Раскрашен тобой

За звезду полжизни За луну свободу Я целую небо, А оно льёт воду.

      Утром, собираясь на работу, я заглянул в гостиную, чтобы позвать пса погулять. Что-то заставило меня замереть на пороге и прислушаться к звукам. Чангюн рылся в своих вещах, и у меня создалось впечатление, что он пересчитывал деньги. Я не видел, но слышал тихо названные цифры. Мне показалось это странным, ведь за все время, что он у меня жил, я ни разу с него ничего не спросил. — Чангюн-а, ты чем-то занят? — спросил я и заметил, как он быстро спрятал небольшой кошелек в стопку своих вещей. — Я собирался погулять с Кью, — спокойно ответил он, но мне показалось, что голос его дрогнул. — Но ты уверен, что хочешь сам? — Да, хён, — Чангюн мне улыбнулся и сгреб в охапку пса, который, в общем-то, со мной никуда и не собирался. — Мне все равно нужно по делам, и лучше сделать их утром, пока народу не так много.       Для меня то, что он вполне мог выходить из дома без меня, было своеобразным поводом для гордости. Бесспорно, он жил так и до меня, но тут район для него был незнаком, однако он к нему быстро привык, стоило нам несколько раз выбежать вечерами поесть в кафе и в маркет за продуктами.       По дороге в офис я почему-то все время думал о том, какие у Чангюна могут быть дела. Знал прекрасно, что это меня не касалось, но никак не мог выкинуть из головы. А еще эти деньги, которые он пересчитывал… Я был уверен, что это деньги, сам того не видя. Страшно было поднимать с ним эту тему, и я все еще помнил его слова, которые он произнес в первый день: «у меня нечего воровать». Может, это были и не деньги. Мне определенно нужно было узнать, иначе я боялся, что не буду спать, если не узнаю.       На рабочем столе меня ждала стопка документов. Это означало то, что сегодня нужно было поправить все замечания, указанные в проекте. Даже думать не хотелось, сколько Минхёк просидел в тот день, когда я экстренно сбежал с работы.       Я отодвинул папки с документами и заметил на небольшой подставке запотевший стакан с ледяным кофе, а лед в нем еще не до конца растаял. После замеченного следующего неожиданного подарка, мне захотелось смахнуть все со стола и уйти домой. Казалось, что жизнь моя становилась все невыносимей. — Не оценил? — послышался насмешливый голос за спиной.       Пришлось собрать всю волю в кулак и сделать вид, что меня это нисколько не возмутило. — А должен был? Что за шутки на уровне детского сада?       И пока над моей чуть сгорбленной спиной продолжали посмеиваться, я взял стакан с кофе, чтобы сделать глоток, после чего невозмутимо зачесал волосы назад и обернулся. — Никаких шуток, — продолжал Хосок, подходя ближе. — Странно, что ты не испугался его выпить. — Да нет же, я весь дрожу, — я демонстративно сделал еще один большой глоток. — Там снотворное или слабительное? — Там и то, и другое, — кивнул он без улыбки, вздохнул и уселся в мое кресло. — М-м, все, как я люблю. — Почему ты так этому сопротивляешься?       Я вздернул брови, уперся бедрами в край стола и совершенно без интереса наблюдал, как Хосок вертит в пальцах упаковку презервативов, им же и положенную на мой стол. — Сопротивляюсь чему? — хмыкнул я, смотря ему прямо в глаза. — Переспать с тобой? Ты еще не понял, что я не такой? — Я-то как раз все понял, — ответили мне с тем же смешком. — Ты не такой, я не такой, щенок твой не такой. А резинки все же возьми, ведь неизвестно, кем и сколько он был использован до тебя. Здоровье надо беречь, Вонн-и. — Лицо уже зажило? — Вполне. — Я могу еще раз его поправить. — Я бы предложил вам обоим поправить проект, — послышался спокойный и немного уставший голос Минхёка. — Или жизнь ничему не учит? — Да я вот как раз собирался, — я покосился на все еще занятый стул. — Только, кажется, господин Ли хочет все сделать за меня, раз уж занял мое место.       Тот сразу встал, демонстративно откланялся и запахнул полы удлиненного пиджака. Повеяло свежим ароматом парфюма. Пожалуй, его чувство стиля — единственное, что я в нем, может, не любил, но уважал. — Не буду мешать, Вонн-и, — как-то даже выдохнул он, подходя к двери. — Ты же помнишь, что у нас с тобой осталась еще командная работа? — Такое забудешь…       Как только двери захлопнулись, я опустился в кресло и уронил лицо в ладони. Я ощущал себя, словно в самолете, когда тошнит, а выйти некуда. О смене работы я не думал, но так не могло продолжаться вечно. — Неприятная ситуация вырисовывается, — Минхёк уперся бедром в край стола и скрестил руки на груди. — Я и не думал, что такое может быть. — Хуже ревнивой женщины только ревнивый мужчина, судя по всему, — я кивнул на дверь и не сдержался от смешка. — Интересно, через сколько кругов ада я еще пройду. — А говорить ты с ним не пробовал?       