Раскрашен тобой

Искать и найти, и снова прощаться...

      Чангюн стоял напротив меня, и я мог видеть, как блестят его глаза. Его пальцы сжимали несколько снимков, и я был точно уверен в том, что его руки дрожали. Он не сводил с меня глаз и ждал ответа. А пауза между нами затянулась настолько, что каждая следующая секунда молчания разрезала моё и, наверное, его сердце. — Это просто фотографии тебя, сделанные мной, — наконец сознался я.       Я постарался сделать голос как можно твёрже и спокойнее, но я знал, что вру сам себе. Я был не спокоен. Я был как будто сломлен. А ещё я чувствовал, что любое моё неверное слово может сломать и Чангюна. — Фотографии… А зачем… Зачем ты меня фотографировал? — шептал парнишка, не отрывая взгляда от меня.       Я держался изо всех сил, чтобы тоже смотреть в его тёмные глубокие глаза. — Ты делаешь фото на телефон, — ответил я. — Потому что тебе нравится. — Но это не телефон… — глаза Чангюна снова заблестели. — Не телефон, — признал я. — Но я сделал их потому что мне очень понравилось…       Чангюн вздрогнул, а его пальцы сильнее сжали снимки. — Понравилось что?! Инвалид? — последнее слово он буквально выплюнул.       Я впервые видел на его лице такую горькую и даже злобную усмешку. — Я тогда тебя ещё не знал… — единственное, что я мог ответить ему, хотя я понимал, насколько глупо звучит эта фраза. Самое бесполезное оправдание. — Но ты, — мне показалось, что Чангюн сглатывает подступающий комок. — Следил за мной…       Больше всего на свете я боялся услышать от него эти слова. Я знал, что это было неправдой, и в то же время правдой. Я следовал за Чангюном, считая его интересным. Я прикусил язык. — Я не следил, — я покачал головой. — Это случайные снимки. Если хочешь, я тебе покажу ещё много случайных прохожих.       Я даже забыл, что снимков «случайных прохожих» было совсем немного. Глаза Чангюна сузились, и я увидел слезинку, скатывающуюся по его левой щеке. А самое мучительное было то, что я не мог подойти к нему и утереть его слёзы. Только не сейчас. — Я случайный прохожий? — парнишка сказал это с какой-то злобой, и я разозлился сам. Как он мог подумать и тем более сказать такую чушь? — Ты можешь не выворачивать мои слова? — уже более громко попросил я, но вовремя осекся. Я задал этот вопрос действительно слишком громко. — Почему ты кричишь? — глаза Чангюна распахнулись, словно от страха. — Потому что ты меня не слышишь, — тяжёлый вздох. — Выглядит так, будто ты оправдываешься! — настаивал Чангюн, тоже повышая голос. — Гюн-а, это не так! — я действительно кричал.       Чангюн начал быстро качать головой. Теперь я видел, что он плакал. Из-за меня. — Ты врёшь, хён… Ты… ты… — Я прошу тебя, Гюн-а, выслушай меня!       Я наплевал на всё и бросился к Чангюну. Снимки вылетели у него из рук, и он прижал ладони к ушам, не желая слушать меня. Он не переставал качать головой. Я же, подбежав, схватил его за плечи, попытался посмотреть в глаза — он держал их закрытыми. — Гюн-а, это не так, я не вру и не врал тебе, — я касался его рук, пытался обнять, но Чангюн стряхивал мои прикосновения. — С самой первой секунды… С самого начала, когда я увидел тебя, я никогда не хотел обидеть или обмануть тебя…       Чангюн немного притих, но всё равно качал головой как сумасшедший. — Врёшь, врёшь… — уже тише и менее уверенно прошептал он. — Гюн-а… Посмотри на меня, — я опустился перед Чангюном на корточки, касаясь его колен ладонями.       Я дождался, пока он полноценно посмотрит на меня. Поймав его заплаканный взгляд, я продолжил: — Да, я тебя фотографировал. Я увидел тебя тогда… В тот день… — я опустил взгляд в пол, вздыхая, но потом посмотрел на Чангюна снова. — Я никогда не видел, чтобы кто-то мог так радоваться солнцу. Я не знаю никого, кто с таким замиранием сердца слушает звуки дождя. Я… Я не знаю никого, у кого была бы такая жажда узнавать этот мир, как у тебя… В тот день ты смотрел на солнце… И хотя ты не мог его видеть, я уверен, что ты видел намного больше, чем все отдыхающие в том парке.       Чангюн громко всхлипнул, так же опускаясь на корточки напротив меня. В итоге мы оба сидели на коленях. — Ты особенный… И ты самый необычный человек, которого я встречал, Гюн-а, — Чангюн позволил мне обхватить его лицо ладонями. — И я тебя очень люблю… — Замолчи, хён… — просипел парнишка, обнимая меня за шею и пряча своё лицо на моём плече.       Я положил ладони на его спину и стал оглаживать его, успокаивая. Возможно (нет, пожалуй, точно) ему требовалось время. Больше времени, чем я предполагал. Но я согласен ждать его, согласен помогать ему, чего бы мне это ни стоило.       Парнишка уже откровенно прижимался ко мне, а его всхлипы становились тише. Он успокаивался в моих руках. — Хочешь, я приготовлю что-нибудь для тебя? — тихо спросил я и коснулся губами его виска.       Чангюн пробубнил что-то невнятное мне в плечо, но я сумел различить его тихое: «мятное какао».       Весь следующий день мы почти не разговаривали, а я не настаивал. Сделав свою основную работу, я слонялся по офису, пил кофе на чужом этаже, а так же болтал с девушками из отдела продаж. Думаю, им нравилась моя компания, и я не спешил уходить. Меня же радовал еще тот факт, что Хосок точно не будет меня искать именно тут. Это место стало моей тихой гаванью. Уж лучше было отвлечься здесь, чем оправдываться перед Минхёком, почему я опять сбежал со своего места.       