***
Это был самый обыкновенный день. На дворе весна и уже совсем скоро должно наступить лето, когда наконец можно забыть обо всех этих глупых уроках и целыми днями пропадать с друзьями или играть в любимые компьютерные игры. Такая жизнь казалась ему божественной. Эта была та жизнь — о которой он грезил. Под вечер Шаст как обычно садился играть на гитаре. Это занятие ему безумно нравилось, он делал все так, как его учил отец. В свое время именно отец настоял на том, чтобы научить сына основам игры на музыкальном инструменте. У Антошки прям глаза загорелись, когда из-под его пальцев, стёртых от струн, начали звучать не только простенькие мелодии, но и уже полноценные музыкальные композиции. А день, когда отец подарил ему гитару, стал на тот момент чуть ли не самым счастливым в его жизни. Музыка всегда успокаивала и дарила такое внутреннее умиротворение, что парню хотелось слиться с ней воедино. Приятные мелодии помогали забыться. Как будто, кроме него, гитары и звуков, исходящих от перебирания струн, — больше ничего не существовало. А весь мир сжимался до размеров небольшой комнаты. Дверь открывается так громко и так резко, что, кажется, ещё чуть-чуть и она бы слетела с петель. Не успев даже осознать происходящее, Антон слышит, как в квартиру с характерным грохотом врываются оба родителя. Сразу же скрывшись за дверями кухни и не сказав ни слова сыну, начинают ярый погром, даже не закрыв входную дверь. Оба кричат, не желая услышать друг друга и даже как-то скрыть это от мальчика. На пол по звукам летит все подряд: тарелки, документы и вся утварь, что только находилась на кухне. — Ты, сраная шлюха! — доносятся до Антошки только обрывки фраз, но он не желает даже их слышать. Хочется закрыть уши и забиться куда-то в угол. Из-за открытой входной двери несёт сквозняком, что с происходящим в квартире пробирает до мурашек. Недавно же все было так хорошо? Только позавчера он вместе с родителями ходил за продуктами, такое, казалось, обыденное действия, но тогда ведь они казались такими, обычными? Казались обычной счастливой семьёй. И даже то, что это все всего лишь иллюзия нормальной жизни, устраивало Антона. Устраивало — это временно обманчивое чувство, что все в порядке. А сейчас он будто чужой? Это мерзкое ощущение… Как будто это место никогда и не было его домом. Будто он снова попал в ту заброшенную психлечебницу. Вот только сейчас никакой Дима не забежит в комнату, готовый отбить друга из лап зловещего «мальчика-акулы». Сейчас он совершенно один. Крики с каждой секундой становились все громче. Мальчику надо что-то сделать? Попросить у кого-нибудь помощи? Может просто взять ситуацию в свои руки и остановить их? Все кажется таким лёгким, пока не доходит до дела. Дрожащие руки положили гитару на пружинистый диван. А Антошка неуверенно встал, чтобы наконец собраться с силами и пойти сделать хоть что-то.«Ты должен их остановить. Просто пойди и сделай это!» — кричало сознание, пока тело неподвижно стояло. Истошный вопль и глухой удар пробрал до самых костей, от чего Антона всего передёрнуло.
« Иди! Иди, ну же!... Пожалуйста...»
Дрожащие ноги сделали несколько неуверенных шагов по холодному плинтусу в сторону кухонной двери. «Давай же! Папа учил тебя быть мужиком…» Антон, подойдя к двери, нервно сглотнул огромный ком, что образовался в горле. Пальцы вцепились в дверную ручку, опуская ее вниз и потянув на себя. Но, увидя картину всего происходящего, мальчик сразу же пожалел, что решился вообще встать с дивана в этот вечер. В нос ударил резкий запах перегара и разлившегося по всему периметру кухни пива, а в перемешку с ним там были осколки различной посуды, от обычных тарелок до рюмок. Но это было далеко не первым, что бросилось в испуганные глаза. Это была мать, что лежала на полу, испуганно таращась на отца, сжимающего нож в своих дрожащих руках. А весь пейзаж дополняли небольшие лужицы крови, по всей видимости вызванные падением на битое стекло. — Антон. А ну вышел отсюда, а то пизда тебе, — грозно сквозь зубы приказал мужчина, взглянув на сына со всей своей строгостью. Отец был пьян и говорил медленно, как будто в 0.75, а каждое слово давалось с большими усилиями и натяжкой, но оттого не менее пугающе. Ясно одно: отец, наступающий сейчас ногой на живот его матери, явно не шутит. И на следующей утро это "как было обычно" теперь не забудется. Таким грубым с сыном — он никогда не был. Каждое сказанное слово ранило, вонзая свои острые лезвия в самое сердце, нанося раны, что затянутся очень нескоро, если вообще когда-нибудь затянутся. — А… — единственное, что сорвалось с дрожащих губ. Во рту мгновенно пересохло, а голова от всего этого уже пульсировала. Страх неизвестности от того, что произойдет в следующие секунды. И боль от того, что сейчас происходило вокруг мальчика. Непонимание почему это все происходит именно с ним? Он разве заслужил все это? И большая, просто несоизмеримая, ненависть к себе. От бессилия, от осознания, что он всего лишь жалкий слабак, который даже не может защитить собственную мать. Ненависть от того, что вместо того, чтобы действовать, он просто стоит и трясется.«За что? За что это все сейчас происходит…?»