И вот тут я совсем рассмеялся, швырнув по столу пачку очевидно дорогих презервативов. — Ты считаешь, что после такого я хочу говорить? Это же бесполезно. Я хожу по коридорам, отсвечиваю задницей и еще бог знает чем. Мне начать прятаться по углам? — Честно, я не знаю, — развел руками Минхёк. — В моем понимании, для того, чтобы заняться сексом, нужны чувства. А так это пустая трата времени, — он улыбнулся, подцепив пальцами брошенную мной пачку. — Ну и латекса, конечно. — Нужны чувства? — я подвис и вспомнил вчерашний вечер, голую грудь Чангюна, его дрожащие плечи, мои руки на них, приоткрытые губы, цвета вишни. — Я не думал об этом. — Может, я немного старомоден, но я так считаю. Вон-а, все в порядке?       Возможно, мое лицо стало творожного цвета, раз другу пришлось меня окликнуть и потрепать за плечо. — Да, в полном, — медленно произнес я, все еще глядя в одну точку. — Мин-хён, я вчера чуть не совершил ошибку. — И какую же на этот раз?       Я поманил его пальцем ближе, и он послушно наклонился, даже уперся щекой мне в нос. — Я готов был лечь с ним в постель, — прошептал я и заметил палец, указывающий через плечо на дверь, а в глазах Минхёка немой вопрос. — Нет! Боже! Нет, конечно! Ты же меня понял…       Он выпрямился, улыбнулся мне и побарабанил пальцами по стопе документов. — Знаешь что, давай работать. Впереди выходные, встретимся, и ты мне все расскажешь не тут.       Рабочий день пролетел на удивление быстро. С Хосоком я больше не сталкивался, да и он сам не заходил на наш с Минхёком этаж. Видимо, Мин-хён, идя мне навстречу, всё же завалил его работой, мельком упомянув дополнительную задачу для очередного проекта с какой-то европейской компанией. Мне же Минхёк разрешил уйти даже немного раньше обычного, словно предчувствуя, что должно произойти что-то особенное. Я всегда поражался его проницательности, и мне даже казалось, что Мин-хён знает мою жизнь и чувствует все мои ощущения намного лучше, чем я сам.       По дороге домой я решил воплотить свою давно назревшую мысль: купить большой бисквитный торт с лимонным крем-чизом, чтобы порадовать Чангюна. Я провёл у витрин минут пятнадцать или даже больше, стараясь выбрать наиболее красивый торт, попросил упаковать его — даже зная, что Чангюну упаковка совсем не будет важна. Мне хотелось подарить своему парнишке волшебное ощущение подарка. Приносить радость Чангюну стало моим новым хобби. О Кью я тоже не забыл, забежав по дороге в зоомагазин за собачьими вкусностями.       Громкий лай стал моим привычным приветствием, а радостно виляющая хвостом пушистая белая собака была своего рода показателем, что с Чангюном ничего не случилось за моё отсутствие. Как бы ни были напряжены наши отношения с Кью — я чувствовал, что пёс то ли ревнует Чангюна ко мне, то ли наслаждается моей реакцией на свои проделки — я был благодарен ему за то, что он действительно следил за Чангюном.       Несмотря на радостное приветствие Кью, в доме было тихо. Покружившись вокруг меня, пес шагнул по коридору в сторону спальни и уселся на пороге. Разувшись и не снимая ветровки, я проследовал за собакой в спальню, где застал Чангюна спящим. Но стоило мне подойти немного ближе, как сердце сделало несколько кульбитов, а моя голова начала кружиться.       Чангюн лежал на животе, распластавшись поперёк кровати. На нём не было никакой одежды, кроме огромной голубой рубашки, на три размера больше самого Чангюна. Когда он начал жить у меня, я отдал ему именно эту рубашку, так и не понимая, что он в ней нашёл. Рубашка всегда была ему велика и доставала до колен. Сейчас же я мог видеть, как она задралась до поясницы, открывая обнажённые ягодицы парнишки — как выяснилось, он совсем не любил носить нижнее белье и по возможности ходил без него. Мои мысли вконец спутались, и я даже хлопнул себя по щекам, когда снова захотел коснуться его кожи губами. Парнишка немного задвигался, поворачиваясь на бок и буквально открываясь мне. От собственных мыслей и картинки перед глазами я густо покраснел и поспешил скрыться в коридоре, немного откашливаясь. Кью, приняв всё за само собой разумеющееся и искренне не понимая моего смущения, проследовал за мной на кухню.       Я начал хозяйничать на кухне, готовясь к небольшому чаепитию и косясь на коробку. Как вообще Чангюн относится к сладостям? Я никогда не видел у него даже самых простых дешёвых леденцов — а знает ли он вообще вкус сладкого? Эта мысль показалась мне абсурдной и даже немного глупой. Чангюн был лишён многого, но уж точно знал вкус тортов и пирожных, даже если никогда их не покупал. Но переживания так и не исчезли. — Ты вернулся, хён, — я вздрогнул, почти уронил чашку на пол и резко развернулся, за что получил тёмные пятна перед глазами.       Чангюн стоял на пороге кухне и протирал заспанные глаза. Моя голубая рубашка была спущена с одного его плеча, открывая бронзовую бархатистую кожу. Парнишка же старался её поправить, робко натягивая край на угловатое плечо. Чангюн выглядел таким милым и домашним, что я едва сдержал порыв броситься к нему и поцеловать. Второй раз за последние полчаса. — Надеюсь, ты не скучал без меня сегодня, — я улыбнулся, а Кью гавкнул пару раз, словно подтверждая мои слова — с ним Чангюн точно никогда не скучал. — Я приготовил тебе небольшой сюрприз. — Я очень люблю сюрпризы, — мне показалось, что мутные глаза парнишки даже просияли, пока он нащупывал стол, чтобы сесть. — Что это за сюрприз? — Если я тебе всё сразу расскажу, тогда это уже не будет сюрпризом! — бодро ответил я, двигая коробку ближе к Чангюну, а парнишка вытянул руки вперёд.       