Моя пагубная привычка — убеждать себя в том, что интересные, необычные люди — непременно люди добрые и хорошие. «Тайная история» Донна Тартт
Гарри с трудом проснулся — всю ночь его мучили нервные и тревожные отрывки кошмарного сна: светлые коридоры, пыль в лучах солнца, тонкие белые пальцы, на одном — перстень, черные кудри, часы, тикающие вразнобой, белая голова и ее пустой взгляд. Снилось, что он тащился куда-то в жаркий летний день, а потом оказался перед гробом, где лежала его мать, мертвая и улыбающаяся. Вставать не хотелось. Гарри нашарил очки, которые в беспокойстве сна чуть не уронил с тумбы, надел их и босиком прошел к единственному в комнате узкому арочному окну. Стоял плотный вязкий туман. Он мягко обнимал шпили башен, макушки высоких сосен, квиддичные кольца, размыл темное пятно Запретного леса. Тяжело было поверить, что сон окончен и наступило утро, но тут в соседней комнате завизжал чей-то будильник, кто-то стал ругаться и стучать дверьми, и это странное ощущение пропало. И все равно — в теле застыла какая-то леность, и Гарри собирался на завтрак с большим трудом, как будто быстрые движения причинили бы ему боль. Сначала он пытался пригладить волосы, но во сне он так ворочался, что теперь это казалось чем-то из ряда фантастики. На завтрак он спустился опухший, в одной из своих немногочисленных рубашек. Она, правда, была немного мятой, потому что бытовые чары ему не особо давались, но ему хотелось приодеться. За столом сидели Гермиона и братья Блэки. Завтрак еще не подали. Гарри снова почувствовал нерешительность, но, не дав ей себя одолеть, ускорил шаг и с независимым видом сел напротив Гермионы. — Всем доброе утро! — сказал он громко. — Наш nouvel étudiant! — воскликнул Сириус, прерывая свой тихий разговор с братом. — Это что такое? — недовольно спросил Регулус, ни разу на Гарри не взглянув. — Хорошо, что maman не слышала твоего произношения. И вообще, где артикль? — Разве он нужен? Я сказал «наш»! — На английском! Гарри растерянно наблюдал за их перепалкой. Гермиона и бровью не повела, что-то усердно записывая на пергаменте. — И часто они так? — спросил ее Гарри, наклонившись. Она подняла взгляд и без всякого недовольства из-за того, что ее отвлекли, ответила: — Бывает. Не обращай внимания. На той неделе они спорили, как поставить слово «курос» во множественное число на древне-греческом. — Они знают древне-греческий? — удивился Гарри. — Едва ли. Может, совсем чуть-чуть. Гарри продолжил наблюдать за братьями: Сириус насмешливо отвечал на выпады Регулуса, пристально следя за закипающим братом — теперь они говорили о том, какой артикль сюда можно было поставить, и не могли договориться между un и le. Регулус, до этого казавшийся Гарри тихим и мрачным, покраснел, то и дело взъерошивал черные волнистые волосы и дергал ногой. Сириус, наоборот, расслабленно подпер голову рукой и явно спорил забавы ради. — О нет, опять их разборки, — послышалось за спиной Гарри — он тут же узнал голос Драко. Обернувшись, Гарри встретился со светлым презрительным взглядом. Глаза у Драко были такого оттенка голубого, что можно было подумать, что он слеп или носит линзы, но вкупе с лишенным красок бледным лицом и такими же волосами все смотрелось гармонично. Гарри подумал, что, выйди сейчас Драко в туман, он без проблем растворился бы в нем. Или, если бы Слизнорту понадобился еще один бюст, у Драко можно было бы просто открутить голову и поставить рядышком. Никто бы и не понял, что голова настоящая. — Насчет чего на этот раз? — спросил он, отвернувшись и усевшись от Гарри подальше. — Малфой, вот скажи, в контексте… — начал было Сириус, но Гермиона перебила его: — Если я еще раз услышу эту нелепицу, у меня разболится голова. Сощурившись, она оглядела братьев, и они замолчали. Сириус пожал плечами, стряхнул с насыщенно синей бархатной рубашки несуществующие