тик-так
Во дворец спустя месяц после похорон пришла новая Императрица. Она была... Другая. Не как мама. Холодная, расчетливая. Видела Каллисту насквозь, а потому боязливо прижимала шестилетнего сына ближе к себе, когда принцесса появлялась рядом. Эраст выглядывает на сестру с интересом из-под мантии матери. Каллиста дружелюбно улыбается. Он готов визжать от восторга. Подбегает к ней, крутится вокруг алого платья, зовет посмотреть на щенка, которого подарил ему отец. Император. Отец. Её папа. Каллиста охотно соглашается.тик-так
На следующий день щенок умирает оттого, что в его горле застряла большая и очень острая кость. Хлюпающий Эраст позволяет сестре выкопать для него ямку под хвойным деревом, а после закопать. Стряхнув землю с крахмальных ручек, Каллиста оборачивается и с нежной улыбкой (но мертвым голосом) говорит: — Если будешь тяфкать, как этот пес, то и закончишь, как он. Тогда Эраст все понял. А потом расплакался и убежал. Каллиста хихикала ему вслед.тик-так
Каллисте двенадцать лет. Ещё не минул дебют, но принцесса уже появляется на светских раутах и празднествах. Сияет, точно алый цветочек. Почему-то её постоянная улыбка как у слабоумной всех раздражает. И что, что принцесса? Здесь так не принято, здесь так не делают — не скажет никто, так и не узнает. — Ты похожа на дурочку, — говорит ей рыжая дочь графа, с нелепыми веснушками на носу. Каллиста улыбается. — А ты? — Что я? — Ты похожа на тыкву, — щурится она, стуча ноготочками по сложенной на груди руке. — Уродливую такую. Что-то я не вижу поблизости огорода, так отчего же сюда прикатилась? Рыжая девочка белеет, краснеет, возмущенно пыхтит: — Да ты...! Как ты смеешь?! Думаешь, что если принцесса, то можно все? Да если бы твой отец не... Если бы не твоя семья... Каллиста нагибается к ней, замогильным голосом шепча: — Даже без своего отца и без своей семьи я могу отрубить тебе руку, — выпрямляется. — Как тебе такое? Рыжая девочка смотрит на неё вытаращенными глазами. Они краснеют от слез, и она с позорным криком убегает. Каллиста отворачивает голову от изумленной толпы и тихо хихикает в ладонь. Надо же... Она даже ещё не отрубила ей руку, а та уже разревелась. Позорище.тик-так
Каллисте исполняется тринадцать. Двадцать четвёртое августа — совпадает с праздником, проводом жаркого лета, последними днями перед осенью. Конечно, это было празднество на природе. Как иначе? Всем известно — принцессе это нравится. — Ко всем прочим подаркам... — вспоминает Император про сокровищницу, стоя перед дочерью. — Чтобы ты еще хотела, моя принцесса? Каллиста улыбается. Нежно, мягко, чтобы никого не спугнуть. А взгляд её косит на юношу под тенью дубового дерева. Ему на вид пятнадцать; тихо, очаровательно смеётся, шутя для маркизы. Волосы у него ярко-пурпурные — почти что красные — а тело нежное-нежное, слабое. Такое сломать легко, нечасто увидишь у парниш. Каллиста смотрит, как плещется вино в его бокале. Как многие девушки украдкой поглядывают на него. Хотят его взгляд, его внимание, его всего. Каллиста улыбается шире. Она поднимает руку и указывает тонким пальчиком в его сторону. — Его. И мило, как и следует принцессе, просит: — Хочу его, папочка.тик-так
Об обручении — в будущем, браке — договариваются быстро. Это выгодно для всех. Не то чтобы кто-то был против. Каллиста знала, что у паренька едва ли спросят мнения. Его Пенелем звали, кстати. Он смотрел на неё осуждением и забавно дергался, стоило ей улыбнуться для него. При взгляде на презрение в его глазах уголки губ отчего-то ползли вниз.тик-так
Каллиста упрашивает у брата ключик от секретной секции. Тот, чтобы лишний раз не вставать ей поперёк горла, — как та кость у щенка — идет на поводу. Свитков и записей было много. А еще пыльно. Алый витраж ей нравился, остальное — не особо. Что же... Она здесь надолго.тик-так