На столе уже стояло две чашки с ароматным индийским чаем, который я тоже купил заранее в какой-то недешёвой лавке. — А теперь попробуй открыть, — я старался звучать максимально загадочно.       Пока Кью с аппетитом налегал на принесённые специально для него снеки, я сидел за столом рядом с Чангюном, а тот робко трогал шелковистый бант на коробке. — Хён, что там внутри? — парнишка водил пальцами по ленте, ощупывая бант и пытаясь прикинуть размеры коробки. — Дай мне хотя бы подсказку!       Вид взбудораженного от предвкушения Чангюна радовал и беспокоил меня одновременно. А что если я выбрал не то, или у Чангюна аллергия на какой-нибудь продукт, или он вообще не переносит крем? Я уже откровенно кусал ногти, когда парнишка осторожно развязывал бант. Он подцепил коробку пальцами, стараясь приподнять. Я же протянул руки, чтобы помочь ему убрать картон в сторону. Тонкие бронзовые пальчики потянулись вперёд и остановились, погрузившись в воздушный крем.       Я видел, как приоткрылись аккуратные губы-бантики, и как Чангюн не смог сдержать восторженного возгласа. Он тут же поднес ко рту и закусил собственные пальцы. От его неосторожных и резких движений несколько капель воздушного крема остались на его губах. Рубашка парнишки снова сползла с плеча, и я, поддавшись порыву, перевесился через стол, опираясь на него руками, чтобы коснуться лимонно-кремовых губ Чангюна своими губами.       Наш поцелуй вышел внезапным, и парнишка этого совсем не ожидал. Я же, всё ещё движимый какой-то силой, подхватил его миниатюрную ладонь и поднёс к своим губам. Касался ими его липких подушечек пальцев, слизывая лимонный крем. Я чувствовал, как дрожат пальцы Чангюна, когда я снова и снова к ним прикасался, пока наконец не отпустил его руку, глядя на его алеющее от невыносимого смущения лицо. — Ты испачкался в креме, — произнёс я, облизывая губы и возвращаясь на место.       Чангюн так и сидел напротив меня, раскрасневшийся и с приоткрытым ртом. Он протянул руку к своим губам и нажал на тонкую кожу пальцами, словно пытаясь ощутить мой поцелуй.       Спасительным нарушителем тишины оказалось радостное гавканье Кью, который подошёл к нашему столу и довольно уселся возле ног Чангюна. Рука парнишки тут же опустилась на его мохнатую макушку. — Давай я отрежу тебе кусочек, — я поднялся из-за стола. — Тебе нравится лимонный крем-чиз? — Вообще-то я очень люблю этот вкус, — скромно проговорил Чангюн, всё ещё оглаживая пса. — Но я очень давно его не ел, поэтому, наверное, подзабыл…       Я кивнул, отрезая большой кусок торта. Я старался собрать как можно больше крема и маленьких кусочков фруктов, чтобы Чангюн смог попробовать торт полностью.       Поставив тарелку напротив парнишки, я вернулся на своё место и принялся ждать, пытаясь побороть своё нетерпение. Гавкающий Кью, постоянно вертящийся возле ног Чангюна, только усугублял ситуацию. — Да хватит тебе! — я немного повысил голос на пса. — Я не собираюсь его отравить, я просто принёс вкусный десерт!       Кью фыркнул, снова гавкнув несколько раз. Чангюн лишь смеялся нашей перепалке. — Я думаю, ему тоже стоит дать попробовать, — задумчиво проговорил парнишка, нащупывая вилкой кусок торта и отламывая небольшую часть. — Гюн-а, это явно плохая идея, — обречённо простонал я. — Если это мохнатое чудовище, — на моих словах Кью, как мне показалось, даже сдвинул брови. — Если это мохнатое чудовище заболеет, мы не будем вылезать от ветеринара! — Давай попробуем, хён! — парнишка повернул голову ко мне, вперившись в меня стеклянными мутными глазами. — Зато, когда он попробует, он перестанет беспокоиться обо мне.       Я лишь хлопнул себя ладонью по лбу, а Кью в ответ завилял хвостом. Я решил сдаться: в споре с этими двумя я точно останусь в проигрыше. Получив моё раздосадованное «ладно, уговорили», парнишка, моментально просияв, положил кусок торта на пол перед собакой.       Каково было мое удивление, когда Кью, вместо того чтобы сморщить нос и повернуться к лакомству хвостом, набросился на торт. — Ему нравится, хён? — парнишка уставился на меня, улавливая довольное собачье чавканье. — Даже слишком, — я рассеянно почесал затылок. — Итак, теперь вы оба знаете, что я не собираюсь вас травить, поэтому можешь смело пробовать, — засмеялся я.       Чангюн кивнул, хватая вилку и уверенно опуская её в мягкий бисквит. В моих ладонях закололо от волнения, пока я смотрел, как он прожевывает кусочек торта. Мои волнения оказались напрасны. Радостнее улыбки, чем в тот вечер, я не видел. С выбором я угадал, а значит, можно было вздохнуть спокойно. Текущие выходные начинались даже лучше, чем я предполагал.       