Элемент Водоворота

Учиха Итачи в последний раз оглядел окрестности с высоты и остался доволен. Молодой мужчина сидел на краю крыши сооружения, чем-то напоминавшего пирамиду. Это место было не только уединенным, окруженным со всех сторон густым лесом, и удачно расположенным на границе Страны Огня и Страны Рек, оно было символичным. Одно из самых древних, самых больших и хорошо укрепленных тайных убежищ клана Учиха, построенное еще до основания Конохи и долгое время пустовавшее и заброшенное. О его существовании мало кто знал. Идеальное место для встречи с отото. Итачи моргнул, потушив Шаринган. Сквозь уже привычную сумеречно-серую пелену перед глазами он смог различить смутные, расплывчатые очертания багряно-красного диска солнца, медленно поднимавшегося из-за горизонта и окрашивавшего верхушки деревьев кровью. Итачи завороженно наблюдал за движением светила, каждой клеточкой тела ощущая его мощь, абсолютную власть и безграничную свободу. Нукенин вздохнул и поднялся на ноги, подставляя неуверенным лучам безразличное лицо и озябшее тело в надежде, что всесильное светило сможет проникнуть и в измученную душу. На его губах появилась печальная полуулыбка. Сегодня он увидит брата. В последний раз. Эту встречу он долго планировал. Он ждал ее. Хотел и боялся одновременно. Хотел, потому что она и была конечной целью всех его поступков. Потому что должна была подвести итог его длительным приготовлениям. Потому что сулила долгожданное избавление от его терзаний. И боялся, потому что ему снова предстояло в них посмотреть. Посмотреть в глаза брата. За последние десять лет он видел их лишь однажды, три года назад, в коридоре недорогого рьёкана* в ярмарочном городке. И тогда в них не было той искренней любви, того неприкрытого восторга, той детской доверчивости, с которыми Саске всегда смотрел на него в детстве. Не было в них ни слез непонимания, ни обиды, ни страха, которые он видел в ту самую ночь. Только ненависть, ярость и злость. Яркие, выпуклые, насыщенные. Итачи не ожидал другого, он знал, что всего этого заслуживал. Он сам методично взращивал и лелеял в брате именно ненависть, которая должна была стать катализатором его силы. Сила и ненависть – вот что он хотел воспитать в Саске. И если сила предназначалась самому отото, чтобы он смог выжить в мире шиноби и защитить себя, то ненависть Итачи хранил для себя. Она являлась инструментом отмщения и возмездия за его собственные поступки. Лекарством от его мук совести. До той встречи в рьёкане Итачи не сомневался в правильности выбранного пути. Но ненависть, увиденная им в черных глазах брата, исказившая болезненно-злой уродливой гримасой родное лицо, заронила в глубине его сознания семена сомнения и страха. В течение трех лет они проросли, глубоко пустили корни на благодатной почве самобичевания, обильно удобряемые новостями об уходе Саске из деревни, о его тренировках с Орочимару, о печати-Джуине, трансформировавшей тело брата в монстра. И вот теперь бесстрашный Учиха Итачи боялся встречи с братом, боялся увидеть то, во что превратился Саске. Во что он превратил своего маленького глупого братца. Итачи дернул головой, отгоняя неприятные и совершенно неуместные сейчас мысли. Он не должен был ставить под сомнение правильность своих решений и безупречность тщательно разработанного плана. Он должен был верить, что сегодня ему удастся замкнуть спираль ненависти на себе, освободив от нее Саске, позволив ему вернуться домой победителем, даровав его глазам новую силу и возвратив им то, что было утрачено за эти годы. Учиха в несколько бесшумных прыжков достиг земли. Перед самым входом в убежище вольготно расположился его напарник, Хошигаки Кисамэ. Он лежал на спине, закинув ногу на ногу и в качестве подушки приспособив Самехаду. Бросив взгляд на мирно посапывавшего напарника, Итачи великодушно разрешил ему еще немного поспать и тихо присел рядом, с наслаждением вдыхая ароматы летнего утра. Однако уже очень скоро активированный Шаринган почувствовал приближавшуюся чакру на самом краю зоны видимости. Итачи невесомо коснулся плеча мечника. - Пора. Хошигаки быстро сел, потирая глаза и усиленно моргая. Покрутив головой и наконец сориентировавшись, он уставился на напарника. - Итачи-сан, Вы уверены, что это необходимо? – Кисамэ был значительно старше Итачи, однако всегда, обращаясь к нему, использовал