В хорошей плохой компании

– Так, Хазин, просыпаемся. В двести четвёртый кабинет. Петя от незнакомого голоса резко садится – голова болит и немного кружится – и до него доходит, что он не дома. Напротив стоит полноватая медсестра, молодая, но какая-то недобрая. Петя вспоминает. Капли крови вспоминает, тёмные, красиво блестящие, крики матери, содрогающуюся дверь. Потом ничего. Медсестра не уходит, стоит над душой, ждёт. На Пете бордовая пижама – бабушка когда-то дарила на вырост, но Петя, даже когда дорос, носить не стал. Видимо, пригодилась. На запястьях бинты. Понятно. Петя спускает ноги – возле кровати стоят тапки, отцовские, и Петю невольно передёргивает. Но он всё-таки надевает их. Сейчас определённо не лучшее время для выебонов. Медсестра провожает его больничным коридором, освещённым гудящими лампами. Возле двести четвёртого кабинета замирает, стучит. Изнутри раздаётся: «Да!», медсестра распахивает дверь, пропуская Петю внутрь. За столом сидит мужик в белом халате, бородатый, всклокоченный, с мохнатыми бровями. Но нестарый, около тридцати. Мужик смотрит мимо Пети, кивает. Дверь за Петей закрывается. – Так, ну что, присаживайтесь, молодой человек. Мужик – врач – кивает на стул перед заваленным бумагами столом. Петя садится, чёлкой встряхивает. – Значит, зовут меня Игорь Константинович, я заведующий отделением. Петя просто кивает. Какая разница? – Та-а-ак, значит, Хазин Пётр Юрьевич, полных лет пятнадцать... Прекрасно. Ну рассказывайте, Пётр Юрьевич. Петя губы облизывает: – Что. – Ну как? Что у вас случилось? Или вы каждый день таким занимаетесь? Петя смотрит на стопки бумаг на столе у Игоря Константиновича и понятия не имеет, что ему отвечать. Случилось всё. Врач наклоняется в Петину сторону, голос понижает: – Пётр Юрьевич, давайте я поясню, что происходит: вас привезли на скорой, потому что на этом настояла ваша мать. Безопасные бритвы безопасные не потому, что ими порезаться нельзя, а потому, что ими очень сложно сделать это глубоко. По-хорошему, вам бы просто зелёнкой ваши царапины помазали и оставили вас дома, матушке вашей успокоительного выписав. Во-о-от. А дальше начинаются нюансики. Во-первых, я так понимаю, у вас это уже не первая попытка? А во-вторых, раз уж мы вас сюда забрали, кровь на анализ тоже взяли. Догадываетесь, что там? Смотрите, Пётр Юрьевич, я на вашей стороне: матушку вашу домой отправил, хотя она готова была в палате на полу ночевать. Меня из дома выдернули в час ночи, чтобы её успокоить, мне врать пришлось, что у нас карантин по гриппу. А о том, что у вас там в крови нашлось, я никуда пока сообщать не буду. Но только если мы с вами поговорим, как взрослые люди. Петя, наконец, заставляет себя поднять на врача взгляд. Тот смотрит в упор тёплыми карими глазами, ждёт. – Ну типа. С другом поругался. – Вещества с тем же другом употребляли? Петя вздыхает. – Та-а-ак, ну допустим. А в первый раз вы с кем поругались? Петя снова смотрит в стол. – Пётр Юрьевич. Вы же понимаете, что с такой любовью к необъяснимым эпатажным поступкам нам придётся вас на учёт поставить в ПНД. Вам это надо? – Только если можно будет не возвращаться домой. – Норма-а-ально. Так, ну-ка давайте-ка рассказывайте. *** – Хазин, к тебе там пришли. Зовущая Петю медсестра явно не в восторге от необходимости работать дворецким. Петя вздрагивает, отрывается от книжки: Игорь Константинович поделился с ним Лукьяненко, вздохнув: сам не успел прочитать ещё. Петя ему зачем-то всё рассказал