♫♫♫
Никогда бы не подумал, что скажу такое, но я был счастлив вернуться на работу в офис. Напряженные дни и недели прошли, и Чангюн уже научился выходить на улицу без меня. Ему потребовалось гораздо меньше времени, чем я предполагал. Подработки я свои бросать не торопился, будучи уверенным, что деньги лишними не бывают. У меня были грандиозные планы, куда потратить целое состояние, которое я еще не заработал. Это давало мне стимул работать усерднее. В обед, на небольшой кухне нашего офиса, ко мне подкрался тот, о чьем существовании я уже позабыл. Я молча допивал свой чай с пустой булочкой, когда перед моим носом опустился небольшой стаканчик из алюминия, а из него пахнуло алкоголем. — Спрячь это, — буркнул я в чашку, не поднимая головы. — Если узнают, то могут даже уволить. — Пока еще не узнали, — я краем глаза заметил, как он пожал плечами. — Там не так много, чтобы унюхать. Выпьем за наш с тобой хрупкий мир? — Я белого флага не поднимал… трусов тоже… И на работе я пить не собираюсь. — Да брось, — толкнули меня в плечо. — Ты же не за рулем, да и не знаю, будешь ли когда-нибудь теперь. — Какое тебе дело до того, на чем я передвигаюсь? У тебя все есть, но что же ты не счастлив тогда? Не знаю, задумался ли Хосок над моим вопросом, но он замолчал. Стукнул дверцей холодильника, а потом совершенно бесцеремонно подсел ко мне вплотную, чиркнув стулом по кафельной плитке. Я заметил еще один точно такой же стаканчик у него в руке, из которого он тоже не торопился отпить. Провоцировал? — Тогда давай сделаем несчастный глоток этого дорогого виски за твою семейную жизнь, — Хосок подвинул предназначенный для меня стаканчик ближе, а я демонстративно отставил его на другой край стола. — Фу, как грубо. Тогда просто поделись со мной, как дела у супруги. Я скорчился от его сладкого голоса, который он, естественно, делал нарочно. Снова взял свою чашку с уже остывшим чаем и сделал последний глоток. — Когда женюсь, обязательно у нее спрошу. Мне нужно было уйти уже в этот момент. Я знал, что ничего хорошего из наших разговоров никогда не выходило, они никогда не заканчивались спокойным рукопожатием и пожеланием удачного дня. — А я думал, что щеночек как раз выполняет роль супруги в ваших отношениях. Я в жизни не поверю, что не ты подложил его под себя, а он тебя. Я готов был сорваться, кулак мой был наготове, чтобы врезать между глаз, а пальцы по-прежнему сжимали чашку. Я помнил слова Минхёка о том, что кого-то из нас могут уволить. Того, кто первый не выдержит? — Откуда в тебе столько злобы? — я выдавил из себя улыбку и поднялся со стула. — Почему ты всегда стараешься меня чем-то задеть? — Никакой злобы, Вонн-и, — развел он руками и делано надул губы. — Я просто пытаюсь тебе показать, как неприятно разговаривать с лицемером. Я сощурился. — Выходит, это я лицемер? — Ты еще и лжец. — Даже так, — наигранно удивился я и приложил пальцы к подбородку. — И где я тебе соврал? — Понимаешь ли, я бы понял твой отказ. Ну сказал бы, что я тебе не нравлюсь, и закончили бы на этом. Но нет, ты постоянно бегал с какими-то девками и притворялся не тем, кем являешься. С твоего позволения я не буду об этом кричать… — Очень благородно, — рассмеялся я. — А потом появился этот мальчишка, и ты готов ради него буквально на все. Разумеется, он тебе отплачивает, но ведь и ты не против это брать. Я не прав? Скажи, а как он отреагирует на то, что ты неплохо на нем заработал? — Я отдал все деньги ему… — А ты докажи, — и тон Хосока стал совсем не похож на тот теплый, с которого мы начинали. — Думаю, что совсем скоро щеночку будет очень больно. Я сжал в руке чашку, готовый там ее и сломать, второй рукой схватился за кран. Мне нельзя было потерять работу, и я чувствовал себя беспомощным перед такими заявлениями. Он буквально мог сделать со мной все, что угодно, а мне приходилось стоять и впитывать. А самое главное — он знал, куда бить больнее всего. — Ты этого не сделаешь, — процедил я сквозь зубы и отвернулся. В ответ мне издевательски несколько раз цокнули языком, будто пристыживая. — Я уже это сделал… Голова закружилась, а сердце подскочило к горлу. Я не смог сдвинуться с места даже тогда, когда