уважительный суффикс «сан». Учиха кивнул. - Он не один. – Итачи устремил взгляд в сторону приближавшихся шиноби. – Нам не должны помешать. - Можете на меня положиться, – с готовностью кивнул мечник и нежно погладил спрятанную в бинтах Самехаду. – Никто, кроме Учиха Саске, сюда не пройдет. - Спасибо. – Итачи повернулся к напарнику. Всегда такой ровный и спокойный, негромкий голос сейчас показался Кисамэ странным, он взглянул в черные глаза и увидел мелькнувшую в них благодарность, разбавленную сожалением и печалью. Ему показалось, что Итачи хотел что-то еще сказать, но тот пружинисто поднялся, не говоря ни слова, и направился внутрь убежища. Хошигаки закинул меч за спину и, понурившись, пошел в указанном напарником направлении, чтобы встретить гостей. *** Деревья расступились, словно занавес, обнажив сцену. За спиной остались голоса. Игривый и запальчивый, растягивающий гласные баритон Суйгецу настойчиво предлагал устроить для развлечения спарринг мечников Тумана, опасаясь умереть со скуки. Визгливый голос Карин подначивал, выражая надежду, что «глубокоуважаемый Кисамэ-сан» отрубит «этому идиоту» все лишнее, в ответ на что спокойный и уверенный, чуть ироничный тон Хошигаки интересовался, откуда ей знать, какие части тела Хозуки являются лишними, разве она проверяла? Потом еще что-то говорил Суйгецу, но Саске уже не разбирал слова, только звучавшие фоном интонации, которые становились с каждым шагом все тише, растворяясь в пространстве. Учиха мог бы покрыть это расстояние за несколько минут, поднявшись на деревья и передвигаясь вперед скачками. Но он не торопился. Он ждал десять лет. Он сможет подождать еще несколько десятков минут. Он шел медленно, прислушиваясь к себе, ощущая, как работали мышцы, как колыхались в такт шагам полы дорожного плаща, как легкий ветер трепал волосы. Он знал, что его ждали, ему и самому не терпелось. Но почему-то именно сейчас хотелось потянуть время, хотелось осознать, прочувствовать. Он ненавидел Итачи. Ненавидел всей душой, сердцем, разумом. Ненавидел за то, что тот лишил его счастливого детства, любящих родителей, обожаемого старшего брата. За то, что был таким идеальным, надеждой и гордостью отца, клана и деревни. Был всем, чем хотел бы быть сам Саске. И за то, что разбил все это так легко, непринужденно, словно не ценил вовсе. За то, что оставил его в живых, за то, что заставил его ненавидеть. За десять лет ненависть превратилась из бушующей, срывающей петли и разбивающей стекла стихии в тихую, затаившуюся и расчетливую змею. Она сидела на коротком поводке в надежной клетке. Он редко выпускал ее на свободу. Он экономил, собирал и преумножал. Он чувствовал, как она растет внутри, заполняя пустоту своим черным ядовитым телом, как перекатываются, опутывая его сердце и душу, туго сжатые гибкие кольца, готовые развернуться в любой момент по его прихоти. Он мог высвободить ее так же, как чакру, преобразовать в энергию, в силу, в разрушительную технику. Она питала его, заставляла жить и двигаться вперед. Он остановился перед входом. Совсем ненадолго. Как останавливается человек на краю бездны, чтобы заглянуть в нее и почувствовать, как она манит, затягивает, поглощает. Ощутить свою ничтожность и убедиться в бессмысленности своего существования. Он запрокинул голову, оглядывая здание. Итачи не мог выбрать более подходящего места – исток клана. Здесь все началось, здесь все и закончится. Глубокий вздох и чуть прикрытые глаза. Змея приготовилась к броску. Он готов убить. Он готов умереть. Итачи сидел на каменном троне, стоявшем на возвышении в основном зале. Как и положено главе клана. Небрежная поза, вытянутые и скрещенные у лодыжек ноги, расслабленные длинные пальцы лежавшей на подлокотнике руки, чуть склоненная к плечу голова, бездонные и пронзительные черные глаза, аристократическая бледность. Безупречный и недостижимый, со своей холодной абсолютной красотой. Словно алмаз. И взгляд. Именно такой, какой Саске помнил. Удивительная смесь высокомерия, уверенности и безграничной скуки. Такой, каким Итачи одаривал всех. Всех, кроме Саске. До той самой ночи. - Что ты видишь своим Шаринганом? – голос ровный, безразличный, с толикой издевки, и такая знакомая речь, краткая и емкая, на уровне полутонов, словно брат не хочет снизойти до объяснений, не желает тратить на него время. По старой привычке