пылинки и принялся наливать себе в кофе молоко. Регулус поджал тонкие губы и начал ложкой накладывать апельсиновое варенье на овсянку. Повисла тишина, которая была прервана появлением Тома Риддла. Он неспешно зашел в зал, взор его скользил поверх студенческих макушек и устремлялся точно вперед, и Гарри сразу вспомнил истории об императорах Древнего Рима: так бы ровно и невозмутимо мог шествовать Траян после окончательного покорения Дакии. Том сел на свое обычное место и громко всех поприветствовал, в ответ получив нестройный хор голосов — Гарри тоже тихо буркнул «привет», и именно ему достался темный нечитаемый взгляд, который, однако, Том быстро отвел, отвлекшись на уже рассказывающего о Il Principe Никколо Макиавелли Сириуса. Гарри вернулся к своему скону, не пытаясь вникнуть в перипетии отношений Макиавелли и Борджиа. Мысли его лениво закрутились вокруг недавних тревожных снов, вокруг смутных очертаний лица матери. Он едва помнил ее образ, хотя, будучи школьником, получил от Дамблдора альбом с колдографиями ее с отцом (на одной родители стояли, обнявшись, и черно-белые цвета снимка делали их такими далекими от Гарри, от разноцветного, реального мира), долго смотрел на них и запоминал. Странно было думать, что эти незнакомцы, держащие его на руках в младенчестве, когда-то стояли рядом, любили его и дышали так же, как он сейчас. Слизнорт словно провел ладонью по водной глади его застарелой скорби, ставшей такой обыкновенной, как хроническая болезнь или аллергия, которая тебя не тревожит до встречи с раздражителями. Гарри никогда не сможет кому-то рассказывать о своей матери, как ему Слизнорт, потому что она всегда останется для него, как и отец, всего лишь приятной черно-белой мечтой о несбывшемся. Когда завтрак уже подходил к концу, в столовую вбежал Рон и плюхнулся так близко к Гарри, что темно-рыжие от влаги пряди его волос едва не мазнули Гарри по щеке. — Проспал, — сообщил он, уже что-то жуя. Закончив ближайшие блюда, Рон так рьяно потянулся к тарелке со штруделем, что плечи его смешного твидового пиджака полезли вверх к оттопыренным ушам. Гарри заметил, что на локтях пиджак был протерт, но быстро отвел взгляд, засмущавшись собственной наблюдательности. — Что же, puer bellus , — обратился к Гарри Сириус, — не откажешь нам в чести встретиться за вечерним чаепитием в нашей скромной обители? Драко показательно хмыкнул: — Перевожу: пойдем выпьем и вытрясем все твои секретики, — сказал он насмешливо, впервые обращаясь к Гарри без напускного снисхождения. — А во сколько встречаемся? — спросил Рон, успевший умять три яйца, штрудель и два скона. — Мы обращались к Гарри, — ответил Регулус недовольно, — если бы предложение распространялось и на тебя тоже, мы бы сказали скорее «asinus». Сириус хохотнул, Рон по-совиному заморгал, пытаясь переварить, оскорбили его или нет. — Гермиона, — жалобно спросил он, — что значит asinus? Звучит красиво, но у них такие злые лица… Гермиона смерила их троицу недовольным взглядом и ответила: — Прекратите подкалывать Рона, — обратилась она к братьям. — Рон, купи себе словарик. Рон поджал губы. — Они назвали тебя ослом, — милостиво произнес Драко, с явным удовольствием наблюдая, как багровеет лицо Рона. — Сами вы асинусы, — буркнул он, — придурки. Сириус засмеялся, довольный происходящим. Гарри улыбнулся, быстро скрыв улыбку кружкой с чаем. Он посмотрел на Тома (смотреть на него слишком часто было нельзя, иначе все бы догадались… а о чем именно, Гарри не мог сформулировать) — тот оценивающе наблюдал за Сириусом, а потом бросил взгляд и на Гарри — этот взгляд был мимолетным, едва заметным. Гарри остро ощутил свою незначительность и тут же произнес: — А во сколько и где встречаемся? Сириус пустился в объяснения, где им следует пересечься для аппарации. И умудрился незаметно перевести тему на «вербальный код