я это ты, ты это я. и нет у нас ни-ху-я.

Быть отпизженным ногами — ожидаемо. И, возможно, желаемо, ведь не даром пиздеть команды не было, но рот не закрывался. Это лишь больше подстёгивало, заставляя член подрагивать от напряжения. Волков, что ты за паскуда такая? И дать охота, и натянуть желание не лишнее. Так, иногда постукивает где-то на задворках сознания. Волков — редкостная сука, пользующаяся своим положением. И знанием, что его х о т я т. Вслед за накатившим возбуждением стремительно подскакивает уровень охуевания, бьющий Вадика под дых. Тонкий порез, в сравнении с прочими “ рабочими “ вмятинами на теле и усевшимся на него татарине, совершенно не ощущается. Лишь придаёт ситуация особой пикантности. Очередной нервный рывок рукой. И хуем, соответственно. Слишком близко и нагло. А ещё до головокружения жарко и приятно. Капли собственной крови смешиваются с проступающей на коже испариной — неужели ты, Олег, считаешь это сексуальным? — ndl mrid [больной ублюдок] — беззлобно шепчет в губы, не успевая толком ответить на чужое прикосновение. Опьяняющее ощущение свободы бьёт в виски поверх вожделения, смешиваясь в коктейль Молотова. Тормоза? Сам ты тормоз, долбоёб. У нас только газ. Вад тут же ебашит лапой по заднице в штанах, пальцами до одури сильно сжимая ягодицу. Ещё сильнее, раздавить нахуй. — пиздец тебе, Поварёшкин. На меня эти талибские угрозы не действуют, – секундная заминка на сглатывание подступившей слюны — даже от бешеного татарина. Подаётся вперёд, ведомый животными инстинктами [даже не смотря на их отсутствие у человека, у Вадика есть], зубами впиваясь в кожу под челюстью. Сильнее, грубее. Ведёт влажную дорожку языком вниз, к основанию, там же губами влажно вжимаясь в ярёмную ямку. Слишком бешеное сочетание — запах геля для душа, самого Волкова [татарина и/или псины] и секса. Ещё щелчок, и пальцы второй руки Дракона оказываются на чужой шее, надавливая и сжимая аккурат под самой челюстью. Слишком долго он сдерживался. И слишком долго ждал этого хмурого, чтобы сейчас не сорваться. Ведомый давящим на мозг членом, который был под давлением чужих рук, тела, хуй знает чего ещё — разобрать было невозможно — прикусывает кожу у ключицы, очередной влажной дорожкой [всего бы вылизал] от языка опускается ещё ниже. Нехорошо повторяться, но телосложение у волче охуенное, слюни текут, как и девки от одного его вида. Зубы — ещё немного, и остаться рискованно без них — на сей раз смыкаются на горошине соска, сжимая и оттягивая. Да так, чтобы ощутимо было, но без последствий для собственной пасти в виде кулака. Или ботинка. Вадик плавится от контраста ощущений и своих же мыслей, выебав волчару в них уже на всех возможных поверхностях этой [пятиэтажки] кухни. Ладонь с шеи скользит вниз, вслед губам, только на достигнутом ими не останавливается, норовя протиснуться под резинкой штанов. Нахуй их. Нахуй тебя, Поварёшкин. С придыханием оттягивает ткань, выуживая член и из трусов, смачно так сжимая у основания. Пару раз ведёт вверх-вниз, подушечкой большого пальца обводя влажную головку и растирая смазку по всей длине. Х о р о ш о, блять. Очередной болен болезненный укус уже за другой сосок, и Вад прижимает чужое возбуждение к своему, толкаясь бёдрами навстречу; грубая лапа обхватила оба органа, насколько это было возможно. — сука ты, я уже готов кончить. Провокатор. Кому пиздишь, Вад? Действуют, ещё как, блять, действуют. Иначе стояком бы не планировал гвозди забивать в хате. А чё, ремонт какой-то затеялся? — за бешеного зур рәхмәт! [большое