Хосок выплеснул содержимое обоих стаканчиков — и я до сих пор не знал, что в них было — в раковину. Он просто ушел, привычным жестом откинув назад полы пиджака, а я наблюдал за рассыпавшимися осколками собственной чашки. О нашей очередной ссоре я молчал весь день. Вместо работы в голове были мысли о том, как уберечь Чангюна от того, что может сделать Хосок. Я не мог его спрятать, не мог не выпускать из дома, не мог просить ни с кем не разговаривать. Чангюн не маленький мальчик. И с чего бы он стал меня слушаться? Как бы он ни выглядел, как бы порой не вел себя, он — вполне взрослый человек… Которого просто очень легко ранить. Очень некстати пришло сообщение из магазина, в котором я заказал Чангюну подарок. В свете последних событий я уже задумался, а нужен ли ему был вот такой подарок. С последней зарплаты я потратил на него не так уж и мало, а потому нужно было забирать, потом дарить, и уже только потом думать, как жить на то, что осталось. Выигрыш с конкурса еще не был до конца потрачен, оставшиеся деньги я отложил и дал себе слово, что не прикоснусь к ним. Они были не мои. Я постоянно твердил себе это. Фотографии я надежно спрятал в самую дальнюю папку на своем ноутбуке, которую и сам уже мог не найти. Удалить не поднялась рука. Почистил историю браузера и входящие письма, чтобы ничего не напоминало мне о моем поступке, а так же не могло рассказать о нем Чангюну. Вечером мы пошли гулять с собакой. Свой подарок я положил в сумку и взял с собой, надеясь подарить его в самом особенном для нас месте. Подумать только, если бы не Кью, возможно, и не было бы у нас любимого места, а лично у меня — первого поцелуя, после которого я постепенно начал смиряться с тем, кто я есть. Именно сейчас, шагая по лестнице на крышу, надеясь увидеть яркий закат, держа в одной руке ладошку Чангюна, а в другой — собачий поводок, я не видел ничего ужасного или преступного в том, что мне понравился парень. Один. Конкретный. Не сказать, что я пытался это скрыть, но и кричать не собирался. Я не чувствовал себя особенным или неправильным. Я понял, что для меня ровным счетом ничего не изменилось. Я остался собой, помог человеку снова увидеть мир, и именно он показал мне, а не я ему, какой этот мир интересный. — Я знаю, почему ты привел меня сюда. Я узнал это место. Мы сели на тот же самый бетонный выступ точно так же, как сделали это в первый раз. Кью сидел между нами, подставляя белую мордочку с прищуренными глазками встречному ветру. Шерсть его окрасилась в теплый оранжевый, как и наши лица. Осеннее солнце было крупнее, холоднее и быстрее скатывалось за горизонт. Мы успели как раз вовремя. — Как ты это понял? — переспросил я, улыбнувшись. — Я помню, как мы сюда поднимались, — Чангюн глубоко вздохнул, подсел ближе и уронил голову мне на плечо. — И пахнет тут точно так же, как и тогда. — Я хотел показать тебе закат именно отсюда, думал об этом с того самого дня. Я считал ужасной несправедливостью то, что ты был лишен всего этого. Он долго молчал, удобнее устроился у меня на плече и немного поежился. Совсем как в тот раз. И я прикрыл его худую спину полами своей ветровки. Его волосы вкусно пахли сладким шампунем, и я с удовольствием вдохнул этого густого запаха, смешанного с ароматом его кожи. — Не могу представить, как жить дальше, — он легко повел плечом, на котором лежала моя ладонь. — Я ничего не умею и настолько беспомощный… словно ребенок. Я нигде не учился, у меня нет образования, я даже не могу помочь тебе зарабатывать деньги… После этих слов меня слегка передернуло. Впрочем, Чангюн этого не заметил, продолжая через темные стекла очков наблюдать за угасающим солнцем. — Гюн-и, о чем ты думаешь? — сжав пальцами его плечо, я дождался ответного взгляда. — В начале лета, когда мы только познакомились, ты и предположить не мог, что сможешь видеть. Ты воодушевленно рассказывал о музыке, ты с удовольствием играл, ты хотел видеть мир. — А мир хотел видеть меня? Я выдохнул и покачал головой. Иногда Чангюна будто подменяли, и он становился депрессивным подростком, который видит во всем только негатив. — У тебя бывает хорошее настроение? — Вечером, когда засыпаю позже, чем