах, исследуя голову массажными движениями. На такие нехитрые манипуляции до тягучей слюны изо рта был способен только мой назойливый коллега, который лишь иногда приносил пользу, а вот теперь и она. — Хотела бы я, чтобы мои сыновья были похожи на тебя, — мечтательно произнесла она, и меня заметно передернуло. — Никогда не говори так, — отрезал я и тут же бережно поцеловал ее руки, взяв в свои. Такие нежные и хрупкие. — Бойся своих желаний, Джинн-и, они имеют свойство сбываться. На что Джинн нахмурилась и склонила голову, не понимая, что же она сказала не так. Это к лучшему. — О чем это ты? — Да так, ни о чем, — заверил я и аккуратно заполз сверху, бросив взгляд вскользь на рамку с фотографией супругов, стоящую на прикроватной тумбе. Это меня в данный момент вообще не волновало. Она такая, какая есть, она, черт возьми, женщина, которая, вероятно, очень устала от пресной семейной жизни. И плевать я хотел, что она старше меня на каких-то шесть лет. О возрасте женщины должен говорить только ее паспорт, а уж точно не внешность. А сейчас, когда она вся такая открытая, в распахнутом халате лежит снизу и пошло улыбается, просто грех этим не воспользоваться. У меня же получится? — Сейчас ты опять скажешь, что у тебя мало времени, — пыталась перебить она настойчивые поцелуи. — Очень мало, — не прекращая влажных смазанных поцелуев по выразительным мягким губам, я тщетно пытался тереться причинным местом об ее колено, внутренне проклиная себя за беспомощность. — Катастрофически мало времени, ведь обеденный перерыв не вечный. Но сегодня я решил пойти дальше, и я пойду… Ее ловкие руки уже расстегнули все пуговицы на рубахе, огладили широкие, рельефные плечи и, слегка оцарапав длинными красными ногтями торс, нырнули за пояс брюк. — Да неужели, Вон-а, — улыбнулась Джинн. — Тебе на это понадобился целый год… — Мне на это понадобилась вечность… Одежда сброшена, на мне только трусы, а на ней кружевной комплект красно-черного французского белья. По-видимому, я не единственный, кто подумал, что сегодня будет секс… Только толку от этого никакого, от слова совсем. Я отчаянно краснел, когда она, усевшись сверху и пытаясь возбудить меня эротическим массажем, не добилась ровным счетом ничего. Джинн завела руки за спину, пытаясь расстегнуть лифчик, но я тут же поймал ее за локоть. Не готов. — Не надо, — вдруг попросил я не своим голосом. — Так лучше… Оставь. — Что-то не так? Но я помотал головой и прикрыл лицо ладонями, яростно его потерев. Стыдно. — Все хорошо, Джинн-и, ты прелесть, правда, просто… Просто я не могу… И она действительно сдвинулась чуть назад, обратив внимание на абсолютно лежачее достоинство, даже пыталась сжать его руками через ткань белья. Бесполезно. — И все же что-то не так, — расстроенно вздохнула Джинн. — Говорила же я тебе, что старовата для тебя. Я привстал и обхватил ее личико ладонями. Грустные глаза смотрели безотрывно. Она действительно винит в этой неудаче себя? — Это вовсе не так, — поспешил я успокоить, хотя еще не совсем понимал, как. — Понимаешь, у меня просто очень много работы, а еще есть некий психологический барьер, и я думал, что смогу преодолеть его, но, кажется, не могу… — я понял, что горожу несусветную чушь, но и остановиться уже не мог. — Ты… ты замужем, и меня это немного напрягает… — Да брось, — махнула она рукой и даже попыталась встать, но я снова усадил ее обратно. — В какой момент тебя это стало напрягать?.. Дело вовсе не в этом. — А в чем? — озадаченно переспросил я и нахмурился. — В том, о чем ты не можешь сказать… По телу прошел неприятный озноб и покрыл его мелкими мурашками, и, заметив это, Джинн все же перекинула ногу и упала на подушки, разбросав