обрядового текста», так что из зала они вышли плечом к плечу — Гарри с расстройством заметил, что уступает Сириусу в росте. Том оказался с другой стороны. И, хотя Сириус шел чуть ли до неприличия близко, именно близость идущего в шаге от него Тома причиняла Гарри дискомфорт. Слова не складывались в предложения, и его собеседнику приходилось довольствоваться короткими «точно подмечено», «интересная мысль» и «про семантику это ты в точку». В какой-то момент Гарри захотелось оттолкнуть Тома, чтобы мысли вернулись на свое законное место, и он перестал изображать из себя идиота. Однако их пути и так разошлись: лекции братьев и Риддла проходили на третьем этаже, а Гарри шел на четвертый. — До вечера, — улыбнулся ему Сириус на прощание, на что Гарри дружелюбно кивнул. «Как же хорошо, — подумал он, — что Тома на вечере не будет». Не сказать даже, что ему нравился Том с его костюмами и идеальной шевелюрой, но в нем было что-то такое, что заставляло жаждать его внимания и ненавидеть себя за это желание. Вернувшись в общежитие, Гарри осознал, что идти к Блэкам, всегда одетым с иголочки (даже Регулус, у которого в одежде de rigueur считался черный цвет, не позволял себе небрежности), в его помятом верхе — идея не из лучших. Он вытащил из глубины шкафа темную рубашку — она валялась скомканная в самом углу, потому что Гарри предпочитал вешать на плечики только мантию, и то только потому, что в сложенном виде она занимала слишком много места. Уложив ее на небрежно расправленное покрывало, Гарри произнес разглаживающие чары. Рубашка едва ли изменилась. Гарри с тоской понял, что ему легче ее испепелить, чем заставить выглядеть прилично, и решил пойти за помощью к Невиллу. На стук дверь приоткрылась почти сразу — судя по всему, Невилл сидел за столом и, не поднимаясь, махнул палочкой, чтобы отпереть замок. Как Гарри тогда и заметил, в комнате было много цветов; вышитые крестиком картины жались друг к другу на стене, а на столе вместе с книгами стояла тарелка с очередным сэндвичем. — О, Гарри, проходи, — добродушно улыбнулся Невилл, оголяя тем самым свои неровные и слишком крупные верхние зубы. Гарри зашел, чуть не споткнувшись о брошенную сумку-почтальонку, и, не решившись присесть на краешек покрытой ярким пледом кровати, стоя изложил суть проблемы. Невилл поднялся со своего места, взял рубашку Гарри в руки и принялся крутить. — По мне, все и так сносно. Гарри покачал головой. — Меня пригласили в гости, — сказал он, — не хочу выглядеть «сносно». — А, — понимающе закивал Невилл, — идешь в гости к леди! Тогда, конечно… Гарри не стал его поправлять, потому что наконец-то вместо разговоров Невилл начал колдовать. Его чары были на порядок лучше, но рубашка, хоть и стала опрятнее, все еще была далека до идеала. Невилл по лицу Гарри понял, что этого недостаточно, и еще раз внимательно осмотрел вещь. — Тут нужен профессионал, — важно сказал он, — стой здесь, сейчас приду. И быстрым пружинистым шагом выбежал за дверь, оставляя Гарри в одиночестве разглядывать горшки с растениями. В некоторых росло что-то обычное и похожее на фиалки или кустовые розы. Такие цветы неподвижно стояли в земле, но в углу притаились и другие: которые беспрестанно извивались или щелкали чем-то, очень отдаленно напоминающее рот. Гарри пробила от последних дрожь, и он отвернулся к стене с картинами — они хотя бы все были неподвижны и как один оптимистичны: схематичные домики, луга, горы и солнце, даже что-то похожее на Хогвартс. — Привет! — раздалось позади. У дверей стояли Невилл и сестра Рона, которую Гарри успел пару раз мельком увидеть и до знакомства с группой Слизнорта, и после. Она часто подбегала к брату на перерывах и просила сигарету, на что Рон ей каждый раз отказывал разными словами: «Погода сегодня слишком дождливая для курения», «девушкам курить нельзя», «ты же недавно купила духи, зачем