ты, — он улыбнулся мне, поджав губы, и я забыл все на свете, снова увидев его очаровательные ямочки на щеках. — И что же ты такое делаешь, когда я засыпаю? Чангюн повторил мою лукавую улыбку и вскользь мазнул мне по губам намеком на поцелуй. — Смотрю на тебя. Но никогда не трогаю, — добавил он почти шепотом. — Люди очень интересные. Я часто засматриваюсь на них, когда они здороваются со мной или просто проходят мимо. Наверное, я выгляжу странно, но я смотрел в темноту двенадцать лет, поэтому сейчас мне интересно все. Я кивнул ему, уперся подбородком во взлохмаченную маковку и прикрыл глаза. Под тонкие веки проникал солнечный свет, и я бессознательно повторял про себя: «смотрел в темноту». От одних только слов шел мороз по коже. — Я заметил, что ты пробовал читать книги, — решил я сменить тему. Чангюн недовольно завозился, будто хотел, чтобы я его не трогал, но делал он это очень лениво. Делал вид. — Хён, я умею читать, я знаю грамматику, просто пока у меня все немного расплывается, и я не могу читать быстро. Пришлось оборвать его звучным поцелуем в прохладный висок. — Я не хотел тебя обидеть. — Ты не обидел, — голос его стал мягче. — Я сам говорил, что не умею читать и писать… Я просто немного расстроился тогда. Хотя… писать рукой я, наверное, все же не смогу. Могу набирать текст на клавиатуре. Отстранив Чангюна от себя на вытянутых руках, я картинно нахмурился. Заметил, как розовеют его скулы, а взгляд искоса падает на мою сумку. — Ты так говоришь, потому что уже о чем-то догадываешься? — Нет! — почти выкрикнул он и снова стушевался. — Да… Немного… — Подглядывал, значит?.. Не спал… — Я случайно! Я только сделал вид, что расстроился, пожурил для порядка, сказал, что подглядывать нехорошо. Мы оба понимали, что это такая шуточная игра. Открыв сумку, я вынул из нее коробку, мной неумело закрученную в подарочную бумагу. — Обидно, что сюрприза не вышло, — смущенно почесав затылок, я протянул свой подарок в руки Чангюна. — Я просто подумал, что у тебя должен быть свой телефон, чтобы ты всегда был на связи, мог не носить с собой наличные деньги, а еще делать фотографии, если увидишь то, что тебе очень понравится. — У него мой любимый цвет. А я смотрел на кривую упаковку, под которой было абсолютно ничего не видно, и понимал, что этот хитрый лис совсем не случайно все подглядел. Видимо, Чангюн тоже понял, что но сказал, и мы оба засмеялись. — Он даже это уже знает… — Еще бы научиться им пользоваться. — Это вообще не проблема. Малые дети учатся за пару дней. Не забывай, что я тебе всегда все подскажу. Было видно, что Чангюн остался доволен подарком. Он прижал коробку к себе, снова положил голову мне на плечо и сам укрыл себя моей большой ветровкой. — Солнце совсем село… — он лениво зевнул, а Кью повторил за ним, тихонько поскуливая. — Чтобы на другой стороне начался новый день… — Бесконечный цикл… — Ну… — усмехнулся я. — Когда-нибудь перегорит и перестанет. — Я то-оже тебя люблю…♫♫♫
Моя жизнь с Чангюном осталась прежней, но в то же время переменилась. Из-за того, что он был лишён зрения в течение стольких лет, практически все простые и бытовые вещи казались ему новыми. Мне же нравилось ему что-либо объяснять или рассказывать, ставить руки в правильное положение, когда он собирался что-то сделать или потрогать. Я был счастлив помогать ему открывать этот мир заново. Каждый раз, когда у Чангюна что-то не получалось, он сразу краснел, но я тут же оказывался рядом, беря его ладони в свои и целуя их. — Но хён, это же… так просто… А я не могу делать даже такое лёгкое… — бубнил Чангюн, смущённо опуская взгляд в пол, когда в очередной раз не справился с духовкой, пытаясь испечь пирог по какому-то рецепту, найденному в интернете. Когда у Чангюна что-то не ладилось, он смешно надувал губы, а его очки сползали ему на кончик носа. Фокусировать взгляд ему всё ещё было непросто, а потому я и настаивал на ношении очков. — Ты отлично справляешься, — подбадривал его я, присаживаясь на корточки. — Помнишь, как было в первый раз? Чангюн невольно улыбнулся, когда вспомнил очередную попытку готовки и рассыпанную по всей квартире муку. — Ты очень далеко продвинулся, и