спасибо]. Говорили ли мы с вами уже о самой главной схожести между этими припизднутыми? Вот эти вот все садистко-мазохистские штучки, конечно же. Палец в рот не клади, хлебом не корми, и всё вот это вот, лишь бы дай секунду/минуту/час/вечность на подобные проявления. От хватки на шее пробивает мурашками от первых до средних позвонков. Волков напрягается всем телом, пока уголок губ кривит ухмылка. Волков то ли шипит, то ли рычит, когда пасть Вадика на соске оказывается, сжимая тот ощутимо. Вадь, виниры видел сколько стоят? Куда тебе, блять, с отсутствием то работы теперь. А с тем, как ты ведёшь бюджет и копишь деньги.. Поможем кончить Вадику [Олегу] вместе. Сдавленный стон с глубин грудной клетки, и лоб о чужое плечо. Хорошо, когда можешь переключаться без каких-либо проблем и ущемлений, а просто потому что хочешь и можешь. И на контрасте этом постоянно играешь. Того гляди, моргать страшно, всё нахуй перемениться успеет. Продолжая седлать бёдра Вадика, Волков толкается вперёд в его руку, с силой сжимая собственные губы зубами. Левой хватается за плечо, периодически в то сильнее впиваясь пальцами. Ёбнутые, блять. Толчок. Ещё один. Какой нахуй душ, когда тело к хуям мокрое и липкое. Берцами упирается в батарею сзади, продолжая быстрее толкаться в хватке. Запускает правую в короткие светлые волосы на затылке, сжимая их почти в кулак. Скребёт макушку, плечо, а сам дышит рвано, наконец-то открывая вновь пасть. — мин сире.. [я тебя] Яратам [люблю], Волков. Яратам [л ю б л ю], блять, сука, Вадик. — үтерәм [убью]. Лёгкий звон в ушах уже стал чем-то привычным за последние [БЛЯТЬ, ДАЖЕ НЕ СУТКИ]. Волков поджимает пальцы на ногах, закидывая голову назад. Хрипит, левой хватая Вада за челюсть. — подожди. ти-ише.. Сука ты, блять, ненасытная. К уху наклоняется, чтоб сбивчиво на то шёпотом выговорить [я официально заявляю, что это полная пидарасия, НО!]. — я же сказал тебе сидеть и не рыпаться. Наконец-то глядит. Зловещим своим Татарским взглядом, в котором, кажется, сейчас сам Дьявол танцует на чужих костях. Каким нужно быть уёбком, чтоб собственное окончание оттягивать. Знакомьтесь, блять! Ни себе, нахуй, ни людям. Поднимается с окаменевших бёдер, поднимая с пола нож. Встаёт перед Вадиком, дважды прокручивая нож между пальцами. — ضع كلتا يديك على ركبتيك، والكفين نحو الأعلى.[положи обе руки на колени, ладонями кверху.] Вадим был согласен уже даже на такой финал [а хули толку тянуть и мозга дрочить, если можно волчий хуй]. Пальцы крепче сжимают плоть, а волна собственного удовольствия вот-вот накроет с головой и– И ёбаный твой рот, Олег Татарович. Если сам кончать не желаешь, других не лишай такой [возможно, кстати, единственной] радости в жизни. Желание послать нахуй, потянуться следом и вновь прижать к себе, чтобы не рыпался, не выёбывался и вспомнил, что не один принимает участие в подобном, отошло на второй план, хоть и прошлось неприятным покалыванием в пальцах. Блядский Волков. Дракон иногда срывался на арабский, периодически даже думал на нём. Исключительно матам и исключительно в сторону Олега. Только вот озвучить чаще хотелось совсем не это. Даже в те моменты, когда Волк терял над собой контроль, поддаваясь живущему в нём садисту. — что за нахуй, Поварёшкин? какие ещё ладони и ножи, мы ведь не в армейке. – некогда охуевшая улыбка превратилась в подобие злобного оскала. Стоявший колом член изнывал, отдавая болевыми импульсами внизу живота. Хотелось коснуться и расслабиться, не думая о чём-то, помимо удовольствия. Только, блять, Волков все мысли и желания