Обсуждали новый фильм, который только что вышел в кинотеатре. Сначала я подумал, что это очередная романтическая комедия, которые так любят девушки, но потом прочитал аннотацию и сам задумался посмотреть его. — Не хочешь заплатить за девушку? — хитро подмигнула мне сидящая рядом Джей. — Я могу тебе рассказать все об актерах, которые там снимаются.       Я улыбнулся, но скрыл свою улыбку за чашкой. Серьезная Энни одернула на Джей короткую юбку-карандаш, которая слишком плотно обтягивала ее худые ноги, и присела рядом. Она бесцеремонно поставила локоть на чужое плечо и вздохнула. — Ты думаешь, ему не с кем пойти? — смотрела она точно на меня, а вот говорила не со мной. — Кому интересны актеры?       Я прокашлялся, поставил чашку на столик и хотел украсть очень уж понравившееся мне печенье, но оно осталось последнее, и мне совесть не позволила его забрать. — На самом деле это хорошо, когда знаешь актеров, — вклинился я, пожимая плечами. — Даже если сюжет окажется скучным, то всегда можно наблюдать за знакомым лицом. — Очень надеюсь, что ты так не делаешь, — фыркнула Энни и отвернулась. — Ты так и не ответил, — любезно напомнила мне Джей, и я передернул бровями, делая вид, что не расслышал вопрос. — Мы могли бы сходить сегодня в кино.       Вежливо поклонившись, я улыбнулся и глянул на часы. Рабочий день почти подходил к концу. — Боюсь, что Энни права, мне действительно есть с кем пойти. Извини. — Ла-адно, — протянула она. — Попробую позвать кого-нибудь еще. — А меня ты позвать не хочешь, выходит?       За их милым хихиканьем я поспешил удалиться. Я помнил, что Чангюн хотел посмотреть со мной фильмы, и решил, что это отличный повод пригласить его в кинотеатр. Нам просто необходимо было помириться.       Я позвонил ему и попросил собраться. Сеанс должен был вот-вот начаться, и мне пришлось лететь к дому на такси. Дождь прекратился, оставив после себя неприятную окутывающую влагу, которая сильно портила прическу. На улице было темно и туманно. Самая лучшая погода, чтобы посидеть в кинотеатре.       Перед самым выходом, когда Чангюн, громко сопротивляясь надевать туфли, все же сунул ноги в привычные кеды, мне не осталось ничего другого, как обреченно развести руками. На курточке я настаивать не стал, через силу накинув на плечи черное драповое пальто, которое доходило Чангюну до колен. С кедами смотрелось очень красиво. Выглядел он как с обложки. Мне иногда казалось, что на нем все будет смотреться красиво.       Туман превратился в густой смог. На улице сильно похолодало, а ледяная мгла обжигала лицо и руки. Забравшись в теплый салон такси, Чангюн вынул руки из карманов и смущенно зажал их между колен. Я потянул его на себя и целомудренно поцеловал в щеку. — Ты какой-то не такой сегодня, — по-доброму усмехнулся я, примостив локоть на спинке кресла. — Обычно ты любишь целоваться и всегда первым кидаешься на шею. Мы целый день не виделись. — Все хорошо, — ответил Чангюн, чуть отстранившись, но продолжая тыкаться лбом в мой лоб. — Я соскучился.       С головокружительной скоростью блестящая черная иномарка неслась по вечернему городу в центр. Я видел, что Чангюн ощущал себя не в своей тарелке, будто я был для него чужим. Он даже не пытался сжать мою руку, как делал всегда. — Сегодня не будет вопросов о том, как я провел свой день? — пошутил я, вспоминая его стандартный набор вопросов. — Они тебя раздражают, — Чангюн отвернулся к окну, но смотрел только на свое понурое отражение. — Меня раздражают не вопросы, а твоя реакция на ответы. Ты всегда чем-то недоволен, — я пытался говорить серьезно, хоть и улыбался, совсем не испытывая злости. — Я плохо реагирую? — Если я скажу, что весь день провел в офисе, то ты обязательно спросишь с кем, хоть и прекрасно знаешь, — спокойно продолжал я. — Если я отвечу, что целый день работал на выезде, то ты надуешься и скажешь, что мне сегодня не до тебя, потому что ты сам решил, что я устал. — Я всегда говорю то, что думаю. — Ты все извращаешь! — обвинил я его, впрочем, беззлобно. — Не так уж и много, — пробормотал Чангюн и скрестил руки на груди, уставившись на дорогу между двумя передними креслами. — Достаточно, чтобы свести меня с ума, — весело отозвался я и заметил, что парнишка повеселел. — Тебе просто не нравится моя трактовка, — снова обиженно прошептал он и тут же упал мне на плечо. — Приехали, — я посмеялся над тем, как Чангюн делано обиделся на то, что не удалось на мне полежать.       Естественно, что мы оказались в длинной очереди за билетами. Я уже начинал привыкать, что иногда на нас смотрят. От этого, увы, было никуда не деться. От избытка внимания даже Чангюну стало не по себе, он споткнулся и упал бы, если бы я его не поддержал. — Гюн-и… — устало пробормотал я, покачав головой. — Осторожно.       