Элемент Водоворота

Наруто не верил своим глазам. За свою недолгую жизнь он успел повидать многое, но такого ещё не видел никогда. Тело Нагато, болезненно худое и бледное, было по пояс погружено в бочку, изуродованные чёрными чакропередатчиками руки – в стальные канистры, вживлённые в спину штыри производили жуткое впечатление. Нагато поднял глаза-Риннеганы, почти скрытые длинной алой чёлкой, на незваного гостя, и его сухие губы скривились в подобие ухмылки, когда он увидел удивлённо расширившиеся небесно-голубые глаза. - Итак, ты пришёл меня убивать, – без тени сомнения констатировал он глухим голосом. – Что ж, это единственно верное решение в данных условиях. Я убил дорогого тебе человека, и теперь, по законам этого чёртова мира шиноби, ты должен прийти и убить меня. Спираль ненависти получила новый виток. - Я ещё ничего не сделал, а ты уже вешаешь ярлыки! – порывисто ответил Наруто. - Не ты ли несколько минут назад хотел стереть меня в порошок? – Риннеганы прищурились, пристально изучая открытое лицо и сведённые на переносице светлые брови. – Или уже передумал? Блондин поджал губы и опустил взгляд. Несмотря на то что недавний гнев уже поутих, и кулаки больше не сжимались до хруста от неконтролируемой ярости, он всё ещё ненавидел. Знал, что это тупик, но всё равно ненавидел и ничего не мог с собой поделать. - Теперь ты понимаешь, что все мечты Джирайи-сенсея о вечном мире были утопичны, – Нагато не задавал вопросы, он упрямо и до тошноты правдиво констатировал факты. – Теперь ты понимаешь, что шиноби обречены блуждать в этой ненависти вечно, ища свою призрачную справедливость. Наруто продолжал сверлить взглядом комья сырой земли под ногами. - Но Извращенец… Извращенец сказал… – Наруто замялся, не умея выразить то, что сгустилось в душе. - Знаешь, мы ведь с тобой почти братья, – вздохнул Нагато. – Когда-то Джирайя-сенсей сказал то же самое и мне. Он завещал мне привести мир шиноби к спокойствию и взаимопониманию. Вот только не сказал, как. И прежде чем мы решим всё раз и навсегда, и выясним, чья справедливость лучше, Удзумаки Наруто, я хочу услышать твой ответ, – проговорил он, хрипло закашлявшись. – Ради праздного любопытства. Как ты собираешься избавить мир шиноби от ненависти? Может быть, Джирайя-сенсей поделился с тобой каким-то тайным знанием, которое мне недоступно? - Нет, – потупился Наруто. – Он мне ничего не говорил. И я не знаю ответа, – негромко продолжил Удзумаки, не поднимая головы. – Ты сам сказал, что мы с тобой оба ученики Извращенца и должны понимать друг друга… Но я тебя не понимаю. Не понимаю, почему ты больше не веришь в то, во что верил Извращенец. Почему ты сдался? - Сложно верить в то, чего не знаешь, как достигнуть, – ответил Нагато. – Джирайя-сенсей всегда любил мечтать о мире и строить гипотезы, но конкретных советов никогда не давал, предоставив мне решать эту загадку самому. И в процессе решения я навидался такого, что мир во всём мире кажется мне сейчас настолько утопичной идеей, что за неё не стоит жертвовать своим собственным миром. Дорогими людьми. - Да ну! – запальчиво возразил Наруто. – Это говорит мне человек, который убил Хинату-чан и покалечил Извращенца так, что он до сих пор оклематься не может? - Разве ты не сделал бы то же самое, чтобы защитить дорогих тебе людей? – Нагато чуть прищурился. – Например, ты не убил бы меня, чтобы спасти, например, Учиху Саске? - Это другое! – блондин вспыхнул, словно пойманный с поличным вор. - Это то же самое, Удзумаки Наруто, – слегка улыбнувшись, ответил Нагато. – Каждый из нас защищает свою правду, свою справедливость и свой мир до последней капли крови. - Но