длинные волосы небрежными волнами. Момент снова испорчен. Не я же виноват? Это моя чертова природа виновата, которая решила сыграть со мной злую шутку, переключив внимание с красивых женщин на… Парней? — А у твоего мужа есть пивной животик, — решил я перевести тему и виновато скривил губы. Она только махнула рукой на это. — Он называет это «холм славы». — Ага, а под ним павший воин, — и только когда пошутил, понял, насколько это оказалось неуместно в моем-то положении. — Джинн-и, можно я тебе признаюсь? — повернулся я к ней и прилег рядом, подперев голову на локте. — Ты тут ни при чем. Дело только во мне… Просто я… запутался… Джинн не повела и мускулом на лице, спокойно выслушав нелегко давшуюся кривую правду. Пожалуй, можно было даже сказать, что она была готова к ней. — Даже не знаю, что и сказать, — вздохнула она, глядя в потолок. — Я, наверное, должна расстроиться и надуться, как маленькая школьница, которую грубо отшили, но понимаю, что в тебе действительно что-то не так. — Зачем мне выдумывать? — я коснулся ее плоского бархатного живота и не без удовольствия заметил, что ее не отшатнуло, она даже не поморщилась, будто с легкостью приняла мою вот такую правду, которую я так и не смог произнести. — Я не знаю, что мне делать. Она только тяжело вздохнула и, повернувшись набок, ответно коснулась моей груди. — Ты не первый и не последний… Мне сложно это принять, а понять еще сложнее, впрочем, будущего у нас с тобой все равно бы не было. Я замешкался и потерялся на какое-то мгновение, но потом в памяти всплыл скромный симпатичный мальчишка, а мозг сгенерировал глупую неуместную фразу: — А где у тебя дети? Никто не придет сейчас? — Младший гуляет с приятелями, — махнула она рукой в сторону окна. — А старший, как обычно, уехал в город. — Мне стоит уйти? Я боялся ее ответа, но в то же время понимал — что бы она ни ответила, это будет наш последний разговор и последняя встреча. Мне было страшно стыдно, и я ощущал себя немного не в своей тарелке. — Уходи… Мне не нужно было повторять дважды. Когда меня просили уйти, я обычно не переспрашивал. Оделся и ушел, закрыв за собой эту дверь насовсем.♫♫♫
Я засыпал, сидя в рабочем кресле. Целую неделю я бился над тем, чтобы как-то написать статью для конкурса фотографий. За окнами снова разыгрывалась непогода, полил дождь, потом еще сильнее, а буквально за десять минут до того, как я должен был идти домой, разыгралась настоящая буря. Наверное, именно это и помешало Минхёку тоже пойти домой. Он сидел позади меня, постоянно заглядывал через плечо и вздыхал, смотря на мой пустой лист. Я выпил очередной стакан кофе, сидел у окна и смотрел на стекающие капли, слушал раскаты грома, пока Минхёк разговаривал с кем-то по телефону. Возможно, мысленно я был рядом с Чангюном, переживал, как ему на новом месте, которого он еще не знает. Он хоть и уверял меня, что все будет хорошо, но я все равно ужасно волновался и хотел вернуться к нему. Сложно уже было отрицать то, что у меня возникли чувства к нему. Тот поцелуй никак не выходил у меня из головы, я постоянно к нему возвращался и каждый раз чувствовал, как тянет в животе. Именно тогда, когда я уже собрался уходить, Минхёк подошел ко мне и протянул книгу, автора которой я не знал. — Об этом хочешь написать? — коротко спросил он. — А что это? — быстро ответил я, переминаясь с одной ноги на другую. — Ты предлагаешь мне переписать статью из книги? — Июнь — месяц гордости, если ты понимаешь, о чем я, — довольно прямо намекнул Минхёк, и только тогда я обратил внимание на обложку книги. — Автор отлично описывает эту тему и не считает ее проблемой. Он смешал ее со своим талантом и превратил в искусство. — Как это