Саске понял. И тут же поднялось раздражение, забурлила злоба. Он даже не мог понять, что раздражает его больше: явное отсутствие у Итачи интереса к происходящему или то, как охотно возник в голове ворох воспоминаний в ответ на этот голос. Но нет, он больше не мальчишка. Он не даст ему такого преимущества. Он не покажет ни одной эмоции, его голос не будет дрожать, а сердце ускоренно биться. Он будет холоден, расчетлив и беспощаден. Он будет как Итачи. - Я вижу твою смерть. - Хм, – правая бровь чуть поднялась, а голова еще немного склонилась к плечу, – у тебя всегда было богатое воображение. – Саске скривил губы в усмешке. Нет, он не выведет его из себя едкими замечаниями. – Что ж, – Итачи поднялся и сделал несколько шагов вниз по ступеням, – проверим твое зрение. – Всего секунда, легкое дуновение ветра, и противник был рядом. – Воплоти свою фантазию в жизнь, отото, – бесстрастный голос прозвучал над самым ухом, взметнувшиеся от быстрого перемещения длинные волосы коснулись щеки. Саске на секунду прикрыл глаза, наслаждаясь эфемерной нежностью в голосе брата, затем отпрянул. Быстрый шаг в сторону, доведенный до автоматизма жест, и обе его руки крепко сжимали верную катану, отражая удар кунаем. Началось. Лязг металла, блики просочившегося в помещение солнца от лезвия меча на словно высеченном из камня лице врага, длинные холодные пальцы, сжимавшие его запястье. Пауза. Черные глаза Итачи медленно налились кровью, став алыми. И Саске почувствовал, как с ним произошло то же самое. Ощущение опасности на периферии сознания. Кунай, брошенный теневым клоном, летит прямо в голову. Когда он успел? Инстинкты сработали быстрее, чем разум смог осознать. Гибкое, упругое тело змеи, покрытое белой блестящей чешуей, в несколько колец обернулось вокруг торса, отразив атаку и заставив Саске выпустить катану. Итачи отскочил в сторону и поравнялся со своим клоном. Белых шуршащих колец становилось все больше, пока, наконец, все тело Саске не было скрыто, и только тогда рептилия исчезла в клубах дыма, позволив ему метнуть огромный вращающийся шурикен. *** Саюри запрокинула голову и, прищурив один глаз, посмотрела вверх. Солнце неуклонно приближалось к зениту, на ярко-голубом небе не было ни облачка. Дорога пролегала сквозь лес, что спасало от прямых солнечных лучей и давало столь желанную прохладу, но девушка прекрасно знала, что уже очень скоро и под сень деревьев проберется июльский зной. Они покинули ферму на рассвете и с тех пор все время были в пути. Кабуто всю дорогу хмурился и практически ничего не говорил, всем своим видом давая понять, насколько абсурдной считает эту затею. Саюри старалась не обращать внимания, а когда становилось особенно тяжко, принималась объяснять мотивы своего неконтролируемого желания проверить загадочное место, вокруг которого крутились Учиха Итачи и Хошигаки Кисамэ. Однако любые объяснения, в которых использовалось слово «интуиция», казались Кабуто недостаточно убедительными, поэтому они неизбежно возвращались в исходную точку: Якуши молчал, Саюри переживала. Полчаса назад они покинули деревеньку, возле которой в последний раз видели пару Акацки, и двинулись в указанном в отчете направлении. Как только обшарпанные домики скрылись из виду, Саюри уверенно взяла Кабуто за руку и применила Технику Хамелеона, скрыв их обоих от посторонних глаз и ушей, а также применила маскировку чакры и просканировала окрестности. За время тренировок им удалось добиться неплохих результатов: она научилась распространять действие техники на других людей, правда, это удавалось только при поддержании физического контакта, также увеличился радиус действия ее сенсорных способностей, благодаря чему, по ее расчетам, загадочный пункт назначения уже должен был попасть в поле ее зрения. Она и в самом деле почувствовала присутствие чакры шиноби на самом краешке зоны сканирования, впереди, там, где перспективу скрывала густая крона деревьев. Она еще с трудом расшифровывала свои ощущения, на анализ и интерпретацию того, что она чувствовала, уходило немало времени, но в этот раз сомнений не было. Она наблюдала схватку. Яркие цветные вспышки, возникшие в ее сознании, совершенно точно были выбросами чакры, техниками, которые применяли сражавшиеся ниндзя. - Там идет бой. – Саюри открыла глаза и растерянно посмотрела на Кабуто. - Бой? – переспросил