Прозвенел короткий звоночек, означающий начало сеанса с его жутко раздражающей рекламой. Весь зал ликовал, ведь народу так не терпелось увидеть вторую часть фильма, отснятого по знаменитому роману известного короля ужасов. Конечно, далеко не комедия, но, как выяснилось, нам обоим они не нравились из-за тупого юмора, а потому порция страшилок и неоднозначные ужимки на моментах с зубастым клоуном, откусывающим голову маленьким девочкам, были как нельзя кстати.       Я вкратце рассказал о фильме, будучи уверенным, что Чангюн не читал книгу. Наивно. Он читал ее еще тогда, в детстве. А потом свет погас полностью. Я вдруг отчетливо осознал, что Чангюн сидит в нескольких сантиметрах. По телу будто прошел электрический разряд, и мне страшно захотелось коснуться его лица.       На экране появились титры, и в зале стало чуть спокойнее. Уже никто не пытался открыть пачку чипсов или банку пива, все ждали начала фильма. Мои глаза, словно обладая собственной волей, перекинулись на соседа, и он робко улыбнулся. Поза Чангюна напоминала мою: скрещенные на груди руки, сжатые кулаки, искоса наблюдающие глаза. Он как-то грустно улыбнулся, и взгляд карих глаз прожег меня в темноте. Чангюн отвернулся. Еще немного, и мне нечем будет дышать.       Чангюн внимательно следил за сюжетом, как он признался, чтобы найти расхождения с оригиналом, но все же иногда поглядывал назад, чтобы шикнуть на беспокойную девушку, каждый раз вздрагивающую и пинающую кресло. Я безуспешно пытался расслабиться, однако электрический заряд, исходивший от парнишки, не ослабевал, приводя меня в трепет. Время от времени я поглядывал вбок и видел, что его тело напряжено, как перед прыжком. Страшно хотелось дотронуться, и я в отчаянии так сильно сжимал кулаки, что пальцы онемели.       Вздохнуть с облегчением Чангюн смог только тогда, когда включился свет. Я усмехнулся, увидев, как он массирует затекшие ладони. — Отличная страшилка, — мрачно произнес я. — Это вовсе не страшилка, — возмутился Чангюн и, тяжело вздохнув, осторожно поднялся с кресла, боясь снова потерять равновесие.       И мы оба направились в гардероб. К суровой реальности пришлось вернуться, когда холодный воздух с улицы пробрался в помещение через приоткрытые двери и будто схватил за плечи. Парни и девушки поглядывали на нас, когда я заботливо накинул Чангюну на плечи пальто и мягко улыбнулся. Кто-то смотрел снисходительно, а кто-то с тайным злорадством. — В облаках витаешь, что ли? — усмехнулся я, открывая дверь. — Сказал, что не страшилка, а сам, похоже, до сих пор дрожишь. Темноты испугался?       Чангюн помотал головой и вышел вслед за мной на улицу. Там и впрямь стало совсем темно. — Нет, не испугался, глупо бояться темноты, тем более мне. Обычно мы боимся того, что у нас в головах. Рисуем себе непонятный образ, а затем шарахаемся от него, — натянуто улыбнулся он. — И да, это не страшилка, а замечательный роман о дружбе. Я бы тоже хотел иметь такого друга. По-моему, очень здорово, что все оказались вместе даже спустя двадцать семь лет. Ты не находишь? — Им нужно было сплотиться ради общего дела, — кивнул я, подхватил парнишку под руку, и мы медленно пошли по улице. — Думаю, ради того, чтобы победить ужасное зло, можно даже с того света вернуться. Если бы это только было возможно. Мне даже стало жаль, что двое погибли. — Ну, первый просто струсил, а вот второй отдал свою жизнь за дорогого человека, — Чангюн горько вздохнул, но все же улыбнулся. — По мне, наверное, не скажешь, что я настолько смел, но думаю, что смог бы тоже пожертвовать собой ради… — Меня? — хмыкнул я, решив пошутить.       Чангюн скрестил руки на груди и обиженно надулся, впрочем, как всегда. — Ну и что с того? — пробубнил он. — Думаешь, я не сделал бы такого ради тебя? — Я не хочу жертв, — тихо ответил я. — Это хорошо, — и он тут же сменил тему. — А еще мне понравилось, как режиссер прекрасно изменил концовку. Я знаю, что сам автор возмущался по этому поводу, но вышло чудесно, что ребята не забыли друг друга, как в книге. Это больно, когда тебя забывают, будто тебя и не было… — Гюн-и, — перебил я и шутливо взъерошил темные мягкие волосы. — Я никогда не причиню тебе боли. Ты опять хочешь поругаться? — Не хочу… — Не надо больше говорить о том, что ты готов собой жертвовать, — я действительно стал серьезным, а голос мой — непривычно низким. — Ты вообразить себе не можешь, что я чувствую, когда представляю тебя бледным, холодным, неподвижно лежащим на земле, — я сам прервался, задумчиво посмотрел на дорогу и поджал губы в совсем тонкую линию. — Я не могу представить, что случится так, что я не смогу больше увидеть твоего румянца, когда ты смущаешься, блеска в глазах, когда ты пытаешься разгадать глубинный смысл моих слов. Ради чего тогда жить? — Мои чувства тебе прекрасно известны, — обиженно буркнул он, крепче подхватив меня под руку. — Ну… в общем, я лучше умру сам, чем соглашусь жить без тебя. Знаю, я маленький, глупый идиот! — Ты правда идиот! — рассмеялся я. Наши глаза встретились, и Чангюн тоже рассмеялся. Ну и ситуация, мы оба смеемся над глупостью. — Почему? — вдруг спросил он, и я заметил, как улыбка исчезла с его лица. — Что почему? — Почему ты до сих пор со мной? Чем я такой особенный?       Мы остановились, я держал его за руки и заглянул в глаза. — Тем, что я люблю тебя?       