♫♫♫
На следующий день, проснувшись с Чангюном, дремлющим на моей груди, я твёрдо решил начать поиски подработки. Теперь моя нагрузка увеличилась до космических масштабов: я был не только завален проектами на работе, но и пытался посвятить всё своё свободное время поиску подработки (хотя я пока не думал о том, как всё это совмещать). По иронии судьбы, мой прогресс стал значительнее, а скорость работы заметно увеличилась. Поставив себе цель заработать деньги Чангюну на операцию, я будто получил дополнительный прилив сил. В один из дней я даже получил сообщение от Минхёка о том, что меня как будто подменили — настолько быстро и лаконично я всё успевал. Я лишь отмахнулся, но изменения всё же отметил. Из-за того, что мне стало не хватать времени даже на наши с Чангюном редкие свидания вне дома, я попросил перевести меня на полностью удалённый формат работы. Чангюн же никогда не жаловался на недостаток внимания, уделяемого ему, но я мог разглядеть его грусть каждый раз, когда мне приходилось засиживаться допоздна, а ему идти спать в одиночестве. В такие моменты я чувствовал, как начинало болеть моё сердце. В итоге я раскладывался на кровати, положив ноутбук на колени, обнимая Чангюна одной рукой и позволяя ему прикорнуть у себя на груди. Он обычно читал книги, слушал музыку в наушниках или просто спал, обняв меня. Он никогда не болтал и не беспокоил меня, а я оставлял короткие поцелуи на его макушке, щеках, висках — везде, куда мог дотянуться, чтобы подчеркнуть, что я рядом и нуждаюсь в нём. В тот день Чангюн сидел на балконе, кутаясь в тёплый плед и слушая звуки дождя. Он любил так сидеть, прикрыв глаза и отдаваясь звукам падающих с неба капель. Со стороны можно было подумать, что Чангюн занимался какой-то особенной медитацией. Кью лежал возле него, прижавшись пушистым боком, и дремал, убаюканный тихим монотонным шумом. Мои глаза болели, а от постоянного перелистывания различных вакансий по подработке кружилась голова. Все буквы сливались воедино, и я то и дело качал головой, натыкаясь на очередной развод в виде огромного количества обязанностей и несоразмерной оплаты за труд. Я тяжело вздохнул и посмотрел на балкон, где увидел тёмную макушку, выглядывающую из-под пледа. Видимо, пришло время сделать перерыв, и я с некоторой грустью отложил ноутбук в сторону. Тихо ступая босыми ногами по полу, я прошёл на балкон, обнял Чангюна со спины и поцеловал его в щёку. Парнишка тут же мне улыбнулся, а я уселся рядом, обхватил его одной рукой и прижал к себе. На моё предложение приготовить мятное какао Чангюн тихо покачал головой. Мы сидели рядом и молчали. Не так давно я понял, что мне даже не требовались слова, чтобы понять Чангюна — мне просто стоило присмотреться немного повнимательнее, и я мог угадать его состояние. По крайней мере, я так думал. — Хён, а дождь красивый? — Чангюн первым нарушил тишину, ёрзая под моей рукой, укладываясь поудобнее. — Обычный, — спокойно ответил я, глядя на серые капли. — Не такой сильный, как был неделю назад. Оно и хорошо, а то лето уже заканчивается, а мы все тепла не видели, — с ноткой грусти добавил я. Чангюн кивнул. — А ты когда-нибудь гулял под дождем? — парнишка повернул голову ко мне, а я заглянул в его бесцветные глаза. — Нет, — на мой достаточно резкий ответ Чангюн будто расстроился. — И тебе не разрешу этого сделать. Тебе нельзя болеть. Чтобы как-то смягчить свой тон — а я вовсе не собирался читать Чангюну нотации — я снова поцеловал его в щёку. Он широко улыбнулся и положил одну руку мне на плечо. На какое-то время он замолчал, а я заметно напрягся. Я чувствовал, что он словно собирался с мыслями и хотел что-то мне сказать. В последние дни Чангюн был достаточно молчалив — не то чтобы он болтал без умолку всё остальное время, но сейчас я чувствовал, что его молчание было особенным. Он прижался ко мне сильнее, а я обнял его уже двумя руками, и закинул худые