промелькнуло в голове, а кулаки сжались с такой силой, что ногти впились в ладонь оставляя болезненные полумесяцы.
Если сейчас он ничего не сделает, то никто никогда уже ничего не изменит. Если сейчас ничего не сделать, может произойти то, о чем он будет жалеть всю оставшуюся жизнь.
— Ты что, тупой? А ну, свалил, я сказал! — мужчина толкнул мальчика бесцеремонно и грубо. Шастун никогда и подумать не мог, что отец может быть с ним таким. Сейчас или никогда. Антон со всей силы оттолкнул отца от себя. И если бы тот в обычном состоянии просто пошатнулся, то сейчас этого хватило, чтобы повалить мужчину на землю. Парень, казалось ещё никогда не прикладывал таких больших усилий к чему-либо. Крик, кровь и битое стекло. Мужчина, повалившись, упал прямо на осколки, некоторые из которых разлетелись в коридор. — Я... Я тебя убью… Убью! — произносил его собственный отец хрипло, но повторяет из раза в раз, будто это стало навязчивой мыслью. У Антона появилось совсем немного времени на тот максимально глупый, но единственный план, что пришел в голову. И на то, чтобы наконец действовать. Ему предстояло добежать до другого конца коридора, испытывая мучительную боль. Избежать битого стекла он не мог, поэтому даже не рассматривал это развитие событий и морально подготавливал себя к этому. И схватив нож, который папаша на пару секунд выпустил из рук, парень уже было приготовился бежать. Как вдруг, большая холодная мужская рука крепко схватила его за лодыжку. Впервые от прикосновений родителя стало так страшно. Вот и конец? Он его поймал и правда сейчас убьет? Так и закончится его и без того недолгая жизнь? Эх, если бы все было так легко. Из-за того, что Шастун уже почти бежал, рука отца, схватившая его, была для него равносильна подножке. Все вдруг произошло, как в замедленной съёмке. Парень понял, сейчас будет безумно больно. Надо терпеть, нет времени распускать нюни. Он мужчина! Ему нельзя быть слабаком, каким на самом деле является. Парень выставил руку перед собой и весь удар на себя приняла нежная кожа ладоней. Сначала острое стекло только слегка соприкасается с кистью, давая понять какое оно холодное, и только потом медленно разрываются мягкие ткани, приводя к нарушению целостности и структуры кожных покровов. А самым большим мучением было то, что один из кусков стекла был небольшим, но длинным, и вошёл довольно глубоко. От невыносимой боли хотелось закричать во все горло. Заплакать навзрыд и попросить маму пожалеть его. Но Антон лишь болезненно взвыл, ведь у него не было ни времени, ни возможности на все остальное. Он резко ударил ногой, что была, казалось, в железной хватке, но от неожиданности та ослабла и мальчик не упустил такую возможность. На удивление его самого, это сработало. И пробежавшись по битому стеклу, получая ещё одну порцию болезненных мучений, парень наконец добежал до конца коридора. Дрожащие пальцы мигом забрались в карманы весенних курток и, нащупав нужные ключи с телефоном, Антон повернулся лицом к своему отцу, который, пошатываясь, еле-как поднялся с пола. Ещё неделю назад, мальчишка и подумать не мог, что сейчас будет смотреть на самого пугающего и омерзительного человека в своей жизни. В глазах больше не было той любви и заботы, они больше не были добрыми. Лишь мутными, смотрящими на сына таким пустым взглядом. Казалось, он не просто смотрит на Антона со злобой или ненавистью - он смотрит на него и видит перед собой лишь пустое место. Парень проглотил всю свою трусость, максимально надменно и без капли жалости, хоть и с дрожащим голосом, произнёс: — Если ты сейчас же не свалишь, я разобью твою машину вдребезги, урод, — Антон никогда не думал, что вообще когда-нибудь будет произносить что-то подобное. Внутри стало больно от каждого произнесённого им же слова, как будто лезвием по сердцу. За эти несколько минут, один из самых родных для него людей превратился в чудовище. Сейчас их объединяла лишь фамилия. Шастун даже показательно помотал у отца перед носом ключами от машины. Он знал, с каким трепетом и придыханием тот относился к своей железяке. Мужчина копил на нее больше пять лет. Многое мешало: кризис на работе, из-за которого вечно урезали и задерживали зарплату, оплата ипотеки и продуктов, коммунальных услуг. На свою мечту отец убил столько