сейчас у тебя получается намного лучше, — произнёс я, заглядывая в тёмные глаза. — Зато Кью тогда повеселился, — заметил парнишка с улыбкой. — Вот видишь, всё гораздо лучше, чем ты думаешь. Давай попробуем ещё раз. Смотри… Я терпеливо объяснял ему принцип работы приборов и как ими пользоваться. Учил его готовить, всё ещё считая себя бездарным поваром. Чангюн стоял возле меня, кивал, а я умилялся его нахмуренным бровям, сдвинутым к переносице, и закушенным в напряжении губам. Чангюн обожал учиться чему-то новому, но порой выглядел слишком раздосадованным. В первый раз, когда он решил научиться писать заново и дрожащей рукой выводил буквы, он часто раздражался. Один раз дошло до того, что он скинул все исписанные кривыми слогами листки на пол и ушел в ванную. Спустя несколько минут я пошёл следом за ним, спокойно постучал и, не дожидаясь сиплого «Открыто», вошёл в ванную. Чангюн сидел на полу, обняв колени и спрятав в них своё лицо. Я ничего не сказал ему, только присел на корточки и обнял. Парнишка же обнял меня за шею, шепча тихое «Прости». А потом мы сидели на балконе и болтали о всякой чепухе: я обнимал его за талию, а он держал в руках кружку с любимым мятным какао. С телефоном всё вышло намного проще. Сам того не ожидая, Чангюн быстро освоился. Особенно ему понравилось делать новые снимки. Однако у этого развлечения появился небольшой «побочный эффект» — Чангюн стал меня фотографировать или просить сделать с ним селфи. И если на второе я никогда не отказывал, то первое вызывало у меня нервный тик — фотографироваться я почему-то не любил. Кроме случайных снимков меня в телефоне оказывались фотографии с Кью, или просто Кью на прогулке или дома. Когда я случайно нашёл его телефон, зарытый в одеяле, я обратил внимание на загоревшийся тусклым светом экран: Чангюн поставил на фон моё фото. На том фото я полулежал на кровати с ноутбуком, в очках, и что-то сосредоточенно печатал. Фото было обычным, но то, что Чангюн поставил его на фоновый рисунок, заставило моё сердце биться чаще. Разблокировав его телефон (пароль мы пока не ставили на всякий случай), я нашёл второй снимок, но уже на обоях — на нём тоже был я, но спящий. Чангюн украдкой сфотографировал меня — очередное обыкновенное фото, но даже привереде вроде меня оно показалось чертовски милым и настоящим. Что мне больше всего нравилось в Чангюне, так это его способность не сдаваться, даже несмотря на некоторые моменты раздражения и досады. — У меня всё получилось! — парнишка протянул мне свежеиспечённый пирог с яблоками и корицей. — Я строго следовал твоим инструкциям! Я же невольно вспомнил, как однажды рассказал Чангюну про традиционную выпечку на осень. Сентябрь был в самом разгаре, и Чангюн решил испечь пирог с яблоками и корицей, вспомнив про «осеннее настроение» — Хён, обещай мне, что попробуешь прямо сейчас, — Чангюн скрестил руки на груди, облокачиваясь поясницей на кухонную столешницу, и надул губы. — Как я могу тебе отказать… — пропел я, осторожно отрезая кусок всё ещё горячего пирога. Чангюн затаил дыхание и задержал кончик языка в уголке рта, пока я откусывал кусочек. — Ну… как оно? — глаза его моментально загорелись, и он поправил снова сползающие с него очки. — Бесподобно… — простонал я, откусывая ещё один кусок. — У меня появился более чем достойный конкурент… Чангюн почти подпрыгнул на месте и бросился ко мне на шею, целуя меня в испачканные яблочным повидлом и корицей губы. — Ты прав, хён, это божественно вкусно, — проговорил Чангюн в мои губы, облизываясь. — И я сейчас не только о пироге… Наши с Чангюном дни проходили довольно бодро. Каждый день что-то случалось, и это «что-то» я записывал в уголки своего сознания, называя тёплыми воспоминаниями. Моя жизнь стала определённо ярче. Иногда мне казалось, что «прозрел» именно я, а не Чангюн. Я сравнивал свою жизнь «до» и «после», понимая, что слеп был именно я. О той злополучной беседе с Хосоком в офисе я забыл — она казалась мне чем-то далёким и уже неважным. В один из выходных дней я решил показать Чангюну настоящую осень, предложив сходить вместе на пикник. Чангюн воспринял мою идею более чем восторженно: в последние недели