тот, забыв про свою обиду. – Много участников? - Двое. – Девушка бездумно посмотрела туда, где ветви деревьев скрывали от них место сражения. - Ты можешь что-то сказать о них? – Якуши взволнованно изучал ее лицо. - Я попробую. – Она закрыла глаза и постаралась сосредоточиться. Не до конца понимая, какую именно информацию ожидает получить от нее Кабуто, Саюри говорила все, что удавалось увидеть. Перед ее мысленным взором были два сгустка чакры. Их врожденную принадлежность Элементу Огня она определила сразу по ярко-алому свечению и теплу, исходившему от них. Один из них был как будто более агрессивным и эмоциональным, если такой эпитет в принципе можно было применить к описанию чакры. Каждый выброс был мощным, концентрированным. Насыщенное ярко-красное свечение временами опутывала сеть шустрых серебристых молний. Второй светился менее интенсивно, но зато и не затухал после выбросов на несколько мгновений, он вел себя ровнее, сдержаннее, продуманнее. Она поймала себя на мысли, что по изменению чакры может сделать выводы и о темпераменте её обладателей. - Вероятно, это эпохальное сражение братьев Учиха, – пробормотал Якуши, выслушав ее сумбурное описание и презрительно скривив губы. – Я даже могу узнать по твоему описанию Саске-куна. - Нам надо торопиться! – Саюри рванулась вперед, потянув за руку ирьёнина. - Зачем? – непонимающе моргал глазами отчаянно упиравшийся Кабуто. - Не знаю, – честно призналась она, остановившись на мгновение, – просто чувствую, что мы должны быть там. - Саюри, нам нельзя туда соваться. Даже если они нас не заметят, – он многозначительно посмотрел на нее, заставив нахмуриться, – нас точно накроет взрывной волной. Ну, прислушайся к своему инстинкту самосохранения, ради всего святого! - Черт, Кабуто! Если бы я прислушивалась к своему инстинкту самосохранения, то ни за что не подошла бы к тебе тогда у чайного дома. – Девушка сверлила спутника яростным взглядом. – Я пойду туда, с тобой или без тебя. Якуши ретировался, обиженно закусив губу: крыть ему было нечем. Что было бы с ним, если бы в тот день она прошла мимо, если бы он остался сидеть на том камне возле чайного дома, он не хотел даже представлять. Поежившись, Кабуто отрывисто кивнул и больше уже не сопротивлялся. Они бежали так быстро, как позволяла необходимость держаться за руки. Через несколько минут из-за деревьев показалось высокое здание в форме пирамиды, а еще через минуту Саюри резко остановилась, крепче сжав пальцы Кабуто: она почувствовала присутствие еще одного ниндзя. Он не был похож на других, увиденных ею в сенсорном поле: казалось, будто он состоит из двух частей, одна – беспросветно темная и жутковато первобытная, а вторая – изменчивая, легкая и прозрачная, отражающая, словно поверхность зеркала. Новый персонаж не вмешивался, держался на расстоянии от сражавшейся пары, и применял техники сокрытия чакры, которые, однако, не работали против способностей Саюри. Девушка вспомнила досье на членов Акацки из блокнота, который передал для Конохи Кабуто. - Я вижу еще одного участника, и, мне кажется, это Зецу… – Саюри посмотрела на спутника. - Он нас заметил? – взволнованно поинтересовался тот, и по сошедшимся на переносице бровям, плотно сжатым губам и ставшему вмиг жестким взгляду девушка поняла, что Якуши готовился отражать атаку. - Не думаю, – сказала она по возможности мягко, чтобы снять напряжение, и сосредоточенно наморщила лоб, – по крайней мере, его поведение не изменилось. - Мы не можем быть уверены… но с другой стороны, если Зецу не чувствует нас, – он перевел взгляд на Саюри, – твоя техника куда сильнее, чем я предполагал. - Самое время это проверить, – проговорила девушка и направилась ко входу в пирамиду. Войти внутрь они не успели. Под действием очередной техники круглая крыша разрушилась и с оглушающим треском осыпалась внутрь здания, в небо взметнулся огромный огненный шар. Из проема, через который они планировали пробраться внутрь, вырвались клубы пыли. Кабуто перехватил Саюри под локоть, и они отступили на несколько шагов, а затем поднялись на одно из самых высоких деревьев по соседству, откуда можно было наблюдать за происходившим на обломках крыши. На фоне то и дело появлявшихся из недр полуразрушенного строения всполохов пламени, облизывавших собравшиеся над пирамидой мрачные облака, была хорошо видна фигура