ноги на свои колени. — Ты поддержишь меня? — вдруг спросил он в мою шею. — В чем? — тупо спросил я. Я почувствовал, как Чангюн сделал несколько глубоких вдохов — моей шее вдруг стало горячо. — Я давно собираю деньги на операцию, — тихо произнёс парнишка. — Но я очень боюсь. Признание Чангюна было ожидаемым, но не менее внезапным. Мне показалось, будто что-то откололось в моей груди и упало вниз, что-то такое, отсутствие которого повлечет за собой огромное нечто. Я не мог описать это чувство, но оно мне совсем не нравилось. — Боишься, что будет больно? — осторожно спросил я, оглаживая спину парнишки через плед. — Нет. Боюсь увидеть свое одиночество, — от моей груди как будто откололся второй кусочек. Меньше всего я хотел услышать что-то подобное. Я нахмурился. — Ты будешь не один, я не собираюсь тебя бросать, — я постарался произнести это твёрдо, но вышло так, словно я был раздражён. — Я обещал тебе, что буду рядом, — поспешил добавить я. Чангюн замолчал на какое-то время. Его молчание длилось, как мне показалось, слишком долго. — Я надеюсь, что уже скоро мне хватит денег, — продолжил он. А я тут же вспомнил старый потрёпанный бумажник и скудную сумму денег внутри. Я поджал губы, чтобы не заплакать. — А еще я консультировался с врачом, и он сказал, что поставил меня в очередь на донорскую роговицу, — закончил он. Я сделал глубокий вдох. — Я очень горжусь тобой, ты у меня самый смелый на свете, — намного мягче проговорил я, оставляя поцелуй на макушке парнишки. Чангюн немного приподнялся и обнял меня за шею. Я помог ему полностью забраться к себе на колени. — Я просто очень хотел бы увидеть тебя, — он провёл ладонью по моей щеке, глядя на меня стеклянными глазами. — Хотел бы поспорить с тобой по поводу погоды и музыки, посмотреть твои любимые фильмы. Сейчас я точно не имел права позволить себе заплакать, потому что Чангюн обязательно бы узнал об этом. Я боролся со своими слезами. — Обязательно посмотрим, — убеждал я его, накрывая маленькую кисть своей ладонью. — Тебе понравились новые книги, которые я тебе купил? — Одна очень понравилась, там про дружбу человека и собаки, — парнишка кивнул в сторону Кью и раскрытой книги, лежавшей обложкой вверх. — Я вдохновился вашей дружбой с Кью, — честно ответил я, обрадовавшись, что мне удалось перевести тему. — Ты не хочешь сыграть мне что-нибудь, пока я готовлю обед? Мне очень нравится, как ты играешь. Щёки Чангюна приятно заалели, и он заулыбался, хоть и пытался это скрыть. Стоило мне похвалить его или сказать о нём что-нибудь красивое или приятное, он всегда смущался и прятал лицо у меня на плече. — Что ты хотел бы услышать? — пробубнил Чангюн, не отрываясь от моего плеча. Я начал лихорадочно вспоминать о том, какие слышал мелодии за всё время, что Чангюн играл в моей квартире. Несмотря на мои попытки, я никогда не мог запомнить названий, оставаясь ценителем музыки только на расстоянии. Кое-как я вспомнил одно из особенно запавших мне в душу произведений и попытался описать его Чангюну. Парнишка слушал меня со снисходительной улыбкой, понимая, насколько далёким я был от музыки, и как я пытался выразить свою мысль. Утвердительно кивнув, Чангюн поднялся на ноги и, держась руками за стенку, отправился в комнату за инструментом. Вечер выдался волшебным, словно мы находились посреди какого-то старинного фильма. После обеда, который к моему удивлению получился особенно вкусным, мы сидели в обнимку на диване. Я сказал Чангюну о том, что его музыка имела какое-то магическое влияние, которое превращало даже простую еду во вкуснейшие трапезы, а он смеялся, упоминая мои навыки, в которые я так и не поверил. Чангюн отстранился от меня и потянулся пальцами к моим губам. Снова осторожно обвёл их мягкими подушечками и легонько нажал — прямо как тогда, на крыше, во время нашего первого поцелуя. Я чмокнул его пальцы. — Гюн-а, ты действительно принял это решение? — спросил