Кофе стынет

      С минуту парни стояли молча, Хёнджин невольно плакал, больше не обращая внимания на свои слёзы, а Чан стойко, но с беспокойством выдерживал его сверлящий и сочащийся непрекрытой обидой взгляд.       — Джини, что случилось? — Бан попытался обнять своего парня, но тот резко оттолкнул его:       — Ты знаешь, что заводить кого-то на стороне, когда ты уже в отношениях — крайне хреновый поступок?! — зло выплюнул Хван.       — Чего?! — удивлённо переспросил старший, но Хёнджин продолжал:       — Ты обещал мне, что всегда будешь честен со мной, припоминаешь такое? Или тебе напомнить твои слова? «У меня нет ни причин, ни желания лгать тебе, поэтому я хочу и буду всегда говорить тебе только правду», — процитировал он слова старшего.       Несколько месяцев назад эти простые слова так согрели сердце и уши Хёнджина, что он запомнил их буква к букве. И до сегодняшнего дня верил им, ни капли не сомневаясь в человеке, сказавшем это.       Хёнджин замолчал. Он смотрел в любимые глаза и не понимал, что хотел увидеть там. Сожаление? Гнев? Может быть, безразличие, или ненависть?       Что угодно было бы лучше, чем это отражение непонимания и глубокого сожаления...       — Хёнджин-и, милый, ты знаешь, что эти слова всё ещё значат то же, что и семь месяцев назад, — тихо заговорил Чан с виноватой улыбкой. — Пожалуйста, скажи мне, что я сделал не так, мой хороший? Я исправлюсь, слышишь?       — Ты изменил мне, кретин! — закричал Хёнджин, — Никогда больше не называй меня своим. Ты не заслуживаешь этого после всего, что я видел...       Тут Чан улыбнулся, будто что-то для себя понял, и снова попытался достучаться до своего парня:       — Послушай, Джини... — но Хван перебил его не дав и трёх слов связать:       — Я не хочу ничего слышать, предатель! — громче прежнего вскрикнул младший, из его глаз реками полилась новая истерика, а с губ горным потоком сорвалось всё, что терзало сердце парня: — Я же люблю тебя! Почему ты так со мной?! За что?! Что я тебе сделал? Почему ты ушёл от меня?! Почему...       Чан хотел обнять своего Джини, прижать к себе. Погладить его по волосам, как раньше, и сказать, что любит, как и прежде. Так же сильно. Хотел утешить и успокоить, но Хван не подпускал к себе, каждый раз делая шаг назад, стоило Чану лишь попытаться приблизиться.       — Я твой, Хёнджин, — Чан развёл руки в стороны, будто приглашая младшего в свои объятия. — Я принадлежу только тебе, милый. Мне не нужен никто больше, — он остановился посреди коридора спиной к распахнутой двери, ведущей в их спальню, и просто ждал, продолжая говорить: — Я люблю тебя и только тебя. Я никуда не уйду. Я твой. Только твой.       Волна гнева сжала все внутренности Хёнджина, его и без того сбитое, рваное дыхание перехватило от таких сильных негативных эмоций. Он был уверен, что ни разу за всё время их отношений с Чаном так сильно злился на своего парня.       — Ты заявляешь, что принадлежишь только мне, хотя всего пару часов назад обжимался со своей бывшей?! Как лицемерно с твоей стороны говорить такое, глядя мне в глаза! — жгучая обида сжимала сердце Хёнджина и не давала ему мыслить здраво.       — Пожалуйста, выслушай меня, Джини, ты же только себе хуже делаешь, — Чан не оставлял попыток объясниться с младшим и продолжал уверенно повторять: — Я твой и только твой. Я люблю тебя, больше мне никто не нужен. Мне достаточно того, что ты рядом.       Крис изо всех сил пытался говорить спокойно и твердо, чтобы случайно лишним словом не спровоцировать новый всплеск истерики. Но при этом всё, что он говорил, говорил искренне и надеялся передать парню всю глубину своих чувств к нему.       Хёнджин вдруг, как с цепи сорвался. Он налетел на Чана, крепко сдавив его в своих объятиях, наклонился и впился в его губы, до боли кусая их так, что в уголке губ старшего выступила кровь.       — Мой, говоришь? — губы растянулись в истерической улыбке, — Так докажи! — он снова укусил за нижнюю губу и сплюнул на пол каплю чужой крови.       — Я не знаю, как тебе доказать это, но я готов на всё, чтобы ты поверил мне, — Чан бережно гладил напряжённую спину своего парня. — Чего ты хочешь? Я сделаю, что попросишь.       Злость внутри Хенджина забурлила с новой силой. Перед мысленным взором снова встала картина где главным персонажем был его Крис. Теперь Хван до конца жизни будет ненавидеть кинотеатры и торговые центры. А Чан...       Чан, утопающий в слишком нежных объятиях целующей его девушки, и Чан, стоящий перед ним и с уверенным видом доказывающий свою верность, — эти два человека совсем не сочитались в голове Хвана.       — Всё, что угодно, да? — он снова грубо скинул с себя руки старшего и оттолкнул его так сильно, что не ожидавший этого Бан едва не упал, но вовремя вернул равновесие и совсем никак это не прокомментировал. — А если я попрошу тебя прямо сейчас встать передо мной на колени, а? Отсосёшь? Или, может быть, мне стоит трахнуть тебя? Ну, чтоб ты точно не забыл, кому именно принадлежишь, — безумно ухмылялся Хван проходя в спальню в след за влетевшим туда по его вине старшим. — Или ты предпочтешь раздвигать ножки твоей бывшей? Она-то явно выгибается посильнее и стонет громче, да? Ты трахал её? Понравилось? Может тебе надоело заморачиваться с парнем и ты решил снова засовывать в податливую шкуру вроде неё? — Хёнджин уже не контролировал слова, слетающие с его губ, слезы опять струились по его щекам, а ярость узлом сжимала горло.       В обычном состоянии он никогда бы не позволил себе таких грубых высказываний и обвинений, но истерика оборвала последние ниточки, связывающие язык с мозгом. А разбитое сердце и любовь к этому мерзкому человеку только усугубляли положение.       — Я перед тобой, — грустно улыбнулся Крис, всё с той же теплотой смотря в любимые, но теперь стеклянные глаза, — Делай, что хочешь. Я твой. Я согласен на это, если хочешь, — совершенно спокойным голосом сказал он, потратив на этот ответ больше самообладания, чем было в его бесконечном запасе.       Чан всегда был счастлив угодить Хёнджину. Он обожал выполнять все его желания в постели и потом любоваться довольным и разморённым личиком своего красавца... Крис был открыт для всего, чего бы только не захотелось Хвану.       Хёнджин был его первым парнем, и, хоть раньше Чан и экспериментировал сам с собой, но всё же именно Хёнджин по-настоящему открыл для него все возможности такой близости.       Но ситуация, развернувшаяся сейчас, очень напрягала Чана. Они с Хёнджином всегда ценили согласие друг друга, но в нынешнем состоянии Хван вряд ли мог оценить свои реальные желания. Он был в эпицентре очень сильной истерики, в нём кричали злость и собственническое желание заявить свои права на Чана. И Чан понимал это. Но этого было явно недостаточно Хвану для нормального понимания себя. А Крис, хоть и считал сексуальную близость сейчас крайне неуместной, однако полностью отдавал себе отчёт в том, что согласен на неё, если это будет необходимо Хёнджину.       Без лишних слов он стянул с себя футболку, немного поежившись от прохлады в комнате. Сразу после этого Чан стянул с себя и джинсы вместе с боксерами, оставаясь в одних носках, которые он, в прочем, и не собирался снимать, чтобы не тратить лишнее время и не провоцировать и без того психующего Хёнджина на новые грязные высказывания. Отбросив одежду в сторону кровати, он развернулся к окну и упёрся руками в подоконник.       Чан совсем не был возбужден, а собственное обнаженное тело и звенящая натянутая атмосфера никак не способствовали его комфорту.       — Вот так просто? — снова ехидно усмехнулся Хван, проследив за всеми действиями старшего. — Какой же ты доступный, Чан-и! И многим ты так запросто позволяешь поиметь себя? Может я у тебя вовсе и не первый? — слова Хёнджина были пропитаны обидой и ещё ядом, от которого Бан усердно пытался отгородиться и не пропускать его в своё сердце.       Чан решил вообще проигнорировать это высказывание, полностью сосредоточившись на попытках взять себя в руки. Понимание неправильности происходящего оглушало его всё сильнее, но он отчаянно хотел успокоить Хёнджина и убедить его в своей верности.       Ещё одно бесконечное мгновение спустя он услышал, как хлопнула дверца их прикроватной тумбочки, где у них хранились смазка и другие необходимые вещи... Через несколько секунд спины Чана коснулись холодные руки, грубо надавив между лопаток, вынуждая опуститься ниже. И старший не стал сопротивляться. Почти сразу послышался щелчок, а после скользкие холодные пальцы коснулись Чана между ягодиц. Хёнджин слегка помассировал мышцы и скользнул внутрь двумя пальцами.       Чан старался контролировать частоту дыхания, старался расслабить тело, но они никогда не действовали так быстро.       Когда Хёнджин был сверху, он обычно всегда долго готовил Криса, аккуратно наращивая темп. Просил говорить о своих ощущениях и чувствах, подолгу целовал его, зацеловывая даже кончики пальцев.       То, что происходило в данный момент, кардинально отличалось от их предыдущих занятий любовью. Это было слишком грубо, слишком быстро, слишком молчаливо. Чан вполне мог принять сразу два пальца, это не вызывало боли, лишь неприятные ощущения от холодной смазки и растяжения, но это вызывало значительный эмоциональный дискомфорт.       