человека. Худощавый ниндзя, закутанный в черный плащ с красными облаками, виртуозно уклонялся от Огненных Драконов, отскакивая и отступая, стараясь удержаться на неровных обломках крыши. Он двигался быстро и в то же время грациозно, без резких рывков, и сохранял безразличное выражение красивого лица. Она сразу узнала Учиху Итачи, вспомнив фотографию в переданном в Коноху досье. Саюри вздрогнула, когда очередной Огненный Дракон, казалось, поглотил нукенина полностью, однако уже в следующее мгновение он приземлился у самого края крыши, поспешно сбивая пламя с опаленного рукава плаща и прижимая к телу обожженную руку. В тот же момент легким невесомым движением на крышу запрыгнул второй участник сражения, лишь отдаленно напоминавший человека. На его лице и видимых частях рук кожа покрылась черными пятнами. За правым плечом виднелось своеобразное крыло, по форме напоминавшее огромную человеческую кисть с длинными когтями и кожистыми перепонками между пальцами. - А вот и несравненный Саске-кун, – язвительно прошептал над самым ухом Кабуто. – Он уже почти на второй ступени Джуина. Видимо, справиться с братом оказалось не так просто, как он рассчитывал. Саюри кивнула и бросила опасливый взгляд на торчавшую из обломков крыши двухцветную голову Зецу в окружении зеленых веток-листьев. Однако соглядатай, похоже, не ощущал их присутствия и был полностью поглощен дракой, только чуть отодвинулся дальше от места сражения, когда Учихи синхронно применили Технику Огромного Огненного Шара. Посланные противниками струи пламени схлестнулись в воздухе между ними, начав противоборство, вытесняя друг друга, жар ощущался даже там, где стояли Кабуто и Саюри. Техника Саске была заметно сильнее, однако в момент, когда показалось, что все решено, в самом центре огненного шара Итачи появились черные языки пламени. - Похоже, это Аматерасу, – впечатлился Кабуто. – Сильнейшее нинджуцу, которым владеет только Итачи: черное пламя не погаснет, пока не сожжет все дотла, – тихо пояснил он, наблюдая, как короткие черные язычки поглотили огненную технику Саске, не оставив даже искры. Саюри снова кивнула, заметив, как тяжело дышал Саске, а по лицу Итачи стекала кровь. Затянувшуюся паузу прервал младший Учиха, однако вместо атаки он бросился бежать по самому краю крыши, описывая дугу. Итачи напряженно следил за ним кровоточившим глазом, медленно поворачиваясь на месте, от его взгляда в воздухе возникала полоса черного пламени, которая преследовала беглеца и, не дав ему описать и половину круга, вцепилась в крыло, заставила упасть на землю, корчась и крича от боли. Девушка поморщилась и зажмурилась, уткнувшись лбом в плечо стоявшего рядом Якуши, и открыла глаза, только когда крики стихли. Учиха Итачи подходил к лежавшему ничком брату, на спине которого продолжал танцевать огонь Аматерасу. Послушные черные язычки пламени исчезли, как только он протянул руку, чтобы коснуться тела, однако пустая оболочка мгновенно опала, сдулась и растворилась, обнажив небольшую трещину, сквозь которую Саске просочился внутрь здания. - Он воспользовался техникой замещения тела, которой его научил Орочимару-сама, – в ответ на брошенный на него изумленный взгляд спутницы пробормотал Кабуто, стараясь, чтобы голос звучал безразлично, но тот все же предательски дрогнул, когда он произнёс имя легендарного саннина. Тем временем Итачи устало опустился на колени. Приступ неконтролируемого кашля заставил его схватиться за горло, а второй рукой упереться в нагревшуюся поверхность крыши, сплевывая кровь. Воспользовавшись небольшой паузой, Саюри осмотрела окрестности. Черные языки пламени с едва различимым потрескиванием пожирали деревья и кусты, расположенные как раз по дуге, которую успел описать Саске. Собравшиеся над местом сражения облака постепенно превращались в грозовые тучи, которые нависали над убежищем клана Учиха, словно поигрывая мускулами перед решающим ударом. Зецу по-прежнему не обращал на них с Кабуто никакого внимания, значит, Техника Хамелеона работала даже против шпиона Акацки. Поборов приступ кашля, старший Учиха подошел к самому краю державшейся на честном слове крыши и внимательно посмотрел внутрь здания. Саюри догадалась, что он что-то говорил находившемуся внутри брату, слов разобрать не удалось, тихие голоса заглушал рокот грома. На землю упали первые капли дождя, заставив