Мы постепенно перебрались в гостиную, где я включил какой-то музыкальный канал, оставив громкость на минимуме, а мы втроём уселись на диване. Из-за того, что Кью окончательно убедился, как воздействовать на меня через Чангюна, мне пришлось разрешить мохнатому псу развалиться рядом на широком диване. Парнишка же налегал на так понравившееся ему ванильное мороженое. — Хё-ё-ён, открой рот! — Чангюн вынес ложку с порцией мороженого впереди себя и немного повернулся ко мне лицом. Я послушно последовал его указаниям, двигаясь ближе и прихватывая холодный десерт губами. — Теперь твоя очередь, — я также отломил кусочек своего шоколадного мороженого ложкой и поднёс её ближе к губам Чангюна, позволяя ему съесть желанную сладость.       Мы по очереди кормили друг друга, не забывая и о Кью. И всё же это самая странная собака в мире — за всю свою жизнь, сколько бы я ни проводил время с питомцами друзей и знакомых, я никогда не видел, чтобы собаки настолько любили сладкое. Когда-то давно я читал странную теорию о том, что, спустя время, хозяева и их питомцы становятся похожи друг на друга. Видя уплетающих торт Чангюна и Кью, я окончательно убедился в правдивости этой теории.       Чангюн снова поднес ложку с мороженым ко мне, намереваясь покормить очередным кусочком. Я же засмотрелся на клип какого-то попсового хита по телевизору и как раз стал поворачивать голову в тот момент, когда ложка с мороженым коснулась моей щеки, оставляя сладкий след на коже. Почувствовав небольшое столкновение, Чангюн вздрогнул от неожиданности. — Ох, хён, прости меня, я сейчас всё исправлю! — Чангюн вмиг переменился в лице, положил руки на мои плечи и придвинулся ближе.       Его лицо снова оказалось непозволительно близко, губы почти касались моих. Но тут парнишка двинулся немного правее и буквально задел кончиком носа висевший на моей щеке кусочек мороженого. Сначала я почувствовал, как моей щеки касаются его пальцы, а потом я ощутил его бархатистые губы. Чангюн сцеловывал мороженое с моей щеки, слизывал липкие потеки, а я не видел, но знал, что он улыбается. Мои руки сами опустились на его талию и притянули ближе.       Кью, заметив оставленный без внимания десерт, набросился на него, не стесняясь нас с Чангюном. Мы же были слишком поглощены поцелуем с шоколадно-ванильным вкусом, чтобы заметить что-либо вокруг.       Однако я вздрогнул, когда комнату осветила молния, машинально прижал Чангюна к себе, и он обеспокоенно встрепенулся в моих руках. Я видел, что он хотел спросить, что произошло, но тут по небу прокатился раскатистый гром. — Так близко, — прошептал он и повернулся в сторону окна. — Мы можем выйти и посидеть там? — Конечно, — я поднялся с дивана, чтобы сходить за халатом. — Ты не против, если я попрошу тебя одеться?       Я заметил, как Чангюн смущенно натянул рубаху на колени и склонил голову. Мне казалось, что он привык жить один, а потому не обращал внимания на то, как был одет… и одет ли вообще.       Даже прекрасно зная, что Чангюн не видит, я все равно отвернулся, когда он скинул с себя рубаху, чтобы надеть халат. Я вообще не подсматривал, на несколько секунд прикрыл глаза, пока радостный Кью не укусил меня за колено. Пригрозив псу, но стараясь делать это максимально бесшумно, я упустил момент, когда Чангюн вышел на балкон. — Скоро начнется дождь, — проговорил он, почувствовав мое присутствие рядом. — Жучки слетаются на свет и прячутся от капель. Дождь будет сильным. — Их гонит ветер, — я задумчиво смотрел на кружащихся у лампы бабочек и почему-то думал о том, что живут они всего день, и этот день выдался таким, что им нужно прятаться.       Так и Чангюн, у которого одна жизнь, но он ее не видит, а еще вынужден прятаться от тех, кто по каким-то неведомым мне причинам желает ему зла. — Хён, посмотри на меня.       Он мог бы и не просить этого делать, ведь я и так изучал его строгий профиль. — Смотрю, — призрачно отозвался я. — Я красивый?       И тут я потерялся, а в голове пронеслась сотня тысяч ответов, и все они были ни к черту. Сказать, что да — это банально, сказать, что нет — соврать, затянуть с ответом — что я и делал — означало поставить его в неловкое положение и дать повод усомниться в своей внешности, которую он не видит. — А почему ты вдруг задаешь этот вопрос? — На самом деле я впервые его задаю, ведь обычно мне было некому. Ты видишь себя в зеркале, видишь в витрине магазина и всегда себя узнаешь. Не бывает такого, чтобы ты остановился на улице и стал присматриваться к своей фигуре, обычно ты просто смотришь и думаешь, а красиво ли выглядит твоя походка.       Чангюн словно читал мои мысли и озвучил то, что было очевидно каждому, просто он придал этим действиям форму в виде слов. — Пожалуй… — Я представлю себе свое лицо, как внешний образ того, что внутри меня, — он замолчал на какое-то время, прикрывал глаза и глубоко дышал, видимо, собираясь с мыслями. — Я боюсь увидеть свое лицо, потому что тогда выяснится, что мое лицо не есть я. Можешь побыть моим зеркалом? Рассказать мне, какой я?       