Котар

Сказать, что это было плохой ночью? Нет, вполне обычной. В баре, с вечным запахом пота и перегара, в обнимку с бутылкой Джека на неясно откуда взявшиеся деньги, с тяжелыми, как сталь мыслями. Я собирал осколки того, что когда-то было моей жизнью, собирал по песчинке свой построенный некогда песчаный замок. Но все, что у меня было, смыл океан. Вмиг потеряв все, что так кропотливо строил, меня вдруг осенило. Нет закономерностей, нет правил и границ, все лишь хаос нашего сознания, а его рамки устанавливаем мы. Вот и сейчас, сидя на жестком барном стуле, слушая надоедливую песню дешевой певицы, я все глубже окунался в безумие. Его холодное болото затягивало все сильнее, оставляя захлебываться в нем, давиться черной жижей собственной безысходности. Я копался в своей памяти с того злосчастного дня. Близкие, родные, хорошие и плохие воспоминания - сейчас все это было для меня лишь хорошим сном, который растворился в ярко-красных лучах жаркого солнца. Да, именно таким оно было, когда я проснулся рядом со своим телом, не понимая, что произошло. И сейчас, в голове зародилась мысль собирать в памяти все песчинки до одной. Я боялся, действительно боялся, что когда-то забуду, что жил. Что у меня было что-то, ради чего я живу, что я чувствовал что-то. Буквы сливались воедино в размашистых, кривых предложениях. Они смело скакали по строчкам блокнота, сохраняя что-то дорогое. Если я бессмертен, то когда-то забуду это все. Тогда и начнется конец бесконечности. Ты не помнишь начала своей жизни и знаешь, что конца не будет. Сущий ад. Таблетка противно шипит, растворяясь в стакане с прозрачной водой. Звуки смешиваются в моей голове, создавая неразборчивый шум, от которого хочется оглохнуть совсем. Несколько глотков кислой жидкости и стакан с громким звоном опускается на стол. Кислота двигается по пищеводу, оставляя после себя неприятный осадок, приступ тошноты. Яркий свет режет глаза, так привыкшие к темноте, он исходит от лампы на самом потолке, что покрылся в уголках тонкой паутиной. Мысли, тягучие, ленивые, сонно переплетаются одна с другой, создавая хаос внутри. Головная боль постепенно уходила, забирая с собой память о прошлой пьяной ночи, что одурманила меня своей чернотой. Бар, много виски с привкусом кокоса, духота. Вроде дошел без происшествий, но куда-то запропастился мобильный телефон, не выполнив одну из самых важных для него функций – функцию будильника. Я проспал одиннадцать часов слишком крепко в мокрой от пота, пахнущей порошком слишком сильно для моего чувствительного носа, кровати. На лице красовалась пара отметин от подушки, таких по всему телу много, но на бледных щеках смотрятся особенно страшно. Я прошел до кухни, ополоснув ледяной водой стакан, и заодно умылся. Солнца уже не было видно из моих окон, оно перешло туда, за ту сторону дома, оставив мою комнату темной и от этого еще более ненавистной. Пальцы онемели, пытались схватить мягкое полотенце напрасно, чтобы вытереть крупные капли. Взор заскользил по беспорядку в доме, который незаметно копился несколько дней, а теперь мозолит глаза разбросанной одеждой, банками из-под энергетиков, пачками чипсов и белыми бусинами таблеток, что я рассеяно ронял. Подняв одну с пола, я попытался вспомнить, что это. Круглая, с тонким разрезом по середине. Я положил ее в сухой рот, принимаясь раскусывать, поздно поняв, что это снотворные. Ох, кому-то будет плохо вечером. Серые дома один за другим создавали впечатления замкнутого круга, будто ты бродишь бесконечно по истоптанной дороге, окруженный одним и тем же пейзажем. Серые прохожие, серая грязь под ногами, что была скользкой и неприятно пахла. Из-за нее город превратился в подобие морга, с