должно мне помочь? — пожал я плечами, но книгу в руки все же взял. — Я в этом ничего не понимаю. — Мне кажется иначе, — почти шепотом произнес он, кивая на мой ноутбук, на экране которого я не удосужился закрыть сделанные мной фото. — Если ты напишешь о том, чтобы люди не стеснялись любить того, кого хочется, а к ним приложишь вот эти фото, то тебе гарантирован успех. Наш народ немного ограниченный, а потому боится всего, чего он не понимает, но люди искусства должны тебя понять. — Ты тоже считаешь, что я пропал, да? — я присел на первый попавшийся стул и спрятал лицо в ладонях. Щеки мои горели и пульсировали. — Я расстался с Джинн, так ни разу и не оказавшись с ней в постели… Я боюсь себе признаться, что это все из-за него. — Но ты только что это сделал. Мне было тяжело, я не мог даже поднять взгляда, смотрел пустыми глазами на обложку книги и пытался себя успокоить тем, что это всего лишь статья для конкурса, а не доклад о личной жизни. — Ты так и не сказал, что ты от меня хочешь, — выговорил я, наблюдая за тем, как Минхёк спешно собирает мои вещи. — Знаешь, — улыбнулся он. — Наверное, хоть как-то я могу спасти твою мягкую задницу. Я договорился с ним о встрече и объяснил, что нам от него нужно. Автор этого романа согласился написать тебе статью, а также отдать ее авторство в твои руки. Сопротивляться не было смысла, мне даже не удалось надавить Минхёку на жалость тем, что дома меня ждет Чангюн, и он может сильно переживать, если я задержусь. Я все делал чисто машинально, не позволяя себе даже задуматься над своими поступками. Я даже попытался сесть на водительское кресло, но уже сидящий в нем Минхёк кашлянул в кулак, чем и привлек к себе внимание. В голове будто стоял предохранитель, который готов выгореть прямо сейчас. Я решился на вопрос только спустя половину пути, а до этого абстрагировано смотрел в окно, не слыша даже музыки, играющей в салоне. — С тобой все хорошо? — поинтересовался Минхёк, положив руку мне на колено. Я повернулся, так и не вытащив изо рта закусанную костяшку указательного пальца. Даже взглянув мельком, Минхёк понял, что я собираюсь спросить что-то нехорошее, потому просто молчал, дав мне время собраться с мыслями. — Сильно заметно? — Клеймо на лбу не горит, — быстро кинул мне друг и свернул куда-то с асфальтной дороги в лес. Я ничего не ответил, только горько вздохнул и вернул локоть на дверь, снова закусив палец. Никогда бы не подумал, что вообще заведу с приятелем эту тему. — Куда мы едем? — поинтересовался я, когда уже начал подозревать, что темный лес впереди никогда не кончится. — Ты меня убить захотел, чтобы прибрать все, что я нажил? Минхёк рассмеялся, но, кажется, только для того, чтобы хоть немного разбавить накалившуюся атмосферу. — Я устану тебя закапывать. — Расскажи мне, что это за писака такой, и почему нельзя было весь этот вопрос решить по электронной почте? — Этот странный мужик вроде как отшельник. Он предупредил, что живет порядком вдали от города… — начал Минхёк, внимательно вглядываясь в темноту, которую разрывал свет фар. — Отшельник? — Ну да, я слышал о нем пару раз. Мой друг, — на этих словах я не сдержался от ехидного смешка. — Да, Вон-а, мой друг очень любит читать. Я сразу вспомнил одну из обложек книг. Короче, он пишет любовные романы, ну точнее даже порнографические… — А при чем тут я и моя статья? — мы переглянулись и оба глупо моргнули. Минхёк замотал головой. — Мне показалось, что он довольно красиво должен преподнести то, что тебе нужно. За деликатность я ничего говорить не буду, но раз уж он отдает тебе авторство, то ты можешь поправить моменты, которые сочтешь слишком интимными. — Я просто хочу избавиться от всего