лет и сейчас его сын ее уничтожит. Не дожидаясь, пока отец что-то на него крикнет, Антон бросился в подъезд. Единственное, в чем ему повезло, так это то, что родители в порыве своих страстей так и не закрыли входную дверь, что дало пару лишних секунд. Мальчик знал, что если тот его не остановит, он осуществит задуманное. А если и остановит, то все равно. Тот вариант, что мужчина не последует за ним, Антошка даже не рассматривал. Он знал, что для отца является самой великой ценностью в жизни. Тогда они ещё жили в другой, старой квартире. Многие стены были голые и ободранные, где-то висел почти отпавший кусок обоев. Везде были какие-то вещи вроде досок и ещё какого-то хлама. Они вроде как должны были быть для ремонта, который хотели устроить его родители почти с самого начала проживания. Но пока что, он находится на стадии «вечного ремонта». А на кухне же был полный кошмар. Иногда, там валялось много пустых стеклянных бутылок, которые ночью так и путались под ногами. А раковина там вообще прогнила, да так, что кран был наполовину внутри нее. В некоторых частях дома, а особенно в ванной комнате, можно было заметить плесень: черные, с небольшим оттенком зелёного, пятна, которые вот-вот покроют все стены и через воздушно-капельные пути будут пробираться до самых лёгких. Это был яд, который вредил не только дому, но и его жителям — грибок. А на потолке, особенно возле шкафов, было очень большое количество серой паутины. Такой старой, что казалось, сам паук, который её сплёл, умер лет так двадцать назад. Линолеум же в свою очередь был протёрт в многих местах в доме. На стенах были отчётливо виднелись места, на которых когда-то стояли то ли полки, то ли картины, что даже спустя какое-то время они оставались более светлыми, чем остальная часть обоев. Сколько же веков этой квартире? Но за это время Антон успел не привыкнуть к ней, а лишь возненавидеть ее. Поэтому, вот так выбегая из нее, мальчик ощущал, будто освобождается от этих давящих оков, что до шрамов въедались в руки. Тогда они жили на втором этаже, и бежать было недолго. Но с каждым шагом становилось все больнее, а ноги все больше подгибались, ведь с каждым шагом в них впивались режущие осколки, а за спиной оставалась гора проблемы, что с каждой секундой приближалась. Он перепрыгивал сразу через пять ступенек, чуть не падая в очередном пролете. И показавшаяся дверь подъезда, казалась его спасением. Сразу же почувствовался прохладный весенний ветер, и этот запах холодной свежести. А так, как мальчишка выбегал только в домашней пижаме, так ещё и босиком, его пробрало от холода. Антон вздрогнул. Сверху же послышался грохот, а после и невнятные пьяные выкрики вперемешку с матом. После чего, пару раз чуть не упав, показался разъяренный отец. Шаст сделал первый шаг к концу этого всего, он наконец на улице! Но тогда мальчик ещё не знал, что это всего лишь начало конца. На улице уже понемногу темнеет, в то время как парень от звука приближения отца инстинктивно начинает сжимать холодное оружие в своей руке все сильнее. Пальцы больше не тряслись, сначала даже казалось, что они вообще онемели от жгучей пульсирующей боли.«Быстрее! Надо сделать все как можно быстрее!»
думает Антон, сразу же завернув за угол. Там была небольшая парковка для соседнего дома, на которой было пару машин. Все не самые дорогие, но и хламом, который держится на одной надежде, нельзя было назвать. Парень уже увидел цель, и теперь для него точно не было преград. Он пулей метнулся бежать по земле. На его счастье там не было ещё чего-то острого, что могло вонзиться в и без того израненные ноги.
На пути встаёт лишь небольшой забор. Парень, подбежав к нему, берется крепко, чтобы точно перелезть. Хоть хвататься было и больно, ему это не помешало, он лишь закусил губу посильнее, да так что прокусил ту до крови. Перебросил себя на другую сторону, взял во вторую руку ключи и после небольших махинаций уже судорожно пытался открыть машину. На горизонте уже бежал любимый папаша, от которого так и веяло заботой и любовью. От такого напора в свою сторону, Антон резко открыл дверь машины.«Ключ зажигания. Так, коробка передач… Эта херня… Теперь газ и… И все? »
Вдруг возникла неуверенность, но на нее времени не было. Антон со всей силы ударил по педали газа.