тогда — чтобы вонять табаком?» и даже «ты же не хочешь, чтобы мама узнала?». Обычно это переходило в ругань, и Гарри не мог понять, была ли она шутливой или серьёзной, но на ужине они иногда махали друг другу и улыбались, словно ничего и не было. — Здравствуй. Джинни, верно? — приветливо произнес Гарри. Джинни деловито кивнула и кокетливо поправила волнистые рыжие локоны. Сходство с братом бросалось в глаза: яркие веснушки на вздернутом носе, тот же оттенок волос и даже мягкие полноватые губы — однако если у Рона последнее смотрелось смешно (Гарри иногда, видя, как Рон хлопает ртом, называл его губы про себя лошадиными, настолько несуразно крупными они ему казались), то у Джинни выглядело гармонично, делая ее еще более миловидной. Неудивительно, что за ней ухлёстывала половина первого курса ее направления — как ему пожаловался Рон. Гарри же не воспринимал ее как девушку, налепив на нее ярлык «сестра друга». — Итак, у вас, мальчики, проблема, — сказала она мягким, но надменным тоном, словно потешаясь. — Боишься отпугнуть девушку мятой рубашкой, Поттер? Гарри умудрился напрочь забыть, что Невилл выдумал его несуществующее свидание. Врать не хотелось, поэтому Гарри неопределенно пожал плечами. Джинни устроило и это. — А как же пиджак? Вечером будет прохладно, у тебя есть приличный пиджак или мантия? — дождавшись его ответа о том, что у него вообще-то да, есть одна мантия, Джинни продолжила: — Если ты о той, что я видела, то второго свидания не будет. Мантия, по мнению Гарри, у него была замечательная, поэтому он даже немного оскорбился. — Ну что поделать, если у меня нет вкуса, — бросил он недовольно и с явным сарказмом. — Ничего-ничего, — отрешенно сказала Джинни, уже накладывая чары на многострадальную рубашку и полностью игнорируя его ядовитый тон. — Я взяла факультативом театральное искусство — могу одолжить тебе один из сценических пиджаков. Потом уж, будь добр, купи что-нибудь приличное. Гарри хотел огрызнуться, мол, почему тогда твой брат ходит в каких-то обносках, но решил не вступать в спор с сестрой нового друга. Тем более он сам ранее ломал голову, насколько смешно будет выглядеть на фоне Блэков. Джинни критично осмотрела рубашку, аккуратно повесила ее на плечики, взятые из шкафа Невилла (в отличие от него, Невилл пользовался плечиками и среди одежды у него царил порядок), а затем выпорхнула из комнаты, приказав им ее ждать. Невилл показал Гарри большой палец и выглядел очень довольным тем, что додумался позвать Джинни. Они перебросились парой фраз об уроках и профессорах. Особенно животрепещущей темой для Невилла стала личность Северуса Снейпа, которого он терпеть не мог, и, судя по рассказам, ненависть эта была взаимной. — Не представляю, как он еще не захлебнулся собственным ядом, — воодушевленно вещал Невилл. — Может, цель всей его жизни — довести до самоубийства как можно больше студентов… В разгар их дискуссии вернулась Джинни, за которой плавно плыл обещанный темно-зеленый пиджак. Он действительно оказался симпатичным, и о его замечательных качествах ему тут же доложила заставившая померить его с рубашкой Джинни: — Это римский силуэт, — докладывала она, — видишь: зауженная талия и широкие плечи. Это чтобы немного… — она замешкалась, — скрыть твою… стройность. — Худощавость, — подсказал ей Гарри. Джинни пожала плечами, почти не смутившись. В итоге образ вышел очень даже приличным — Гарри действительно выглядел мужественнее и при этом аристократичнее. В этом не стыдно было пойти и к Блэкам, и на выдуманное свидание. Налюбовавшись своим творением, Джинни его отпустила, попросив вернуть пиджак на следующий день вечером. Невилл отвесил ему неловкие старческие комплименты («хоть сейчас идти под венец, Гарри») и, мягко пожав ему руку, выпроводил из комнаты.***