Он не успел ответить, нас прервал мой жужжащий в кармане телефон.       Я виновато взглянул на Чангюна, но он только кивнул. Меньше всего на свете я любил звонки в нерабочее время, особенно, когда я был с Чангюном. — Добрый вечерочек, Вон-а, — от знакомого голоса на другом конце трубке по спине пробежал холодок. — Как поживаешь?       То ли из-за своей вредности, то ли из-за дурости я так и не записал номер Хосока. А следовало бы. По крайней мере я бы знал, на чьи звонки точно отвечать не стоит. Но сейчас пути назад уже не было. — Просто замечательно, — ответил я бодро. — Что-то случилось на работе?       На другом конце недовольно цыкнули. — Даже не спросишь, как у меня дела… Где твои манеры, Вон-а? — Хосок изо всех сил изобразил обиду. — Я знаю, что ты никогда не звонишь просто так, поэтому давай сразу к делу, хорошо? — уже более раздражённо добавил я.       Чангюн, всё это время внимательно наблюдавший за моими сменяющимися эмоциями на лице, нахмурился. — Как скажешь, — на другом конце послышался вздох. — Дело в том, что мне нужны договоры по рекламным роликам от текущего месяца, и как можно скорее.       Я напряг всю свою память, чтобы понять, что Хосок имеет в виду. — Если ты о тех бумагах, которые заказчик прислал нам двадцать пятого, то я забрал их домой. Я смогу принести их завтра и отдать тебе.       От просьбы Хосока у меня заметно отлегло. Он действительно звонил по работе, и больше ничего (надеюсь). — Боюсь, что дело срочное, — возразил Хосок. — Они нужны мне еще вчера. Где ты?       Я оцепенел. Мне бы не хотелось контактировать с Хосоком сейчас, особенно тогда, когда рядом был Чангюн. А последнюю их встречу я помнил слишком хорошо, чтобы позволить ей повториться. — Я заеду за тобой и подвезу тебя до дома, чтобы ты отдал мне документы, — продолжил Хосок неизменным тоном. — Дело действительно срочное, и если заказчик не получит мои правки завтра, всю нашу команду посадят на кол, — он даже как-то горько усмехнулся.       Судя по его тону, дело действительно пахло жареным. В конце концов, я тоже был с ним в одной команде, а значит, последствия придётся разгребать и мне. И даже Минхёку. Подставить друга я никак не мог — тем более причина была абсолютно идиотской. Отказать Хосоку в его просьбе? Почему? Потому что я его испугался? Как бы не так. И судя по тому, что он так поздно звонил, никогда не делая этого раньше, ситуацию он не выдумал. — Ну так что? — голос Хосока отрезвил меня и разогнал все сомнения. — Я возле кинотеатра на Мёндоне, — наконец ответил я, переводя взгляд на Чангюна. Парнишка уже откровенно беспокоился и ждал объяснений. — Скоро буду, — Хосок отключился. — Это с работы, — как-то особенно грустно произнёс я. — Мы снова рискуем огрести от нашего капризули-заказчика, если я не передам коллеге бумаги сегодня ночью. Мне кажется, наш заказчик не знает, что такое сон и отдых, и не хочет, чтобы мы знали об этом тоже, — я горько усмехнулся.       Чангюн ничего не ответил, подошёл ко мне и обнял за шею. Я тут же обнял его в ответ, прижимая к себе за талию. — Я обещаю, что это не долго. Мы просто доедем до нашего дома, и я передам документы, — проговорил я Чангюну в висок. — Всё в порядке, хён, — спокойно ответил парнишка. — Давай пока погреемся вон в той кофейне?       Я взял Чангюна за руку и отправился в ближайшую кофейню, чтобы подождать приезда Хосока. И хотя Чангюн отреагировал более чем спокойно, у меня на душе скребли кошки. Что-то внутри подсказывало мне, что добром эта встреча не кончится. Я снова ушёл в свои мысли и даже не заметил, как подошла наша очередь.       Мы разместились за ближайшим к выходу столиком у окна, чтобы я мог узнать машину. Болтая о всякой ерунде, я не заметил, как летело время. Наверное, со стороны я выглядел дёрганно, потому что Чангюн несколько раз спросил у меня, был ли я в порядке. Нет, я был не в порядке. И по-моему, уже давно.       Звук пришедшего сообщения заставил моё сердце забиться в бешеном темпе. Хосок был на месте, и сейчас я должен был его увидеть. Чангюну я так же ничего не сказал, называя Хосока безымянным «коллегой». Выбора не было. Взяв Чангюна за руку и оставляя свой кофе наполовину недопитым, я направился к выходу из кофейни.       Хосок стоял возле своего припаркованного авто и выкуривал сигарету. Он не смотрел в нашу сторону, что-то печатая на своём телефоне и постоянно хмурясь. Мы подошли ближе. Как только Хосок оторвался от телефона и посмотрел на нас, я увидел, что сигарета почти выпала у него изо рта, а на его лице отразилось удивление, граничащее с шоком.       Какое-то время мы молчали. Чангюн озадаченно посмотрел на меня. — Ух ты, — присвистнул Хосок, растаптывая носком туфли сигарету. — Так у вас всё настолько серьезно, — он кивнул на наши всё ещё сцепленные руки. — А жениться не собираетесь?       Он не сдержался от ядовитого смешка. Я сильнее стиснул ладонь Чангюна. — Как поживает твоя женушка? Ничего не болит? — обратился он уже к Чангюну. — Если ты приехал поливать нас грязью, лучше закрой свой рот и езжай туда, откуда приехал, — вся ситуация начинала меня зверски бесить. Сдерживался я только благодаря маленькой ладошке Чангюна, оглаживающей мою руку.       