Кофе стынет

      — Я хочу домой, Сынмин, — не поднимая головы, прошептал Хёнджин.       — Хочешь, я провожу тебя? — участливо поинтересовался Ким, продолжая мягко гладить спину старшего.       — Хочу.       Они вместе в тишине дошли до метро, ехали тоже молча, только иногда Хёнджин тяжело ронял голову на плечо Сынмина, чтобы спрятать не вовремя выступившие на глазах слёзы.       После метро парни разошлись, потому что Хёнджин убедил друга, что хочет побыть один и не раз пообещал, что ничего с собой не сделает и сразу позвонит, если что-то случится или, если ему что-нибудь понадобится, или просто поговорить.       Когда Хёнджин плакал, у Сынмина сам собой запускался режим «опекать и оберегать». Так было почти что с самого дня их знакомства.       Хёнджин вихрем влетел в квартиру, больше всего на свете желая не видеть и не слышать никого из людей, даже если они ничего плохого лично Хёнджину не сделали. И только несколькими минутами позже парень понял, что надолго один он здесь не останется, ведь они уже три месяца живут вместе с Чаном. Значит, Чан скоро вернётся и Хвану придется смотреть на него, придётся снова, как ни в чём не бывало, разговаривать с ним и вот это вот всё… как раньше...       Но «как раньше», возможно, для них двоих уже никогда не будет. Потому что Чан всё испортил. Чан встречается с девушкой втайне от своего парня! И, ладно бы, просто с какой-то девушкой... Но с бывшей?!       Хотя, почему «ладно бы»?       Это нихрена не «ладно» в любом случае!       Крис хочет уйти от своего парня к ДЕВУШКЕ! Если уже не ушёл... Значит ли это, что Хёнджин не достаточно дал Чану в этих отношениях? Значит ли, что Чан встречался с Хваном в качестве эксперимента? Ведь до Хёнджина у него не было парней, только девушка — Ю Данби, та, с которой он зависает сейчас в кино на другом конце города за неделю до первой годовщины отношений со своим парнем...       Новый поток слёз на время ослепил Хвана. Это были слёзы самой настоящей безысходности, ведь Хван просто не мог представить себе жизнь без Чана. Парню казалось, будто его разбили на миллион мельчайших осколков, которые теперь ни один, даже самый талантливый мастер не сумеет собрать.       Хёнджин пулей вылетел на кухню — нужно выпить воды и успокоиться. Чан говорил, что лучше не решать ничего на эмоциях...       Чан! Чан! Чан?       Вся жизнь Хёнджина вертится вокруг Чана, и он наивно верил в то, что старший любит его так же сильно и бесповоротно...       Брюнет сжал зубами края чёрной кружки, на которой, оплетая блестящие тёмные стенки хвостами, играли две белоснежные ласки...       Парни тогда сидели на уютном пятнистом, черепаховой расцветки, пледе посреди зеленеющего газона в парке и болтали о всякой ерунде, провожая последний день весны, а Чан смотрел на Хёнджина так, будто видел в нём целую вселенную. Он слушал глупый рассказ о недавнем выпускном Хвана так внимательно и вдумчиво, как нечто, интереснее чего он никогда не слышал...       — Хёнджин... — стесняясь и даже пряча глаза, тихо позвал его Чан.       — Что?       — У меня есть кое-что для тебя, — со счастливой улыбкой Крис принялся рыться в своём глубоком почти безразмерном портфеле, а через несколько секунд осторожно вынул оттуда перевязанный широкой красной лентой мешочек из крафтовой бумаги и протянул его Хёнджину, — вот, держи, — глупо хихикнул он.       — Что это, Чан? — Хван принял из рук старшего пакет и повертел его, рассматривая со всех сторон.       — Подарок, наверное? — неловко засмеялся Крис, запустив пальцы в свои тогда ещё каштановые, но всё такие же кудрявые волосы.       — Чаааан-и, тебе не стоило... — вмиг засмущался Хёнджин, придвигаясь ближе в Бану.       — Но мне очень хотелось.       — А, ну, вот это другое дело, — засмеялся младший и аккуратно потянул за ленточку.       Внутри слегка помятой упаковки пряталась та самая черная кружка с двумя милыми ласками.       — Ты похож на этого зверька, весь такой мягкий пушистый и милый, что тебя так и хочется гладить, обнимать и защищать, — пряча глаза в зелёной траве, признался тогда Чан.       А потом Хёнджин наклонился ближе и, не сдержав переполняющего его умиления, неуверенно коснулся тёплых губ Криса своими.       — Спасибо! — прошептал он, а в ответ получил уже более смелый, но всё ещё почти невинный поцелуй Чана...       После они постепенно начали сближаться всё больше и больше и вскоре сами не заметили, как их отношения вышли уже далеко за рамки просто дружеских и стали чем-то неизмеримо бо́льшим...       Тот день они потом и стали считать началом их отношений.       Отношений, которые сейчас уже почти покоятся в руинах разрушенные руками Чана.       Хёнджин размахнулся и со всей силы швырнул кружку на пол, наблюдая, как та разлетелась по бежевому линолеуму крошечными чёрно-белыми пятнами. Безумная улыбка искривила лицо Хвана, он схватил с полки и другую посуду — этот набор они выбирали уже вместе с Чаном, когда только съехались и начали обживать эту квартирку...       Посуда полетела вслед за подаренной Чаном кружкой, со звоном и треском укрывая пол разноцветными витражами осколков...       Так и надо.       