он часто проводил время на балконе, развалившись на диванчике и наблюдая за меняющими цвет листьями. Научившись готовить, а точнее печь, Чангюн настоял на том, что некоторую еду для пикника он приготовит сам. Я не стал ему мешать, но иногда проходил мимо кухни и как бы невзначай заглядывал внутрь, чтобы убедиться, что всё было в порядке. Чангюн более чем справился с задачей, а я ему помог, чем смог — в основном не мешал ему (с его же просьбы, потому что он хотел приготовить всё сам), но всё же принял участие в готовке еды после его робкой просьбы. — Гюн-а, надень обратно, — твёрдым голосом произнёс я, а Чангюн, стоящий перед зеркалом, вздрогнул. Всё утро парнишка примерял какие-то шарфы, стащив их из моего шкафа, и то надевал, то снимал очки. — Они здесь не смотрятся, — Чангюн капризно снял очки и, держа их двумя пальцами, выставил руку вперёд. — Сейчас осень, и мне неудобно… — Гюн-а, ты должен их носить, — вздохнул я. — Твои глаза ещё не до конца привыкли, и… — Поэтому я должен ходить как клоун? — горько усмехнулся парнишка, нацепив очки на нос, снова качая головой и глядя в зеркало. — Это выглядит урод… Я встал перед ним и приложил палец к его губам. Чангюн удивлённо уставился на меня, а я снова утонул в глубине его чёрно-карих глаз. — Ты выглядишь в них очень красиво, — я мягко взял очки из его рук, надевая их обратно на переносицу. — А еще, — я наклонился к его уху, — дико сексуально… Кожа Чангюна под моими пальцами покрылась мурашками. Когда я попытался заглянуть ему в глаза, я заметил, что он смотрит в пол из-за смущения и поправляет очки на носу, не глядя на меня. — Тогда… Поцелуй меня при всех в парке, — дерзко ответил Чангюн, поднимая на меня взгляд. Щёки парнишки горели. — Тогда я не буду их снимать. Я опешил от его просьбы, но быстро взял себя в руки. — Договорились, — подмигнул ему я. Нас прервал бодрый лай Кью — пёс вбежал в гостиную с поводком в зубах и сел на задние лапы. От этого непоседы точно ничего не скроешь — но мы и не собирались оставлять собаку дома, потому что это было бы слишком жестоко. Подхватив корзинки с выпечкой и сендвичами и пристегнув Кью к поводку, мы выдвинулись в парк. Из-за своих далеких уже поисков Чангюна я разведал несколько уютных полянок, на которых почти не было людей — идеальное место для пикника-свидания. Сказать по правде, я немного нервничал, откровенно запариваясь, чтобы всё прошло «идеально». Это первая за долгое время осень Чангюна, и я был обязан показать её ему с самой лучшей и красивой стороны. Прогулка по парку стала для Чангюна настоящим приключением. Я удобнее перехватывал корзинки с лакомствами, глядя на дурачащихся Чангюна и Кью, и не мог сдержать улыбки. Пёс весело лаял, крутясь под ногами парнишки, а последний останавливался буквально каждую секунду, чтобы рассмотреть опавшие цветные листья. Охапку листьев Чангюн засунул под ошейник Кью, и пёс стал похож на большого белого льва с пушистой гривой. Парнишка тут же достал телефон, чтобы запечатлеть этот момент. Все мои молитвы сбылись, и на участке, который я давно выбрал для потенциального пикника, не оказалось народу. Я расстелил огромное одеяло прямо поверх шуршащих листьев, и мы с Чангюном буквально упали на него — из-за большого количества листьев наша полянка была очень мягкой. Недолго думая, парнишка начал раскладывать еду. Когда всё было готово, я и опомниться не успел, позволяя Чангюну обнять меня для очередного селфи и вытянуть руку с телефоном (потому что моя рука длиннее, и ракурс лучше с моей стороны, как отметил Чангюн). День проходил незабываемо. Моя голова лежала на коленях Чангюна, а парнишка зарылся пальцами в мои волосы, постоянно их перебирая и поглядывая на резвящегося в кучах листвы Кью. — Закрой глаза, хён, — попросил Чангюн и потянулся к корзинкам. Я послушался его. — А подглядывать нечестно, — сквозь маленькую щёлочку я увидел его надутые губки-бантики. — Ты же знаешь, насколько я любопытный, — парировал я, тут же зажмуривая глаза, потому что Чангюн несильно ткнул меня в плечо. — И я заинтригован. Что ты хочешь сделать? — Тебе придётся довериться мне, — спокойно проговорил парнишка, что-то разворачивая в