Встретиться они договорились в Хогсмиде — Гарри стоял под козырьком магазина, скрывшись от неприятного моросящего дождя, и ждал Блэков для аппарации. Их дом был в небольшом отдалении от деревни, и можно было дойти туда пешком, если бы не погода. Время подходило к семи. Гарри периодически бросал взгляд на свое отражение на витрине и поражался, как же иначе он выглядел в пиджаке. — Любуешься? — насмешливо прозвучало сзади. Сириус стоял на мокрой брусчатке у магазина, наколдовав невидимый зонтик над головой, и курил. Влажные волосы завитками лежали на скулах и щеках, делая его лицо еще более вытянутым и узким. Гарри неопределенно пожал плечами, но Сириус и не ждал от него ответа. Он докурил, палочкой испепелил окурок и галантно протянул ладонь Гарри. Тот залип на выглядывающую из-под мантии полупрозрачную рубашку с бархатными узорами, прежде чем опомнился и вложил свою руку в его. Их тут же утащило в вихрь аппарации. Выплюнуло их прямо у дома — Гарри никогда раньше не видел похожих. Дом притаился в лесу, и сосны зловеще нависали над остроконечными шпилями его башенок. Вход украшали покрытые в темный цвет колонны, высокая нескошенная трава росла по бокам узкой каменной дорожки. Лунный свет подсвечивал это несуразно громоздкое здание, и тени от сосен кружились по переднему фасаду, подчиняясь порывам ветра. Гарри подумалось, что дом должен быть иллюстрацией в книге, но никак не существовать в реальности. Сириус уже ушел вперед, и Гарри пришлось его догонять. Они поднялись по двум поросшим мхом ступеням, и, толкнув черную дверь с вычурным молотком в виде змеи, оказались в полутемной узкой прихожей. Гарри вертел головой, пытаясь запомнить все детали: лестницу на второй этаж с резными перилами, высокий потолок, запах сладкого сигаретного дыма, картины, которые висели вразнобой — некоторые были завешены, и оттуда доносился чей-то бубнеж. — Убрать нам ничего не дает мама, — пояснил Сириус, — этот дом считается прибежищем всех студентов Блэков, здесь жили мои кузины Нарцисса, Белла и Андромеда — о последней мы при родителях не говорим. — Он подмигнул и продолжил: — Здесь висят многие портреты. Они все время ворчат о благородстве семьи и о том, что мы его вечно порочим нашими полукровными гостями. Вот и пришлось их занавесить. Старые зануды. Гарри усмехнулся. С подачи Сириуса дом переставал казаться жутким и все больше вызывал интерес. — Нам повезло, — не прекращал болтать Сириус, — что родители нечасто здесь бывают. Регулус притащил маггловские картины и обеспечил этим маме сердечный приступ. Если она узнает, конечно, — Сириус кивнул на повешенные в хаотичном порядке мрачные картины — особенно Гарри приглянулся натюрморт с неизвестными фруктами, похожими на гранаты, и крохотная застывшая над ними бабочка. — О, оценил, да? — заметил Сириус его интерес. — Рег обожает Адриана Коорта, все эти застывшие плоды и насекомые на темном фоне. — А эта как называется? — спросил Гарри, разглядывая бархатную тьму за неизвестными фруктами. — Три плода мушмулы и бабочка, — ответил Сириус. — Скукота, если спросишь меня. Это Регулусу по нраву рассуждать о natures mortes, а мне по духу всякие пейзажи, например, Пуссена, ну или портреты дам, — он подмигнул, — даже если неподвижные. По гулкой тишине дома раздалась пара драматичных нот, заставившая вздрогнуть Гарри, не ожидавшего такого резкого звука. — О, так и знал, — прокомментировал Сириус, начиная шагать по лестнице вверх. — Рег добрался до музыкальной комнаты. Повезло, что он не пишет пьесы, — обернувшись, оборонил он, — а то вечно сидели бы и слушали предсмертные речи псевдо-шекспировских героев. — Я люблю Шекспира, — произнес Гарри, поднимаясь вслед за Блэком. — Ну конечно любишь, — резко бросил Сириус. — Только прошу, ни слова об этом при моем брате. Иначе я не выдержу рассуждений о Миранде и Фердинанде. Музыкальная комната оказалась просторной, но уютной, хотя черный мраморный камин