я тихо, внимательно разглядывая лицо парнишки и его стеклянные, но такие красивые глаза. Чангюн уверенно кивнул. — Я просто очень сильно хочу тебя увидеть, — повторил он, завороженно «глядя» на моё лицо. — Если честно, я боюсь за тебя, — признался я, беря его ладошку в свою и оглаживая тыльную сторону большим пальцем. — Это очень серьёзный шаг… — Когда я думаю о том, что скоро увижу тебя, мой страх проходит, — проговорил парнишка. Мне же в очередной раз пришлось закусывать свои губы. — Ты ведь будешь рядом, хён? — Чангюн игрался в моей взлохмаченной чёлкой. — Что бы ни случилось? — Я никогда не оставлю тебя, — твёрдо сказал я, прижимаясь к его губам своими. Чангюн немного отстранился от меня, разорвал поцелуй и «посмотрел» мне в глаза. — Ты обещаешь, хён, правда-правда? — прошептал парнишка, уставившись на меня блестящими глазами. А я держал его в своих руках, смотрел в его глубокие глаза и понимал, что никогда не смогу ему ни в чём отказать. — Правда, Гюн-а, я никогда не обману тебя, — своё обещание я закрепил целомудренным поцелуем в его лоб. Дрожащие руки Чангюна коснулись моих плеч, а сам он прильнул ближе ко мне. Я же обхватил его талию ладонями и потянул на себя, предлагая сесть мне на колени. Положил руки на его худые бёдра, немного погладил мягкую кожу — Чангюн снова носил мои рубашки без белья — и прижался к нему каким-то особенно фанатичным поцелуем. Каждый раз, когда мы были близки, я старался быть максимально осторожным с ним, старался не оставлять на нём следов и контролировать себя. Но стоило ему ответить мне, а мне ощутить его кожу под пальцами, как меня всегда словно уносило, и я будто срывался. Чангюн простонал в поцелуй, а я крепче перехватил его бёдра. Заставил его обвить ногами мою талию и рывком поднялся с дивана, унося лёгкого парнишку в спальню. Чем больше я прикасался к нему, целовал, тем больше меня к нему тянуло. Я словно заражался им, позволяя проникнуть глубоко в душу, и с каждым разом всё меньше и меньше желал отпускать его. Опустив Чангюна на разобранную смятую постель, я сразу стянул с себя футболку и навис над ним сверху. Не давая ему опомниться и отдышаться, я засыпал его поцелуями, словно в последний раз. Я боялся признаваться себе в том, что был напуган и немного растерян. Чангюн был смелым. Наверное, слишком смелым для такого труса, как я. Каждое прикосновение моих губ к его коже чувствовалось как неизбежная неизвестность, которая когда-то может случиться. Чангюн растерянно ойкнул, когда я слишком сильно сжал его бёдра, задумавшись. Извиняясь перед ним, я коснулся губами его щёк и лба, а сам подцепил край его (моей) широкой рубашки пальцами. Я чувствовал мурашки на его животе, когда целовал его, придерживал его бёдра, чтобы он не вырывался из-под моих ласк. Ловил его низкие стоны и позволял ему цепляться за меня. Опьянённый жаром наших тел, я не сразу услышал противную трель телефонного звонка. Недовольно простонав в поцелуй, я сделал его глубже, разводя ноги Чангюна в стороны. Трель не прекращалась, чем выводила меня из себя. — Х-хён… — тяжело дыша, Чангюн отстранился от моих губ. — Нужно ответить… — Нет, — я снова прильнул к его губам. — Пусть позвонят позже, я занят… — Н-но хён! — с губ Чангюна снова сорвался громкий стон, когда я поцеловал его за ухом. — В-вдруг это… в-важно… — Что может быть важнее… — Хён, ответь! — Чангюн выглядел слишком возбуждённым и взволнованным, потому мне ничего не оставалось, кроме как нехотя подняться, наполовину раздетому, и отправиться к телефону. Номер на дисплее был незнаком, и я разозлился. Если это окажется какой-то телефонный спам в такой поздний час, то я за себя не отвечаю. Приготовив гневную тираду звонившему в такое время, я нехотя нажал на кнопку ответа, прикладывая телефон к уху. — Добрый вечер, господин Че, — поприветствовал меня женский голос. Я тут же нахмурился: знакомых девушек у меня было мало, а с