Где-то за стеклом мужчина кричал ему, что убьет, что и мамке его конец, что он всего этого не заслужил и бла-бла-бла.
Вот машина набирает скорость, пока Антоша пытается как-то выкручивать руль, чтобы не задеть чужие машины. Сердце колотится и кажется, вот-вот остановится. В глазах появился страх неизвестности. Руки дрожат, а мозгу даже не верится, что все это реально. Что все это сейчас происходит взаправду. Как будто это просто какой-то чертов сон, как будто это происходит не с ним. Сложно было осознавать всю ситуацию в момент. Остаётся лишь последнее: нахер разъебать эту машину - это и была его задача. Антон не знает, что будет дальше, да и не думал особо. Для него было главным увести этого человека от матери подальше, а остальное пусть пойдет как пойдет. Машина все разгоняется и разгоняется. Цель видна — железный забор. Своим ором отец должен был уже привлечь внимание не просто всего района, а сразу целого города. Кто-то останавливался посмотреть, что происходит, а кто-то вышел на балкон, раздраженный тем, что очередной пьяница опять устраивает цирк. — Ну, будь, что будет, — прошептал парень и даже слегка истерически улыбнулся от обречённости всей ситуации и, зажмурив глаза, отпустил руль. Удар. Темнота. Крики. Скорая. Хорошо, что он хотя бы боли от удара не успел почувствовать. Забавно, что это всё-таки оказалась рухлядь, ведь подушка безопасности в самый нужный момент просто не сработала. А Антоша со всей силы хорошенько приложился головой об руль. Дальше все как в тумане, ведь очнулся он уже в больнице. Ужасное чувство. В глаза первым делом бросился яркий свет, от которого хочется закрыть и без того уставшие веки обратно. В предплечья всунуты разные трубки, ладони перебинтованы самым обычным бинтом, так же как и ступни, хотя с этим ощущение жжения не прошло. Очень ярко пахло какими-то старыми лекарствами, будто их распылили тут для попадания в организм воздушно-капельным путем. Боль осталась, но стала мягче. Взгляд у него очень усталый и мутный. Шастун так хочет просто оказаться в своей теплой кровати, в своей любимой пижаме, которую подарила ему бабушка на какой-то незначительный праздник. И лежа, обнимая одеяло, в тишине, не думая ни о чем, не думая ни о завтрашнем, ни о сегодняшнем, ни о вчерашнем дне, просто сделать вид, что времени и вовсе не существует. Но о таком блаженстве можно было только мечтать.***
Шастун смутно помнит, что происходило ближайшую неделю после того дня, но хорошо запомнилась лишь невыносимо ноющую боль. Одна — от ран, а другая — от осознания того, что его предал собственный отец, и теперь все никогда не будет, как раньше. Он ходил как будто живой мертвец, в груди пусто, взгляд как будто смотрел не на вещи, а сквозь них, лишь чувство пустоты. Как будто в твоей грудной клетке не просто что-то разбилось и разорвалось в клочья, а будто там никогда ничего и не было, лишь безграничная пустота. Хотелось чем угодно ее заполнить, просто, чтобы почувствовать себя живым. Казалось, что до сих пор, при каждом шаге, он лишь наступает на битое стекло, направляясь в пустоту тьмы. Так прошел месяц? Он не помнил, но в школу всё-таки ходить надо было, маму наконец-то выписали с больницы, но самой нужной в тот момент поддержки он не получил, а лишь мать, которая решила, что это все из-за него. Она ненавидела каждый свой прожитый день, каждую прожитую секунду. Она решила что это все он! Это все из-за Антона! Вместо нужной любви сейчас он получил лишь порцию ненависти и второго предательства от родителя. Он помнил, как в какой-то передаче на НТВ опять про какого-то, то ли просто преступника, то ли про серийного убийцу. Он уже точно не помнил, но запомнилось ему то, что его мать помогала его прикрывать в преступлениях, когда она узнала о том чем он занимается, она стала лишь переживать о нем ещё больше. Так почему же с ним все не так? Антон неправильный? Почему в нем все разочаровались? Он ведь хотел как лучше… Он не хотел того, что произошло. — Зачем я тебя вообще родила… — пробурчала его собственная мать, себе под нос, но парень услышал. Да и казалось, она и рассчитывала на то, что он все услышит. А ведь мальчишка лишь случайно уронил кружку, одну из немногих, которые остались не разбиты после всего происходящего. Казалось, что сердце, или то, что от него осталось проткнули сотни… нет, миллионы игл. Очень больно, но его никто слушать не станет. Внутри все сжалось. Даже его собственная мать, которая когда-то утверждала, что «любит его больше всего на свете», сейчас говорит такое? Почему она солгала? Почему они все ему врали? Врали о том, что любят до беспамятства. Врали о том, что никогда не дадут в обиду. Врали о том, что всегда будут на его стороне… Всем на него наплевать и придется с этим смириться, придётся справляться самому.***