руках. А уже через секунду моих губ коснулось что-то рассыпчатое и сладкое. — Не открывай, я хочу, чтобы ты угадал, — продолжал Чангюн. Я почувствовал вкус черники, сахарной пудры и ванили. — Это то самое секретное блюдо, которое ты хотел испечь для меня? — довольно промурлыкал я, облизывая губы. — Черничные маффины? — Да, хён, — выдохнул Чангюн, и я почувствовал, как он наклонился ниже. — Ты так неаккуратно ешь, — уже шёпотом добавил он. Я откинул голову на его колени и ощутил, как Чангюн коснулся моих губ своими. — Ты очень неаккуратный, хён, — быстро сказал Чангюн между поцелуями и снова коснулся меня губами. Я поднял руки вверх, чтобы дотронуться до его щёк. Мы говорили о всякой ерунде, вспоминая какие-то смешные моменты. Чангюн всё это время то целовал меня в губы, то вплетал мне в волосы осенние листья. В какой-то момент Кью удалось стащить один ароматный маффин. Чангюн даже подскочил на месте, а моя голова благополучно ударилась о твёрдую поверхность — какой бы мягкой ни была подушка из листьев, она всё же была далека от нашей кровати дома. Чангюн тут же бросился ко мне, забыв о Кью и маффине, который тот с аппетитом съел, отбежав от нас на «безопасное» расстояние. Чангюн же принялся гладить мой затылок и прижимать мою голову к своей груди, словно я был ребёнком. Мою шутку про поцелуй в ушибленный затылок Чангюн воспринял буквально и действительно поцеловал меня именно туда. Однако наша идиллия длилась недолго. В какой-то момент Чангюн поймал несколько дождевых капель на ладонь, а потом и я. Словно по сигналу мы уставились на небо, но было слишком поздно: утонув друг в друге мы не заметили приближающиеся тучи. И хотя наши сборы были быстрыми, даже слишком быстрыми, от дождя нам скрыться всё же не удалось — когда мы убегали по тропинке из нашего уютного уголка, дождь уже изрядно намочил нас. Моя футболка промокла насквозь, а Чангюн постоянно поправлял соскальзывающие с него очки. По стёклам стекала вода, а его длинные волосы делали только хуже — воды попадало ещё больше. Но даже несмотря на это, наше настроение было отличным. Чангюн буквально бежал и смеялся, удерживая поводок с Кью и хлюпая промокшими кедами. Если бы он только знал, как выглядит со стороны. Я действительно не знал никого красивее и необычнее, чем он. Помимо нас к выходу из парка бежали другие отдыхающие, которых дождь так же застал врасплох. В какой-то момент я резко остановился, а Чангюн буквально врезался мне в спину. Я не знал, что двигало мной в тот момент, но я обхватил талию Чангюна одной рукой, прижимая его к себе и буквально впиваясь своими губами в его губы. Глаза парнишки широко распахнулись, и он выпустил из рук не только поводок, но и корзинку, вцепляясь в мои предплечья. Я же целовал его: исступлённо, жадно, как будто кто-то собирался отобрать его у меня. Крепче прижимал к себе, гладил его мокрый затылок, игнорируя мешающиеся очки. Раскрывал его губы снова и снова, улавливая его тяжёлое дыхание и стоны, и не мог остановиться. Первым поцелуй разорвал Чангюн, жадно хватая ртом воздух, перемешанный с дождевой водой. — Так ты себе представлял прогулку под дождём? — тяжело дыша проговорил я. — Я всё помню… — Все ведь смотрят… — пролепетал Чангюн, совсем забыв о своей же просьбе. — Ну и что, — отозвался я, словно в бреду. — Пусть все видят, что ты мой. Мне показалось, или глаза Чангюна начали слезиться, когда я снова поцеловал его, игнорируя всех вокруг и останавливая для нас время. Нам пришлось оторваться друг от друга, как только мы почувствовали, что дождь стал усиливаться. Кью недовольно скулил и кусал меня за коленку. К тому времени и он, и мы были настолько мокрые, будто недавно искупались в бассейне. Неохотно хватая вещи и держась за руки, мы, всё так же смеясь, двинулись домой, уже не останавливаясь. Забежав в подъезд нашего дома, мы поймали на себе неодобрительный взгляд охранника. «Ливень, погода нынче очень странная и непредсказуемая…» — оправдывался я, пытаясь объясниться, а Чангюн виновато чесал затылок, держа одной рукой Кью. С горем пополам охранник пропустил нас, пожелав нам скорее отогреваться, чтобы не заболеть. В лифт мы вошли так же смеясь. Я