работы мне мог позвонить разве что Минхёк. — Мы… знакомы? — тупо выпалил я, всё ещё не имея понятия о личности звонившей. — Я звоню вам по поводу конкурса фотографии, — бодро пояснила девушка. — Рада сообщить вам, что вы победили! В тот момент весь мир разом остановился, а я перестал дышать. Произнесённые слова словно пробили дыру в моей груди. Наверное, я выглядел очень бледным и долго молчал, но я даже не услышал обеспокоенного голоса Чангюна и тихого вопроса: «что случилось?». Я стоял как вкопанный, сжимая трубку в руке, и не верил своим ушам. О чём она вообще говорит? В последнее время я был настолько загружен, что совершенно позабыл о том злополучном конкурсе. Забыл о фотографиях, забыл о наспех написанной статье, решив, что я просто откажусь от участия. Но вселенная, как всегда, решила иначе. — Вы… не ошиблись? — сдавленно просипел я, боязливо оглядываясь. Чангюн сидел на кровати, полностью раздетый, и смотрел на меня в упор, словно видел меня насквозь. По моей спине пробежали мурашки. — Вовсе нет, — девушка в телефонной трубке не обращала внимания на моё состояние, списав это на приятное удивление. — Мы переведём вам вашу сумму в ближайшее время. Я отправила вам список документов для подписи на электронную почту. Я громко сглотнул. — Но я… ничего не… — прошептал я. — Мне кажется, вы и про заявку так говорили. Я также направила вам инструкции, — я услышал звуки нажатых клавиш на том конце трубки. — Если у вас будут какие-то вопросы, вы всегда сможете написать или позвонить нам. Я рассеянно кивнул, а девушка попрощалась, даже не дождавшись моего убитого «Спасибо». Такой подставы я точно не ожидал. Я перебирал все варианты в голове, как это могло произойти. Я действительно не мог ничего отправить, если только… это не сделал кто-то за меня. Дрожащими пальцами я схватил свой телефон с тумбочки, бросив Чангюну «скоро вернусь», и ринулся в коридор, даже не удосужившись набросить на себя пальто. Вылетел на лестничную клетку в одних джинсах и прижал телефон к уху, раздражаясь с каждым новым гудком. — Алло? Вон-а, ты видел, который сейчас… — на другом конце раздался сонный голос. Я же почувствовал, как внутри меня что-то взорвалось. — Ты чего натворил?! Я тебя просил, как человека! — завопил я на всю лестничную клетку, игнорируя позднее время. — Но я правда не могу не ставить вас в одну команду, потому что некому работать… — пробубнил Минхёк всё таким же сонным голосом. — Что ты несёшь?! — закричал я ещё громче. Минхёк на другом конце провода встрепенулся. — Я говорю, что снова поставил вас вместе на один проект… — проговорил он рассеянно. — Мин-хён, ты нормально себя чувствуешь?! — я был настолько зол, что наверное, из моих ушей шёл пар. Меньше всего мне хотелось, чтобы мой лучший друг играл в дурака. Особенно сейчас. — Да вот похоже, что лучше, чем ты, — Минхёк сменил тон на более строгий, не желая «глотать» мои вопли в столь поздний час. — А как я должен себя чувствовать?! — кричал я. — Ты понимаешь, что ты сделал? Ты не помогаешь, ясно?! — Вот теперь я тоже хочу знать, что я сделал, — спокойно произнёс Минхёк. Он, что, издевается надо мной? — Ты дурак? — процедил я сквозь зубы. — Если я скажу да, то узнаю, в чем дело? — мне показалось, что он тоже начал повышать голос. Наверное, я орал слишком громко. — Фото, — выплюнул я. — Какие фото? — замешательство на том конце трубки звучало слишком искренне, но я был чересчур напуган и подавлен одновременно, чтобы о чём-то рассуждать. — Конкурс, — выплюнул я ещё раз, уже более злобно. — Я их видел, ты молодец… — Зачем ты их отправил? — сдался я. — Я же сказал, что заработаю. Теперь все увидят его… а я не хочу! — обречённо простонал я. — Нам не надо жалости… На другом конце трубки повисла тишина. Сколько она продлилась, я не знал, но, видимо, слишком долго. — Я полагаю, что бы я ни сказал, ты не поверишь, что это не я? — осторожно проговорил