Я повернулся и потянул Чангюна за собой, намереваясь уйти. — Ладно-ладно, наш проект стоит дороже, — Хосок поднял руки вверх. — Так и быть, я довезу вас обоих, — он махнул в сторону своего авто.       Я очень хотел, чтобы он убрался отсюда как можно скорее. — Только заедем в хозяйственный магазин, — Хосок почесал подбородок. — Мне нужно купить моющее средство, чтобы протереть сидения после этого… — но договорить я ему уже не дал.       Хосок был больше меня и, наверное, сильнее, но даже это меня не остановило. Я бросился на него, хватая за воротник вероятно дорогой рубашки, и резко поднял руку вверх так, что воротник Хосока впился ему в шею. Я был настолько зол, что мне показалось, что я даже оторвал его от земли. Очевидно мне показалось, потому что Хосок был тяжелее меня. — Защищаешь… — сипел Хосок, даже не стараясь убрать мою руку. — Сказал ли он тебе, сколько заработал на твоих фотографиях? — выплюнул он этот вопрос прямо в лицо Чангюна.       Мой мир только что рухнул. Я боязливо обернулся, совсем не заботясь о том, что отпустил Хосока, и уставился на Чангюна. Парнишка стоял напротив, с широко раскрытыми блестящими глазами. — Что… вы… — он даже не мог ничего сказать. — А что? Ты ему не рассказал? Вон-а, вообще-то врать не хорошо, — укоризненно произнёс Хосок, потирая свою шею, на которой остался след. — Ублюдок… — я медленно развернулся к Хосоку, замахиваясь. — Убирайся отсюда! — заорал я. — Заткнитесь оба! — Мы с Хосоком развернулись на голос позади нас.       Чангюн кричал. Так сильно, впервые в жизни. Его трясло, он сжимал кулаки. Его голова была опущена, а по щекам катились слёзы. Плечи парнишки подрагивали от всхлипов. Я бросился к нему, обнимая и прижимая к груди. — Не слушай его, не слушай, он лгун и мудак, — я шептал всё подряд, повторяя «не слушай его» или «не верь ему», тщетно надеясь, что смогу успокоить Чангюна. — Ну что ж, — Хосок обошёл своё авто и направился к водительскому креслу. — Успокаивай теперь свою истеричную жёнушку. А бумаги, так и быть, подождут до завтра.       Весь мир действительно остановился. Я не слышал ни единого звука, даже скрежета шин, когда Хосок уехал. Смотрел на Чангюна и видел, насколько он был зол и растерян. Он зажмурился и оттолкнул меня, его ладони больно ударили меня по груди, и я пошатнулся. Едва не завалился на асфальт, споткнувшись о бордюр, но сумел зацепиться за невысокое ограждение. — Гюн-а, ты кому веришь? — сделал я попытку докричаться до Чангюна. — Ты его встречаешь не впервые. Неужели ты не помнишь, какие гадости он говорил тебе при первой встрече?       Он дрожал, сжимал кулаки и абсолютно не двигался. Не поднимал головы, отказываясь на меня смотреть. А я не решался снова подойти, возможно, чтобы не привлекать к нам общего внимания. — Я не хочу тебя видеть, — тихо произнес он и задрожал сильнее.       Эта фраза больно кольнула меня, снова заставив задуматься над тем, что это я настоял на операции. Может, так оно и было? Я уже ничего не понимал. Одно я знал точно, что внешний образ беззащитного мальчика очень обманчив. Чангюн капризный, легко ранимый, любящий внимание, а еще, кажется, он такой же собственник, только тщательно скрывающий это.       Наши отношения трещали по швам, и я знал, что не удержу его, если он захочет уйти. Знал, что он способен на необдуманные поступки, и от этого становилось страшно и гадко. — Пожалуйста, пойдем домой, — почти умоляюще просил я. — Я тебе не врал и ни в чем перед тобой не виноват. Ну подумай сам, что и где я мог заработать на снимках, которые лежат у меня под бельем? Это просто бумажки, я напечатал их на принтере, потому что… — Ну придумай же! — снова выкрикнул он и громко всхлипнул, пытаясь втянуть воздух. — Я не придумываю, — выставив руки, я наконец обратил на себя внимание Чангюна. — Потому что ты мне понравился. У меня и на телефоне стоит твое фото с тех самых пор, как я искал тебя… а нашел вместе с Кью… Он ждет тебя дома, тут очень холодно… Пожалуйста, дай мне руку, пойдем домой.       Он молча вытер нос рукавом пальто, глубоко вздохнул и протянул мне одну руку. Очень робко, будто боялся, что я его дерну на себя. Я никогда бы так не сделал, как бы ни был зол. Только не с ним. — Ты должен мне пообещать, что я больше его не увижу.       Тело мое расслабилось настолько, что я готов был упасть на мокрый асфальт. Иногда разговор с Чангюном можно было приравнять к танцам на лезвии. Я схватил его и крепко обнял, готовый обещать все, что угодно. — Никогда не увидишь, это точно…       Домой мы ехали в полной тишине, но к концу пути я заметил, как Чангюн легко падает мне на плечо. Он засыпал, тихонько протянул мне руку, чтобы я взял ее в свою, а затем и вовсе засопел.       Наши дни проходили относительно тихо, мы благополучно забывали ссору и снова стали проводить совместные вечера за вкусной едой и телевизором. Погода стремительно портилась, становилось все холоднее и холоднее, а дожди заряжали все чаще. Мне было уютно в компании Чангюна и Кью, я наконец-то понял, что его, одного единственного, мне вполне достаточно для полного счастья.       