запахом затхлого и гнилого. Рекламные полотна были его простынями. Не знаю, ждал ли меня кто-нибудь в светлом жарком зале на середине тренировки, но многие бросили любопытные взгляды, пытаясь сделать их скрытными. Куроко лишь мельком посмотрел в мои глаза и снова принялся выполнять ведение мяча. Спортивная форма пропахла странным старым запахом пота, который сейчас не ассоциировался у меня ни с чем. Это был чей-то незнакомый, но приятный, горький аромат. - Отдохнем минут пять, - сказал Кисе, усаживаясь на скамейку. С его светлых волос капал пот, и он поспешил вытереть его полотенцем. Тетсуя сел рядом, провожая меня взглядом. Снова отстраненность, снова некая неопределенность и бесчувственность. А в глубинах моего мутного рассудка начал зарождаться азарт и ярость. Скрип кроссовок эхом отдавался в моей пустой голове, которая уже наполнялась бредовыми идеями. Движения были плавными, медленными, но из-за этого обманчивыми. Перенести вес на правую ногу, сделать обход слева. Бросок, два очка. - Отлично, Акаши-сан, - голос кого-то из команды сзади. Я киваю, сосредотачивая внимание на игре. Баскетбол всегда был неотъемлемой частью меня. Заинтересовывали быстрые движения, продуманные маневры, отточенные броски. Ни одна секунда в этом спорте не бывает лишней, ничто не достойно твоего внимания в этот миг, кроме поля сражения тебя и твоего противника. Его дыхание, его шаги и взгляд – все это подсказки, по которым тебе надо угадать ход мыслей и дальнейшие действия. А тактика напоминала мне любимые шоги, в которые я любил играть с детства, не уступая в этом деле никому. В кафетерии было как всегда тихо, исключая музыку, негромко играющую из колонок на дальнем конце зала. Что-то вроде блюза… Не было ни единого посетителя, поэтому официанты и бармен о чем-то увлеченно разговаривали, ярко жестикулируя. Завидев меня, один из них подошел к бледно-лакированному столику с выцветшей краской и пятном чего-то липкого. - Здравствуйте, вы уже выбрали? - говорит парень со слегка уставшей улыбкой. На нем фартук с фирменной нашивкой и черная рубашка. Сквозь бледную кожу явственно проступают голубые вены. - Да, - пытаюсь ответить той же улыбкой, но получается косо и как-то нелепо. –Американо Гватемала и сэндвич. Крепкий обжигающий напиток жжет язык, лишая его всякой чувствительности, я ставлю белую кружку на светлый стол, наблюдая вид из окна. Сумерки опустились на тихий город, захватывая безвольное небо и замедляя прохожих. Но я же был взбодрен Гватемалой, который теперь мягко расстилался на языке, даря множество вкусовых сочетаний, оставляя винное послевкусие. - Спасибо, приходите еще, - бросает официант, провожая меня странным изучающим взглядом. Я надеваю капюшон, прячась от мерзких мелких капель начинающегося дождя. Свой дом я давно прошел, направляя свой путь в более желаемое место. Меня тянул туда азарт, безумное желание, крик души, крик монстра внутри, что разрывал на части страстной мукой. И я шел, повинуясь, к дому незаметного парня, чьи глаза всплывали перед взором, еще больше возбуждая. Сестрица гордость выглянула из конуры и снова начала свой бурный танец, даря искры в глазах. Куроко явно не хотел второй встречи. Ему лишь нужно было занятие на вечер, он не хотел что-то больше одной ночи, смутных воспоминаний. Возможно, его мир был слишком мал, чтобы впускать надолго кого-то еще. - Зачем ты пришел? - спросил он тихо, поднимая на меня тяжелый взгляд пустых сероватых глаз. Я без слов вошел внутрь, толкая парня назад, закрывая дверь. Тетсуя кинул на меня немного злой взгляд. Это уже возбуждало меня. -Что? - спросил я в самое ухо, прижимая его к стене грудью и щекой.