Минхёк. — А кто?! Он сам?! — я снова закричал. — Как бы это ни звучало, но оно более правдоподобно, чем это сделал я, — Минхёк всё ещё гнул свою линию. А я так ничего и не мог понять. — Ты хочешь, чтобы я тебе поверил? — Не хочу. Но это сделал не я, — твёрдо заявил он. — Твой ноутбук сейчас у тебя, проверь почту и удалённые письма. — И ты уверен, что их там нет? — мой гнев сменился на страх. — Более чем. Если только ты сам ничего не отправлял. Я завис. Слова Минхёка не укладывались в моей голове, как и то, что только что произошло. Я совсем запутался и не знал, как поступить дальше. Если фотографии были действительно отправлены, а я выиграл, это означало то, что о Чангюне все узнают. Я вмиг почувствовал себя самым ужасным существом на планете. На какое-то мгновение мне даже захотелось выйти в соседнее окно, но я изо всех сил закусил губы и сделал несколько глубоких вдохов. Минхёк всё ещё висел на линии и слышал мои тяжёлых вздохи, явно обеспокоенный моим состоянием. Кое-как распрощавшись и соврав о том, что я был в полном порядке, я на ватных ногах вернулся к двери своей квартиры. Всего лишь один шаг. Один чёртов шаг перед тем, как я шагну в пропасть и больше никогда из неё не выберусь и не отмоюсь. Все мои клятвы были просто ничем. Я предал Чангюна. Разом нарушил все данные обещания, слова, предав того, кто доверился мне целиком. Мне захотелось исчезнуть из этой жизни, провалиться сквозь землю, ведь то, что было сделано, было полностью моей виной. Я не знал, сколько я простоял под дверью, прежде чем, не помня себя, вошёл внутрь своей квартиры. — Хён-а, ты где? Его низкий, чуть напуганный голос вернул меня в реальность. Я метнулся в спальню, рассеянно наблюдал за тем, как Чангюн на ощупь находит свою рубашку и снова натягивает ее на руки. Я догадывался — он уже понял, что я стою напротив, но почему-то больше ни о чем не хотел меня спросить. — Я тебя напугал? — смущенно спросил я, присаживаясь на краешек кровати. Парнишка кивнул, прикрыл ноги одеялом и застегнул всего-лишь одну пуговицу на груди. — Ты иногда громко кричишь. Наверное, у тебя что-то не так. — Это просто работа, — неуверенно соврал я и подвинулся ближе. — Ты же помнишь, какие люди у нас работают. Не было похоже, что он мне поверил, однако все равно кивнул и протянул мне ладони, спрятанные под длинными рукавами. Я тут же поднес их к своим губам, а затем обхватил ими собственные щеки. Почему в тот момент мне показалось, будто я с ним прощаюсь? — Ты говорил, что доверяешь мне… — тихо прошептал я, приблизившись к его лицу на расстояние поцелуя. — Конечно, — утвердительный кивок, чуть заметная улыбка, и его губы почти невесомо коснулись кончика моего носа. — Ты знаешь, какая сумма у тебя на руках? — сам не верил, что произнес эти слова, но я уже горел идеей. У нас были деньги. Нет. У него были деньги. Они никогда не были моими. Проблемы, связанные с конкурсом и выставкой, мигом отошли на второй план. Я решил разобраться с ними позже. Чангюн не мог узнать о существовании этих фото. Может, я зря волновался? Он постарался тихонько вывернуться из моих рук, подобрал под себя ноги и натянул на колени длинный подол рубахи. — Знаю… Я моментально понял его настроение, вспомнив, сколько лежало в кошельке, а потому обхватил ладонями его щеки и приподнял лицо. Он улыбнулся, но настолько пристыженно, что мне самому стало неловко. — Тебе ее хватает, Гюн-и. — Нет… — быстро перебил он меня и затряс головой. — Не хватает. Но я вкладываю туда свое пособие… Скоро хватит… Его слова будили во мне слезы. Я не сдержал своего порыва и обнял его. Обнял так, что из придавленной груди тихим стоном вышел воздух. — Тебе ее хватает, Гюн-и, это не вопрос. — Но… Я перебил его поцелуем в лоб, в закрытые веки, в выразительный нос, на кончике которого успели застыть слезинки. Он плакал, и я не сдержался вместе с ним. Я видел и чувствовал, как мои собственные слезы капают на его щеки и стекают по шее. Крепкие пальцы вцепились в пояс моих штанов, а короткие ногти чуть оцарапали кожу на пояснице. Чангюн не мог сказать ни слова, тыкался лбом сначала мне в подбородок, а затем в шею. По моей груди катились его слезы и, думаю, даже несмотря на то, что он сам дрожал, как осиновый листок, все равно чувствовал, как дрожу я. — Тебе ее хватает… — шепотом подытожил я, сильнее обхватывая худую спину руками.♫♫♫
