За подобное Дракон мог бы челюсть снести, да пару рёбер апгрейднуть. Но сейчас это было совершенно ни к чему.
Вадик согласно кивает, сглатывая подступивший к горлу ком предвкушения и послушно опускается. Вадик под приказ открывает рот и обхватывает губами пальцы, берёт как можно глубже, втягивая щёки. Вадик смотрит снизу вверх, беспрекословно убирая собственные руки за спину. Вадик смотрит и ждёт, не сразу опуская взгляд. Он просто долго не может на это решиться.
Вадик ёбаная псина, дождавшаяся своего хозяина. Поводок не забыл, где лежит? Он большой и охуевший. И Олег, собственно, такой же. Слишком борзо и по-свойски хватает за волосы и даёт на клык — Дракон сам так привык делать, потому мысленно борется с чувством собственного достоинства и желанием откусить нахуй [но для этого, увы и ах, придётся взять в рот]. И он послушно берёт, вернее, просто раскрывает пасть, под те же требовательные команды, как можно шире. Глубоко. Под таким диким напором жмурится, а в уголках глаз проступают слёзы — непривычно, забыл уже как оно бывает, Олеж. Смилуйся? Только вот милости ждать бессмысленно. Как Вад без жалости и эмпатии всякой выбивал из Волкова информацию, которой всё равно не добился, так и Волков будет вы[бивать]трахивать из него всю ту дурь, что скопилась за эти годы. Слишком сексуально и заманчиво звучит эта бредовая, полная мазохизма и извращённых кинков, идея. Вадику нравится. Блять, такой Олег взбалтывает мозги посильнее, чем тяжёлые сапоги по ебалу. Давится, жадно втягивает носом, пока есть такая возможность, воздух, но даже не пытается отстраниться. Знает, что может и что ничего ему за это не будет, может лишний раз получит под ребро — заслужил. Но не делает лишь по одной причине — нравится. Быть жалким? Использованным? Нет, подчинённым е г о Волковым, даже если тот уже давно не принадлежал ему. Вадик плотно обхватил член губами, не в силах больше ничего сделать. Лишь втягивает щёки для бо́льшего давления и принимает, сколько бы ему не дали. Руки за спиной сцеплены в замок, пальцы впиваются ногтями в кожу ладоней. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Ещё чуть-чуть, и он начнёт задыхаться, лишённый возможности нормально дышать, ведь сил хапнуть как можно больше воздуха носом уже нет. Гортанные звуки, перемежающиеся с пошлыми влажными недошлепками, смешиваются с пульсирующим в висках и ушах гулом собственного сердца. Ещё немного, и он захлебнётся в собственной слюне, что поползла тонкой паутинкой вниз по подбородку из уголка рта. Ещё немного и... Вадик всё равно будет продолжать слушаться, не имея на задворках сознания даже малейшей мысли, чтобы прекратить это безумие. Остатки здравого смысла остались там, в стенах ангара. Сейчас был Волков, который любил такого Вадика. На жалкие [долгие] минуты он остервенело толкался в его глотку, периодически слыша то, как он давится собственной слюной. Не в силах закрыть глаза, Олег внимательно наблюдает. Крепкой хваткой насаживает за волосы, наслаждаясь каждым толчком внутрь. Член, которым сейчас можно было разбивать [как минимум орехи, как максимум рот Вадика] свойски продолжал совершать поступательные движения в чужом рту. Не имей Волков других хотелок на сейчас, то так бы и закончил, обильно заполняя глотку, да ещё и нос зажав для пущей верности. Но нет же. Нам же всё мало, блять. Нам же хочется всё, сразу, да как можно больше. Месть ли это за собственные увечья, или же невероятное желание, что сдерживалось годами — не ясно. Да и имело ли какую-то разницу в сложившейся ситуации? Нет. — не закрывай. С хрипотцой выговаривает он, тут же прокашливаясь. Член вытаскивает, головкой ещё несколько раз обведя губы напоследок. С у к а. Ну как таким вообще можно быть, а, Вадь? Слюни, что тянулись дорожкой от головки до рта, губ, шеи, и он. Просто молча сидящий на коленках, что, если бы не джинсы, то уже изрядно бы потёрлись об пол. Ах, какая жалость и упущение. Ну ничего. — встань. Олег берёт Вадика за джинсы, и утягивает те вниз вместе с трусами. Накрывает стояк лапой, ощущая как тот подрагивает от малейших прикосновений. Что