Однако я не мог не замечать, что с Чангюном что-то происходило. Сначала я боялся начинать с ним разговор, потом, когда несмело пытался о чём-то поговорить, я получал односложные ответы. Хотел ли Чангюн прогуляться, не хотел бы он сходить в свою любимую кофейню, не хотел бы сходить на какой-нибудь фильм или концерт (какое-то время мы ходили на концерты классической музыки по просьбе самого Чангюна). На все свои предложения я получал робкое качание головой и тихое «нет».       Я приносил Чангюну сладости, чтобы как-то взбодрить его. Закрывал ему глаза ладонями, тихо шепча на ухо томно-игривое: «Угадай». Ловил в ответ скромную улыбку и уже думал, что всё налаживается, когда Чангюн только ковырял пирожное вилкой, а потом вежливо отказывался, уходя к себе. После такого я мог подолгу сидеть на кухне, опустив голову на руки. Разговаривать с Чангюном снова я не пытался.       Будучи реалистом, я никогда не грешил излишне позитивным мышлением. Но сейчас, наблюдая перемены в Чангюне, я, словно из страха, пытался убедить себя в том, что это была осенне-зимняя хандра. Эта причина выглядела такой абсурдной и призрачной, но я всё равно пытался уцепиться за неё, как последний дурак.       Я мог засиживаться до ночи за подработкой или дополнительными задачами по проекту, или мог, оставаясь на удалёнке, пропустить обед. Спохватывался я слишком поздно — Чангюн так же мне ничего не напоминал. Из комнаты я мог слышать отдалённые звуки телевизора или слабую музыку из проигрывателя. Когда я проведывал его, желая позвать на обед, парнишка вяло соглашался и шёл за мной на кухню. Он никогда не ел слишком много, но сейчас стал есть ещё меньше.       Но паника окончательно поселилась в моём сердце, когда однажды в кухню вбежал Кью, держа в зубах поводок. Всё время до этого момента Чангюн предпочитал гулять с псом, несмотря на настроение или погоду. Сейчас же пёс подошёл ко мне и жалобно заглянул в глаза. — Привет, приятель, — я потрепал пса по макушке, впервые называя его так. — Разве с тобой сегодня не гуляли?       Кью проскулил несколько раз и положил поводок к моим ногам.       Я в растерянности почесал затылок, прислушиваясь к звукам из комнаты. Телевизор был выключен, а из проигрывателя доносилась тихая скрипка. — Гюн-а, мне кажется, Кью нужно на улицу… — осторожно начал я, зная, что Чангюн никогда не отказывался от гулянок.       Парнишка медленно повернул ко мне голову, слабо улыбаясь. На Кью он даже не взглянул. — Прости, хён… Но мне сегодня не хочется гулять, — и снова отвернулся.       Я хотел задать миллион вопросов, подбежать к Чангюну и обнять его за плечи. Попытаться поговорить с ним ещё раз, но Кью схватил мою штанину зубами и потянул на себя. Ему действительно нужно было на улицу. Тяжело вздохнув и схватив поводок, я отправился на прогулку с собакой. Последний раз я делал это тогда, когда Чангюн лежал в больнице во время операции.       Я никак не мог знать о том, что ожидало меня днём позднее. Прогулка с Кью стала своеобразным сигналом, который я проигнорировал. Я как обычно проснулся раньше Чангюна, оставил поцелуй у него на лбу, а в холодильнике приготовленный завтрак и ушёл на работу. В последние дни я едва ли спал, и под моими глазами образовались просто гигантские мешки. Минхёк же, видя меня в таком состоянии, ни разу не пошутил надо мной. Из-за так некстати свалившейся нагрузки и плотного графика, у нас не было времени даже поговорить по душам за чашкой кофе. — Вон-а, ты делаешь ошибку уже в третий раз в одном и том же месте, — Хосок явно раздражался.       Все давно поняли, что проект стоял ему поперёк горла, но старались не обращать внимания. — Извини, — коротко буркнул я, не отрывая взгляда от монитора. — Нельзя работать в таком темпе, — Хосок вытянул ноги и попытался потянуться — от длительного сидения у него затекла спина. — Ничего не поделаешь, — вздохнул Минхёк, тоже потягиваясь. — Нам заплатили слишком много, чтобы мы прохлаждались. Этого клиента терять нельзя. — Нельзя терять клиента, бла-бла-бла, — передразнил Хосок, поднимаясь из-за стола. — А терять здоровье ради этого урода можно?       Минхёк ухмыльнулся, приложив ладонь ко лбу. Как хорошо, что в офисе не было камер. — И вообще, он не хочет подогнать нам какого-нибудь специалиста от себя? Я устал всё переделывать в сотый раз! — не унимался Хосок. — Ты же знаешь это золотое правило заказчиков, — Минхёк потянулся за чашкой остывающего кофе. — Нужно добиться максимальных результатов при минимальных затратах. — И состоянием сотрудников тоже! — выплюнул Хосок и уже не стесняясь указал на меня. — Посмотри на него, он же как зомби!       Я пропускал их диалог мимо ушей, предпочитая заниматься работой. Если бы я внимательнее слушал Хосока, то мысленно согласился бы с ним, потому что он был прав. На нас свалилось слишком много, а на меня, видимо, ещё больше, потому что я существовал только на автомате. — Вон-а, ты меня слышишь? — я вздрогнул и испуганно поднял голову, встречаясь взглядом с Хосоком. Моё растерянное «А» заставило его покачать головой. — Что с тобой, блин? — Хосок скрестил руки на груди. — Всё… в порядке… Я просто плохо спал, — тихо выдал я, протирая глаза ладонью.       