ведь… Ведь… Не знаю я! – раздражённо топнул ногой Наруто. – Я тебя терпеть не могу за то, что ты сделал, но я… Знаешь, мне кажется, что Извращенец не хотел бы, чтобы я тебя убивал. И ещё мне кажется, что ты его тоже неспроста не убил… И я хочу разобраться, даттебайо! Расскажи мне, что с тобой произошло. - Тебе не кажется, что сейчас не время разговаривать? – уточнил Нагато. - Не кажется, – быстро ответил Удзумаки и уселся прямо на пол пещеры, сложив ноги по-турецки, приготовившись слушать. - Что ж, мне спешить некуда, – Акацки чуть улыбнулся своим мыслям, ведь спешить ему и правда было некуда: Конан ещё не вернулась, и приступать к финальной части его плана пока рано. – Если ты располагаешь временем, я расскажу тебе всё с самого начала. - Я слушаю, – ответил Наруто, подняв на собеседника ясный взгляд. - Следует, наверное, начать с того, что своих родителей я почти не знал, – неторопливо произнёс Нагато, прокашлявшись и переводя дыхание. То, что он собирался рассказать сейчас этому незадачливому, вспыльчивому пареньку, у которого в одно ухо влетит, из другого вылетит, знали только Итачи и Конан, однако почему-то он чувствовал правильность и неизбежность всего происходящего. Словно кто-то вёл его за руку, нарочно подбирая за него слова. Как только Нагато устало прикрыл глаза, память мгновенно нарисовала знакомые картины и события. Он едва помнил своих настоящих родителей. Добрую улыбку матери, обнимающие его тёплые руки, и длинные густые пряди её алых волос, которые он сжимал в маленьких кулачках, сухую щетинистую щёку отца, которой он прижимался к нему, когда возвращался вечером домой, окружённые морщинками глаза, смотревшие на него со странной смесью нежности и гордости. Запах свежести и дождя, которым пах родной дом. Тот человек пришёл в их семью через несколько месяцев после начала войны. Долго говорил о чём-то с родителями на кухне, пока Нагато, сжавшись в комочек под одеялом, прислушивался к рваным фразам, доносившимся через приоткрытую дверь. Потом его подняли среди ночи. Мама плакала и просила её не забывать, отец сжал крепкой ладонью его плечико и сказал, что они делают это только ради его блага, чтобы на время войны он был в безопасности. Что Нагато должен быть сильным и смелым, как настоящий мужчина. И что он обязательно рано или поздно вернётся домой, и они снова будут вместе. То, что тот человек с длинными седыми волосами и морщинистыми руками вовсе не планировал возвращать его родителям, Нагато понял гораздо позже. Когда его привели в сырую пещеру, полную каких-то странных растений, он, кажется, долго плакал, а потом сильно болел. Во всяком случае, единственное, что он помнил, помимо острой тоски по дому и отчаянного желания вернуться к родителям, была сильная головная боль, отдававшая резью в глазах, такая сильная, что казалось, глаза проткнули раскалёнными прутьями. Вслед за болью пришёл страх, потому что какое-то время он не мог видеть, и только слушал приглушённые голоса двух человек, которые обсуждали его состояние. То, что он увидел, когда зрение восстановилось, навсегда засело в его памяти и не раз потом являлось ему в кошмарных снах. Высоким и капризным голосом говорило странного вида существо с абсолютно белой кожей, левая часть тела которого повторяла очертания человека, а правая была больше похожа на побеги какого-то растения. А тихий и хрипловатый голос и неизменно приказной тон принадлежали тому, кто на протяжении следующих семи лет стал его наставником, – Учихе Мадаре. - Учиха Мадара? – удивлённо вытаращился Наруто. – Это разве не тот дед, который вытесан в скале в Долине Свершения? Он разве не в гробу? - После