еще раз взглянуть на затянутое тучами свинцовое небо, предвещавшее сильную грозу. Младший Учиха легкими прыжками забрался на шпиль, торчавший из остатков крыши, – самую высокую точку в округе. - Похоже, он закончил эту технику. – Кабуто заметно занервничал и беспокойно огляделся по сторонам. - Какую технику? – недоумевала Саюри. – У него почти не осталось чакры. - Помимо врожденного Элемента Огня, Хатаке Какаши в свое время научил Саске-куна использовать Элемент Молнии. Он научил его Чидори. Весь последний год тренировок с Орочимару-сама Саске работал над модификацией этой техники, он хотел использовать силу настоящей молнии. – Зрачки Кабуто были расширены от возбуждения, а брови – сосредоточенно нахмурены. – Все эти огненные техники не были атаками, он вызывал грозу. Если я прав, то чакра ему не понадобится вовсе. - Вызывал грозу? – Саюри недоверчиво посмотрела на вытянувшегося на вершине шпиля и вскинувшего вверх левую руку Саске, в чьем сжатом кулаке посверкивал созданный из остатков чакры сгусток голубых молний, в котором девушка безошибочно узнала Чидори. - От этой техники нельзя увернуться. Он тут камня на камне не оставит. – Кабуто решительно повернулся к Саюри. – Нам надо уходить. - Но как же… – Саюри бросила тревожный взгляд на старшего Учиху. - Мы ничем не сможем помочь. – Кабуто схватил ее за руку и подтолкнул ближе к стволу дерева, где удобнее было спуститься вниз. Саюри повиновалась, но неожиданно воцарившееся молчание заставило их обоих снова посмотреть на поле битвы. Саске все так же стоял на вершине, властно сжимая в кулаке Чидори, словно и в самом деле был повелителем стихии. Громы и молнии, повинуясь его желанию, стихли, и в звенящей тишине голос младшего Учихи был невероятно громким, пронизанным ледяным презрением, абсолютной ненавистью. - Ты прав, у меня не осталось чакры, – бледные губы скривились, – но она мне и не нужна. Я воплощу свою фантазию в жизнь, – ядовито пообещал он, передразнивая интонацию обращенных к нему слов. – Кирин! Саюри заметила, как Итачи чуть прищурился и посмотрел на небо, и, проследив за его взглядом, увидела, что между расступившихся туч показалась голова огромного дракона. Саске махнул рукой, посылая в атаку сотканное из молний мифическое существо. Тысячные доли секунды, и от огромного величественного строения осталась груда разбросанных в беспорядке камней и облака пыли. Саске все еще стоял на ногах, сжимая в онемевшем кулаке чирикавшие молнии, и напряженно искал глазами брата. Итачи лежал на земле, уткнувшись лицом в согнутую в локте руку. От плаща Акацки остались одни лохмотья. Нукенин не шевелился. - Ну, вот и все, – хриплый, сорвавшийся голос Саске заглушил раскат грома. Заставив молнии в кулаке исчезнуть, он рухнул на колени, судорожно переводя дыхание, алые ненавидящие глаза стали усталыми и черными. Саюри и Кабуто не шевелились, так же, как и замерший Зецу. - Это твой последний козырь, Саске? – сдавленный голос заставил его вздрогнуть и вскинуть голову, впиваясь в старшего брата расширенными от ужаса глазами. – Ты действительно стал сильным. – Итачи медленно поднялся на колени, сделал паузу, переводя дыхание и сплевывая кровь. – Теперь мой ход. В тот день, когда я получил Аматерасу и Цукиеми, у меня появилась еще одна очень полезная техника, – старший Учиха с усилием встал на ноги, – Сусаноо, – устало прошептал он, пошатнулся и замер, пытаясь оценить, сможет ли двигаться самостоятельно. – Если бы не это, я бы уже давно умер. Вокруг Итачи появился красноватый шлейф, из которого постепенно сформировался огромный самурай, в одной руке он держал круглый щит, в другой – нечто похожее на сосуд для запечатывания. - Вот это да! – возбужденно зашептал Кабуто. – Это же клинок Тоцука – запечатывающий меч – и Зеркало Ята. Орочимару-сама всю жизнь гонялся за этими артефактами. Старший Учиха неуверенными шагами приближался к остолбеневшему брату. Отмерев, Саске атаковал его при помощи взрывных свитков, кунаев, затем выхватил катану из ножен и бросился в лобовую атаку. Самурай Сусаноо неотступно двигался вместе с Итачи, защищая его непробиваемой броней и отбивая все атаки. - У тебя еще осталось что-то для меня, Саске? Потому что... если нет, то… твои глаза, – он зашелся в очередном приступе кашля, – мои, – просипел он наконец, хищно сверкнув глазами. Саюри почувствовала острую