После всех пройденных нами консультаций, мне уже начинало казаться, будто на операцию иду я сам. Я боялся больше, чем Чангюн, я не спал ночами, постоянно вскакивал и проверял, в порядке ли он. Он же не переживал совсем. Довольно улыбался, когда представлял себе, как наконец-то сможет увидеть хоть что-то, пусть это будут обычные цветные пятна. Нас предупредили сразу, что стопроцентного результата ждать не стоит. Операция может помочь вернуть зрение, а может пройти впустую. Денег, само собой, никто вернуть не обещает, моего морального и его физического здоровья тоже. С моей стороны было очень эгоистично — не хотеть, чтобы день операции настал. Сначала он казался мне таким далеким, но я знал, что он неизбежно придет. Внутри меня все было не на месте, я стал дерганым и чаще уходил с головой в работу, чтобы перестать думать. Вечерами Чангюн лежал у меня на коленях, перебирал пальцами собачий мех и мечтал, как он увидит нас обоих. Я смотрел в его глаза и не верил, как они могут стать другими. Я к ним уже привык, и мне они казались самыми красивыми, словно капля черного кофе, растворенная в стакане молока. А еще я боялся, что не понравлюсь ему. Бывает же такое, что переписываешься с человеком долгое время, а позвонить ему не можешь, потому что стесняешься своего голоса. А я стеснялся своей внешности, хотя раньше даже не задумывался об этом. Я просто встречался с людьми, они сразу видели, какой я. Но тут почему-то было иначе. Че Хёнвон — большой трус. Я не спал всю ночь, думая, что утро вот-вот настанет, и мне нужно будет проводить Чангюна в больницу. Я считал последние часы, последние минуты, оставшиеся до звонка будильника, гладил мирно спящее тельце через одеяло и надеялся, что он проспит. Мне казалось, что я готов был изобрести машину времени, чтобы повернуть время вспять и дать нам побыть вместе еще немного. Мы вместе собирали сумку с самыми необходимыми вещами. Я готов был засунуть туда целый дом… А вдруг пригодится то, чем никогда не пользовался. Так ведь всегда случается? Нам даже не дали попрощаться. Может быть, дело было в том, что мы прилично опоздали на последний осмотр, простояв в проклятой пробке. Возможно, это было даже к лучшему. Я чувствовал, что не смогу его отпустить, потому отрывать нужно было резко. Мне нужно было как-то научиться снова жить без него. Кью заметно скучал и даже без лишних уговоров ходил со мной гулять. Он вяло ел, постоянно таскал в пасти вещи Чангюна и скулил, сидя у входной двери. Я и сам уже сходил с ума, а ведь не прошло даже недели. Отвлекался я только на работе, но и там рука тянулась к телефону, чтобы набрать номер отделения и пригласить Чангюна к трубке. Никогда бы не подумал, что несчастные десять дней, которые ему нужно было провести в больнице, окажутся такой тягучей вечностью. Я не выдержал уже на четвертый день. Завалился на кровать с телефоном в руке и набрал номер из договора, который мне дали в больнице. Кью улегся рядом со мной, положил лапы на подушку и протяжно заскулил. Он все понимал и настраивал торчащие ушки в динамик телефона, надеясь услышать такой родной ему голос. Я и сам уже был похож на этого пса, когда сжимал в пальцах спальный костюм, который так и не смог убрать с кровати, оставив его в таком виде, в котором Чангюн его скинул в то утро. Ему нравилось делить один пижамный костюм на двоих. Он трогал пальцами фланелевую ткань, сам расстегивал пуговки и, озорно улыбаясь, снимал с меня верх костюма, а затем