такое, Дракон, перевозбудился? — хороший мальчик. Улыбнулся? Волков только что улыбнулся?! В это трудно поверить, но кажется да. На какую-то микро, блять, секунду, уголок его губ точно поплыл вверх. — а хорошим мальчикам что полагается? Вопросительно глядит в серые, но не дожидаясь ответа припадает к губам. Вылизывает рот, чувствуя помимо слюны остатки собственной смазки, что ещё не успелась вылизаться чужим языком. Лижется жадно, периодически прикусывая то одну, то другую. Бьётся передними о его, хватая с силой за плечо. Вгрызается в нижнюю, в какой-то момент понимая, что сейчас сорвётся. Да, есть у Волкова такая точка невозврата, когда совсем перекрыть может. Он так и отметины оставляет, участки разные прокусывая. И бьёт сильно, да остановиться не может. До этого он ну о-очень старается не доводить, всё-таки имея самоконтроль и опыт за годы. — развернись. Выдыхает в рот, напоследок облизываясь. Джинсы с трусами болтались в области щиколоток, и уже никак не мешали. По крайней мере точно не помешают тому, что он затеял. Вад может услышать, как тот обильно сплёвывает на руку, и ещё один плевок ощутить уже стекающим меж собственных ягодиц. Волков надавливает ладонью на поясницу, слюной лишь больше измазывая мокрый член. Этой же лапой поочередно заводит его руки за спину. — сам подержишь, или тебе помочь? Да, теперь Дракону и нагнуться придётся хорошенько, чтоб членом не упираться куда-нибудь в подоконник. Хотя, конечно, может так будет удобнее. Левой с нажимом скользит от поясницы вверх, заводя руку вперёд, на шею. Другой за член, наконец-то подставляясь. Вадику даже не нужно говорить “расслабься”. Волков толкается внутрь медленно, ощущая невероятное напряжение. Но понимает, что Вадим старается как может. Секунда. Ещё одна. На четвёртой Олег кусает в области лопатки, толкаясь уже на середину. Рычит, сжимая лапой шею, и толкается до самого конца со скулежом. Узко. Стоит дать обоим хотя бы немного привыкнуть. Но кого это ебёт? Разве вся эта боль может перечеркнуть удовольствие, от которого всё горит под грудью? Олег двигается медленно, постепенно наращивая темп. Шею пока сжимает не так сильно, но ощутимо. Шлепком нарушает нихуя не тихую обстановку, тут же отвешивая ещё пару на этом же месте. Хватает пальцами ягодицу, выминая ту как ебучее тесто для пиццы. Толкается уже грубее, перемещая лапу на его руки, что постепенно начали сползать вниз. Грудью припадает к спине, вжимая Вадика всем весом. К уху тянется, сначала прикусывая мочку, лишь после чего недовольно начинает. — плохо исполняешь команды, Вадь. так сильно хочешь, чтобы я тебя наказал? Руки выше поднимает, определенно точно вызывая не самые приятные ощущения. Хотя зная Вада.. очень даже. И ту, что была на шее, опускает к члену, сжимая пальцы в кольцо на том. — сколько не давать теперь тебе кончить? минуту? десять? час? нет, ты конечно можешь меня попросить.. Волче знает, когда можно продолжать, а когда пора остановиться. Он знает это как никто другой. И делает это слишком вовремя, отчего у Дракона под веками рассыпаются фейерверки. Влажные губы жадно глотают воздух, цепляя скользящую по ним головку. Слишком прекрасное чувство — после столь длительной нехватки воздуха вновь втянуть его всеми силами. Любитель асфиксии во всех её проявлениях и формах любой тяжести — посмотри теперь на себя в зеркало и спроси: как оно, быть настолько униженным и опущенным? Да ладно тебе, Вадь, не в тюрьме же. И даже не в армии. Олег того действительно стоит. А его улыбка стоит ещё больше. От такого контраста Вадик буквально задыхается. Снова. Слишком мимолётно, но не менее прекрасно. Е г о улыбка сводит с ума не хуже любого афродизиака; на неё Вадим готов дрочить вечность. Послушный до тошноты. И поднимается ведь. Не менее жадно отвечает на поцелуй, борясь с сильным зудом в ладонях — нельзя давать волю желаниям, нельзя трогать раньше времени, нельзя снова всё испортить. Слишком послушный. И поворачивается спиной, податливо нагибаясь. Руки ломит от крепкой волчьей хватки и чёртовой привычки скручивать жмуриков [а сами-то теперь кто?]