и показался Гарри сначала схожим с могильной плитой. На мягком ковре валялись исписанные нотами листы, а на резных столиках раскрытые книги. Регулус сидел за роялем. Он прервался, чтобы выпить из стакана нечто, похожее на виски, и тогда заметил Гарри с Сириусом. — Так уже семь, — задумчиво изрек он. — Поттер, — кивнул он Гарри. — Советую сразу плеснуть себе огневиски, иначе болтовню Сириуса не выдержать. Сириус закатил глаза, прошел к стеклянному шкафу из красного дерева, достал два стакана и налил в оба чересчур много, по мнению Гарри, виски. У самого гостя никто не спросил, хочет ли он вообще пить, и Гарри оказался со стаканом в руках прежде, чем успел остановить Блэка. — …кто бы говорил, — спорил с братом Сириус, — Рон в прошлый раз захрапел под твой пересказ Тристана и Изольды. — Он не знал классику, — возразил Регулус, — я должен был его просветить. — Ты назвал Изольду Белорукую Изольдой Белосукой. — Крохотное отклонение. И оно не повлияло на историю. — Может, сыграешь что-нибудь? — вклинился Гарри, чувствуя себя некомфортно при ссоре братьев. Сириус закатил глаза. Регулус одним глотком осушил стакан. — Что тебе хочется? — спросил он слегка заплетающимся языком. — Если бы я попросил, он из вредности не играл бы всю следующую неделю, — доложил старший Блэк Гарри громком шепотом. — После той подставы у тебя нет права голоса! — громко воскликнул Регулус. — Что за подстава? — заинтересовался Гарри. — Ооо, — протянул младший Блэк. — Он всегда был идиотом, знаешь ли. — Да ладно, было смешно. — Тебя выпороли в твои пятнадцать! — Это стоило того. — Ну конечно. — Так что за подстава? — вклинился Гарри, машинально отпивая уже третий глоток от виски. — Сириус притаскивал мне маггловские ноты и выдавал их за композиции волшебных музыкантов. Сириус хохотнул, подошел к сидящему брату, нависнув над ним. Регулус отнял у Сириуса стакан и отхлебнул, буравя его лицо нечитаемым взглядом. — Ты бы видел лица наших родителей, — добавил Блэк, — зря Нарцисса им сказала. Они так восхищались Шопеном! — Очень смешно, — буркнул Регулус. Виски ударило в голову, и у Гарри действительно перед глазами предстали хмурые карикатурные лица родителей Блэков с черными как у сыновей волосами. Они наверняка побагровели, когда все вскрылось. Гарри засмеялся в свой стакан. — Ага, и ты туда же, — возмутился Регулус. — Прости, — выдохнул Гарри, не переставая давиться смехом. — Ты вообще пил когда-нибудь виски? — обеспокоено спросил Сириус. Гарри замотал головой. Братья переглянулись — от этого стало еще смешнее. — Срочно! Сыграй что-нибудь заунывное, — шутливо-истеричным тоном воскликнул Сириус. Гарри опустошил свой стакан, чувствуя себя довольным и согретым, но едва ли пьяным. Потолок над ним с тяжелой люстрой в центре закружился, словно подхваченный невидимыми волнами. — Нет, сыграй что-нибудь красивое, Рег, — скомандовал Гарри, вдруг растеряв ощущение границ между собой и братьями. Регулус пожал плечами, не возмутившись фамильярности (насколько Гарри заметил, Регом его называл только брат), и небрежно начал играть. Сириус прислонился к блестящему боку рояля и замер, прикрыв глаза, а Гарри, отыскав глазами кушетку, добрел до нее и опустился на ее мягкий край. Мелодия была то нежной, то резкой, ноты то пускались вверх, то устремлялись вниз, и Гарри закрыл глаза, наслаждаясь тревожностью беспорядочных аккордов. Привиделась ему комната со спертым воздухом, где у окна стоит жена и наблюдает за гладью волн, а в глубине рвано дышит умирающий Тристан. Он представил корабль, показавшийся из-за горизонта с белым парусом, и оброненное «знай же, что он совсем черный» от Изольды. И сам Гарри то стоял на корабле, качаясь по волнам, то вдруг нависал над ложем умершего героя, в чертах которого вдруг разглядел собственные. Одна мелодия сменила другую. Гарри лежал в полудреме, мучимый жуткими