битвы с Сенджу Хаширамой в Долине Свершения Учиха Мадара не умер, – продолжил Нагато. – Что касается его нынешнего состояния, то я не могу сказать точно, но полагаю, что он мёртв. - Зачем ты ему понадобился? – спросил Наруто, не на шутку заинтересовавшись. - Я задавал себе этот вопрос каждый день и каждую ночь все семь лет, что провёл в той пещере. Учиху Мадару нельзя было назвать любящим опекуном, скорее строгим воспитателем. После того как Нагато оправился после болезни, он принялся рассказывать ему об истории и географии мира шиноби, учил грамоте и письменности, требовал безупречного поведения и прилежания. И настойчиво вкладывал в детскую голову идею о том, что он, Нагато, избранный, и ему по величайшей милости досталась огромная сила, которая рано или поздно будет полезна его благодетелю. Нагато догадывался, что сила эта заключалась в глазах, потому что нередко он просыпался по ночам от того, что Мадара, вероятно, страдавший бессонницей, гладил сухими пальцами его прикрытые веки. С каждым днём узнавая новые и новые подробности об устройстве жизни в странной пещере, Нагато начал не на шутку бояться её обитателей. Белое существо, Зецу, находилось при нём постоянно, трещало без перерыва, а как только Нагато исполнилось десять лет, назойливо принялось учить его азартным играм втайне от Мадары. Сам Учиха старел едва ли не с каждым днём, и в один прекрасный момент Нагато увидел, как старик соединяет собственное тело с огромной статуей, словно вросшей в стену пещеры, при помощи странной гибкой трубки. И это было уже не то что страшно, а просто жутко. До стынущей в жилах крови и дрожащих пальцев. Вместе с растущим страхом, где-то глубоко зрел план побега. Нагато наблюдал. Запоминал распорядок дня, изучал поведение Зецу, даже пробовал измерить длину трубки, чтобы очертить радиус передвижения Мадары. Пытался узнать, в чём же заключалась пресловутая сила его глаз. Учиха отмалчивался, обещал рассказать всё подробно, научить всему, как только мальчику исполнится двенадцать. Однако шанс убежать представился раньше. Они с Зецу возвращались с ежедневной прогулки на полчаса позже. Старик с самого утра был не в духе и постоянно ворчал, а за нарушение режима и вовсе сорвался на сиплый крик, в едких и язвительных выражениях сообщив Нагато, что он, будучи осенённым величайшей милостью, обязан неукоснительно соблюдать правила и не позволять себе больше подобных выходок. Мальчик помнил только, как сжал до хруста кулаки и вскинул ненавидящий взгляд на своего воспитателя, а потом всё в поле зрения будто бы поплыло в дымке, глаза заболели до такой степени, что он зажмурился и, кажется, упал. Когда он очнулся, Мадара лежал на полу лицом вниз, а Зецу испуганно жался к стене. Он не сразу понял, что произошло, но старик явно не подавал признаков жизни. Осознание, что он, вероятно, только что убил человека, сковало все внутренности ледяным холодом. Нагато испуганно переглянулся со своим тюремщиком, судорожно выдохнул и бросился к оставшемуся открытым выходу на поверхность. Он бежал не разбирая дороги, пока хватало силы. Бежал от ненавистного надоедливого тюремщика, от извращенца-воспитателя, от проклятой пещеры и от своего постыдного, ужасного, непростительного поступка. У него никогда не было даже мысли о том, чтобы убить старика, он просто хотел сбежать и вернуться домой. А теперь осознание того, что он убийца, доводило до тошноты. Он даже сомневался, захотят ли его родители видеть его, узнав о том, что он натворил. Но пути было только два. Либо обратно в пещеру, либо домой. Он мысленно повторял название своей родной деревни и имена родителей трижды каждый