прижался спиной к одной стене, а Чангюн к другой. Мокрые корзинки были сброшены на пол. Чангюн тем временем пальцами протирал очки от капель, полностью заслонивших стёкла. Не имея никакой задней мысли, я подцепил край футболки, аккуратно выжимая и даже не думая о том, что стою черед Чангюном с задранной футболкой и открытым животом. Парнишка завис, глядя на меня, а я не замечал его, продолжая выжимать одежду. — Теперь нам даже душ не понадобится, — отшучивался я. — Можно начать экономить воду. Чангюн не ответил мне, и я решил взглянуть на него. Глаза парнишки были прикованы к моему животу, а, почувствовав мой взгляд на себе, Чангюн так же посмотрел мне в глаза. — Это красиво, — одними губами проговорил он и шагнул ко мне, падая в мои руки. Его тяжелое дыхание на моей шее и напряжённое тело — я чувствовал его возбуждение бёдрами — сводили меня с ума. — Я хочу тебя, хён, — прошептал Чангюн в мою шею, а мне ничего не оставалось, кроме как практически вжать его в себя и впиться в его губы каким-то слишком диким поцелуем. От моего напора Чангюн оказался прижат к противоположной стене, и, наверное, он задел кнопку «Стоп», потому что лифт остановился. Мы не обратили на это никакого внимания, а я подхватил Чангюна под бёдра, буквально сажая на себя и прижимаясь к нему. В моих промокших насквозь штанах стало ужасно тесно, и когда я коснулся паха Чангюна своим, то с удовольствием поймал рваный стон парнишки. Руки Чангюна забрались мне под футболку и поднялись до груди. Из-за него мне пришлось возобновить свои тренировки в спортзале. Я ловил чистый кайф от того, насколько сильно Чангюн хотел касаться меня. Тем временем лифт резко дёрнулся и остановился на каком-то этаже. Чангюн тут же отпрянул от меня, спрыгивая на пол, а я слишком поспешно одёрнул намокшую прилипающую одежду. Двери лифта распахнулись, и мы, красные как помидоры, столкнулись взглядом с нашей соседкой. Вежливо ей поклонившись, мы буквально вылетели из лифта, помятые и возбуждённые. Кью просеменил за нами в сторону нашей квартиры. Стоило двери закрыться, как я тут же сбросил с ног промокшие кеды и отряхнул волосы. Псу показалось это слишком забавным, и он словно повторил за мной, забрызгав всю прихожую. Чангюн мял край своей мокрой кофты и совсем не улыбался. Я успел испугаться, но всего на какое-то мгновение, пока он не прижался ко мне и не ткнулся носом в шею. — Можно с тобой в душ? — тихо прошептал он. Я слишком хорошо понимал, чего он хочет, и слишком хорошо чувствовал, чего хочу я. Мы не раздевались, а когда завалились в душевую, Чангюн сам прижал меня к стенке. Я готов был отдать все на свете, лишь бы он когда-нибудь еще раз повторил это. Он стал другим, более уверенным, и пытался делать все, чего раньше был лишен. Ему надоело быть одному, он устал от нелюбви, а я часто ловил себя на мысли, что позволил бы ему все. Буквально все. Если бы он только попросил. Под хлещущими струями воды Чангюн присел на корточки, намереваясь расстегнуть молнию на моей ширинке, приложил ладони к мокрому белью и поднял голову, чтобы на меня посмотреть. Сделать то, что он собирался — черт знает почему — я позволить ему не смог. Подхватил в подмышках и поставил на ноги. Одежда противно липла к телу, и я сначала разделся сам, а потом помог Чангюну. Кучка мокрого белья так и осталась на полу в душевой. Я обнял Чангюна со спины и почувствовал, как его трясет, как дрожат его ноги, готовые сложиться. И он сам чуть прогнулся, упираясь мне в пах скользкими ягодицами. — Ты ведь не от холода дрожишь? — зачем-то спросил я, а он покачал головой. — Тебе не тяжело будет держаться за стену? А когда он поставил ладони на плитку, то проговорил так тихо, что я едва расслышал его за шумом воды: — Хён… пожалуйста… Держа его щуплое тело в ладонях, я целовал ему спину, от самых первых шейных позвонков до выпирающего копчика. Я видел, как он покрывался мурашками, как прижимался щекой к кафелю и что-то бормотал одними губами, держа глаза закрытыми. Не сдержавшись, я укусил его за напряженную ягодицу и тихонько хихикнул, заметив, как он тут же их расслабил. Я знал, что ему нравится, когда я касаюсь его языком внизу. Он весь