путал. Умел же зацепить и потащить за собой. Против воли тоже, гадский ты гад. — إذا لم أكن معجبا ، سأضاجعك. [если меня это не впечатлит, я тебя трахну]. Справедливо? До ахуя просто. Гениально, Вадим. Послушно, но пиздец как нехотя, Вадик опустил зудящие ладони на свои колени, переворачивая, как тому угодно было. Взгляд серых поднялся вновь к Олегу, с пристальным вниманием изучая в попытке угадать его задумку. Будто много чего с ножом сделаешь в такой ситуации, но и Волков изощрённый до одури псих, мало ли. — ты этого понабрался от своей рыжей суки? учти, я пять дырок терпеть не стану. – хотелось усмехнуться, да улыбка на лицо всё не лезла, как кость в глотке вставшая. Заставляла давиться и плеваться, лишь бы не показывать, насколько [возможно отчасти, а возможно полностью] Дракон был рад припизднутости своего т о в а р и щ а ёбыря любовника. Или любимого? Иди нахуй с такими мыслями. Ещё немного, и пара дырок в боку, а то и перерезанная глотка — твои лучшие друзья до отказа сознания, а ты о любви. — потому что нет во мне этой твоей волчьей преданности, волче. лишь желание спустить тебе на лицо. но можно и на берцы, конечно. Конечно же, Волков ему позднее припомнит ещё, что дырки он ловить не будет [ага, блять, как же]. Но на сегодня и сейчас слишком много впечатлений даже для себя любимого. Нет, конечно же, Волков мог там сутки напролёт проводить. Изводить Вадима до крови с носа и слёз, но разве всё можно так сразу? Конечно, блять! А ладони мы ему попилим сейчас, да? За последней фразой и ухмылка с лица пропадает. Дракон не такой уж и мерзкий, каким хочет казаться, просто натура у него гаденькая и мерзотненькая. Ну с кем не бывает. Но при всём своём не далёком то великолепии [попизди], он действительно умел думать. Может потому и без лишних слов и согласился на очередные проделки безумного Татарина, прекрасно понимая, что будет только хуже. Возможно, в подобном порыве Волков и правда мог убить Вадика не моргнув. Ёкнуло бы? Конечно, но позже. С Разумовским было хорошо то, что Олег проще держал эту границу. Он впитывал обратный садизм, а теперь.. Теперь ему, блять, развязали руки. И такого Олега Волкова может о-очень далеко унести. Вот он и в процессе. Расслабьтесь, и получайте удовольствие. На корты присаживается, под хруст коленок собственных, да вопросительный взгляд карих на мутные устремляет. Выбирай, мол. Но ответа не получив берётся за правую. Режет линию с нажимом, почти что по линейке. И делает такой же надрез на своей, сразу же прижимая их вместе. — damuk yatadafaq fy [твоя кровь течёт во мне]. Знаешь, Вадь, что это значит. Предашь Волкова, предашь себя. Больше ни о каком недоверии говорить нельзя. Невозможно. Даже смерть теперь не покажется теперь такой страшной. — әйдәгез [давай]. Лапу окровавленную к губам подносит, языком вылизывая намешанную, да ту, что стекать ещё продолжает. В глаза Вада смотрит так, словно заворожить пытается [куда уж больше, Волков], ну или загипнотизировать. Под его же наблюдением и на ноги возвращается. — devam et [продолжай]. А если вдруг слов мало, то намёками, вытаскивая член из штанов, да к Вадику прислоняясь. Повторяя в точности его прошлую хватку, и довольно мыча на это. Сладкая нега вот-вот накроет полностью, а в грудине уже щекочет от подкатывающего чувства. Член пульсирует, пока Волков толкается, размазывая указательным смазку по обеим головкам. Ноги вновь в батарею, прижимаясь лбом ко лбу с Вадиком. Дышать невероятно трудно, из-за полученных накануне "украшений", но Волков держится на ура. Почти