Хёнджин двигал пальцами стараясь как можно быстрее подготовить Чана, едва заботясь об его комфорте. Раньше, когда они растягивали друг друга, это всегда была нежная ласка, приносящая им обоим удовольствие. Сейчас же это лишь необходимая мера, чтобы не пришлось потом отправлять Чана в больницу с разрывами.       Третий палец стал для Чана ещё большей неожиданностью, чем первые два. Он вздрогнул и втянул воздух сквозь сжатые зубы. Его тело напряглось, словно протестуя против этих манипуляций вместо своего хозяина, который, игнорируя боль, сам подался бёдрами назад, насаживаясь на длинные пальцы своего парня. Хёнджин почти нежно погладил спину возлюбленного и невесомо поцеловал в основание шеи, посылая мурашки по позвоночнику и заставляя старшего расслабиться. Движения пальцев слегка замедлились — Хван по привычке давал Крису немного времени, чтобы привыкнуть к ощущениям. И даже за это Бан был искренне благодарен ему:       — Спасибо, милый... — сделав пару глубоких вдохов, тяжело прошептал он.       — Так моей подстилочке нравится боль? — злобно-сладким голосом промурлыкал он, склонившись к самому уху старшего.       — Хёнджин-и, я... — попытался объяснить Чан, но его снова прервали, а пальцы его парня вдруг задвигались в нём, царапая нежные стенки аккуратными ногтями и раз за разом надавливая на простату, от чего старший невольно застонал, крепче вцепившись в подоконник.       Вскоре эта пытка прекратилась, а покрытые розоватой от крови смазкой пальцы Хвана покинули тело Криса. Но, стоило ему только облегчённо выдохнуть, как он почувствовал резкий толчок внутрь и не смог сдержать вскрик боли.       — Как же так? Я думал, тебе нравится такое... — Хёнджин изобразил сожаление в голосе, а сам крепко сжал обеими руками бёдра старшего и снова с силой толкнулся внутрь, вызывая новый болезненный стон.       Бан игнорировал все слова своего парня, просто стараясь расслабиться, чтобы дальше было легче. Он уронил голову на предплечье левой руки, а правой потянулся назад и накрыл своей ладонью влажные пальцы младшего, до боли и, наверняка до синяков, сжимающие его. Чан нежно погладил крепкую хватку на своём правом бедре — это помогло ему хоть немного снять напряжение и следующие толчки, ещё более резкие, теперь принимались же не так болезненно. А потом Хван навалился на него всем телом, заставляя грудью упасть на небольшой подоконник, что теперь больно впивался острым краем в кожу Чана где-то между рёбрами:       — А теперь я хочу чтобы ты стонал для меня, как девчонка на трассе, — прорычал Хёнджин и выпрямился, начав быстрее выбиваться в податливое тело парня и теперь каждый его толчок сопровождался громким стоном старшего.       Чан покорно лежал, как его оставил Хёнджин, и отчаянно выстанывал его имя, с каждым толчком внутри чувствуя, как головка члена младшего грубо проезжается по простате.       Теперь он и сам не понимал, нравится ему это, или нет, ведь эти ощущения заставили его забыть и про боль и про реальность, каждый раз посылая по всему телу космос из мурашек.       Потом Хёнджин снова ускорился, и на глазах Чана выступили слёзы от боли и усталости в перемешку с каким-то диким наслаждением. Ещё через вечность Хван сжал член старшего у основания, не давая ему кончить, а сам ускорился до предела, чувствуя близкую разрядку.       Если бы не руки Хвана, Чан бы и не понял, что тоже возбудился, но теперь от этого становилось только хуже и ещё больнее.       Дальше Чан услышал за спиной довольное мычание младшего, а затем Хван больно укусил его за плечо, ближе к основанию шеи. И Чан почувствовал заполняющую его липкую влагу.       Руки Хёнджина оставили его в покое, а сам он, будто позабыв о своем парне, развернулся и пошёл к кровати.       Чан тяжело поднялся на дрожащих от напряжения ногах, прошёл за своим парнем и заботливо отогнул для него угол одеяла, приглашая отдохнуть.       Хёнджин только молча кивнул, забрался на свою половину кровати, отвернулся спиной к Чану и тут же заснул.       Крис осторожно опустился рядом, стараясь не разбудить младшего. Он долго лежал, борясь с болью в низу живота, смотрел на мерно вздымающаяся спину своего Джини и устало улыбался.       — Моя ты истеричка, — Чан нежно погладил плечо Хвана, затем придвинулся чуть ближе и осторожно обнял спящего парня, который тут же развернулся и доверчиво вжался носом в шею старшего, как делал почти всегда, когда спал. — Всё у нас будет хорошо, верно, милый? — он бережно поцеловал Хёнджина в лоб и прикрыл уставшие глаза.       Из-под ресниц скатились две крупные слезинки и потерялись где-то в тёмных каштановых волосах мирно спящего Хёнджина.