становился ватным и мягким. Как и сейчас, тихонько подавался мне навстречу, царапая ногтями швы на плитке. Я всегда входил в него очень медленно, а он был невероятно податливым. Тогда мне казалось, что я все делаю правильно. До того дня мы ни разу не занимались сексом стоя, и в самый ответственный момент мне пришлось держать Чангюна, потому что ноги у него дрожали так сильно, что грозили уронить его на пол. Мне хотелось улыбаться, и я рассмеялся ему в плечо. Сначала подумал, что он всхлипывает, что я делаю ему больно, готов был перепугаться, но Чангюн засмеялся вместе со мной. — Можешь падать, — улыбнулся я ему через плечо. — Я тебя держу. С хриплым стоном он совсем повис у меня на руках и прижался так крепко, что я не успел из него выйти. Чангюн весь дрожал снаружи, как открытый нерв, сжимал меня изнутри и медленно стекал по стенке. Таким я его еще ни разу не видел. Это был один из самых счастливых моментов нашей совместной жизни. Чангюн окончательно расслабился и отпустил меня. Я же просто поцеловал его в загривок. Парнишка развернулся и обнял меня за шею, а я потянулся за мочалкой и лимонным гелем для душа. Через минуту воздух наполнился сочным цитрусовым ароматом от мыльной пены. Чангюн всё ещё был прижат ко мне, и я чувствовал его дыхание на своей шее. Я коснулся намыленной мочалкой его спины. Он вздрогнул и быстро заглянул мне в глаза, немного отстраняясь. — Не волнуйся, это просто гель для душа, — пояснил я, показывая парнишке мочалку. — Тебя нужно помыть, ты ведь весь грязный, — просто проговорил я. Мочалка тем временем опустилась ему на поясницу. — Я и сам могу помыться, — Чангюн несильно толкнул меня в плечо, капризничая, словно специально. А я через каких-то пару мгновений почувствовал, как он заурчал мне в шею. — Вот видишь, — усмехнулся я, продолжая намыливать его кожу и немного отстраняя его от себя. — А теперь запрокинь голову. Парнишка послушался, позволяя мне растереть пену вдоль его шеи и груди. В какой-то момент он подхватил пену со своей шеи пальцами и скинул её на меня. — Ты тоже испачкался, хён-а, — игриво прошептал он, растирая пену по моей груди и нарочно царапая кожу пальцами. После нас вся душевая была покрыта душистой лимонной пеной, а мы смеялись, словно два маленьких ребёнка. Я обнял Чангюна за талию, когда он приподнялся на носочки и поцеловал меня в губы, задевая кончиком носа пену на моей щеке. Остановились мы только тогда, когда горькая пена попала нам обоим в рот. Зато теперь мы точно знали, что эта дрянь на запах лучше, чем на вкус. — Буду ждать тебя в комнате, — зевнул Чангюн, выбираясь из душа и закутываясь в длинный (украденный у меня) халат. Я машинально кивнул, заканчивая намыливать шампунем волосы. Ополоснуться мне пришлось дважды: я никак не мог ожидать такого горячего душа. Перед зеркалом я снова завис, вытирая волосы полотенцем, а затем зачёсывая их назад, будто пытаясь уложить. В отражении зеркала я смог разглядеть небольшие розоватые следы на груди — меня всё же оцарапали. Я с улыбкой покачал головой и, подвязывая полотенце на бёдрах — халат у меня благополучно украли, — вышел из душа. В коридоре было тихо, и я не раздумывая двинулся в нашу спальню. Открыл дверь шире, которая почему-то была закрыта не до конца, и остановился на пороге как вкопанный. Чангюн стоял спиной ко мне, возле небольшого комода с выдвинутым первым ящичком, и что-то разглядывал, держа в руках. Моё сердце словно перестало биться. — Гюн-а… Скажи мне… — мне казалось, что я не слышал собственного голоса. — Что ты там разглядываешь? Чангюн опустил руку обратно в ящичек, словно положил на место какую-то вещь. Он медленно повернулся ко мне. Его выражение лица изменилось. Он сам оставался прежним, но я видел, что что-то было не так. Я даже боялся признаться себе в том, что сам обо всём догадался. Мои руки похолодели, а тело будто парализовало. В голове быстро всплыл первый день, когда я повесил распечатанные фото над столом, а затем день перед выпиской Чангюна из больницы, когда я спешно их убирал и запрятал под белье. Как я мог забыть? — Хён… — Чангюн в упор смотрел на меня. — Что это за фотографии? И почему… Почему на них изображён я?