Я присел рядом, нащупал его ладонь и сплел наши пальцы. Мне казалось, что ему нужно было почувствовать меня рядом. — Иногда, когда ты читаешь, ты несколько раз перечитываешь некоторые моменты. Наверное, они тебе очень нравятся. Я вижу, как замирают твои руки, и ты обводишь строку несколько раз, — обхватив второй ладонью его пальцы, я заметил, как он улыбнулся. — А потом я вижу твою улыбку, если это что-то милое, или ты начинаешь хмуриться, когда думаешь. А когда тебе что-то особенно нравится, ты смущенно закусываешь губу, как тогда, в первый день нашего знакомства, когда я готовил для нас обед. Если ты слушаешь звуки дождя, у тебя всегда подрагивают ресницы, и образуются маленькие морщинки в уголках глаз… А еще очень часто, особенно на рассвете, ты обнимаешь меня за шею, когда спишь. — И ты все это замечаешь? — У тебя очень интересная внешность, и я был несколько удивлен, когда услышал твой голос. Если честно, то твоя внешность сначала у меня шла вразрез с голосом, но потом я понял, что они идеально сочетаются вместе.       Меня прервало тихое жужжание. Чангюн выдернул руку из моих и потянулся к своим волосам. Он долго копошился и при этом улыбался, только потом я заметил жучка между его ладонями. — Вот и я такой же, — вздохнул он, прикрывая ладони, чтобы не выпустить жука. — Маленький и беззащитный. — Нет, нет, — поспешил я его поправить и осторожно разжал ладони. — Ты такой же необычный. Знаешь, почему? Потому что это светлячок.       Маленький жучок сел ко мне на палец, разгибал крылья, но не торопился улетать. Его крохотное тельце мерцало желто-зеленым светом. — Красивый… Наверное… Люди говорят, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. У меня все немного по-другому. Воспоминания о том, что я когда-либо видел, настолько поблекли, что я и самого себя сейчас не узнаю. Теперь я вижу при помощи других органов чувств. Я чувствую запах дождя до того, как упадут первые капли, но я их не вижу. Я чувствую, как солнце ласкает мое лицо, но я не вижу, как оно встает или садится. А я так хочу видеть мир, как его видят другие. Видеть солнце, видеть дождь и… музыку. Музыка наверняка очень красивая. Я хотел бы увидеть тебя…       Мне невыносимо было это слышать, и я остановил его речь поцелуем. Трогал его податливые губы, пока не почувствовал, как объятия стали крепче, а ладонь Чангюна легла мне между ног. Я постарался как можно деликатнее ее убрать, хоть и догадывался, что скрывать свое истинное желание уже нет смысла. — Гюн-а, зачем ты это делаешь?       Чангюн обиделся, я это видел и, мало того, чувствовал кожей, всем телом. Я хотел бы вернуться на пару минут назад, но не был уверен, что не поступил бы точно так же, как поступил сейчас. — Хён, я знаю, что такое секс, — ответил он довольно уверенно и совершенно не стыдясь. — Ты можешь говорить со мной об этом. Я не маленький. Я, может, читать не умею и писать разучился, но я уже давно не ребенок и понимаю, как люди спят друг с другом. А то, что я целоваться не умею и ни с кем не занимался сексом… Ну посмотри на меня. Кому я такой нужен?       Он откровенно кричал, а я не знал, что делать. Наверное, провалиться сквозь землю было бы лучшим вариантом. И я решился на правду, если он ее еще к тому времени не понял. — Я не это хотел сказать… Тут дело совсем в другом. Это я… Я никогда не делал этого раньше. Я хочу, чтобы ты понял меня правильно. Я бы еще хотел спросить у тебя кое-что. — Например, как давно я определился?       На самом деле, я хотел бы узнать про позиции в сексе, но язык распух во рту и никак не желал сказать такое. Я страшно устал от всего этого… От неопределенности, от незнания, от недосказанности… А на деле произнес лишь: — И это тоже… — Никак! — снова выкрикнул он, и я вздрогнул. — Для меня все идеалы красоты это просто пустой звук! Я не вижу ни девушек, ни парней. Я слушаю свое тело, и ему приятно с тобой. Твоему тоже приятно, но ты сразу начинаешь от меня прятаться. Я ведь все чувствую, хён. Тебе тоже стыдно со мной? Я все пойму.       Я хоть и был иногда полным дураком, особенно, когда дело касалось отношений, но мне хватило ума ничего ему не ответить. Что бы я ни сказал, все бы обернулось против меня, а потом бы у меня закончились аргументы, и все пошло бы крахом.       Я не стыдился его. Если говорить прямо, то мне приятно было бы его кому-то показать, рассказать, какой он, что он умеет, как он здорово играет на скрипке, какой он умный и зрелый, какой скромный и сексуальный одновременно. Мне хотелось бы, чтобы он был рядом со мной, потому что, так уж получилось, но я не мог представить своей жизни без него, без его теплых ладоней, без его смеха, даже без его запаха.       Мы просидели молча почти полчаса, а я уже чувствовал черную неизбежность, как выходные проваливаются, а дружба наша летит к чертям. Я, правда, не представлял, с чего начать разговор.       В открытое окно влетал ветер с дождем, мотыльки и жучки спокойно кружились над лампой, а я нервно вздрагивал каждый раз, когда видел молнию или слышал гром. В темноте бесцветные глаза Чангюна выглядели, словно луна, затянутая облаками. Он молчал, бесстрастно давал дождю оседать на лице и иногда прикрывал глаза, делая вдох, а затем снова открывал и смотрел перед собой.       