Семью некого графа признают виновной в участии в какой-то запрещенной организации, которая не поддерживала политику Императора. Все это тщательно скрывалось, прикрывалось сторонней деятельностью, но у кого-то вышло разобраться с этим делом. Главу семейства вешают, графиню — тоже. Их рыжая дочь с нелепыми веснушками лишается руки. Была в курсе всех махинаций родителей, да молчком. Ах, как плакала, ах, как плакала... Позорище.тик-так
Принцессе не было запрещено участвовать в охотничьих соревнованиях. Да и зачем запрещать? Девочка ладно сложенная, как стрелять, ездить на лошади, знает. Обычно она пристреливала одного-двух зайцев да была такова. Не выделялась, но показывала, что вот: принцесса что-то да умеет. Сейчас ей было четырнадцать. А значит, для взрослой девочки требовалась добыча покрупнее. — Как тебе мой подарок? — она ухмыльнулась остро, дико, игнорируя засохшую кровь на волосах. Пенель — который в охоте даже не участвовал — попятился назад. По толпе пробежали шепотки. « — Принцесса, да такого зверя? Как же так...» Она кинула Пенелю под ноги голову медведя и громко объявила: — Кто сможет меня переплюнуть этим вечером? А? Ну же! Думаю, голова того человека сослужит ещё лучшим презентом для моего жениха! То, что никто не смог превзойти её этим днем, стало мудрым решением со стороны других участников. С этого дня её начали бояться.тик-так
Каллисте решительно не нравилось то, как общался Пенель с другими девушками. То, что он с ними в принципе общался, тоже приятным не было. Тем не менее одна особа да сумела выделиться. Дочь герцогини — какое высокое положение — пыталась её, Каллисту, провоцировать. Ластилась к руке её жениха, щебетала что-то рядом с ним, игнорируя Каллисту, на лице которой не отражалось ровным счетом ничего. — Ах, ваши духи... — прикрывала она пушистые ресницы, нежась во внимании её жениха. — Они чудесны. У вас прекрасный вкус, вам кто-нибудь говорил об этом? Лицо у Каллисты спокойное. А вино в бокале — кислое. Точно уксус.тик-так
То, что у Каллисты совершенно бесшумный шаг, твердая хватка и быстрые движения, юная герцогиня не знала. Головушка разбивается о каменный парапет фонтана так же легко, как яичная скорлупа.тик-так
Убийцу дочери герцога не нашли. Девочку хоронят в закрытом гробу — лицо смято в кашу, никакой макияж не спасет. «Не то чтобы до этого лицо было приглядное» — отмечает Каллиста, слушая слова священника. Не нравится ей то, что заставили чёрный надеть. Скучный цвет. В красном было бы лучше. Кожа зудит — чешет предплечья сквозь тонкую ткань.тик-так
Кровь из-под ногтей не смывается, как бы она ни старалась. Она хнычет, мечется по ванной комнате, рыча на служанок, пытаясь отодрать противные ногти. Горничные пытаются её успокоить, говоря, что руки их госпожи — самые красивые и чистые на свете. Лицо Каллисты разглаживается. Тёмный взгляд опускается на ладони. Действительно. Чистые.тик-так
х о л о д н отик-так
Пенель просыпается тяжело — с головной болью, сухим горлом и слипающимися глазами. Наконец открыв их, он обнаруживает то, что вместо банкета при дворце оказался на кровати. И точно не на его. — Проснулся? — раздаётся насмешливое над головой. Прежде чем Пенель успевает дернуться, его к перине прижимает чужое тело, заводя запястья над головой. Перина проминается, неловко покачивается из-за резкого движения. Каллиста была банально сильнее его. Тяжелее. — Не так быстро, — насмехается почти дружелюбно. — Я сидела здесь почти три часа не для того, чтобы ты сбежал. — Почему ты... — Бегаешь от меня, вот почему, — улыбается, щурясь и давя весом все больше. — Да только я в догонялки умею играть, знаешь ли. Он вздрагивает, когда пуговицы на его белой рубашке медленно расстегиваются. — Нет... — не сдается. Пытается подобрать нужные слова, зная, что разговаривает не со здоровым человеком. — Почему именно я...? Её руки останавливаются. За окном сиротливо блекнет луна. — Я хотела забрать у тех девчонок тебя — так думала по началу. Но теперь поняла, что мы с тобой похожи, — пожала плечами. — Как узнала ближе, поизучала