Если Чан уничтожил их отношения, то Хёнджин хотел уничтожить всё, что могло напоминать о них.       Горячие слёзы капали прямо на толстовку Чана, в которой Хёнджин счастливый уезжал ещё этим утром... Парень прикрыл глаза, чтобы хотя бы попытаться успокоиться, но, как на зло, снова вспомнил эту Ю Данби.       Как она была рада видеть Чана... У неё даже глаза засветились так, что и издалека ослепнуть можно было.       А как Чан хотел с ней увидеться... Даже Сынмина каким-то образом перевёл из одного города в другой, лишь бы тот отвлёк внимание Хёнджина на себя до конца дня... Вот бы узнать, как давно Бан запланировал всё это...       А если они так и не прекращали общения, а расставание вообще было не настоящим?..       Хван резко стянул с себя толстовку, которую уже давно нагло приватизировал, бросил её на пол и несколько раз хорошенько прошёлся по ней кроссовками, а после со злостью запихал её в сливной бачок унитаза, чтоб ей там утопиться!       Они сидели на мягком, ещё теплом после дневной жары белом песке и любовались чернеющей водой, что шла рябью точно заговорённое зеркало...       — Джини, ты совсем замёрз, милый! — обеспокоенный Чан быстро стянул с себя ту самую толстовку и протянул её сидящему в одной простой фиолетовой рубашке Хвану. — Вот, надень.       — Чан, я в порядке. Здесь ни капли не холодно, — пытался отнекиваться младший, откровенно стуча зубами от холода.       — Ничего не хочу слышать! — заявил Крис. — Или ты надеваешь кофту прямо сейчас, или я вызываю такси, и мы едем по домам.       — Но ведь середина лета на улице, Чан-а... — Хёнджин обворожительно улыбнулся — очередная, часто успешная, попытка убедить старшего.       Но в этот раз она не сработала, а Чан только недовольно покачал головой и накинул кофту на спину своего парня, завязав рукава в слабый узел, чтобы не спадывала:       — Хотя бы так, — прокомментировал он свои действия.       — Лааааднооо, — полунедовольно протянул Хёнджин, всё-таки надевая черную толстовку Бана и расплываясь клубничным желе от ощущения такого необходимого тепла с ароматом Бан Чана, который больше не выпускал парня из своих объятий тем вечером.       В такси они ехали тоже в обнимку до самого дома Хвана, а Крис потом долго не хотел выпускать уже почти спящего Хёнджина из тёплых обнимашек на холодную улицу и в итоге проводил до самой двери в общежитие…       С тех пор толстовка принадлежала Хёнджину. Но, похоже, так считал только Хван, ведь Крис, даже до сегодняшнего дня, упорно продолжал после стирки класть эту кофту на свою полку. И потом по целых десять или пятнадцать минут продолжал наивно искать её по всей квартире, пока не находил потеряшку на своём парне, чьи губы каждый раз прелестно изгибались в самодовольно-злорадной ухмылке.       А заканчивалось это всё неизбежно долгими поцелуями и тёплыми объятиями...       Всё.       Хёнджин не мог больше ни секунды оставаться в этой квартире.       Здесь каждый сантиметр пространства, каждая складочка на уютной кровати и каждая невидимая пылинка так и кричали ему о Чане. Всё было пропитано Чаном. Его запахом его аурой... Им самим.       Это так тяжело — находится здесь, зная, что этот человек разрушил то, что они оба так усердно строили почти целый год...       Это невыносимо!       Парень, бросился к шкафу с вещами, что стоял в спальне, достал из-под него приличных размеров чемодан и принялся, как попало, скидывать в него свои вещи.       Он решил. Он уедет отсюда. Пока, может, поживёт у родителей, а потом, возможно, ему удастся вернуть себе комнату в общаге, от которой он отказался почти сразу, как они с Чаном съехались...       Снова этот Чан! Сколько можно!       Не думая, Хёнджин вывалил прямо на пол гору вещей Бана и стал, кротиком перекапывать эту кучу в поисках нескольких своих вещей, вроде берета, который Чана мама подарила ему на день рождения, или джинсов, которые Хван дал Чану поносить несколько дней назад...       Одежда разлеталась по комнате, а коричневый чемодан с наклейкой-солнышком на пузатом боку постепенно наполнялся кое-как сложенными вещами Хвана.       За своими поспешными сборами Хёнджин совсем не услышал, как несколько раз пиликнул кодовый замок на двери, пропуская в квартиру запыхавшегося и немного взвинченного Бана. Только когда дверь с оглушающим щелчком закрылась за спиной Чана, Хёнджин замер.       — Джини, ты здесь? — тихо позвал Крис.       Сердце Хвана от этого родного и всё такого же тёплого голоса разболелось с новой силой, а уже высохшие слёзы рекой хлынули из уставших и покрасневших глаз.       — Хёнджин-а? — Хван слышал, как Чан разулся и прошёл в их общую гостиную, где на мягком пушистом и почти детском светло-зелёном ковре валялись брошенные ножницы, а рядом кучкой лежало порезанное на мелкие лоскутки трехцветное постельное бельё, похожее по расцветке на летний закат... — Хёнджин-и, милый... — из обеспокоенного и немного растерянного голос Чана стал испуганным и взволнованным.       — Я здесь! — с нотками ненависти крикнул ему из их спальни Хёнджин, вскакивая на ноги и выбегая в коридор, где и столкнулся со своим парнем.       Наверное, теперь уже бывшим...