вечер, засыпая, и трижды каждое утро, просыпаясь. Боялся забыть и потерять последнее связующее звено, дававшее призрачную надежду на возвращение домой. Оставалось только найти хотя бы одну живую душу, которая могла бы сообщить ему, в каком направлении и как долго ему нужно было идти. А повсюду до сих пор шла война. Нагато едва удалось добраться да немногочисленной деревеньки, где его согласились накормить и указать направление, если он готов будет заплатить. У него не было ничего, кроме драгоценного ожерелья, которое некогда надел на него Мадара с наставлением беречь безделушку как зеницу ока. Три камня драгоценной яшмы, нанизанные на золотую цепочку. Нагато тогда сохранил только камни, отдав цепочку трактирщику. Родную деревню он нашёл полностью разрушенной, долгожданный домашний очаг – разнесённым в щепки, а родителей – похороненными в братской могиле. Отчаяние ударило тяжёлым обухом по голове. Он остался один, никому не нужный, заброшенный и потерянный. Пытаясь следовать последнему наставлению отца, что надо быть сильным и стойким, сунулся в соседнюю деревню, надеясь поступить на какую-нибудь работу, но везде отказывали, закрывая двери перед самым носом. И тогда просто опустились руки. Нагато отчётливо помнил, как лёг прямо на дороге, прижавшись щекой к влажной земле, ловя губами падавшие с неба тяжёлые капли, с одним единственным желанием – заснуть и больше никогда не просыпаться. Из долгожданного небытия его вытянуло лёгкое прикосновение к плечу и неожиданно переставшая хлестать по лицу вода. Приоткрыв один глаз, он увидел ту, которая впоследствии станет причиной, целью и смыслом всех его поступков, перед которой всё меркло и теряло какое-либо значение. Её звали Конан, она пахла дождём, свежим хлебом и мокрой бумагой, у неё были удивительные глаза цвета тёмного янтаря, мягкие тёплые ладони, которыми она гладила его по голове, помогая подняться, добрая улыбка и звонкий голос. Конан привела его в другую пещеру, которая была совершенно не похожа на ту, в которой он вырос. Там было светло и тепло от разведённого костра и многочисленных фонарей, в огромных коробках и тюках была складирована провизия, а за приспособленным в качестве небольшого столика камнем с важным видом восседал рыжий парнишка, записывая что-то в потрёпанную тетрадь. И Нагато достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что Яхико, этот худой парень с горящими карими глазами, был просто рождён для того, чтобы менять людей, вдохновлять, вести за собой. Он был словно солнце, в лучах которого хотелось греться, к которому хотелось тянуться и быть причастным ко всем его грандиозным планам, быть заодно. И пусть даже Нагато с самого начала не слишком нравилась жизнь, в которой им приходилось беспринципно хитрить, обманывать и воровать, чтобы прокормить себя, того, что Яхико каким-то образом находил этому оправдание, поддерживал, руководил, было достаточно, чтобы смириться и быть счастливым. Просто оттого что они трое вместе. Просто оттого что с ними было так тепло, как когда-то было дома. Через некоторое время война добралась и до их уютного гнёздышка, возникла необходимость себя защищать, и Яхико загорелся идеей стать ниндзя. Пропадал на несколько часов и возвращался, гордо размахивая добытым с покинутого шиноби враждующих стран поля боя трофеем – кунаем, шурикеном или катаной. Конан смеялась, но на всякий случай ловила приблудившегося к ним щенка и держала его на руках, пока Яхико не успокоится. А Нагато рассеянно улыбался и упорно молчал о том, что он знал о мире шиноби. Яхико решил сниматься с места, когда боевые действия стали всё чаще задевать небольшую