Надо в школу, Шастун это прекрасно осознает. Он медленно открывает глаза. Перед ним потолок, белый и где-то с трещинами не пойми от чего. Сделав глубокий вдох, чтобы понять, функционируют ли его лёгкие, мальчик сел на кровать. Странно: вроде одеяло у него теплое, да и на улице не так уж холодно. Но каким-то чудом Антон смог замёрзнуть. Ничего больше не греет. Он уж было хотел неспешным шагом направится к ванной, но его внимание привлекла кухня. Мальчик повернул голову направо и в нос сразу же ударил запах затхлого алкоголя и сигарет. Там за столом уснул мужчина, которого он даже перестал считать за человека. Шастун хотел было как-то отреагировать, прогнать его нахуй отсюда или может сразу прирезать. В глубине души ему было страшно контактировать с этим человеком, но парень загнал это чувство подальше, чтобы казаться для самого себя сильнее. Но сил ни на что не было. Он просто повернул в сторону ванной. Старый кран противно скрипнул, после пары секунд из него, наконец-то, полилась теплая вода. Даже не ржавая, хоть в чем-то ему повезло. Засунув руки в эту воду, он почувствовал тепло, которого так сильно не хватало все эти дни. Хотелось стоять так вечно, мальчик лишь поднес кисти к лицу, чтобы как обычно умыться. А после, подняв голову на зеркало, Антон увидел мертвеца. Обычно в таких случаях надо пугаться и убегать в ужасе, но этот человек лишь безжизненно смотрел на свое отражение. Это был он сам. Кожа бледная, глаза уставшие, как будто они вот-вот закроются и больше никогда не откроются.***
Каким-то чудом он собрался и напоследок бросил мимолётный взгляд на кухню. Сейчас почувствовалось омерзение, ненависть и злость. Почувствовалось или показалось. Как в тумане дойдя до школы, проходя вроде по давно знакомым и изученным местам, он чувствовал себя совершенно чужим, словно мертвецом среди живых, которому нигде не было места. По коридору пополз шепот. Кто-то говорил, что видел, как он выбежал из дома, оставляя за собой кровавые следы и как сумасшедший разъебал тачку об забор. Кто-то же говорил, что в больнице сначала подумали, что мальчик умер, и хотели уже хоронить его. Кому-то от его вида становилось мерзко, кто-то испытывал сочувствие или жалость. Кому-то было плевать. Его друзья пытались как-то разузнать и поддержать его, пытались развеселить, на что мальчик лишь устало и криво улыбался, повторяя «Да все в порядке, просто нужно время». В один из таких дней, которые уже даже превратились в его повседневность, каким-то мудакам не понравилось, что на все колкости Антон никак не реагировал. Даже буквально делал вид, как будто их не существовало. И однажды после особо плохого дня, злые школьники решили отыграться на ком-то, кто слабее. А как же ещё выпустить пар? Парень, как обычно в состоянии овоща, проходит давно выученные закоулки и дворы. Смотрит куда-то перед собой и одновременно никуда, ноги уже просто выучили маршрут и идут по инерции. На улице, на удивление, тихо, и только где-то вдалеке слышится громкая музыка с одной из верхних квартир. Звучат песни из восьмидесятых, сразу понятно — у какого-то человека старого поколения праздник. И празднуют они как и все обычные люди: закатив пьянку с громкой музыкой. Потом, обычно, по батареям начинает кто-то стучать, но вечер только начался, так что пока шуметь ещё разрешено, и это соседей бесит ещё больше. Парень останавливается посреди улицы, уже предполагая, что дальше будет. Он знает, что за ним идёт компания из давно знакомых уебков, которым так и неймется испортить кому-то жизнь. А нападать компанией на одного ещё веселее, видя отчаяние в глазах жертвы. Всегда веселее всей стаей грозных, злых, а самое главное безжалостных хищников, накинуться на беззащитного маленького зайчика, который и так кое-как проживает каждый божий день. Антон понимает, что сейчас будет очень больно. Он не хочет этого, он очень устал от вечной боли. Он просто хочет домой. Чтобы это все просто закончилось. Он хочет уснуть в своей кровати и не проснуться. Просто видеть сны вечно, ведь в них он проживает счастливую жизнь, испытывает такие чувства, о которых в реальности даже и не знал. А главное: там нет боли. — Эй, дохляк! — прокричал