Хосок лишь цыкнул, начиная разглагольствовать о здоровье и сне уже в который раз. Я не хотел его слушать — я вообще как будто ничего не хотел. Силы словно покинули меня, и я ужасно хотел спать. Однако стоило мне закрыть глаза, я почему-то представлял какие-то ужасные картины и яркие пятна. Мой мозг же не переставал думать о Чангюне. — … и вообще, ночью нужно спать, — деловито говорил Хосок. — А не тратить время на работу и сомнительные развлечения. — Не тебе решать, на что тратить ночь, — устало парировал я, совершенно не ожидая следующего «удара». — Ах, ну конечно, ведь твоя жёнушка, наверное, совсем не даёт тебе спать, а ещё и выкачивает деньги. Поэтому ты и умираешь от усталости.       Если бы можно было описать мои чувства, это выглядело бы как звук разорвавшейся натянутой до предела струны и ледяной воды, которой меня окатили. Моя усталость, желание сна, мои мысли — всё исчезло в одно мгновение, когда я услышал последнюю реплику Хосока. Всё это время я был бомбой. Я был нервом, оголённым и напряжённым до предела. Во мне что-то копилось, а сейчас выплеснулось наружу.       Я вскочил со своего рабочего места, ударив по столу с такой силой, что Минхёк и Хосок подпрыгнули на месте. Одной рукой я свалил несколько стопок документов со своего рабочего стола, а мой стул упал позади меня — настолько резко я поднялся. Я тяжело дышал, а грудь сдавило тисками. Не помню, когда я в последний раз испытывал столько гнева, ненависти, отчаяния и разочарования.       Не знаю, что от меня ожидали коллеги, но я буквально ничего не сделал. Я никого не ударил, ничего не сломал, даже не опрокинул стол, как в каких-то фильмах. Я просто стоял, делал глубокие вдохи-выдохи и кричал внутрь себя. — Начальник Ли, — обратился я ледяным тоном. Минхёк вытаращил глаза и раскрыл рот от удивления. Я никогда его так не называл. — У меня есть просьба, которую я прошу исполнить.       Хосок нахмурил брови и уставился на Минхёка в недоумении. — С этого момента я больше не хочу работать в одной команде с этим человеком, — я не взглянул на Хосока, не показал на него пальцем, но сделал акцент на последних словах. — Я прошу Вас сделать выбор: либо он, либо я. Пока Ваше решение не станет окончательным, я не смогу продолжать работу над проектом. Если меня завтра уволят, то оставьте мне хотя бы возможность забрать свои вещи. Прошу меня извинить.       Если бы мне полгода назад сказали, что я скажу такое, да ещё и Минхёку, ещё и при таких обстоятельствах, я бы никогда не поверил. В какой-то момент мне стало плевать на любые последствия, любые комментарии или мнения.       Я быстрым шагом прошёл до шкафа, достал своё пальто и накинул его на плечи. Не удосужившись завязать теплый шарф, несмотря на плохую погоду, я быстро вышел из кабинета, прихватив рабочую сумку и оставляя Минхёка и Хосока одних. Больше меня ничто не волновало. Я просто титанически устал. Наверное, от всего.       «Сюрпризы» того дня так и не закончились. Что-то особенно странное и непонятное случилось в тот же вечер. Темнело уже довольно рано, так что я не сразу понял, что что-то не так. Придя домой из офиса, прямо с порога я позвал Чангюна, но он не отозвался. Разогрев обед, я снова его позвал, но ответом мне была все та же тишина. Только Кью кружился рядом со мной, да и тот был какой-то притихший, будто зашуганный.       Я зашел в гостиную — она была пуста, и сердечко мое екнуло. На ватных ногах я прошел в спальню, осторожно приоткрыл дверь и поначалу не понял, почему в комнате так темно. Плотные шторы полностью прикрывали окна. Небольшой бугор на кровати зашевелился, и я мог бы подумать, что Чангюн спит, пока не услышал, как он еле слышно хнычет. — Гюн-а, что не так?       Он снова зашевелился, но одеяло не скинул. Тогда я подошел ближе и присел на край кровати. — Снова не хочешь со мной разговаривать? — переспросил я. — Я хотел бы знать причину.       Чангюн молчал, перевернулся на другой бок, и тогда я заметил уголок одеяла, сползший с него. Легонько потянул, чтобы увидеть его, но то, что я увидел, заставило меня едва не свалиться с кровати. — Оставь меня… — чуть слышно донеслось из-под складок плотной ткани. — Уйди.       Обмотанную банным полотенцем голову Чангюн снова спрятал под толстое одеяло. У меня начинал дергаться глаз, а еще задрожали ноги от усталости. Все, что я хотел, так это поспать, и чтобы мне приснилось, как я вываливаюсь из окна. Я всегда знал, что отношения — это сложно, но почему это «сложно» случилось именно в тот момент, когда все вокруг буквально пылало и мучилось в пожаре? А я стоял, окруженный этим пламенем, и пробовал потушить его последней каплей своего терпения. — Маленький… — обратился я спокойно, а сам скрипел зубами. — Ты можешь хотя бы сейчас не говорить загадками? Я верю, что тебе сложно, но и ты меня пойми, что я живой человек и имею право уставать. — Мне уйти? — глухо и тихо услышал я из-под одеяла.       Чтобы не закричать, я сделал глубокий вдох, прикрыл глаза и почти сразу уронил голову, клюнув носом. Я откровенно засыпал на ходу. — Нет, я сам уйду, поговорим утром.       