деревеньку, возле которой находилась их пещера. В тот вечер взрывной волной убило пса и даже задело пытавшуюся вытащить несчастное животное Конан. Нагато было страшновато покидать пусть не совсем безопасное, но уже обжитое жилище и налаженный быт, но ни он, ни Конан никогда не сомневались в правильности решений Яхико. Они встретили Джирайю-сенсея и его товарищей по команде после нескольких недель длительного путешествия и следовали за ними до тех пор, пока саннин не согласился обучать их нинджуцу. С появлением в их жизни Джирайи они все обрели домашний очаг, и каждый получил что-то своё: Яхико – долгожданные тренировки и «мужские» шуточки, суть которых оставалась для остальных тайной за семью печатями, Конан – надёжную защиту, почти отеческую любовь и благодарный, в отличие от колючих мальчишек, объект её нежности и заботы, а Нагато… Нагато получил понимающего наставника, с которым можно было поговорить о том, что страшно было произносить даже в мыслях. - Ты рассказал Извращенцу про этого деда-Мадару? – поинтересовался Наруто, усаживаясь поудобнее и опираясь спиной о стену. - Нет, – ответил собеседник, опустив голову. – И возможно, это было одной из самых больших моих ошибок. - Почему ты не рассказал? – допытывался Удзумаки. Нагато впоследствии долго рассуждал над этим и пришёл к выводу, что причиной был страх. Он боялся сказать Яхико, потому что не хотел потерять его уважение, боялся признаться Джирайе, потому что не хотел, чтобы учитель считал его убийцей, и уж точно готов был расшибиться в лепёшку, чтобы об этой постыдной странице его прошлого не узнала Конан. Он хорошо помнил тот вечер, когда чуть было не рассказал обо всём сенсею. Тогда они с Яхико возвращались после рыбалки и нарвались на двоих куда более опытных, чем тринадцатилетние мальчишки, шиноби из Скрытого Камня, один из которых едва не убил Яхико. Тогда Нагато второй раз увидел странную дымку перед глазами и ощутил поднимавшуюся откуда-то из глубины вместе с гневом и злостью чудовищную силу. Тогда он снова убил. Никто не осуждал его. Яхико, кажется, даже немного завидовал тому, что Нагато спас его, ну, или тому, как сочувственно и нежно обнимала Конан трясущиеся от напряжения и стыда плечи, прижимаясь щекой к красноволосой голове. А сенсей долго говорил с ним дождливой ночью на дощатой террасе их небольшой хижины. О том, что в желании защитить друзей нет ничего плохого, о том, что сам бы поступил так же, о том, что убийство врага в мире шиноби, к сожалению, не является таким уж преступлением. Нагато молчал, пряча слёзы, подбирая слова, чтобы рассказать всё. Про Мадару, про эти проклятые глаза и про побег. Но не успел. Потому что тогда между ним и учителем появилось Пророчество. Джирайя рассказал ему о старой жабе-провидице, которая, якобы, предсказала ему, что он будет обучать величайшего шиноби, который впоследствии спасёт мир от войн. И Джирайя был уверен, что Нагато, которому были дарованы глаза Рикудо, и был тем учеником. Убеждал, доказывал и внушал, пока Нагато не проникся идеей мира и не почувствовал себя обязанным воплотить мечты учителя в жизнь. И Нагато воплощал по мере сил, даже когда Джирайя оставил их, вернувшись в Коноху и подарив ему на память книгу о храбром шиноби, который боролся за справедливость и взаимопонимание. На обратной стороне обложки было посвящение ему, ученику, который когда-то поклялся найти мир, схватить и никогда не отпускать. Сказанная в юношеском запале фраза, которую учитель запомнил и сделал эпиграфом. Постепенно неуёмная энергия Яхико, его умение убеждать, его лидерские качества начали привлекать к их троице безумцев, вознамерившихся