Единственный исход принцессы — выйти замуж

      Прошло больше суток.       Все это время, все эти двадцать четыре часа, наполненные нервным непониманием, тихим раздражением и откровенным страхом, он был наедине с собой. Пускать в покои к Каллисте его не хотели.       Может быть, это связано с тем, что не такой уж он и близкий родственник принцессе — не муж даже, жених. Может быть, с тем, что лекарям следовало разобраться, что делать дальше — как вытащить её из стабильно плохого состояния. А может быть, помнили ту драку, что устроил Пенель.       Избил Дерека он на эмоциях, неоправданно. Но не жалел об этом.       Еще когда он держал на руках хрипящее, тяжело дышащее тело Каллисты, на периферии его сознания появилась мысль о личности отравителя. Дерек вполне мог это сделать, конечно. Но подумав чуть больше, — а если точнее, успокоившись после избиения старшего брата, — пришел к выводу, что виноват не он. Слишком глупо было бы себя так подставить. Дерек неглуп.       «Зато глупа Каллиста, черт бы её побрал»       Если она умрет из-за своей дурости, то он клянется, что последует за ней к праотцам, чтобы вытрясти душу самолично. Не стоило пошатнувшееся положение Дерека такой жертвы.       Если она умрет... он не знает, что будет делать. Впервые за жизнь нет плана, пути отхода или хитрости, которая спасет положение.       Он просто не хотел рассматривать вариант, в котором снова останется один.       Не будет такого. Нет.       Как самонадеянно говорить такие слова, не будучи уверенным ни в чем. Даже в самом себе. — Что с ней? — прошли полные день и ночь, когда Пенель задал вопрос лекарю, которого смог поймать в коридоре.       Мужчина в годах, с лёгкой сединой и явно дрожащими руками, посмотрел на него с сочувствием. У молодого герцога были круги под глазами, разбита губа — плачевное зрелище. С заминкой, словно сомневаясь, стоит ли отвечать напрямую, тихо произнес: — Вам... Вам известно название яда «Кантемион»?       Пенель с заторможенным неверием посмотрел на него. Тихо, нервно усмехнулся.       «Только не говорите мне, что она настолько самонадеянна и глупа, чтобы выпить его?»       Не услышав ответ, лекарь добавил: — Кантемион — яд, который можно... — ...можно выпить только дважды, — закончил за него.       Пенель знал о нём. Как не знать? Многие конфликты внутри аристократических семей строились на этом яде. Довольно слаб при однократном употреблении — этим пользовались коварные леди, желающие запугать конкурентку, ухудшить её самочувствие, не убив. Достаточно было предварительно дать противоядие, чтобы достигнуть нужного эффекта.       Тем не менее при повторном его употреблении легко не обходилось — имелся накопительный эффект, — и уже тогда он оправдывал своё звание "яда". И никакое противоядие помочь не могло.       После второго употребления, если с первого прошло меньше полугода, выживали немногие. — ...если вам известно это название, то я скажу просто и коротко... — лекарь снял с носа прямоугольные очки, протирая их стекло. — Это был второй раз.       Когда Пенель рассеянно кивнул, лекарь, поклонившись, поспешно удалился.       Прежде чем его пустили в покои к Каллисте, прошло полтора дня. Не без помощи отца и осуждения Эраста, конечно же.       «Если хотел от неё избавиться, отчего же так взволнован? Неужели совесть заиграла, Ваше Величество?» — читалось в глазах Пенеля при их встрече. И Эраст понял, но не знал, что ответить.       В комнате было светло, но свет тот приглушенный, блеклый. Свежо — веет прохладой из открытых окон. Прозрачные занавески колыхались медленно, лениво. Создавалось ощущение, что вместе с хозяйкой этой комнаты, пребывающей без сознания, застыло все.       Он сел рядом — кто знает, сколько людей побывало на этом стуле за последние сутки? — вглядываясь в её лицо. Бледное, спокойное. Умиротворенное. Не было дикой ярости, что присуща Её Высочеству Каллисте Регулус. Не было забавной хмурости, которую он видел у своей невесты.       Ни-че-го. — Ты же не хотела, чтобы все пришло к этому, верно?       В ответ — оглушающая тишина.       Его сложенные на коленях руки и натянутая улыбка подрагивали: — Ты же, душа моя, глупая совсем... Откуда ты могла знать, что эта дурнáя пришла к той же мысли, что и ты?       «Откуда ты могла знать, что первая... Или, может быть, настоящая Каллиста пила тот же яд, что и ты? Я тоже не знал, честно говоря» — Я могу понять многое: то, что ты скрываешь свою личность, пускай она для меня прозрачна как стекло, то, что ты хочешь уехать, несмотря ни на что, но...       Он замолчал на полуслове. Его глаза потемнели, и ровным голосом он спросил у безответного «ни-че-го»: — Я действительно не заслуживаю твоего доверия?       «Того, чтобы ты не захотела втягивать в это меня»       Болезненная, ранящая сильнее слов тишина, глухое «ни-че-го» стали ему ответом.       Он горько усмехнулся.       Лучше бы она его ударила.