не хрипит даже. Лишь чувствуя подступающую пульсацию с разрядкой бёдра крепче сжимает, свободной рукой обхватывая Дракона со спины. Прижимается весь, коротко подрагивая. Ожидать можно было всё, что угодно, и Вадик готов был чуть ли не к отрезанным пальцам. Только вот Его волче умел в удивлять. Чем явно пользовался. Неприятно занывшая ладонь и тут же чужая, такая же кровоточащая, но при этом тёплая. До щиплющих глаз родная. Дракон в откровенном ахуе наблюдает за всем происходящим, не в силах даже взгляд отвести. Что говорить о попытке вставить хоть слово. Неужели Олег окончательно с ума сошёл? А может это новый, такой вот изощрённый вид пыток от Разумовского? Хуй знает, но эффект соответствующий. И Вадику это нравится [блять]. Заворожённый донельзя [действительно, куда уж больше], Вад взглядом пожирает сидящего перед собой. Пиздец, Волков вылизывает собственную рану, отчего возможность кончить даже вот так, без рук, увеличилась до охуевшего процента, и Вад держится буквально из последних сил. Подносит свою ладонь к губам, повторяя вылизывающие движения языком. Олег это один громадный, при этом ещё и ходячий, секс. Грубый, неуравновешенный, отчего ещё больше сводящий с ума, секс Олег. Вновь оседлавший колени Дракона, отпустил тормоз и втопил педаль газа в самый пол — Вадим окровавленной рукой сжал шею, притягивая к себе и впиваясь в губы напротив. До головокружения сильно, без возможности отстраниться и дать заднюю. Второй же ладонью привычно накрыл оба члена, сменяя пальцы Волка на свои. Движения выдались резкими и быстрыми, отчего поцелуй перерос в нечто жадное, с элементами сопротивления. Зубами оттягивал нижнюю губу, зализывая укусы языком и сплетаясь им с чужим, ведомый порывом как можно быстрее кончить под е г о пристальным вниманием и в крепких объятиях. Ускорившись, двинул уставшей от толчков кистью ещё пару-тройку раз, с шумным стоном прямиком в поцелуй, изливаясь на чужие руку и живот, а также пачкая член. Но движения на этом не закончились — Волков не мог остаться без желанной разрядки, даже несмотря на возможные попытки извести Вада после такого облома. Не здесь и не сейчас. Как-нибудь в другой раз — обязательно. Пальцы на шее сильнее стиснулись, сжимая сонную артерию, а на члене — быстрее задвигались, обхватывая как можно крепче липкую головку. — всё, что пожелаешь и скажешь, волче. только в следующий раз, когда отправишься к нему в башню, помни, – губы в губы, на одном лишь томном выдохе: — что ты сам связал себя со мной. навсегда. То, как Вадик целуется [кусается], и то, как сознание постепенно от его хватки теряется — пиздец. Но от ещё одной хватки, на члене, хочется выть и лезть на ёбаную стену. Хо-ро-шо. Было бы, не пизди Дракон так много. Лучше бы и дальше истязал губы со ртом, чем э-т-о. Волков вновь хватает его за плечо, больнюче так. Выбить бы всё из твоей тупорылой башки к хуям собачьим. Связался же, блять. Навсегда. Дана ли им такая роскошь? Сперма Вада на собственном животе и руке, но как-то на всё похуй сейчас. Волков начинает терять сознание, но не даёт себе провалиться [уже наученный огромным опытом]. В этот раз это больше похоже на судороги, что длятся не так быстро. Расслабленные пальцы на ногах, и крепко сжатые [сжимающие] на теле Вада. Ёршик из тёмных и влажных прядок прилипает к затылку, пока Олег кладёт руку поверх той, что Вад сжимает шею, и резко вдыхает. Пачкает себя, его, даже, кажется, парой капель на стену. — шукран джазилян [большое спасибо; используется редко, только в случаях большой и искренний