установить мир на всём континенте в разгар Третьей войны шиноби, всё новых и новых сподвижников. Они стали именовать себя Акацки, символизируя рассвет нового мира без войн, унижений, убийств и боли. Нагато был почти счастлив. Он двигался к обозначенной учителем светлой цели, рука об руку с верными друзьями, они одерживали победу за победой, и вскоре почти весь Скрытый Дождь говорил о молодой, набиравшей силу организации. - Эй, подожди! – воскликнул Наруто. – Так Акацки что, изначально боролись за мир? - Целью организации всегда была справедливость для всех, а не для отдельно взятой нации. Яхико тяжело переживал унижения и бедствия, которые приходилось тогда терпеть Дождю, оказавшемуся полем битвы Камня, Листа и Песка, – подтвердил Нагато. – Мы должны были стать «мостом к миру». Так говорил Яхико. И в это верили мы все. До тех пор пока… – он хрипло закашлялся. - До тех пор пока что? Что случилось? Нагато никогда не забудет этот день. Хлеставшие по лицу струи дождя, они с Яхико, стоявшие на земле, подняв головы, вцепившись взглядом в вершину небольшого обрыва, где Хандзо Саламандра удерживал Конан. Жестокий приказ и брошенный ему под ноги кунай. Нагато никогда не думал, что ему придётся выбирать между ними. Он сжимал в кулаке рукоятку куная с твёрдым намерением пропороть живот себе, лишь бы не делать этот жуткий выбор. А дальше всё было как в тумане: стремительно бледнеющее лицо Яхико, алая струйка крови, стекающая с дрожащих губ, последние слова друга о том, что он, Нагато, мессия, и должен стать мостом к миру. Слёзы и крик Конан, надрывающие ему сердце. Злость, обида и отчаяние. И первая из двух техник, которым успел его обучить Мадара. Призыв Гедо Мазо, после которого Нагато уже ничего не помнил. - И ты всех их перебил? – открыл рот Наруто. - Всех, кто не успел сбежать, – ответил Нагато, одарив слушателя тяжёлым взглядом, – а тех, кто успел, нашёл и убил позже. - Отомстил, значит, – Удзумаки снова потупился. - Именно так. В тот день я понял, что идеалы Джирайи не имеют ничего общего с реальным миром. Это утопия, которая никогда не может быть реализована. Более того, если бы мы не боролись за мир во всём мире, Яхико был бы жив. Мы были бы вместе. Тогда я поклялся, что смогу защитить дорогих мне людей любой ценой и никогда больше не потеряю то, что осталось у меня. Наруто молчал некоторое время, не поднимал голову, только рассеяно водил ладонью по полу импровизированного убежища Акацки. - Знаешь, мы действительно с тобой очень похожи, – заговорил он тихим голосом, заставившим Нагато напряжённо прислушиваться. – Я тоже не знал родителей, они умерли в день, когда я родился. И вот только недавно… Впрочем, неважно, я хотел другое сказать. Я рос один, у меня никого не было, и я был никому не нужен. – Удзумаки поднялся, опершись рукой о коленку. – Я тоже потерял друга. Он не умер, но перешёл на сторону врага. Даже не знаю, что хуже. – Он пожал плечами. – И мне не раз приходилось сражаться, защищая друзей. Я всегда готов отдать за них свою жизнь. За всех вместе или каждого в отдельности, это неважно. – Он вздохнул, посмотрев на собеседника долгим серьёзным взглядом. – Но есть и различия, – наконец сказал он. – Я смог подружиться с врагом, простить предательство, завоевать доверие. А всё потому, что я не отступил от выбранного пути, ни разу не отрёкся от своей цели. Потому что я верил, что если буду стараться, смогу добиться чего угодно. Я не сомневался. И сейчас я тоже не сомневаюсь. Я не знаю, как и когда, но я уверен, что смогу воплотить в жизнь мечту Извращенца, чего бы мне это ни стоило. Я не отступлю. Таков мой путь ниндзя! Нагато смотрел