кто-то из «крутых» ребят. Сразу понятно — главарь. Парень лишь продолжил стоять к нему спиной. Медленно снял рюкзак с обоих плеч и взял в правую руку. Этот потрепанный ранец сейчас стал для Антона единственным средством защиты. — Эй, шпала, я вообще-то к тебе обращаюсь! — уже более раздраженно прикрикнул главарь, он кое-как сдерживал себя, чтобы прямо сейчас не накинуться на свою жертву. Парень медленно повернулся и встал в устойчивую позу. Он знал — драки не избежать. А что это значит? Правильно, это значит, что бить надо первым. Так звучало его кредо. Он резко кинул рюкзак со своим кирпичами, которые именовались школьными учебниками. Антон попал прямо в голову тому, кто что-то там ему выкрикивал. Тот жалобно взвизгнул от боли и взялся за нос, который по всей видимости онемел. Мальчик понимал, что один он со всеми четырьмя точно не справится. Да и с одним из них наверное и подавно. И он что было сил побежал на соседнюю улицу. Было плевать на рюкзак, там не было ничего ценного. Он бежал так быстро, как только ноги позволяли. Сердце бешено колотилось, было страшно. Вроде надо радоваться, что он опять хоть что-то начал испытывать, но только вот повод хуевый какой-то. Антону страшно. Он боится боли, он не хочет ее. Внутри все сжалось. Он думает о том, что надо просто сбежать от всех. Может, просто больше никогда не выходить из дома? Ноги уже на пределе, а хулиганы все ближе и ближе. В глазах все больше темнело и предательски не вовремя развязались шнурки. Мальчик оказывается упавшим на асфальт. Руки стёрты об бетонный пол и, кажется, порваны штаны. Все, теперь должно быть, как в стереотипном американском сериале: он будет медленно ползти назад вместо того, чтоб встать и убежать. И в ужасе умолять обидчиков «не делать этого», после чего, как фея спасительница, неожиданно появится прекрасный принц на белом скакуне, который сразу же кинется помогать ему, и они вместе отпиздят хулиганов. Будут жить долго и счастливо в замке прекрасного принца. Конец. Эх, если бы все было так легко. Никакой спаситель в виде принца к нему не придет. А Антон — не прекрасная принцесса, чтобы первый прохожий кинулся его спасать. Парень попытался подняться, но сразу же получил кулаком в лицо. Больно очень. Лицо горит, от резкой боли до скрипа в зубах сжалась челюсть, страшно. Шастун закрывает голову руками, а колени прижимает к животу. Каждый удар приносит все больше страданий, хочется плакать, хочется кричать от боли. В горле появляется рвотный позыв, от частых ударов в него. Хочется позвать кого-то на помощь, но разве это ему сейчас поможет? Как будто прохожим не плевать на него. Виски пульсируют, а сердце, кажется, вот-вот остановится, просто чтобы прекратить все эти мучения. Пинают по ребрам, бьют по костяшкам пальцев, на которых и так живого места нету, оставалось лишь сильнее закусывать губу, из которой уже давно шла кровь. У этих жестоких детей — совершенно нет жалости. Они хотят повеселиться. Хотят просто почувствовать собственное превосходство, ведь, по-видимому, это единственное, на что хватает их мозгов. Хотя после пяти минут всего этого ада, появляется крупица надежды. Дверь ближайшего к ним подъезда открывается, и оттуда выходит парень, слегка старше всех участников драки. Класса на два или три. Казалось, он их сначала даже не заметил или хотел просто проигнорировать. Но после достал свой телефон и подошёл к хулиганам. — Эй! — прикрикнул вышедший, чтобы привлечь внимание. Обидчики сразу остановились от избиения парня и уже хотели было переключится на новую мишень. Но он явно не простак: выше их, да и не в самой худшей форме. Главарь коротко заявил: — Не лезь не в свое дело. — Вы курить мешаете, так что проваливайте по-хорошему, — заявил незнакомец. Вместе с телефоном в руке у него и вправду была пачка ещё не открытого «Rothmans». Хулиган уже было хотел наехать, но его кореш шепнул тому что-то на ухо. Быстро просверлив незнакомца взглядом секунд тридцать, хулиганы свалили. В лёгких сразу появилось больше воздуха, хотя с первого же вздоха начался с сильный кашель, ведь состояние очень плачевное. Губа разбита, из нее тонкой струйкой течет ярко-алая кровь. С носом похожая ситуация. Ладони растёрты до крови, а руки все в массивных синяках, как и ноги с животом. На штанине в области колена дырка, которую дополняет кровоточащая рана. Антон готов молится на незнакомца, который встрял в драку. Хочется вздохнуть полной грудью, но лёгкие отбили так, что получается лишь