Вероятность соприкосновения

      Отправить сына к Брейну и дяде — великолепная идея.       Они сидят в ванной, и просто смотрят друг на друга. Почему-то слов нет, и Пенни хочет набросится на него, прямо сейчас. Пусть хоть миллион раз скажет что нет настроения, и она взорвётся.       Свечи, дорогущее вино и кольца из серебра, на которые Талон часто заглядывался, когда все вместе шли мимо ювелирного. Они стоили явно больше тысячи долларов, и о, она буквально выдрала их из рук неугомонного скандального старикашки.       Сначала Талон вертит в руках украшение, а потом надевает, и выпрямляет руку. Растопыривая ладонь, он с придирчивостью разглядывает каждую деталь. Металл блестит ярко, отражает мягкий свет и Пенни не может перестать им любоваться точно так же, как он сейчас с явным удовлетворением глядит на подарок. Блики ложатся на довольное лицо тонкими полосами.Талон хмыкает и наконец-то смотрит на неё, переключая внимание с колец.       Он откидывается на бортик ванной и почти ухмыляется:       — И чего же ты хочешь?       Пенни поднимает брови и собирает влажные волосы назад; крупные капли стекают по предплечьям. Она специально выпрямляется, показывая верхнюю часть тела, и закручивая их в слабый жгут, убирает назад.       Талон складывает руки на груди и снисходительно улыбается, потому что знает, насколько ей осточертело ждать.       Горячая вода уже не ощущается таким кипятком, и Пенни щурится, пытаясь понять: он просто бесит её, или есть какой-то план? Шкала предвкушения постепенно поднимается, и очень трудно оставаться в том положении, в котором она сейчас. Пальцы начинает покалывать, и Гаджет клянётся, что затопит всю комнату, а Талона за компанию задушит.       Он продолжает смотреть на её старания с долей скептицизма, наклоняя голову вбок.       Пенни поддерживает зрительный контакт, и к своему сожалению различает только насмешку и жалость.       Собирается она отступить от своей затеи? Более чем. К черту всё это. Получать удовольствие, добиваться своего это очень здорово, как и радовать кого-то близкого, но когда этот кто-то не собирается даже пальцем шевелить...Были бы у неё силы, может быть уложила на лопатки.       Пенни хмурит брови и собирается вставать на ноги:       — Как хочешь.       За щиколотку хватают резко и неожиданно, равновесие моментально теряется. Секунды не проходит, как локоть жутко саднит, а женщина больно ударяется об плитку головой и ругается; он точно идиот. Если бы Талон решил взяться сильнее, то вполне мог бы утопить по неосторожности.       Она глотает воздух с особой жадностью, выныривая из-под воды. На волосах пена и куча розовых лепестков, которые по совету Кайлы оказались здесь и сейчас, именно в семействе двух психов, ничего не понимающих в романтике. Пенни отплевывается мыльной водой и трёт глаза, которые уже начали слезиться.       Гаджет откашливается, пока он сажает к себе на колени.       — Ладно, заслужила,— он не сильно кусает её за нос, и Пенни от неожиданности снова кашляет, пытаясь высказать недовольство. Выходит плохо, но это не так важно.       Какой абсурд, Боже.       Талон снимает с её головы мусор, стряхивая лепестки обратно, но у Пенни до невозможности сильно болит затылок, и единственное, о чём хочется думать — мягкая подушка.       — Ты садист, знаешь это?       — Напомни, кто просил, чтобы её душили сильнее?       — Отличное сравнение, спасибо, — она жмурится и массирует пострадавший участок, забывая о прежнем настрое на очень бурный час. Ну или хотя бы половину из него. Под веками можно представить почти что звезды и разноцветные фейерверки.       Ей нужно перестать спешить и уметь ждать, потому что это далеко не первый раз, но черт, как же трудно! Выбешивать одним своим видом надо уметь.       Он берет её за подбородок и аккуратно разворачивает голову в сторону:              — Всё совсем плохо?       Пенни кивает, и ей очень хочется прилечь. Затылок горит огнем, намекая, что здесь вполне может быть сотрясение.       Она знает, что теперь Талон даже думать об этом спектакле не будет, а тем более на людях говорить что-то о желаемых вещах. Кроме того, ей опять придется убеждать мужа что всё в порядке и ничего не случилось, она просто неудачно наклонилась! Хотя вина здесь полностью на нём. Дерьмо.       Пенни не может придумать ничего лучше, кроме как сжать его ладонь в своей, и поцеловать в щёку.       Она ненавидит это выражение лица.       Гаджет прижимается к нему сильнее, заводя руки Талона к себе за спину, оставляя на пояснице. Пенни бормочет что-то несвязное и кладёт голову на плечо. Почему же всегда всё получается вот так? Она сводит ноги вместе, и может полноценно лечь на него.       Талон, как будто читает мысли, помогает перевернутся.       Свечки продолжают гореть, пена плавать вместе с распотрошенными цветами, а они лежат, и Пенни довольствуется чем есть, пока может. Она лениво рассматривает чужую руку и миллиард шрамов на ней, но трогать не хочет и не собирается. Половина из них — итог кропотливых усердий. Не то что бы не жалела, но это её работа.       Глаза у Пенни вскоре начинают слипаться, и она протяжно зевает.       Когда по плечам проходит холод, она не ежится, и наоборот, приподнимает их. Грубые ладони убирают растрепавшиеся волосы в сторону, заводя их за уши.       Пенни окончательно размякает и отставляет боль на второй план, когда Талон обнимает сильнее. Отличные извинения, настолько редкие, что даже ворчать не хочется.       — Они красивые.       — Не за что,— она приподнимает уголки губ. В конце концов, Талон всегда был коллекционером, который надолго оставил хобби.       Немного грустно, что дальше всё снова сведется к рутине.