Я все еще помнил бесценный совет, что нельзя пытаться поговорить во время ссоры. Нужно выждать время, дать прийти нужным словам, не наговорить сгоряча, ведь люди всегда могут помириться, а вот вылетевших в перепалке слов не возьмешь назад.       Мне пришлось спать на диване в гостиной. Я еще ни разу его не разбирал и не сразу сообразил, как это сделать. Потом оказалось, что у меня нет лишнего одеяла, только те два, в которые Чангюн завернул себя. Я тихо пробрался в спальню, выкрал свою же подушку и так же неслышно вернулся обратно в гостиную. Спать пришлось прямо в одежде, обнимая единственную подушку на жестком диване.       Как бы я хотел, чтобы все происходящее мне только приснилось. Не было бы вчерашней перепалки на работе, не было бы дивана, а еще этого тянущего чувства ссоры, из-за которого не хотелось есть. Я даже не знал, нужно ли мне идти на работу, потому что, возможно, меня к тому времени уже уволили.       Встал я рано, умылся холодной водой и переоделся. Будто и не спал вовсе. Зашел в комнату к Чангюну и увидел, что он тоже уже проснулся. На голове у него было все то же полотенце, а на коленях — скрипка, которую он дергал пальцами за струны. — Выспался? — спросил он, стоило мне только приоткрыть дверь.       Удивительно, но с закрытыми глазами он все чувствовал острее. — Нет, — ответил я резче, чем хотел. — Почему ты сидишь в темноте? — Потому что мне так лучше. — Хорошо… — я сжал пальцами переносицу и зажмурился. — Тогда почему ты замотал голову полотенцем? У тебя что-то болит? — Я же сказал, что мне лучше в темноте.       Слова доносились глухо, но я слышал, что он не расстроен, а зол. А еще его пальцы стали сильнее дергать за струны. — Если ты не хочешь сказать сам, то мне придется позвонить в больницу и спросить, как обстоят твои дела. Мне не нравится, что ты что-то скрываешь. Молчание — не выход… — А ты от меня ничего не скрываешь?! — Мы уже это обсуждали. Мне нечего от тебя скрывать…       Я заметил, что как бы он ни был расстроен или зол, как сейчас, он всегда бережно относился к своему инструменту. Чангюн отложил скрипку на кровать, а сам вскочил с места. — Опять врешь!       Не скрою, что я воспользовался тем, что он меня не видел. Я в два шага сократил расстояние между нами и схватился за полотенце у него на голове. В ответ меня ударили ладонью по щеке. Оказалось очень больно, скула тут же вспыхнула. Получилась небольшая потасовка, в которой мне удалось стащить полотенце. Когда оно упало, я едва не вскрикнул. Веки Чангюна оказались растерты докрасна, на впалых щеках небольшие царапины, а вот глаза он так и не открыл. — Ты что сделал?! — в ужасе закричал я, обхватывая его лицо ладонями и не давая вырваться. — Открой немедленно! — И не подумаю! — он вцепился пальцами мне в руки и больно впился ногтями, но я все равно не желал его отпускать. — Я не хочу больше видеть! Понятно?! Я хочу все вернуть обратно!       Будучи уже больше напуганным, чем разозленным, я тряхнул его и уперся большими пальцами в верхние веки. — Покажи мне свои глаза! — Они не мои! — Открой!       Он плакал, и я чувствовал себя виноватым за это, но остановиться уже не мог. Чангюн осторожно приоткрыл глаза. Тогда я убедился, что с ними все в порядке. Я немного успокоился. — Расскажи мне, что с тобой происходит. — Сначала ты мне расскажи!       Он вырвался из моих рук и попятился в сторону стола, пока не уперся в него поясницей. Что мне нужно было рассказать? Что нужно было сделать?       Подумать мне не дали. В дрожащих руках Чангюна оказалась моя камера, которая всего через считанные секунды разлетелась об пол. После этого, когда шум стекла и мелких деталей заглох, мир будто встал на паузу. Не было слышно даже настенных часов, вообще все звуки стихли. Казалось, мы оба даже не дышали.       Был ли предел ужасу или всему тому, что со мной происходило, я не знал. В те секунды, пока мы стояли друг напротив друга, а между нами лежали осколки камеры, я думал, что успел за утро потерять все: работу, хобби, Чангюна… спокойную жизнь. — Гюн-и, тебе трудно… — начал я, как только ко мне вернулась речь. — Может, ты хочешь этим поделиться? Давай спокойно поговорим. Взрослые люди не говорят загадками, а делятся друг с другом своей бедой. — Я не буду говорить с тобой! — он тяжело дышал и делал устрашающий вид, глядя мне прямо в глаза, но я успел заметить, как от страха поджимались его пальцы на ногах.       Я решил зацепиться за его слова, а мозг моментально подкинул идею. Идея была ужасной, но единственной. Иногда, когда людям тяжело, они обращаются за профессиональной помощью. Так когда-то сделал и я. — С кем ты хочешь поговорить? — переспросил я, хоть и знал, что ему не к кому пойти. — Я не знаю… Я запутался… наверное… Я не знаю!       Выставив перед собой открытые ладони, я попробовал подойти к Чангюну. Он подпустил меня к себе и даже позволил обнять.       Я не знал, что творилось в его голове, но очень хотел узнать. Так уж у людей заложено, что самым сокровенным они делятся с абсолютными незнакомцами. Я готов был предоставить ему такого незнакомца, который бы, пусть сопротивляясь, но рассказал бы мне все.       Это было сложно. Почти невозможно. Для этого нужно было упасть на колени и буквально умолять. Мне нужна была женщина. Мне нужна была Джинн…