в ясные небесно-голубые глаза какое-то время, пытаясь понять причину, по которой у него на душе становилось легче с каждым словом, которое Наруто выкрикивал ему в лицо. Он вдруг ощутил, что избавился от груза ответственности, который много лет назад возложил на его тогда ещё угловатые плечи Джирайя-сенсей и который, что бы он ни говорил, он ощущал всё это время. И от груза вины тоже. Вины за то, что не оправдал надежд учителя и обманул доверие друга. Горевший в глазах Наруто азарт, звеневшая в голосе уверенность заставляли верить его словам даже вопреки доводам разума. И Нагато поверил, как когда-то поверил Яхико. Верил, как будто ему снова было тринадцать лет. В голове наступила давно забытая ясность и чёткость. И в конце концов, ведь героя той книги, что оставил ему Джирайя-сенсей, звали… Знакомый шелест бумаги как всегда заставил его слегка улыбнуться. Белые листочки нескончаемой вереницей влетели в едва заметную щёлку в стволе дерева над его головой. Нагато завороженно наблюдал, как они, словно бабочки, кружились в тонком луче света, склеивались друг с другом, пока наконец перед ним не появилась Конан. Озабоченно сведя на переносице брови, она посмотрела на растерявшегося Наруто, а затем перевела вопросительный взгляд на Нагато. - Познакомься, Конан, это Удзумаки Наруто, – проговорил тот. - Что это значит, Нагато? Зачем он здесь? – Глаза цвета тёмного янтаря обеспокоенно смотрели на товарища, а за её спиной зашелестели складывающиеся для молниеносной атаки листочки. - Я пришёл поговорить, – уверенно ответил Наруто. – Я не причиню вам вреда. Теперь нет. - Ты, может быть, и нет, но те шиноби, что стоят в оцеплении… – не ослабляя защиту, ответила Конан, обернувшись к нему и закрывая массивными бумажными крыльями Нагато. - Они послушают меня, – азартно проговорил Наруто. - Как твоя миссия, Конан? – прервал начавшуюся было перепалку Нагато. - Всё в порядке, как мы и планировали, – Конан взволнованно разглядывала лицо давнего друга. Только её взгляду были заметны неуловимые для постороннего наблюдателя изменения: решительность, проскользнувшая в обычно таком безразличном взгляде, приглушившая обычную тоску и безысходность. Ей показалось, что он стал моложе, увереннее, что он принял важное для себя решение, как будто нашёл выход. Как и всегда бывало, она скорее чувствовала его, чем понимала, на уровне подсознания, интуитивно. И сейчас она была почти уверена, что отговорить его не удастся. - Нагато… – Его имя сорвалось неосознанно. - Прости меня, Конан, я всегда был слишком слабым, чтобы защитить тебя, оградить… - Пожалуйста… – поспешно пробормотала она. - Мне придётся снова на тебя положиться, – снова заговорил он. – Я знаю, что ты позаботишься об Амае. Поэтому мне не так сложно решиться, – он прикрыл глаза на секунду. - Нагато… – прошептала Конан, невесомо коснувшись его руки в бессмысленной попытке остановить. - Это единственный способ, – проговорил он в ответ, отрывисто покачав головой и поспешно отведя взгляд. – Единственно верное решение. - О чём вы говорите, даттебайо? – засуетился блондин. – Какое ещё решение? Что ты собираешься делать, Нагато? - Если бы Джирайе было интересно моё мнение, я бы сказал, что ты – ученик из пророчества. А значит, ещё есть надежда для мира шиноби. Я собираюсь доверить тебе мечту нашего сенсея. И сделать то немногое, что я ещё могу, чтобы если не помочь тебе, то хотя бы исправить то, что успел совершить. – Он внимательно посмотрел в светящиеся в полутьме яркие голубые глаза и продолжил: – Я верну тебе тех, кого отнял, Удзумаки Наруто. Гедо: Ринне-Тенсей – вторая техника, которой обучил его Учиха Мадара.