Только тогда, когда он поежился и обнял себя за плечи, я предложил пойти обратно в гостиную. Чангюн смахнул мою руку и решительным шагом направился в спальню. Я почти привык к тому, что он много спит, а потому снова ничего не спросил. Пошел следом, опустился на кровать и осторожно подвинул руку, чтобы чуть-чуть коснутся его пальцев. — Ты тоже хочешь меня оттолкнуть? — вдруг нарушил он тишину.       Тогда я совсем осмелел и прилег рядом. — Нет же… Наоборот. — Я однажды уже столкнулся с этим, — снова перебил он меня, и я увидел решительность в его лице. — Мне нравился один парень, который занимался со мной в одной группе. Он играл на контрабасе и на выступлениях стоял рядом со мной. Я не знаю, как он выглядел, мы были не настолько близки, но мне нравились его длинные волосы, низкий голос и ладони. Его подушечки пальцев были сбиты о грубые струны, и он единственный раз коснулся моего лица, когда решил поцеловать. — Ты нравился ему?.. — Да, — Чангюн кивнул, но тут же замотал головой. — То есть, нет. Скорее всего, нет… — Нет?.. — Он оттолкнул меня, и я упал. Я услышал голоса, они начали смеяться. Тот парень обвинил меня в том, что я к нему приставал и заставил поцеловаться… Я… Представляешь? — Из-за этого ты ушёл? — Не совсем, — он замялся, сжал мою руку и отвернулся. — Они смеялись и говорили, что боятся оставаться со мной наедине, а то несчастный инвалид снова захочет любви… А я не хотел быть этим несчастным инвалидом. — Это очень жестоко… — Но я и есть инвалид… — Знаешь, Гюн-и, без зрения можно жить, а вот без мозгов гораздо сложнее.       Чангюн ничего мне не ответил, лишь слабо улыбнулся, обратив пустой взгляд куда-то в потолок. Мне было интересно, о чём он думал, но нарушать тишину я не решался. Я действительно боялся. Боялся собственных ощущений, боялся самого Чангюна, боялся посмотреть сам на себя и наконец признаться в том, чего я в действительности хотел. Чангюн же, наоборот, выглядел расслабленным. Я смотрел на его умиротворённое спокойное лицо, на снова рассыпавшиеся по его лицу волосы, на приоткрытые губы-бантики и немного дрожащие ресницы. Моя рука сама потянулась к его лицу, чтобы по привычке убрать с него выбившиеся пряди.       Как только мои пальцы коснулись его кожи, Чангюн немного вздрогнул, словно привыкая к внезапному прикосновению. Когда же моя ладонь коснулась его щеки, он мягко прижался к ней и прикрыл глаза, с благодарностью забирая моё тепло, которое я готов был ему дать.       Порыв был внезапный, бесконтрольный, словно я забылся. Я повернулся немного набок и робко приблизился к лицу парнишки. Чангюн не мог меня видеть, но я был уверен, что он прекрасно всё чувствует. Он затаил дыхание, выжидая моих следующих действий. Я же снова наклонился к его губам. Робко, осторожно и сначала даже как-то невинно. Он не двигался, так же, как и я, двигались только наши губы, сначала едва касаясь друг друга, но потом становясь все смелее. Чангюн отвечал мне, а я уперся руками в подушку по обе стороны от его головы, нависая сверху.       Ткань наброшенного на его тело халата немного разошлась на груди, открывая его бронзовую кожу. При свете ночника она блестела, словно мёд, и была похожа на дорогой бархат. Я протянул руку к его груди, но вместо того, чтобы коснуться кожи, немного поправил широкий халат.       Чангюн лежал подо мной. Совершенно беззащитный, пойманный моими руками, но такой спокойный. Он доверял мне больше, чем себе и своим чувствам, а у меня от этого всё быстрее заходилось сердце, и я закусывал губы от страха и всё ещё непризнанного мной желания. — Хён… — низко прошептал Чангюн, поднимая руки к груди. — Могу ли я снова посмотреть на тебя?..       Я ничего не отвечал, осторожно беря его ладонь в свою и поднося к плечу. Мягкие кончики пальцев с кошачьей лёгкостью пробежались по моей коже, очертили контур плеч, снова нажимая на них. — Они такие твёрдые, — просто произнёс Чангюн, пытаясь сжать мои плечи. — И очень широкие… За тобой можно спрятаться, — парнишка мило улыбнулся, а его щёки окрасились светло-пунцовым. — Мне тепло с тобой, — Чангюн поднял голову выше, словно опять пытался заглянуть в мои глаза. — А что ты чувствуешь, хён?       Каждое его слово словно посылало по моему телу разряды электрического тока. Я не заметил, как мои руки начали дрожать, и я вынужден был опуститься прямо на Чангюна, положив голову на его прикрытую (с моей подачи) халатом грудь. Мои руки обхватили его талию, и я закрыл глаза, как только пальцы Чангюна вплелись в мои волосы. — Это всё совсем новое для меня, — тихо признался я. — Я не до конца понимаю, что я чувствую…       Пальцы Чангюна приятно массировали кожу моей головы. Он зарывался ими в мои волосы, легко сжимал их и выпускал снова, перебирая. Я же пытался расслабиться, пытался отдаться ощущениям и забыть о своих беспокойствах. Получалось, откровенно говоря, не очень. — Ты доверяешь мне? — так же приглушенно продолжал я, наверное, уверенный в ответе на свой вопрос. — Доверяю, — Чангюн ответил сразу. — И если быть совсем честным, начал доверять с того момента, как коснулся твоей руки.       