тогда. И про мать, и про отца, даже про Бусю, которая больше не бегает, и что кот всю жизнь Петю игнорировал, и что у бабушки было много книг по архитектуре с красивыми картинками. Петя рассказал ему про каратэ и про Дракона. Как тот его домой забрал, и что у него бабушка и дед, и что его родителей убил какой-то мент, и что он разрядник и плавает красиво и быстро, и что у него татуировка на ключице, и прядь розовая, и как ему руку сломали, а он к Пете из больницы сбегал. Игорь Константинович слушал молча, опираясь бородатым лицом в сложенные руки. Хмурился, но Петя на него и не смотрел. В конце сказал, когда Петя затих, не зная, как рассказать, чем кончился поход на тусу: – М-да, Пётр Юрьевич. По-хорошему, я бы к вашим родителям представителей опеки направил. Значит, сделаем так: на недельку вас тут оставлю отдохнуть, родителей к вам пускать не будут, пусть подумают о своём поведении. А дальше надо что-то делать, конечно. Я подумаю. Услышав, что к нему пришли, Петя даже думает, что Игорь Константинович его обманул или мать сама прорвалась. Но в холле с диффенбахиями и обтянутыми дермантином кушетками сидит дед Дракона. Петя закусывает губу до боли, но чёлкой встряхивает и идёт к нему решительно. Телефона у Пети нет – мать с собой не привезла, а потом Игорь Константинович запретил Пете телефон передавать. Дед Дракона хмурится, но руку Пете пожимает. Как взрослому. – Как самочувствие? Пете с его царапинами становится очень стыдно, как будто он симулянт. – Нормально, спасибо. – Ага. Я не буду у тебя спрашивать, чё вы там не поделили... Но мать у тебя, конечно... ух. – Александр Сергеевич... – Что? Про Вадика узнать хочешь? Наказан он. – А это... – Пришёл под утро, пьяный в хлам, сидел на кухне кошке матом жаловался на жизнь, бабушку до смерти перепугал, валерьянкой её там отпаивали. Потом мать твоя названивать ему начала, я ответил. Не скажу, что мы нормально поговорили, но уж как получилось. Милицией мне угрожала... – Александр Сергеевич, а вы почему пришли? – Почему-почему. Вадик попросил. Курить бросить обещал, серьги эти свои снять. Даже волосы красить не будет, сказал. – И вы согласились? Дед Дракона вздыхает. Из кармана куртки вытаскивает конверт, протягивает Пете. – Не согласишься у него, ага. Хотя, надо отдать ему должное, к бабушке за дипломатической помощью не пошёл. Сам договаривался. Петя конверт забирает. Тот не заклеен, но Петя не сомневается ни на секунду, что дед Дракона ничего не читал. Из того же кармана дед Дракона достаёт тетрадный лист и ручку, говорит: – Иди прочитай и, если захочешь, ответ напиши. Я передам. Тут тебя подожду. *** «Петя! Я проебался. Ты даже не представляешь, насколько. Надо было поговорить нормально, а я затупил. Не разобрался. Я видел, как ты до дома дошёл. Я реально не думал, что ты. Не уверен, что ты меня простишь, но давай хотя бы встретимся, когда тебя выпустят и меня выпустят. И не бросай тренировки, пожалуйста. Все думают, что ты отравился. Дед говорит, у тебя там врач нормальный, справку в школу написал, какую надо. P.S.: ты матери сказал, что сумку в бассейне оставил, и дед её реально отвёз туда, прикинь? Не сдал. P.P.S.: а ещё я, как сёстры Русалочки, за возможность тебе это письмо передать, отдал волосы. Дед меня лично под ноль три подстриг машинкой. Так что не пугайся». *** Петя смотрит на знакомый почерк, читает письмо снова и снова, надо что-то написать в ответ, а слова закончились. Петя стоит возле окна в холодном