кое-какие бумажки, то убедилась. — Мы ни разу не похожи, — шипит. — Действительно. Скажи это нашим покойным матушкам, которых мы прикончили. Он замирает под ней. Напрягается. А после со всей силы ударяет согнутой ногой по её плечу так, что она падает назад, на постель, чуть ли не на пол. Он поспешно выбегает из комнаты, застегивая рубашку. Его не останавливают — даже не смотрят вслед. Когда дверь захлопывается, то Каллиста тихо усмехается. Смешок перерастает в хныканье. Она заваливается набок, беспомощно сжимаясь в калачик и пряча лицо в ладонях. В ночной тишине раздаётся краткий всхлип.тик-так
Она выгнала всех служанок из ванной комнаты. Так лучше. Тише. Каллиста лежит в горячей воде — её золотые волосы тонкими нитями, склизкими щупальцами плывут по поверхности, извиваются по бортикам ванной. Ей тепло. И тихо. За спиной слышатся чужие шепотки. Она смотрит в зеркало перед собой, но никого позади нет. Тяжело смаргивает. Ничего. Громче. Они становятся громче даже после того, как Каллиста мокрыми ладонями закрывает уши. Не слышать. Не хочу. Она не замечает, как медленно, дюйм за дюймом опускается под воду. В теплую, приятную, такую манящую воду. В воде она чувствовала себя чистой. В безопасности. Под водой было приятно. Да и шепотков не слышно. Когда служанка, хватая её за руку, достает принцессу из воды и что-то испуганно кричит, умиротворенное лицо Каллисты блекнет. Выравниваются черты лица, становясь спокойными-спокойными. А служанка что-то щебечет да щебечет. Кряхтит, говоря о том, что принцесса могла задохнуться — две минуты провела под водой. Каллиста хмурится и, приподнимаясь из ванной, толкает её в грудь. Служанка падает, и с глухим стуком висок встречается с кафелем. На белом полу растекается алая-алая кровь. Каллиста медленно, словно змея, выползает из ванной, равнодушно переступая через руку служанки. Кутается в полотенце, шлепает босыми ногами в комнату. Когда тело обнаруживают, то её с опаской спрашивают, что случилось. Каллиста хмурится, а потом улыбается, отвечая сухое: — Упала.тик-так
Каллиста просыпается от ощущения сквозняка на руке. Балконная дверь распахнута настежь, тюль слабо развевается.тик-так
Блестит на лунном свете сталь кинжала у горла девушки. Каллисту пробивает на смешок.тик-так
Неудавшийся убийца — мужчина лет тридцати — шокировано распахивает глаза. Каллиста хватает лезвие голой рукой, продолжая смеяться. тик Он не сразу понимает, что произошло. На белые простыни капает кровь. Каллиста, не сдерживаясь, хохочет, когда незнакомец заваливается набок с собственным ножом в животе.так
Девушка обворожительно улыбается, вытаскивая из остывающего тела кинжал. Из громоздких часов торчит окровавленный клинок. Щепки валяются на ковре из медвежьей шкуры.так
тик
Странно — часы восстановлению совершенно точно не подлежат, а всё равно работают. Только не так как надо. Но волнует? Точно не её.т и к - т а к
Черные тени пляшут на стенах. Оторванная пуговица валяется на промятой простыне. В комнате слышится тихий всхлип и глухое, горькое: «мамочка...»т и к
А потом появляется она. Прямо на совершеннолетие Каллисты.т а к
— Леди Ивонн — потерянная дочь герцога Экхарта.тик, сука, так
Пенель вовсю начинает изображать из себя увлеченного ей. Влюбленного. Почти что правдоподобно, но чтобы этот травмированный мальчик полюбил, потребуется нечто большее чем, наивные взгляды и длинные реснички. Игра, конечно же. Он так же хорошо играл в чувства, как она в догонялки. Он целует руки — она краснеет. Он делает комплименты — она звонко, мягко смеется. Он смотрит вбок, на неё, Каллисту, ожидая реакции. На лице принцессы монументальное спокойствие. Улыбка лезет сама. Ждет ревности? Видно же, что в его словах любви столько же фальши, сколько в самой Каллисте. А если не любит эту дрянную Ивонн, зачем ревновать? Все решить в голове получается просто. На деле же Ивонн оказывается той еще... Прилипалой.и снова тик, и снова так...