Я приподнял голову, заглядывая в лицо Чангюна, все еще обращенное в потолок. — Что же в ней такого особенного? — нервно усмехнулся я. — Когда я впервые коснулся тебя, мне показалось, что ты можешь защищать людей… И меня, — Чангюн выглядел слишком смущенным и даже повернул голову в сторону. — Хотел бы я доверять себе так же, как и ты мне, — я попытался отшутиться, но прекрасно знал, что Чангюн был предельно серьезен.       Он немного поёрзал, и слишком большой для него халат снова распахнулся. Его грудь оказалась в непозволительной близости от моих губ, и я попытался немного отодвинуться назад, чтобы мои щёки снова касались ткани халата.       Я боялся пошевелиться, когда пальцы Чангюна опустились с моих волос к моей напряженной шее. От невесомых касаний моя кожа начала слегка зудеть, и я немного поморщился, стараясь высвободиться от его пальцев. — Гюн-а-а, зачем ты меня щекочешь? — я решил как-то разрядить обстановку, потому что редко прерываемая тишина уже откровенно давила на мои барабанные перепонки. — Ты, что, боишься щекотки? — я услышал улыбку в голосе Чангюна, но пальцы он так и не убрал. — Правда-а? — протягивал он, уже не пытаясь скрывать свой смех. — Стой, Гюн-а, пожалуйста, — я вскочил с его груди, снова опираясь на руки. Чангюн держался за мою шею, не переставая щекотать кожу подушечками пальцев. Напряженность медленно оттаивала, и я начинал улыбаться.       Чангюн снова закусил клычком нижнюю губу и игриво покачал головой, показывая, что останавливаться он не собирается. Ответ последовал незамедлительно, и я начал щекотать его в ответ, чем вызвал бархатистый и такой любимый смех. Мы дурачились, словно дети, полностью забыв обо всех серьезных вещах. В тот момент я окончательно удостоверился в том, что смех Чангюна для меня — чуть ли не самое драгоценное на свете. Парнишка ёрзал подо мной, уворачиваясь от моей щекотки. Он уже перестал щекотать меня, упав на подушки и заливисто смеясь. Из-за слишком большого размера халата, Чангюн путался в махровой ткани, пока она полностью не распахнулась, и я не увидел его обнажённым.       Мы остановились слишком внезапно. Оба тяжело дышали, пытаясь перевести дыхания. Все улыбки вмиг исчезли от осознания момента. Чангюн лежал подо мной без одежды, раскрытый, запыхавшийся, а на его лице застыли эмоции смущения, волнения и шока. Я выглядел не менее шокированно, чем он. Я просто уставился на бронзово-медовое тело с редкими родинками, очертил взглядом выпирающие ключицы, тяжело вздымающуюся мальчишескую грудь, впалый живот… Когда я собирался посмотреть ниже, то тут же заставил себя перевести взгляд на лицо Чангюна. — Х-хён… — по виду парнишки казалось, что он едва дышал. — Коснись меня, хён… Пожалуйста, коснись меня…       Кровь пульсировала в моих висках, а голова начала кружиться. Водоворот собственных ощущений затягивал меня в воронку, из которой я не мог выбраться, как бы отчаянно я ни пытался схватиться за реальность.       Падение в омут было оглушительным, и меня накрыло огромной ледяной волной. Мои губы прижались к шее Чангюна, улавливая дрожащую жилку, и я несильно прикусил её, от чего парнишка заскулил. Мои губы мазали по изгибу его шеи, а дрожащие как в лихорадке руки хватались за его талию, словно я пытался удержаться. Но разум окончательно покинул меня.       Чангюн всхлипнул, когда я обвёл губами его ключицу, и он запустил руки в мои волосы, пытаясь найти во мне опору. Я же, будто безумец, целовал бронзовое хрупкое тело, зализывал следы от собственных губ, не в силах остановиться. Парнишка запрокинул голову назад, чтобы гибкая шея изогнулась дугой, и я снова припал к ней губами.       Его тело вздрагивало каждый раз, когда мои губы касались нового участка его медовой кожи, а сам Чангюн уже откровенно тёрся об мой живот, сам того не замечая. Я коснулся впалого живота, сначала проводя по нему губами, а потом кончиком носа, наслаждаясь мягкостью податливого тела. Стоны Чангюна доносились откуда-то издалека. Я же был оглушён своими чувствами, обводя каждую выпирающую косточку на нетронутом теле. — Хён… Хён… Ч-что это… Хён… — Чангюн пытался мне что-то сказать, но я наотрез отказался слушать его, касаясь своими губами низа его живота. Его кожа пахла слишком сладко, и я буквально пьянел от каждого касания губами его вздрагивающего тела. Я чувствовал, что сгорал, и никак не мог остановиться.       Чангюн заметался подо мной, сжимая мои волосы сильнее. Я снова приподнялся на руках, наклоняясь над ним и впиваясь в его покусанные губы. Парнишка замычал в поцелуй, тут же вцепляясь в мои напряжённые плечи. Он резко разорвал поцелуй, выгибаясь дугой, и я услышал громкий стон вперемешку с собачьим гавканьем. — Хён, нет, — зашептал Чангюн мне на ухо, не желая отпускать. — Пожалуйста… Мне так стыдно…       Ужасный мохнатый пес уже откровенно топтался по моей спине и скулил. Я же чувствовал, как между нашими с Чангюном животами липко и мокро. Махнув рукой за спину, я согнал Кью, однако скулить он не перестал, а потом побежал к двери, подцепив зубами ошейник. — Все хорошо, Гюн-а, все хорошо, — затараторил я, ничего не понимая. — Отпусти меня.       