этого и, если честно, не очень хочу отсылать снимки на конкурс, потому что мне кажется, что это своего рода предательство. Я начинал с того, что просто хотел денег, а закончил тем, что мучаюсь от желания поцеловать парня. Где я в этой жизни свернул не туда? Длинная и извилистая лесная дорога на большем своем протяжении тянулась к косогору. С вершины холма, если бы не непроглядная тьма, то открылся бы прекрасный вид на бесконечные потоки зелени и синюю полосу реки. Дом одинокого старика был возведен уступами на террасах. Рядом располагался гараж на одну машину. Длинный передний двор был пуст. Когда Минхёк заглушил двигатель, то в ночной тишине был слышен только шум дождя, который нещадно хлестал по макушкам деревьев и по черепичной крыше дома. К дому вела аккуратная подъездная аллея, по обеим сторонам украшенная фигурками каких-то огромных и совершенно ужасных жаб. Но, будучи настолько поздними гостями, мы решили, что пройтись пешком, хоть и под дождем, будет уместней. — А я примерно как-то так вас и представлял, — раздался громогласный голос, сопровождаемый смехом. Я шел первым, потому мне ничего не помешало прищуриться и вглядеться в темноту. На открытой террасе был виден образ говорящего. Он явно был крупным, а его голос выдавал мужчину с брюшком. — Проходите скорее, иначе совсем промокните. Погода дрянь. Я забежал под крышу, перепрыгивая ступеньки через одну, и стряхнул воду с волос. Вблизи старик показался вполне миловидным, лицо доброе, почти без морщинок. Сложно было предположить, что такой, как он, способен на написание порнороманов. — Вечер добрый, — я протянул руку, а мужчина тут же пожал ее своей сухой и теплой ладонью. — То ли вечер, то ли ночь, — хохотнул он, положив вторую руку на трясущийся живот. — Мое имя Джон Хун. А вы, значит, за моими текстами приехали? Минхёк довольно хмыкнул и тоже протянул руку в приветственном жесте. — Вроде того, — улыбнулся я. — Вы готовы дать мне их прямо сейчас? Не обещаю, что они мне пригодятся, но друг настоял, чтобы я приехал. Мужчина сорвал брезент с дивана, которым тот, видимо, был укрыт от непогоды, предложил нам сесть и щелкнул выключателем. На террасе зажглась лампочка, у которой тут же закружились ночные бабочки. Минхёк присел сразу же, привычно поставив локти на колени и подперев голову. Я предпочел постоять, скрестив руки на груди. Что-то тут было не так. Зачем эта игра в хорошего хозяина, когда можно было просто дать мне то, за чем я приехал? Он хотел денег? — Ваш парень довольно милый, — начал Джон Хун, неоднозначно улыбаясь. Я хмыкнул и осмотрелся по сторонам. — Он не мой… — Вы зачем-то врете, — чуть сбавил голос старик, грузно опустившись в свое кресло. — Несколько лет назад у меня остановились два парня, явно туристы, они прожили у меня всего три дня, но я никак не мог смириться с тем, что они уехали. Я любил их подслушивать и даже подглядывать за ними. Они шептались, что никто их не понимает, и только вдали от дома они могут быть свободными. — Свободными? — переспросил я спокойно. — Вы сейчас хотите сказать, что вы подглядывали в тот момент, когда… — Вы знаете, — мужчина совсем перешел на старческий шепот, а потом достал из-под кресла какую-то увесистую пачку листов, исписанных синими чернилами. — Когда они думали, что я их не вижу, то так осторожно и красиво трогали друг друга. Я зашипел от этих слов, будто от боли, и обнял себя за плечи, пытаясь избавиться от колючих мурашек. Стало не по себе. Я видел, как смущенно Минхёк опустил голову и почесывал затылок. — Я что-то не то сказал? — удивленно, будто ничего не произошло, спросил старик и развел руками. — Вы спросили, что значит быть свободными, я считаю, что свобода — это делать то, что хочется. Банально? Возможно. Они любили друг друга, а я подглядывал, мы все были свободны делать это. Но вы знаете, — голос стал почти неразличим за шумом дождя. — Это на самом деле так мило и красиво, что я написал начало своей новой книги именно о них. Подумал, что нужно поискать себя в новом жанре. Заговорщически посмотрев на друга, я увидел кивок. Мы явно подумали об одном и том же. — Можно взглянуть? — я протянул руку, и Джон Хун с гордым видом сунул мне рукописи. Я терпеливо листал их, видел гадкие словечки, которыми старик не брезговал. Сердце сжималось до размеров макового зерна. — Мило, говорите? Хотите мою оценку ваших стараний? Не говоря больше ни слова, я достал из кармана зажигалку. Колесико крутанулось об кремень один раз, второй, запахло бензином, а бумага тут же занялась огнем. Джон Хун попробовал вскочить с кресла, но, выставив руку, я ясно дал ему понять, что если даже не успею сжечь, то выкину в образовавшуюся у ступеней лужу. — Зачем? — едва не хныча вопрошал он, наблюдая, как дьявольски огонь раскрашивает дождливую ночь и как поедает его старания. — Это ведь не преступление. — Вы правы, это не преступление, правительство дало вам свободу слова, а вы ей пользуетесь, — почти спокойно пояснял я, наклоняя листы, чтобы они ярче горели. — Но эти люди и так были напуганы тем, что они немного… не такие. Это не мило, господин Хун. Это упреки, оскорбления и издевки. Это постоянные ужимки в безлюдных местах и свидания дома. И так будет всю жизнь, до тех пор, пока они не наплюют на мнение окружающих. — Но… ведь это красиво… — старик уже будто и сам стал сомневаться в своих словах, когда я сел рядом, положив ладонь на его кисть, сжимающую ручку кресла. — Посмотрите на меня, — я успокоился и дождался ответной реакции. Грустные глаза мужчины обратились ко мне. — Я похож на милого мальчика? Вероятно, что нет. Обо мне вы не хотите написать? У меня явно больше опыта, чем у вчерашних школьников, — он совсем склонил голову, следя взглядом за не догоревшими обрывками, разносимыми ветром. — Вот именно… Не все так радужно… Извините, если был с вами груб. А теперь нам нужно ехать. Я оставлю вам свой номер, пообщаемся, если передумаете, но в ваших услугах я точно не нуждаюсь. Пока мы ехали домой, я постоянно повторял у себя в голове свои же слова, и с каждым разом они звучали все уверенней. Я признавался себе, что хочу обнять Чангюна, хочу касаться его, хочу, чтобы он чаще засыпал у меня на руках, рассказывая разные истории. Я задремал и мне приснился наш короткий поцелуй, казалось, я не забывал о нем ни на секунду. От голоса Чангюна, тихо просящего посмотреть на меня, каждый раз сладко тянуло внизу живота, и мне казалась очень удобной моя поза, скрюченная в три погибели. Минхёк потрепал меня за плечо, и я поднял голову, не сразу поняв, что нахожусь в собственном дворе. Дождь почти прекратился, а вода быстро бежала по тротуарам и пряталась в ливневках. Я был рад оказаться дома и тому, что друг ни разу не попытался заговорить со мной, пока мы были в дороге. — Ты нас познакомишь когда-нибудь? — улыбнулся Минхёк, неспешно подавая мне мои сумки с заднего сидения. Я кивнул, накинул лямки и потер заспанное лицо, прежде чем выйти из машины. — Не так скоро, — ответил я, зевая. — Я не хочу, чтобы это стало для него неожиданностью. Он не очень тепло относится к незнакомым людям. Попрощавшись с приятелем, я пошлепал к двери, поздоровался с таким же спящим охранником и поднялся на свой этаж. Мысленно я уже лежал в кровати, тело знобило, и хотелось закутаться в теплое одеяло. Выйдя из лифта, я медленно шел к двери, нащупывая ключи в кармане, хотел даже воспользоваться звонком, но