— Ваше Высочество! Прошу простить меня, но я хотела бы с вами поговорить. — Нам не о чем говорить.тик-тик-тик-тик
— Ваше Высочество! Вы так напряжены... Позвольте я помассирую вам плечи, станет легче! — Ты серьезно?так-так-так-так
— Выше Высочество, как вы себя чувствуете? — Просто замолчи.тик-так-тик-так-тик-так
Так и случается. Она, Ивонн, пытается лезть к ней со своими глупыми разговорами. Наивными попытками найти общий язык. Она, Каллиста, отталкивает её. Каждый раз все грубее. По крайне мере, так думает. — Ты равняешь меня с собой, но мы — разные. Конечно, они разные. По крайне мере, Каллиста не слепа, как Ивонн. Пускай и безумна, да видит все прозрачно. — Ты думаешь, что имеешь все. Но на самом деле жизнь имеет тебя! Интересно, она будет плакать, когда поймет о притворстве Пенеля? Хотелось бы на это посмотреть. Или нет. — НЕНАВИЖУ! Ненавидит за то, что сколько бы Каллиста ни пыталась поднять на неё руку, у неё не получалось. Пускай и тупенькая. Пускай и ведётся на сладкие речи того, кто принадлежит ей. Жалко её, что ли. Глаза такие голубые-голубые. Аквамариновые. И еще глупые.сердце стучит в ритме «тик-так»
Каллиста выпускает пар, убив какую-то тварь в саду. Олень. Или садовник. Она не разобралась на самом деле. Идет кровавой походкой по коридору дворца под покровом ночи. Тени следуют за ней. Прилипала словно выжидала её. — Ваше Высочество... — выдыхает испуганно. — Неужели на вас... Кровь? Да, это именно она, глупенькая. У тебя такая же по венам бежит, между прочим. Хотя, может быть, вместо крови у тебя карамельный сироп. У неё было слишком хорошее настроение. Она мягкой — бесшумной — поступью оказывается рядом. С меча стекает алая жидкость, багровыми самоцветами падая на пол. — Будь умницей, — Каллиста кладет ей на розовую макушку ладонь, поглаживая. Девушка под её движениями замирает, — не стой у меня на пути. Каллиста идет дальше по коридору, оставляя Ивонн позади. Ей кричат звонкое, по-девичьи высокое вслед: — Я... Я все видела! Так значит... Значит, это правда! Каллиста в пол-оборота поворачивается и, щурясь, смотрит на неё. — Правда. Улыбка становится шире. Острее. — Но ты не единственная, кто смотрит сейчас на меня. Растворяется в ночи — алое платье тонет, сливаясь с темнотой. В воздухе витает металлический, свежий запах крови. По возвращении в гостевую комнату Ивонн с криком обнаруживает то, что на её волосах остался отпечаток кровавой ладони.тик? да ладно, что вы еще ожидали? так.