. Но ломит приятно, отдаваясь тянущей болью внизу живота. Приятной болью. Вадик не был готов к подобному. Уже очень давно не был. Но это не волновало, от слова, совсем. Нельзя ведь н а с т о л ь к о доверять человеку, которого ты не видел добрый десяток лет. А мы на все нельзя отвечаем — похуй! И доверяем. Себя, свою жизнь, свою задницу. Неприятно. Больно. Вадик пытается расслабиться, насколько это возможно, но это, чёрт возьми, совершенно бессмысленно. Член большой и горячий, распирает изнутри так, что выть охота. И он бы завыл, будь волком. Остаётся только мужественно терпеть, смаргивая очередные капли в уголках глаз. Эта боль приятная, до подкашивающихся коленей и гула в ушах. Голос Олега слышится словно из-под воды. Взгляд застелило пеленой вожделения, и глаза блаженно закатились вверх. Таким Дракон не был даже для Алтана, что говорить о ком-то ещё. Его первая [и единственная/последняя] любовь смогла то, чего не осмелился бы сделать никто — позволить себе поставить на колени и раздавить гордость, уступающую место удовольствию. Слишком сильно Вадик люби[т]л. Рука на шее. Приказной тон. Давление всего тела и возможность получить куда больше за «непослушание» подстёгивали. До такой степени, что Вадим пару раз двинул бёдрами навстречу, с придыханием прошептав сначала еле слышно. А затем повторил куда громче, срываясь на стон: — Олег... мм... не надо, пожалуйста. позволь мне кончить.. daddy [fuck you]. Волков чувствует, что Дракон плывёт. В том, что делает. В том, как и что говорит. [Сука, блять!]. Пожил с азиатом ебаным, теперь вот и стонет как с топа в порно-чарте. Но Волкова, блять, подкупает. Даже не это. А то, что Вадим готов пойти д-а-ж-е, блять, на это. Хотелось бы на секунду ощутить то, что сейчас происходит в чужой башке и теле, после всего, что Олег с ним сейчас делает. В такт с собственными толчками начинает надрачивать Вадику. Но раз уж мы закрыли глаза на всё в этой ёбаной жизни, то и поблажки можно сделать. Наверное. Возможно.. Вверх. В н и з. В п е р ё д. Назад. Вадик ебаная мразь. И как только они оба кончат, так он сразу же вернётся в прежнее русло. Что дальше, Волков? Уйдёшь хлопнув дверью? Ах, может пригреешь на груди? Иди ты нахуй, блять. Ебись как хочешь. И ебётся. Далеко не как в первый раз, но и точно не последний. Ты, Вадь, ради такого убьёшь человека, за которым стоит клан? Целая ебучая, блять, династия. Прикиньте чего стоит секс с Та[р]таром.. Собственная разрядка начинается с ощущения немых пальцев на ногах. Волков делает несколько толчков, рукой плотнее сжимая член Вадика, и кончает не вытаскивая. Ничего личного, Вадь, чище будет [хотя куда уж, в твоём то свинарнике]. Старается отдышаться, лбом уперевшись в плечо. Вновь липкой грудью продолжает жаться к спине, постепенно начиная вновь чувствовать нихуя не забытые и не зажившие хоть немного раны. Конечно, блять, только больше распидорасил их [себя/вас]. — яхшы [хорошо]. Отстраняется, бросая взгляд на стекающие по крепким бёдрам белёсые густые капли. — bihria [вольно]. Отходит от Вада, без лишних слов поднимая полотенце с пола, с которым уходит в сторону ванной. Ну что, Волков, готов начать самоанализ? Или ещё немножко подождём? До утра там вроде, да? Ну как скажешь. — мне нужно позвонить, у тебя есть симка? Спрашивает ещё до того, как переступает порог ванной комнаты. Воду в раковине включает, несколько раз морду умывая в ледяной. Только сейчас глядит на себя в зеркало. Хорош, татарчонок. И, сука, каждый шрам украшает. Но с таким видом, Олег.. лучше кепку до бровей, да бадлон до носа. Кстати про одежду.. Сил на ещё один полноценный поход в душ нет, так что обходится умыванием фейса [благо не об тейбл] и шеи. Лицо обмакнуть, забрасывая полотенце на змеевик. Возвращается уже голым, ощущая прохладу под коленками. Что теперь? Что будет, блять, дальше? Неужели нет никакого завтра, и сегодняшняя ночь вовсе может оказаться последней? Как много людей знают про эту квартиру Вадима? Безопасно ли здесь вообще находиться? Есть ли у этого придурка бабки, чтоб хотя бы заказать продуктов. Как много вопросов, и нихуя ответов. [в следующий раз попробуй спрашивать].