образами, аллегоричными фигурами и высоким черно-белым парусом огромного призрачного судна. — Это Gnossiennes Эрика Сати, — закончив играть, произнес Регулус. — Потрясающе, — изрек Гарри хрипло, очнувшись от мечтаний. — А еще виски есть? Они наполнили свои стаканы, и Гарри с удивлением отметил, что именно тогда вдруг перестал возводить своих новых знакомых на некий пьедестал и сдернул их с него, поставив рядом. Конечно, пройдет еще какое-то время, чтобы это чувство единения укрепилось и перестало зависеть от алкоголя, но начало было положено именно тогда, когда Регулус наигрывал на рояле разные композиции, бросая известные и неизвестные фамилии после каждой, а Сириус, усевшись рядом на кушетку, шептал всякие шутки Гарри на ухо («Под эту я представляю нашего Филча, танцующего чечетку», «эта звучит как пьяный флиртующий Рон — в общем, как сплошное разочарование», «эта такая же драматичная, как мантия профессора Снейпа»). Они чокались стаканами, и Регулус, внезапно заразившись их веселым настроением, стал наигрывать мажорные гаммы, а потом и вовсе уселся рядом и пихал брата всякий раз, когда тот припоминал неловкие моменты их детства. Судя по обрывочным рассказам, семья Блэков была не из простых и явно не из дружных. Мать представлялась Гарри некой дамой из готической литературы, отец, который, видимо, во всем с ней соглашался, часто выпивал и курил трубку в кабинете, обрел в воображении Гарри черты молчаливого персонажа Хемингуэя, потерявшего смысл жизни. Только об Андромеде братья отзывались хорошо — белая ворона семьи, сумевшая порвать все ее догмы, для братьев она являлась символом свободы, их проводником в обычный, маггловский мир. Именно с ее подачи Блэки познакомились и с классическими композиторами, и с современной музыкой, она водила их на маггловские выставки и втихую дарила Шекспира. Гарри она понравилась тут же, по их рассказам, и он пару раз бормотал о том, что хотел бы с ней познакомиться. — Андромеда замужем, дорогой мой друг, — отвечал ему Сириус. Они вышли наружу (свежий воздух нисколько их не отрезвил) и поплелись в сторону озера. — Вы ничего не сказали о моем пиджаке, — пожаловался Гарри, которого вели чуть ли не под руки, хотя сам он этого не осознавал. — Прекрасный пиджак, — ответил ему кто-то — Гарри уже и не понял кто. — В цвет глаз. — Ну вот, другое дело, — довольно пробормотал Гарри. — Ого, ну и красота! Они оказались у причала. Луна была полная и ярко отражалась на зеркальной глади тихого озера, заросли тростника мягко качались на ветру. Гарри повели на пристань и усадили на ее краю — любоваться. — Рег, — обратился к нему Гарри, темная фигура Блэка сливалась с темной гладью, — а прочти нам Шекспира. Сириус говорил, ты любишь. — О нет, — взмолился Сириус, размахивая бутылкой с виски, которую Гарри заметил только сейчас. — Предатель! Настроение у Гарри было лиричное. Регулус отвернулся к зарослям и завел: — Я б здесь, на этой отмели времен, Пожертвовал загробным воздаяньем. Но нас возмездье ждет и на земле. Чуть жизни ты подашь пример кровавый, Она тебе такой же даст урок. Ты в кубок яду льешь, а справедливость Подносит этот яд к твоим губам. — Вы что, пьянствуете и читаете Макбета? — прервал Регулуса чужой голос и скрип досок пристани под чьими-то четкими шагами. Троица обернулась. За ними стоял Том Риддл, насмешливо приподняв левый уголок губ. Гарри тут же захотелось вскочить, но он заставил себя сидеть на месте. — Как видишь, — проговорил Регулус, выхватывая у брата бутылку. — Присоединишься, мой дорогой друг? — добродушно спросил Сириус. Том продолжил стоять над ними, и Гарри становилось все некомфотнее смотреть на него снизу вверх. — Так что там про возмездие? Регулус продолжил декламировать, но Гарри уже его не слушал: все его внимание было сосредоточено на пальцах Тома, которые стучали по бедру в такт стихов, на