кашель. Присев на холодный бетон, мальчик сплевывает куда-то на землю кровь, которой в его рту было предостаточно. Хватается за рукав собственной ветровки, натягивая её на кулак, и вытирает кровь с лица. Та все ещё идёт, но ее хотя бы будет поменьше. Он поворачивается и смотрит на незнакомца. И с удивлением понимает, что пару раз видел его в собственной школе. Глаза у Шастуна усталые и как будто бесцветные. Он смотрит с благодарностью и мольбой в голубые глаза напротив. Ну просто ангел во плоти. Незнакомец решает прекратить затянувшееся молчание первым: — Хорошо они тебя так отпиздили… Мда. Помочь подняться? — спрашивает он риторически, ведь руку протягивает не дожидаясь ответа. Руки Антона дрожат от боли и пережитого стресса. Хорошо, что хотя бы ничего не сломал. Он думает пару секунд, прежде чем довериться совершенно незнакомому человеку. Но все же хватается за руку спасителя и поднимается. Рука незнакомца теперь тоже в крови, но тот сначала даже не обращает на это внимания. — Я Арсений. Можешь называть Арсом. Я тебя в школе видел как-то. Ну, об этом не сейчас. Пойдем я тебе раны обработаю? — Шастун не в состоянии говорить. Лишь молча кивает: терять уже все равно нечего. И они кое-как поднялись до пятого этажа. — Повезло, сейчас родаков нет, — Арсений жестом показал гостю присесть на диван. Тот, не сопротивлявшись делает все, что ему говорят. Он мельком рассматривает квартиру, а потом переключается на свои руки. Ладони все в крови, прямо как в тот день. Тогда все и началось не так? Доставлять Арсу неудобства ужасно не хотелось, а уж пачкать всю квартиру кровью — тем более. Но Антон не успел и пары шагов сделать, как ему преградил путь старший. — Эй, ты куда собрался? Ты не парься, ерунда. Уберусь потом, — сказал голубоглазый, будто прочитал мысли Шастуна. Тот удивился, но продолжил делать, как велено, опять сев на диван, который тоже уже успел перепачкать, и стал ждать, что же будет дальше. Наверное практически впервые в жизни он был настолько покорным. Новый знакомый появился в проходе с какими-то бинтами, перекисью, ватой и какой-то ещё медицинской хернёй. Он сел на колени перед Антоном, отчего он был ошарашен и рефлекторно отшатнулся от Арсения с недоверием в глазах. Брюнет же просто перебинтовывал ладони, параллельно обрабатывая их. Он старался все сделать максимально аккуратно, ведь и так понимал, что каждое его действие приносит парнишке сильнейшую боль. Но как бы тот не старался, было безумно больно, что даже кричать хотелось. Но Антон лишь сжимал челюсть сильнее. Вдруг, Шастун заговорил тихим и слегка хриплым голосом: — Антон. — Что? — не поняв, что тот имеет ввиду, выгнув бровь, спросил Арс. — Меня зовут Антон, — парень попытался как-то дружелюбно улыбнуться, но вышло как-то коряво. Голубоглазый лишь улыбнулся и, продолжив помогать новому знакомому, тихо произнес: — Ну, будем знакомы, — сказал тот и продолжил приводить полу-живое тело парнишки в порядок. Конечно, до уровня медика Арсу далеко, но у Антона разве был выбор? Мальчик очень благодарен новому знакомому. Он хочет сказать «спасибо», но почему-то боится. Он хочет познакомиться с ним получше. Арсений кажется ему хорошим человеком. Ведь не каждый незнакомец вообще хоть что-то захочет сделать. Наверное каждый второй бы просто прошел мимо, делая вид что не увидел. — Ну, вроде все. Так ведь определенно лучше, да? — Спросил новый знакомый, хотя и сам прекрасно понимал, что наверняка тому все ещё весьма больно. — Да… И спа… — не договорив, начал Антон, но задумался: а вдруг он покажется жалким? Глупая мысль, но все же. — Да не за что, — не дав договорить, Арсений улыбнулся. Тяжело бывает проговаривать такие обычные слова благодарности.***
Через какое-то время оба вышли из подъезда. Стало довольно холодно и темно. Фонари на улицах уже зажглись, в них бесконечно врезались различные насекомые. Где-то у соседнего подъезда какие-то бабки как обычно сплетничали. Хотя бы кровь течь перестала, что было единственным облегчением. А пока они сидели у Арса примерно два часа, прошёлся небольшой дождик, из-за чего земля и асфальт мокрые. Где-то небольшие лужицы с парочкой листьев на них. Так сыро, что аж передёргивает. Зато этот запах после дождя просто как глоток свежей жизни. Арс немного пробежался своими голубыми глазами по двору и, пошарившись по своим карманам, достал пачку ещё не открытых сигарет и зажигалку. Убрав пластиковое тонкое покрытие, парень перевернул ещё не открытую пачку и несколько