Ивонн отравляют. Конечно же, обвиняют её, Каллисту. Но обвинениями все и кончается — кишка тонка пойти против неё. Да и доказательств особых нет. Каллиста с хмыком думает о том, что Пенель зашёл слишком далеко. Почему-то вместе с весельем в ней плещется злость, как вино в бокале. Вот-вот выльется наружу. Как же ей все надоело, честно говоря.тик... тик..
— Зачем... — Ивонн давится слезами. — Зачем ты пыталась меня убить...? Каллиста улыбается острее, чем месяц над её головой. Звезды меркнут на фоне её алых глаз. — Это не я, дура. — Ч-что...? — Не я, а возлюбленный твой. Мой, точнее говоря. Ивонн делает шаг назад. Каллиста со злобой — шаг вперед. — Нет... Ты врешь. Не может быть! Не говори такого! Лицо Каллисты искажает злость. — Сказала бы спасибо, блять, что я вообще об этом сказала! — взмахивает одной рукой, а во вторую предупреждающе кладет на меч. — Ты же у нас слепая, перед своим носом ничего не видишь! Шипит дико, по-звериному: — Он просто использовал тебя. А меня пытается подставить. Ивонн, как болванчик, качает головой: — Нет... Пенель, он не такой... — А какой он?! У Каллисты дрожат руки. Как же эта тварь ей надоела. Раздражает своими голубыми глазами. Тем, что Каллиста из-за неё чувствует себя так. Она достает меч, но тот выпадает из трясущихся пальцев. И черт с ним. Ивонн пятится, когда Каллиста наступает на неё: — Ты меня заколебала своей тупостью, мелкая тварь. Без тебя было проще! Ивонн спотыкается и с визгом падает. Каллиста тенью нависает над ней, держа руки у шеи, которые почему-то не могли сомкнуться. — Почему, почему ты такая?! Я ненавижу тебя, безмозглая идиотка- Каллиста замирает. Ее глаза ошарашенно открываются шире. Ивонн кричит, когда понимает, что ей на грудь капает кровь. Кровь Каллисты, что сочилась из того места, где находится сердце. По крайне мере, оно должно быть там. Пенель всаживает оброненный меч в принцессу. Невозмутимо, выверенно. На его лице ничего не меняется, и даже свет луны не затрагивает знакомые черты. Когда он понимает, что Каллиста не трепыхается, медленно вынимает кроваво-алое лезвие. Её тело соскальзывает с меча, и она вяло заваливается набок, рядом с Ивонн. Та слезно кричит. Раздаётся тихий хрип. Каллиста плюется кровью, давится. Ивонн в ужасе наклоняется к ней, не понимая, что следует сделать. Шепчат булькающее: «про-ва-ли-вай». Пенель пытается взять Ивонн за локоть, поднять на ноги. Но та не поддается, садясь обратно с истекающей кровью Каллистой. — Я… — её лицо было спокойным. Алое платье залила чёрная кровь, словно вся ненависть, что растила в себе принцесса долгие года, вышла из её тела вместе с этой гнилью. — Все еще ненавижу, Ивонн… И я буду ждать в аду… либо восстану из мертвых, чтобы убить тебя... Она из последних сил ложится на спину. В её слезах на уголках глаз отражается луна. Закрывает крупно дрожащими ладонями лицо, хрипя: — Так... Так будет правильно. Ивонн плачет. Какие бы слова она ни слышала от принцессы, её было жаль. По-человечески просто. Наверное, именно из-за этого — из-за того, что Ивонн пыталась увидеть в ней, Каллисте, человека, её и возненавидели. И возлюбили. Каллиста закрывает глаза. Дышит тяжело, рвано, не слушая, как Пенель пытается что-то втолковать кричащей Ивонн.часы остановились
Глава 10, эпизод 10. «Единственный исход злодейки — смерть. Эпилог первого тома»