его крупном перстне, который хотелось рассмотреть поближе, на лакированных туфлях, поблескивавших в лунном свете, и наконец на сосредоточенном лице. Том был словно не из этого времени, а внезапно перенесшийся в настоящее древний философ или словно ожившая скульптура итальянского художника, или строчка сонета... Гарри мог выдумывать сотню сравнений. — Я дальше не помню, — произнес Регулус. — Жаль, — протянул Том, вытаскивая сигарету, — получается у тебя отлично. Братья встали, и Гарри, шатаясь, поднялся следом. — Гарри хвастался своим новым пиджаком, — доложил Сириус, заставляя Гарри покраснеть. — Так что обязательно отвесь ему комплимент. — Тебе идет, — бросил Том, критически осматривая наверняка помятый пиджак. — И вовсе я не хвалился… — пробурчал Гарри. Они зашагали обратно к дому, и Том снова шел чересчур близко. В какой-то момент в руках Гарри оказалась бутылка, и он нервно сделал глоток побольше, чтобы снова расслабиться. Сириус завел с Томом разговор, и Гарри немного отстал, чтобы пойти вровень с Регулусом. — Они близкие друзья, да? — спросил он, стараясь звучать ненавязчиво. — Типа того, — ответил Регулус, задумчиво разглядывая что-то выше их голов. — Что значит «типа того»? — То и значит. Раньше они вообще терпеть друг друга не могли и толком не общались. — А что же изменилось? — Мы об этом не говорим, — ответил Регулус и умолк, что бы Гарри у него ни спрашивал. Вернувшись в дом, они поплелись на небольшую кухоньку и стали заваривать «правильный» чай под надзором Сириуса. Том остался в одной рубашке и закатал ее рукава. Его руки брали чайник, листья, держали палочку, и в кружащемся мире Гарри они стали центром вселенной, единственным четким пятном. Он почти не участвовал в разговоре — они говорили о трактатах по Темной магии, и латинские слова слились в одно магическое заклинание, неизвестное и опасное. — О Мерлин, — вдруг вторгся в его мутные размышления голос, — почему никто не отнял у него виски?! Кто-то вырвал у Гарри бутылку, которая отчего-то оказалась уже пустой, и усадил на стул. — Иногда я жалею, что поговорил со Слизнортом, — проворчали красные губы Тома, — вы что, споить его решили? — Да расслабься, Мерлина ради, — фыркнул Сириус. — Сейчас мы ему чайку нальем, и протрезвеет. — Надеюсь, у вас есть антипохмельное, — продолжил Том. — Аппарировать его нельзя. Гарри усадили за широкий дубовый стол и вручили чашку крепкого эрл грея. Рядом стоял Том и всматривался в его лицо своими внимательными темными глазами. — Том, — прошептал Гарри, внезапно озаботившись одним вопросом. — Том, а ты трахаешься? — Что он там спросил? — громко поинтересовался Блэк, стоящий не так близко, чтобы расслышать шепот. — Ничего, — ответил Том, — чай не помогает, давай отведем тебя спать. Гарри нахмурился, недовольный, что ему так и не ответили, но послушно поплелся куда-то, ведомый Риддлом. От него пахло сигаретным дымом и чем-то терпким и тяжелым. Гарри осторожно пытался прижаться ближе и определить, что это за запах, и чуть не упал с лестницы, но был подхвачен сильными горячими руками. Своеобразное объятие продолжалось всю дорогу по коридору, и Гарри с трудом осознавал, что Том живой и что Том его держит. От его жара плавились и мысли, которые в итоге превратились в сплошное Том-Том-Том. — У тебя что, одеколон? — наконец спросил Гарри у порога темной комнаты. — Нет у меня никакого одеколона, — отмахнулся Том. Гарри расстроено вздохнул, решив, что его обманывают. Его опустили на мягкую кровать и укрыли чересчур холодным пледом. Дали стакан воды с чем-то горьким. — Фу, — скривился Гарри. — Ну что поделать, маленький пьяница, — шутливо произнес Том, издав приятный низкий смешок. — Утром зато будешь бодрым. Гарри кивнул и закрыл глаза. Волны сна все дальше уносили его, смазанное убранство комнаты кружилось вместе с белым лицом Тома. — Спи, puer bellus.