потребность что-то сделать, однако в голову, как назло, ничего не приходило. Она лихорадочно искала ответ в глазах Кабуто, как вдруг заметила, что ее верный спутник неестественно побледнел, странно вытянулся и стеклянным взглядом уставился поверх ее головы. Одновременно Саюри почувствовала новый источник чакры рядом, нет, внутри Саске. Чакра была сильной, но словно застоявшейся от редкого использования, она расползалась в сознании, как змея. Саюри оглянулась. Из левого плеча Саске одна за другой появлялись огромные белые змеи. Когда их число достигло восьми, тела Саске уже не было видно. - Что это? – прошептала Саюри. - Восьмиглавая Гидра, – на грани слышимости проговорил Кабуто. – Это техника Орочимару-сама. Похоже, все это время он был внутри Саске, тот его сдерживал и теперь, когда чакры не осталось, Орочимару-сама… – Якуши судорожно сглотнул и замолчал, горящим взглядом провожая гидру, которая схлестнулась в бою с Сусаноо Итачи, ловко отрубавшим ей головы пылавшим лезвием меча Тоцука. В нескольких книгах, что он прочитал для развлечения в далеком детстве, были похожие сюжеты. Главный герой, а чаще героиня, на протяжении нескольких лет считает, что кто-то из ее родственников или близких, дорогих людей погиб. И вдруг в один прекрасный день считавшийся погибшим отец, дед, сват, брат или возлюбленный появлялся у порога, сверкая доспехами и белозубой улыбкой. Слезы и объятия сменялись длительными рассказами, а дальше... дальше Кабуто уже не читал, поскольку книга сразу относилась в категорию романтического бреда. Но сейчас он смотрел, как единственная уцелевшая гигантская змеиная голова гидры открыла свою пасть, и из нее с бульканьем и недовольным видом показался его недавний господин, и никак не мог понять, что же так противно застряло в горле и не давало нормально сглотнуть. И почему он не мог отвести взгляда и жадно вслушивался в знакомый голос. - Кабуто! – Саюри поспешно схватила его за локоть, не давая сделать шаг вперед и свалиться с ветки дерева, на которой они стояли. – Ты куда? - Я?.. – Якуши растерянно посмотрел на нее, – мне надо… – и перевел взгляд в сторону поля боя. Девушка крепко сжала его руку и прижала их сцепленные пальцы к груди, заставив посмотреть в глаза. Кабуто повиновался, физически ощущая, как прошлое и настоящее разрывали его на части. Четко он понимал только одно: он хотел быть там, где его место, вот только где оно?.. Раньше все было понятно, он всегда был рядом с Орочимару-сама, и сомнений по этому поводу у него не возникало. Теперь же он смотрел в яркие зеленые глаза и понимал, что в его голове были как раз одни сомнения. - Кабуто, ты же не… – она растерянно замолчала. Зеленые глаза погасли, потеряли свою яркость и спрятались за ресницами. Якуши ощутил холод, как будто за облаками исчез согревавший его луч солнца, и вдруг осознал, что ровно те несколько мгновений, что понадобились ей, чтобы ослабить хватку, отступить на шаг, отвести взгляд и почти опустить руку, он совершенно не думал об Орочимару. Он вообще не думал ни о чем, только чувствовал, как болезненно сжалось в груди сердце, как сбилось дыхание и как он сам яростно сдавил ее маленькие пальчики, ни за что не желая отпускать и понимая, что сделает абсолютно все, чтобы она снова посмотрела на него тем лучистым согревающим взглядом. - Я в порядке, – сдавленно выговорил он и вымученно улыбнулся, когда она с надеждой заглянула в его глаза, и словно по щелчку включились звуки и ощущения, которых он, казалось, не замечал до сих пор. *** - Какая встреча! – возликовал Орочимару, прищуренными глазами с любопытством разглядывая Итачи. – Что-то ты неважно выглядишь, – заботливо покивал он. – Саске-кун, похоже, вымотал тебя. Такой талантливый мальчик! И упрямый. Вот только характер у него... – Саннин поморщился. – Впрочем, это не его вина. Это у вас семейное. – Он расплылся в сладкой улыбке. Итачи ничего не ответил, только смерил саннина презрительным взглядом. - Ох уж эти Учихи! Столько спеси и пафоса, а толку? Один еле дышит, второй полностью в моей власти, – удовлетворенно мурлыкал Орочимару, склонив голову к плечу и сделав паузу, чтобы неразговорчивый противник мог вставить пару слов, но Учиха упорно молчал. – Из тебя, как обычно, слова не вытянешь, Итачи-кун, – воскликнул саннин, раздраженно дернув плечом и цокнув языком. Глубоко вздохнув