набрасывал его на свое обнаженное тело. Это было странно, словно мы все время ели из одной тарелки одной ложкой. Но потом мне стало без этого невыносимо. В те ночи, когда он оставался в больнице под наблюдением, я не находил себе места. Клал его вещь рядом с собой, а ночью не замечал, как удобно подкладывал её под щеку. Это, пусть немного, но скрадывало мою тревожность. — Это ты, хён? — услышали мы вместе с Кью довольно бодрый, улыбчивый голос. — Я тут не один, — улыбнулся я в ответ, а пес возвестил о своем присутствии громким лаем. — Мы уже не знаем, что без тебя делать. Как ты? — Я не знал, как тебе позвонить, — сознался Чангюн немного застенчиво, и я понял, что написал номер своего телефона на листе. А для кого? Полный дурак… Я звучно хлопнул себя ладонью по лбу. — Прости, пожалуйста… Тебе никто не сказал, как мне позвонить? — Никто не сказал. — Тогда я обещаю, что буду сам звонить тебе каждый день. Он едва слышно рассмеялся. Я услышал шорох ткани, елозящей по микрофону, а затем в трубке пошли шуршащие помехи. — Хён… — тихо позвал он меня, и мои внутренности стекли в пятки от этого серьезного тона. — Завтра мне звонить не нужно… Я тут же встрепенулся вместе с псом. Даже наши глаза одинаково округлились. — Что случилось? — Завтра рано утром меня забирают в операционную… — Я боюсь! — перебил я его, больно сжал кулак и зажмурился. Я подскочил с кровати и стал измерять шагами комнату, грызть под корень обрезанные ногти и постоянно хвататься за волосы. Время, остановись, я не готов! — Все будет хорошо. Через сутки я проснусь, и все уже будет сделано. — Ты так легко об этом говоришь… — Доктор сказал, что я ничего не почувствую и буду спать. — А потом? — Хён, пожалуйста, — уже тише произнес он. — Я пытаюсь казаться храбрым, потому что… а как иначе? Я не такой смелый, как тебе кажется. Если ты постоянно будешь говорить о том, что будет потом… Это страшно… — Я понял, — зачем-то кивнул я псу и нахмурился. — Больше ни слова. Буду ждать от тебя новостей. — Я хочу, чтобы ты в этот момент был рядом. — В какой? — Ну… в тот самый… — Если можно… — Мне нужно идти, хён, — виновато отозвался он. — Мне нужно принять душ и лечь спать. — Будь, пожалуйста, осторожнее.♫♫♫
Наверное, к этому дню невозможно было подготовиться. Я не знал, что я должен был увидеть, как отреагировать, что делать. За доктором, который встретил меня холле, я прошел в процедурный кабинет. На моих плечах болтался медицинский халат, а на ногах шуршали тапочки. Руки тряслись, по спине струился пот, а тело то и дело покрывалось мурашками от ног до самой макушки. Зайдя в кабинет и увидев Чангюна сидящим в кресле, окруженном ванночками и какими-то приборами, меня прошиб озноб. Волосы его были сальные и слипшиеся, а поверх них на голове красовалась белая лента, обмотанная вокруг. Мне даже издалека было страшно смотреть на его лицо — оно все было в потеках гноя и сукровицы. Позже мне сказали, что так вытекают излишки медицинского клея, который нужен для того, чтобы пациент случайно не открыл глаза раньше времени. Однако картина приятней не стала. Я не мог даже вздохнуть, а врач держал меня на расстоянии и даже поставил передо мной руку, чтобы я не рванул вперед. Он вряд ли понимал, что я чувствую, но говорить ничего я не стал, только подал Чангюну знак, что я выполнил свое обещание и пришел. Он улыбнулся. Это для меня стало хорошим знаком. Пока хирург аккуратно разрезал ленту и отрывал ее от лица, мы перекинулись с доктором парой слов о дальнейшем уходе. Мне вручили кучу брошюр, указания из которых выполнять нужно было строго обязательно. Я спросил, как прошла операция, но в ответ мне пожали плечами. Скоро узнаем. — Только не пытайся открыть глаза резко, делай это очень медленно, — я повернулся на голос и внимательно следил за Чангюном. — Так медленно, как только можешь. Будет очень больно из-за слипшихся ресниц, но я их буду осторожно промывать, а