белом свете с улицы, закусив губу. Проебался – это мягко сказано. Петя и сам проебался. И что, он реально Петю проводил тогда? Но догонять не стал? Не знал, что говорить? Боялся, что Петя в истерике биться будет? Петя облизывает губы, пишет на листочке – ручка неожиданно красная: «Ладно. Встретимся». Убирает в тот же конверт, относит обратно деду Дракона. Тот молча убирает конверт всё в тот же карман. – Ты тренировки-то не бросишь? Оленька говорит, у тебя хорошо получается, даже очень. – Не знаю. Я с матерью не говорил ещё после... – А сам-то хочешь продолжать? Давай я с ней поговорю, или директора подключим. Ей же эти скандалы не нужны, насколько я понял. Петя дёргает плечом. – Хочу. – Ладно, разберёмся. А, да. Держи. Дед Дракона из-за спины вытаскивает чёрный шуршащий пакет и протягивает Пете. – Гретхен просила передать. И отказ не принимается, ничем помочь не могу. Всё, давай, выздоравливай. Дед Дракона снова руку протягивает, и Петя пожимает. В пакете – пироги, фрукты и неожиданно один «Сникерс». Петя смотрит внутрь, пытаясь понять, где можно спокойно поплакать, не привлекая внимания. *** – Игорь Константинович, можно? – А, Пётр. Заходи. Чего хотел? – Мне помощь нужна. – Так. – Можете меня подстричь машинкой под ноль три? *** – Не, ну чисто «Солдат Джейн». Мать-то что скажет? Не боишься? – Нет. – Вот это правильно. У нас с ней, кстати, беседа вчера состоялась. Договорились мы так: ты спокойно учишься в своей гимназии, ходишь на свои тренировки и куда там тебе ещё надо. А если проблемы начнутся, я натурально опеку натравлю, и никакие связи твоего отца не помогут – не только у него связи есть. И ты это, номерок-то мой запиши. Есть куда? И звони, не стесняйся, хорошо? – Хорошо. Спасибо. *** – Петенька! – Мам. Привет. Мать обнимает Петю, как будто не было ничего. Петя позволяет себя обнимать. – А с волосами что? У них там что, вши?! – Нет. Я сам попросил. Захотелось. Мать вздыхает, но улыбается. Как-то жалко. – Ну, поехали домой. Там такси ждёт. – А отец где? – Папа в командировку уехал, у них там сборы какие-то... Понятно. Казнь откладывается. Насколько, интересно, Петя стал причиной «командировки». Мать снова говорит это ровно, даже бровью не ведёт. Типа, всё нормально. Петя каждый раз думает, как она так умудряется игнорировать реальность. – Буся по тебе соскучилась... Ох, Петя, как я рада, что ты снова дома. Пете надо бы ответить, что он тоже, но он вообще не тоже. В сумке с вещами лежит книга «Искатели неба». Игорь Константинович подарил, когда Петя пришёл её вернуть перед отъездом. Махнув рукой, сказал, что ему всё равно читать некогда. На форзаце стремительным врачебным почерком записан номер телефона. *** В классе Петю встречают без особого интереса. Ну отравился – кого этим удивишь. На новую стрижку пацаны отпускают пару несмешных шуток, но быстро отъёбываются. Рукава рубашки прекрасно закрывают измазанные зелёнкой царапины на запястьях. Игорь Константинович сказал, что плавать ему ещё неделю нельзя, так что сегодня тренировку Петя пропускает. Телефон ему мать вернула, про Дракона не спрашивала. Пете становится мерзко от того, что отец и мать читали его сообщения. Петя удалял почти всё сразу, но тогда не удалил. Ни своё «Спасибо», ни «<3» от Дракона. Петя их всё-таки удаляет. Так же, как и все Драконовы «Перезвони». Соседка косится на Петю, но ничего не говорит. Своё «Выйди» Петя получает через десять минут после начала урока. Набирает быстро: «Нет. Потом».