и всем своим видом дав понять, как его разочаровывало происходящее, он сделал несколько неестественных движений головой и ловко вынул изо рта боевую катану с массивной богато украшенной рукоятью, уверенно перехватил ее бледной рукой. Итачи инстинктивно поморщился, наблюдая за манипуляциями противника и заметно напрягся, понимая, что обязательная в представлении Орочимару прелюдия окончена. - Ну, что? Стенка на стенку? – лукаво улыбнулся саннин. Не успел он договорить, как самурай Сусаноо ударил по голове гидры своим щитом, выбив из рук саннина меч, а затем мгновенно полоснул по его руке клинком Тоцука. Саннин сначала снисходительно улыбнулся, дав понять, что такое ранение ему нипочем, но в следующее мгновение его глаза расширились, выдав неприкрытое удивление и запоздалое понимание. Саюри показалось, что она смогла различить победную усмешку на окровавленных губах Итачи, когда Орочимару начало затягивать в запечатывающий сосуд вместе с останками восьмиглавой гидры, пока, наконец, не остался только обессиленный Саске, упавший на колени и выставивший вперед руку для опоры. - Еще что-нибудь осталось, мой маленький глупый брат? – едва слышно поинтересовался старший Учиха, делая несколько неуверенных шагов к Саске. Вместо бравого самурая Сусаноо в доспехах теперь был только его скелет, окружавший Итачи дугами крепких ребер. Саске прижался к стене, пытаясь понять, сможет ли он дотянуться до рукояти выроненного саннином Кусанаги, и расширенными от страха глазами наблюдая, как приближался его брат. Итачи кидало из стороны в сторону, но он упорно шел, глядя на брата исподлобья, усилием воли фокусируя взгляд на цели. Он дошел на грани потери сознания, поднял руку, стремясь коснуться лица. Саске трясло мелкой дрожью в безуспешной попытке вырваться из оцепенения. Окровавленные пальцы приближались к бледному лицу, остановившись в считанных миллиметрах. Итачи замер на пару секунд, проговорил что-то одними губами и ткнул двумя пальцами в лоб брата. Несколько мгновений он жадно смотрел в черные глаза Саске, сохраняя на губах счастливую улыбку освобождения, потом его взор затуманился, Итачи потерял равновесие, уткнулся лбом в стену, так кстати украшенную красно-белым веером, символом клана Учиха, медленно осел и упал на спину, устремив пустеющий взгляд в небо. Тяжело выдохнув, Саске скосил глаза на распростертое у ног тело. Итачи не подавал признаков жизни, в его остановившихся глазах отражались разгневанные небеса. То ли от холодных струй дождя, то ли от сильнейшего нервного напряжения Саске начал бить озноб, ноги подкосились, и Учиха рухнул на землю рядом с братом, так же бездумно уставившись в небо. Он добился своего, он отомстил, он убил. Почему же на душе так паршиво, откуда эта звенящая пустота и отчаяние? Почему нет даже отдаленного признака торжества или удовлетворения, хотя бы чувства выполненного долга? Почему так невыносимо больно? Глаза закрывались, он силился поднять веки, но тело отказывалось подчиняться разуму. Перед глазами стояло лицо брата, такое, каким он помнил его еще с раннего детства: немного печальное, спокойное, с грустной, чуть снисходительной улыбкой на губах и едва заметными озорными искорками в бездонных черных глазах. Образ стал расплываться, неуловимо меняться, и вот черты лица Итачи стали жестче, косо повязанный протектор придавил растрепанные волосы, а диковатые, расширенные глаза блеснули алым огнем. Этот взгляд Саске запомнил на всю жизнь. Взгляд убийцы. Картинка опять сменилась, и он увидел болезненно бледного, осунувшегося, измотанного Итачи, с выцветшими, прищуренными глазами и кровоподтеками на лице, жадно разглядывавшего его, Саске, с такой неуместной на поле боя нежной и счастливой улыбкой. Откуда-то издалека доносились голоса, слова, которые он не мог расслышать, интонации, которые не мог разобрать. Это бред? Предсмертная агония? Непривычно вялый мозг делал отчаянные попытки проанализировать ситуацию и восстановить контроль над телом, но воля не поддерживала его порыв. Усталость в каждой клеточке ноющего тела, в измученной ненавистью и одиночеством душе. И только одна мысль: «Скорее бы все это закончилось». По телу прошла судорога, в угасающем разуме торжествовало саморазрушение... Ну, вот и все... Саске с радостью погрузился в забытье. ------- * Рьёкан - гостиница в традиционном японском стиле