ты — выполнять все, что я говорю. Я и сам набрал больше воздуха в грудь и постарался не делать резких движений. — Что ты чувствуешь? — интересовался врач. — Тебе нужно говорить абсолютно все. — Жжет… — хрипло произнес Чангюн и крепко зажмурился. — Очень сильно жжет. — Тогда давай еще медленнее. Мне резко стало плевать на то, что обо мне подумают. Я отвернулся, не желая смотреть на эти мучения и осознавать, что ничем не могу помочь. Ко мне пришла вдруг мысль, что этот несчастный мальчишка тут только из-за меня. Неужели это просто была моя прихоть? Когда доктор, стоящий рядом, одернул меня за локоть и призрачно улыбнулся, мне пришлось повернуться. Чангюн был уже развернут в кресле к нам полубоком. Окна наглухо закрыты жалюзи. Я видел, что на нем уже нет повязки, и как часто моргают его ресницы. — Попробуем посмотреть перед собой? — добродушно улыбнулся врач, и парнишка кивнул. — Скажи, сколько пальцев ты видишь? Я сам спрятал большой палец и выставил остальные, шепча одними губами, что их четыре. Я старался ему подсказать, не совсем до конца осознавая, что делаю. Чангюн долго молчал, и мы тоже все замерли. Потом он криво улыбнулся на одну сторону, продемонстрировав симпатичную ямочку на щеке, и чуть слышно хмыкнул. — Так это пальцы… Меня сковало мурашками. Ничего похожего я в жизни не испытывал. — Да, — усмехнулся сидящий перед ним доктор. — Это пальцы. А теперь не торопись и попробуй взять меня за руку. Я поднес кулаки к губам, пытаясь подавить просящиеся наружу всхлипы. Честно сказать, я не мог смотреть на это без слез и, кажется, все же заплакал, потому что перед глазами все стало очень расплывчато. Но все равно продолжал наблюдать за тем, как нерешительно Чангюн приподнимает руку, растопыривает пальцы и пытается тянуться ей именно в ту сторону, где была ладонь доктора. Он промахнулся. Совсем не попал и лишь сжал ладошкой воздух рядом с чужой ладонью. Мне стало совсем больно. — Это нормально? — Абсолютно нормально, — кивнули мне. — Он не может сфокусироваться, но зато мы точно знаем, что он видит, хоть пока и очень плохо. — А когда станет лучше? — Вы очень много от него хотите. На протяжении двух месяцев после операции возможны постоянные изменения зрения. Это нормальный процесс заживления, не стоит ожидать идеального зрения сразу после операции. Полное зарастание роговой оболочки требует довольно длительного промежутка времени — не менее года. Удерживающие донорскую роговицу швы снимаются примерно по прошествии года, точную дату вы узнаете у врача во время контрольного визита. Корректирующие зрение очки вам выпишет оптометрист или офтальмолог. Защитные очки так же придется носить, чтобы избежать чрезмерного попадания ультрафиолета. Обязательно капли четыре раза в день. У вас все указано в памятке. — А я все это смогу? Оба доктора тихонько посмеялись, даже Чангюн улыбнулся, сидя в кресле и рассматривая свою руку. — Главное, чтобы он смог, а вы ему помогайте. — Может, вы уже хотите увидеться? — я вздрогнул и повернулся на второй голос. — Только не делайте резких движений и не стойте слишком близко. Я делал свои осторожные шаги, будто ступал по поверхности луны. Сердце заходилось, а сам я не отрывал взгляда от лица Чангюна. Он улыбался самой красивой и застенчивой улыбкой на свете. Я готов был расцеловать его щеки, чуть треснувшие губы, длинный нос. Присев перед ним на корточки, я осторожно взял его ладонь в свои две. Я боялся смотреть ему в тонкие щелки глаз, из которых беспрерывно текли слезы, перемешанные с сукровицей, но уже видел, как цвет его роговицы сменился на глубокий темный. Меня словно парализовало, и я упал на колени, а лбом воткнулся Чангюну в живот. Если я и хотел что-то сказать ему, то сейчас растерял все слова. А когда его ладонь коснулась моего затылка, я думал, что задохнусь в слезах и утоплю здесь все. — Хён… — прошептал он, робко сжимая мои волосы. — Я люблю тебя…