раз похлопал ей об ладонь. — Зачем ты это сделал? — спросил с интересом Антошка. Арсений сначала не понял, о чём тот. После чего младший указал на то, что он делает с пачкой, и парень, улыбнувшись ответил: — А, это? Да так, чтобы уплотнить рыхлый табак, — Антон многозначительно кивнул, на деле не поняв, что тот имеет ввиду. После, Попов достал сигарету и уже было хотел положить ее в рот, чтобы закурить, но остановился. Перевел свой взгляд на нового друга и спросил: — Будешь? — поинтересовался тот, протягивая открытую пачку. Шастун уже было хотел сказать, что ему мерзко от курения, ведь он ненавидел этот запах. Отец постоянно курил при нем. И этот запах теперь ярко ассоциировался с ним. Он помнит, как однажды его одежда пропахла табаком до такой степени, что его родителей вызвали в школу. Но что-то остановило его, и внутренний голос спросил: «А есть, что терять?» — Давай, — На удивление для самого себя ответил парень, стало даже как-то волнительно. Ведь он всегда видел как «крутые» ребята за школой, хихикая, пускали по кругу одну сигарету. Их это так будоражило, просто потому что было запрещено. Но парня сейчас далеко не крутость волновала. Старший немного удивился, это было видно по выражению лица. Тот сразу понял, что парнишка ещё зелёный и это будет его первая сигарета. А по сегодняшнему инциденту видно, что не последняя. Он молча достал ещё одну сигарету, а остальную пачку положил в карман штанов. Арс протянул ее парню, тот же молча ее принял. Было понятно, что теорию знает, но практики ноль, а сказать что-то не решается. — Ты никогда ведь до этого не курил? — уточнил Попов, хотя заранее знал ответ. — Да, — честно признался мальчик. Что даже понравилось Арсению. Ведь тот не стал выпендриваться перед старшим говоря «какой он крутой курильщик», а честно признался. — Так, смотри. Берешь в рот сигарету и зажимаешь ее фильтр губами. Ну, вот эту херню короче, — Арсений показывал на себе, — прикуриваешь, — голубоглазый поднес зажжённую зажигалку к кончику сигареты, после чего на другом конце та стала красной, взяв сигарету в руку и через время выдохнув дым, он продолжил: — Лучше сейчас втягивай в рот немного дыма, а то будет кашель. Задержи дым во рту на мгновение, это охладит его и защитит горло от раздражения. А потом просто выдыхай дым как тебе удобно. Понял? — С одной стороны, Попову было как-то совестно объяснять все это младшему, ведь он сейчас буквально помогает ему ступить на плохую дорожку, на путь зависимости, но видно было, что парню это сейчас было просто необходимо. Антоша кивнул в знак согласия и, взяв сигарету в рот, поджёг ее. Попытался проделать то, что сказали. Шастун, казалось, делал все верно, но все равно сразу закашлял, но в последующие затяжки все проходило немного лучше, а голова начала резко кружится. — Молодец, — коротко прокомментировал старания нового друга Арс и продолжил курить. Они оба докурили, потушили сигарету об забор и выкинули. Конечно, в горле появился осадок горечи, но стало как будто спокойнее и легче. — Я пойду, пожалуй, — сказал Антон и уже собирался уходить но не успел. — Не боишься, что те придурки тебя опять стопорнут? Может, проводить? —побеспокоился за парня Попов. Ведь всё-таки, он только ему помог, а того могут за следующим же поворотом опять отпиздить те школьники. — Я не девчонка, чтобы меня до дома провожать! — колко ответил подросток выпуская в нового знакомого свои шипы. Ведь он настоящий мужчина! Это он должен защищать кого-то, а не его. — Эх…ну как скажешь. На вот, возьми, — Арс снял с себя ветровку и накинул ее на плечи Антону. Тому явно было холодно, но попросить куртки не позволила гордость. Шастун уже хотел возразить, но Арс был первее: — Вернёшь в школе. До завтра! — Арсений лишь улыбнулся и, прежде чем тот что-то успел сказать, скрылся в подъезде. — Спасибо… — пробормотал парень с небольшой улыбкой и направился в сторону, где бросил в обидчиков портфель. Жалко его всё-таки.***
Настоящее: Шастун и не заметил, как начался неплохой такой дождь. Капля упала ему прямо на ладонь, в которой была пачка, и от неожиданности он дернулся, роняя ее прямо с девятого этажа. Но в одном это помогло: парень наконец-то вернулся в реальность. — Сука, — ругнулся парень и вспомнил, что давно должен быть у друзей, а сам стоит на балконе, вспоминая невесёлое прошлое и докуривая половину пачки.«Раз все равно спускаться вниз, так и пачку подниму заодно»,
решил выпускник и направился собираться.
Продолжение следует…