И вот когда я в буквальном смысле отклеился от него, то заметил белые потеки на собственном животе и на резинке штанов. Я бы не сказал, что мне было до тошноты противно, но одно дело, когда там твоя сперма, а вот когда чужая — совсем другое. Очевидно другое… Я даже не решился дотронуться, чтобы вытереться. Пальцы мои тряслись, словно при треморе. — Хён, не молчи, — Чангюн закрыл лицо ладонями, и они тоже дрожали не меньше моих. — Не молчи, потому что ты пугаешь меня.       Что же, я сам себя пугал, но поспешил нагнуться, чтобы поцеловать его пальцы. — Я сейчас, — бросил я, уже сваливаясь с кровати. — Подожди минутку.       Само собой, что я споткнулся об собаку, при чем дважды, и наступил на поводок, который этот поганец из-под меня выдернул. Я забежал в ванную, быстро включил воду и намочил полотенце, чтобы вытереться. На свое отражение смотреть мне было неловко. С чистым полотенцем я вернулся в комнату, не говоря ни слова обтер Чангюна и запахнул на нем халат. Парнишка тут же потащил на себя одеяло, чтобы укрыться. — Что с Кью? Почему он плачет?       Поверить не мог, что сейчас его беспокоит именно пес, но, признаться честно, меня он тоже беспокоил. — Понятия не имею, но он кусает поводок, — я обернулся на пса, а тот жалобно смотрел мне в глаза. Я сразу вспомнил, что собакам нельзя сладкое, и как этот пылесос подчищал стол, пока мы с Чангюном отлучились. — Наверное, живот болит. Мы сходим на улицу? Ты останешься один?       Чангюн кивнул, а на лице его снова появилась мною любимая улыбка.       На улицу мы буквально бежали, я даже начал сомневаться, я его выгуливаю или он меня. После нескольких кругов по скверу в сопровождении жалобного скуления и моего красного лица, мы наконец остановились. Кью развалился на земле, нашел место погрязнее и стал чесать спину. У меня уже даже не было сил ругаться на него, я сидел на лавочке, подпер подбородок кулаком и готов был упасть вместе с ним. — Ну вот что это такое, а? — тихо спрашивал я у счастливого пса. Тот лишь крутился. — Не хочешь мне отвечать, да? Кто бы мне ответил, что это такое… — Это собака.       Я вздрогнул от голоса, который донесся из-за моей спины. В нем не было упрека, скорее, была насмешка. Голос с хрипотцой, чуть пьяный. Когда я обернулся, то увидел неопрятного вида мужчину, шатающегося, но крепко держащего непочатую бутылку соджу. — Собака? — переспросил я, глупо хлопая глазами и покосившись на Кью. — Да, спасибо, я знаю. — Она не может говорить, — рассмеялся мужчина, обогнул скамейку и присел рядом со мной, чуть сгорбившись. — А жаль, да? — Пожалуй, нет, — я снова покраснел, прекрасно представив, что пес сегодня видел. — Слава богу, что не может.       Мы оба молчали, но я не чувствовал неловкости, только усталость, передающуюся мне от незнакомого пьяницы. Кью сел между нами и положил голову мне на колено. — Выпьешь? — мужчина протянул свою бутылку, и я неприлично долго задержался на ней взглядом. — Мне кажется, что тебе нужнее. Не каждый день встречаю того, кто разговаривает с собакой.       Черт знает, что на тот момент было у меня в голове, но я кивнул и протянул руку в ответ, а второй схватился за задний карман брюк. — Пожалуй… Если можно, — и перед тем, как сорвать крышку, высыпал ему мелочь и несколько смятых банкнот на ладонь. — Надеюсь, этого хватит, я не ношу с собой наличные. Не хочу брать просто так… Я всего глоток сделаю…       Мужчина вздохнул, ссыпал предложенные мной деньги в свой карман и потрепал Кью между ушей. — Тяжело тебе, да? — я понял, что обращается он ко мне, хоть и смотрел на собаку. — Как сказать… — пригубив немного, я поморщился, сделал еще глоток и поставил бутылку на лавку. — Ты не переживай за это, — мужчина хлопнул себя по карману, в который убрал мои деньги. — Это все мелочи. Тебе больше вернется. — Да нет, вряд ли, я не настолько удачлив, — вздохнул я с улыбкой. — Даже если так, то это будут не мои деньги. — Девушка? — Парень… — Тоже неплохо.       И только после того, как я понял, как это прозвучало, я рассмеялся. Мужчина смеялся вместе со мной, отпивая из своей бутылки, а пес аккомпанировал своим надоедливым лаем.       Домой я вернулся как будто целым. Уходил разбитым и напуганным, а вернулся с осознанием того, что же происходит на самом деле. В моей кровати спал парнишка, для которого все одновременно тяжело и легко, и он живет с этим, а я маюсь по всякой ерунде. И если уж нас свела судьба, если она давала мне призрачный шанс помочь ему, быть ему другом или любовником, то стоило ли мне от этого бегать?       Я тихо опустился на кровать, бережно, чтобы не разбудить, обхватил лежащего на ней Чангюна, обнимающего уголок одеяла. Разумеется, пришлось поджать ноги, потому что Кью не мог спать на полу. А в целом я был благодарен сегодняшнему дню и ночи тоже.