решил, что Чангюн, наверняка, уже лег спать. Я остановился, когда под кедами громко чвакнуло. Рука моя так и замерла, не донеся ключа до замочной скважины. Свет в коридоре горел тускло, но мне все равно удалось рассмотреть вытекающую из-под двери лужу. Сердце ушло в пятки, рука затряслась, и мне почему-то захотелось сбросить с себя все сумки, чтобы быстрее проверить, не случилось ли чего с Чангюном. Я не помню, как открыл дверь, в глазах потемнело, а в кеды стала заливаться вода. В коридоре все было залито по щиколотку. Навстречу мне бежал довольный Кью, мокрая белая шерсть на нем висела сосульками, но выглядел пес очень радостным. Он едва не свалил меня, привстал на задние лапы и стал колотить меня по животу. Я же не находил слов, так и стоял в промокших кедах, слушая, как течет вода из крана в ванной. Черпая огромные лужи, я бежал на кухню, а Кью трусил за мной и сопровождал это все пронзительным лаем. Мы вместе словно шагали по болоту, как в фильме про охотников. Остановившись в проеме двери, я услышал тихий всхлип и заметил Чангюна, сидящего на стуле, поджав под себя ноги. Рукавом моей мокрой толстовки он тер чумазые щеки и все больше сжимался в маленький комочек. Я улыбнулся, сам не понял почему, а потом мы с Кью снова вместе побежали в ванную, чтобы закрыть кран. Я выдернул пробку из слива, даже не закатав рукава, все равно я уже весь промок. Потрепал пса по голове, пока он, поставив лапы на край ванны, с удивлением слушал звуки убегающей воды. — Эх ты, а я-то думал, что оставил тебя за старшего, — отчитал я его с улыбкой. — Не уследил, дружище? Он громко тявкнул и снова стал на меня кидаться, чтобы я его погладил. Я скинул с себя мокрые кеды вместе с носками, бросил все это в раковину и закатал брюки, отправившись на кухню. — Чангюн-а, — позвал я его, своей интонацией пытаясь показать, что вовсе не злюсь. — Ты как там оказался? Что случилось? Он обнимал спинку стула, ладони его были спрятаны под длинными рукавами, а голые ноги согнуты в коленях и прижаты к груди. — Ты дома, хён, — тихо почти прошептал он и протянул ко мне руки. — Прости, пожалуйста. Мы гуляли с Кью, а потом я хотел помыть его, но мы заигрались, а когда… когда пол стал мокрый, я… я запаниковал… Прости меня, пожалуйста… Что мне сделать? Я улыбнулся, почесал затылок и снова обратил внимание на собаку, вертящуюся у моих ног. Кью был так доволен сложившейся ситуацией, что бегал и молотил лапами по воде, создавая миллионы брызг, кувыркался в воде и отряхивал шерсть, а капли разлетались по всей кухне. Я не выдержал и рассмеялся, видя, как Чангюн морщится от холодной воды. Подошел ближе, закинул его руки себе за шею и поднял на руки, пытаясь спасти, как зайчика в затопленном лесу. Он крепко обхватил меня руками и ногами, шмыгнул в плечо и повис, словно маленькая коала. В такие моменты я забывал, что он уже даже не мальчик, а вполне взрослый. Тогда он казался мне ребенком, беззащитным и беспомощным. Я любил его такого. — Ну что, будете завтра оба помогать мне отбиваться от соседей снизу, — продолжал смеяться я, крепче обнимая Чангюна. — Они там, наверное, уже квакать начали. Кью подтвердил мои слова громким лаем и снова заносился по кухне. Я постарался посмотреть на Чангюна, погладил его по голове, и он боязно повернул ко мне лицо. — Ты не сердишься на меня? Вместо ответа я нагнулся, чтобы дотронуться до его губ своими губами. Стоя по щиколотку в воде, будучи с головы до ног обрызганный мохнатой собакой, слушая ее лай и держа на руках почти невесомого мальчишку, который уже безбоязненно отвечал мне на поцелуй, я почувствовал себя самым свободным человеком, который, к тому же, был еще и безгранично счастлив.