Котар

Сотни раз я задавался вопросом бытия. Тусклый свет лампы едва позволял увидеть написанное в моем блокноте. Моя рука плавно скользила по листу, заполняя его пустые строки. Как ни странно, у меня было легкое, спокойное настроение. Не было никакой мании к боли, никаких навязчивых и терзающих душу мыслей. Я был лишь удивлен инцидентом на игре. И, действительно, впервые за долгое время почувствовал тепло. Так все же, что такое жизнь? Большинство времени незаметно летит перед глазами, стекает между пальцев и теряется в глубинах нашей памяти. Жизнь. У нее нет смысла, и она сама по себе лишена каких-то законов. Но люди придали ей большое значение, установив разные правила. Наша жизнь – это чувства. Что остается в нашей памяти дольше всего? Именно эмоции: радость, боль, разочарование. Мы живем, мы дышим, так же естественно для нас и чувствовать. Если я умер, если все вокруг – мой мир, то где настоящий? Существует ли он вообще, как они связаны? В голове начала рождаться легкая хитрая боль. Она не доставляла неудобство, скорее это было что-то привычное и родное. Тишина и спокойствие этого вечера были для меня каплей воды в пустыне. Ярая буря, несшая меня по смутным тропам, засыпала песок в глаза, и я слепо следовал пути дьявола, не понимая, куда и зачем иду. Меня не посвящали в правила игры, ее цели. Лишь марионетка с завязанными глазами, я подчинялся кому-то, плыл по течению черного болота. Кто сказал, что ад горяч? Он холоднее всего на свете… Привычные краски мира потеряли для меня всякие оттенки. Мое мировоззрение, мои мнения и мечты – все треснуло, все осыпалось острыми осколками, на которые я наступал, прокалывая ноги до крови. Разбитая душа не металась, она молча принимала все, наполняя себя мнимой гордостью и мерзким величием, чтобы хоть как-то существовать. Да, гордость была для меня своеобразным спасением, веткой в болоте, и я хватался за нее, запуская этот смертный грех в себя. Осознавая, что все вокруг – лишь плод моей фантазии и прихоти свыше, я чувствовал себя главным актером. Мне льстило. Выйдя на балкон, я почувствовал жуткий ветер, что царил в городе весь день. Небо было почти черным, бесконечным, столь чистым. Оно было единственным наблюдателем этого кошмара. Я взял сигарету и закурил. Едкий дым с каждым вдохом обжигал легкие, хриплым кашлем вырываясь наружу, растворяясь в воздухе. Мои губы, сухие и искусанные, жадно хватали никотиновую палочку, чтобы разум затянуло легкой негой наркотика. Люди всегда любили травить себя. Они упиваются болью, чтобы заглушить душевные страдания. Упиваются никотином, алкоголем… Они воздвигают небоскребы, чтобы с них упасть. Они разумы заковывают в стальные клетки из моралей и дешевых ценностей, чтобы потом выть о свободе. Мелочно и глупо… Очередная порция дыма вырвалась из губ, и я затушил сигарету о перила. Но не спешил уходить, наслаждаясь видом безразличного неба. Всё может быть фальшиво и изменчиво, кроме него. К нему обращаются взоры, полные надежд и проклятий, радости и счастья, его просят, его ненавидят. Но ему все равно. Быть небом, спокойным и безразличным, слушающим и наблюдающим… Кажется, так кто-то уже говорил? Вдруг я вспомнил о своем теле. Оно одиноко разлагалось в заброшенном парке. Меня ведь даже не похоронили, меня даже не нашли. Я снял пальто с крючка и быстро накинул на плечи, хватая бордовый шарф. Ветер набирал обороты, не хотелось еще больше мерзнуть. Быстрым шагом мой путь вел меня прямо к парку. Был ли я готов? Ничуть. Вид своего собственного тела, от которого почти ничего не осталось никому не хотелось бы увидеть, а особенно его закапывать. Я купил лопату, проигнорировав странный косой взгляд продавца, и побежал в парк. Ветер сносил последние листья, и они кружились в немом танце, застилая взор и тропинку. Я пришел туда. Узнал синюю ветровку, что была на мне в тот день и спортивные штаны, узнал свои красные волосы и свои очертания. Я лежал мертвый перед своим взором. Вот, что такое ад. Копая яму для самого себя, я усмехался нелепости и безумию этой ситуации. Сырая земля тяжело поддавалась моему напору, поэтому мне стало жарко. Стараясь делать все быстро и тихо, я скинул тело в землю, пнув в червивый бок. Тело глухо упало на спину, челка поднялась, обнажая полупустые глазницы. Зрачки смотрели на меня. Я не удержал порыв рвоты при виде этого лица. Скоро дело было закончено, я не стал утруждаться, закапывая его слишком глубоко, и на память оставил там небольшой знак. Настроение заметно упало, сейчас я был похож на зомби, так мне было хреново… Небо уже не казалось таким спокойным, оно давило на меня, воздух уже не казался мне свежим, до сих пор я чувствовал мерзкий запах сырой земли и мертвой плоти. Безумие обхватило меня своими когтистыми лапами, снова подкидывая виды своего тела, снова напоминая мне о том, что я мертв. Стало слишком пусто. У меня не осталось ничего дорогого, ничего любимого или нелюбимого. Я был один в своем театре, и лишь небеса были моими немыми зрителями. Ходил по краю сцены, надеясь оступиться и упасть, да так, чтобы никогда не проснуться вновь. Горечь одиночества чувствовалась на языке, и я злился, пытаясь заглушить этот вкус сигаретами. Кто-то отнял мою жизнь. Кому это было надо? Мне было лишь восемнадцать… Люди так жаждут вечной жизни, но они даже не знают, что будут делать через месяц, они не знают, что жаждут пустоты и одиночества, бессмысленной тропы в круговороте жизни. Ты либо сойдешь с ума, либо покончишь жизнь самоубийством. Холодная ручка двери опустилась под моими пальцами. Скрипнула дверь, и я медленно прошел по коридору на кухню, включив бледно-желтый свет. Полночь…