- Ты знал, что я приду еще раз. По дикости и огню во мне. Ты его ощущал. Глухой удар о стену. Сознание мутит, начинает слегка подташнивать, все кружится в калейдоскопе маленькими кадрами. Коридор, постель и чьи-то властные руки. Голубые волосы обагрились кровью, парень лежал на постели, еще не до конца придя в себя, а я наслаждался этим затишьем перед бурей. Внутри уже бушевал ураган страсти и похоти. Я хочу владеть им. Сталь наручников звонко скрежетала, из-за трения бледная кожа запястья начинала слазить, обнажая алое мясо. Жертва выглядела восхитительно: глаза, затянутые плотной черной тканью, губы, изогнутые по форме шарика-кляпа, бледная кожа, блестящая от пота. Дрожа от нетерпения, я снял с себя всю одежду и приблизился к желанному телу. Оно трепетало, металось, я чувствовал его страх и ужас. - Тише, - рука прошлась по светлым волосам, пачкаясь кровью. Ее горький запах возбуждал меня еще сильнее, хотелось вкусить ее, закрасить ею белый холст кожи. Лезвие ножниц медленно скользило по торсу юноши. Он тяжело дышал, грудь быстро вздымалась. Лезвие очертило ребро, одним движением я вонзил его глубже, вызывая протяжное мычание. Готов поспорить, тебе не так больно, как страшно. Еще одна алая полоса и кровь, стекая по бокам, впитывалась в белую простынь, оставляя красивые пятна. Сегодня мы порисуем на ней. - Малыш Куроко… Я хочу, чтобы ты почувствовал ту же боль, - я вывожу ножницами незамысловатые узоры, они становятся нечеткими из-за алой жидкости, и я наклоняюсь, чтобы слизать ее языком. Кое-где прикусываю кожу, тело сразу же содрогается, выдавливая еще один измученный стон. О, да, чувствуй боль. Упивайся ею, пока не испытаешь истинное удовольствие. Одной рукой я раздвигаю его худые ноги, находя пальцами узкое отверстие. Тетсуя сразу же вскрикивает, пытается оттолкнуть ногами. Как жалки твои попытки. У тебя еще остались силы сопротивляться? - Ты должен подчиниться. Ты мой, - шепчу, держа мокрый подбородок, смотря на растянутые губы. Звонкая пощечина и парень снова обмякает, в мозг снова ударяет порция боли. Снова раздвигаю ноги, ввожу один палец. Слегка дергается, но молчит. Что ж, я заставлю тебя стонать. Мягко разминаю его, проводя кончиками пальцем по соскам, пытаясь запомнить каждый миллиметр нежной кожи, места в которых кожа опухла, разодранная в кровь. Снимаю кляп, позволяя закрыть затекший рот, и тут же сую в него два пальца. Тетсуя смачивает их слюной, зная, что последует позже. Наконец-то поддался. Чувство власти опьяняет мозг, я не сдерживаю возбуждения, наклоняюсь и кусаю губы жертвы, проникая языком в послушный ротик, пальцами растягивая анус. Затем резко раздвигаю ноги шире, приподнимая таз, и быстро вхожу. - А-ах!- Куроко выгибается в спине, дергая руками, еще больше сдирая кожу на них. Он очень узкий, на секунду самому становится больно. -Расслабься, - шепчу, окутанный страстью и злой, жестокой похотью. Толчки становятся грубее, я даю волю рукам, что жестко сжимают голубые волосы, и двигаюсь быстрее, с каждым толчком все быстрее теряя остатки здравого смысла. Ты только мой. И будешь захлебываться болью, когда я скажу. Ты будешь тем, кто разделит мои мучения, разделив со мной бессмертное существование. Окровавленное тело захватывает крупная дрожь, с губ срываются тихие стоны, пот катится со лба, впитываясь в повязку. А я сжимаю до синяков мальчишеские бедра, нещадно двигаюсь внутри. Оргазм накрывает мощной волной, от которой я падаю на грудь Куроко, от которой бьет экстаз и кружится голова. - Тетсуя…- Мое тяжелое дыхание и быстрый стук сердца сливаются с его. Он просто лежит, уставший от столь долгой, жестокой игры. - Я ненавижу тебя, - шепчет он. Поднимаю взгляд и вижу, наконец, то, что хотел. Ненависть. Злая усмешка.