благодарности]. Последнее, что на выдохе говорит Олег, прежде чем встречает черноту перед глазами. И даже тут, из неё его вытаскивает Он. Отстраняется не сразу, но всё-таки много времени в чужих руках не проводит. Бумажным полотенцем обтирает остатки семени, остальное оставляя для душа. Туда и уходит, вновь даже краем глаза не глядя на Вада. Живот урчит уже в коридоре, пока Волков надеется, что уникум ещё и еды заказал, а не только всякую хуйню. Контрастный душ, обтирание влажным полотенцем, и добрая пара минут на бортике в ванной. Кажется, ты точно свернул куда-то не туда по жизни. Но, наверное, грех жаловаться, да? Всё ещё ведь ходишь и дышишь. Хотя нуждаешься ли в этом? Ну, уже совсем другой вопрос, Волков. Главное, что утро вышло очень даже бодрящим. Штаны, которые он сполоснул от пятен лежали на машинке, а берцы стояли у двери с ванной справа. Идти что-то убирать и относить не хотелось, да и силы не бесконечные. — еда есть? Спрашивает он уже по возвращению, только просовывая голову из-за угла. Невозможно было забыть две вещи: звук пулемётных очередей и то, как Волков собирается кончить. Второе было куда больше по душе. До глупой улыбки и не менее идиотского желания прижаться губами к макушке или виску, медленно поглаживая по спине. Собственно, Ваду и это удалось, когда Олег окончательно поплыл в его руках. Надежда на то, что в таком коматозном состоянии он не услышит невнятное, явно с ошибками, но столь искреннее “ Барысы да яхшы, мин якын / [всё хорошо, я рядом] “ теплилась где-то глубоко в душе. Как и на то, что он всё поймёт. Самостоятельности Олежке не занимать. Даже после отруба делает всё сам, как те пиздюки из рекламы детского питания. От его “ Ясам “ по жизни глаз дёргается, а кулак сжимается. Где твоя нежность? Где твоё желание растянуть этот момент, утопая в неге наслаждения и плавясь от послевкусия как можно дольше? Нет нигде? Ну и пошёл ты нахуй, Волков. Вадик был куда более сентиментален, особенно в такие моменты, чем пытался казаться. Но идти против, спорить и доказывать, что не разъебай последний, который не думает даже о себе, а вполне себе заботливый и нежный — нахуй надо, за педика ещё примут. Как бы не так. Оставшись наедине с самим собой: своими мыслями, что никак не приходили в порядок; перепачканным в крови и сперме телом [ну или его частями]; помятым лицом; Дракон лишь запрокинул голову, делая пару глубоких — насколько это было возможно — вздохов. Пальцы потянулись к столу, где небрежно валялась пачка сигарет и убитая жизнью зажигалка. Вытащил одну, вставил меж зубов, чиркнул зажигалкой несколько раз, с еле слышным “ да сука блять “ и прикурил. А кто запретит, собственно? Олег зашевелился, когда от сигареты остался один бычок, жадно докуриваемый до самого фильтра. И он тут же вжался в влажную ладонь, потухая с характерным звуком [ну пш-ш]. — еда? а что, должна быть? – Вадим повернул голову, бросив удивлённый взгляд через плечо. — такой роскошью не обладаю, но в пакетах может что-нибудь съедобное и найдёшь. Вновь эта усмешка. И, наконец, поднялся, кинув бычок на стол. Даже не удосужившись спрятать достоинство — было бы во что, собственно [трусы не считаются] — направился в сторону Олега. — я в душе не ебу, что ты теперь ешь, поэтому заказал всего понемногу. прости, кумыс забыл. – подмигнул, пихнув под ребро, проходя мимо, — даже если ты не казах. И скрылся за дверью ванной, приводя себя в относительный порядок. Душ практически не шумел, а на смену грязному бельё пришло новое — зачем заморачиваться с одеждой, когда можно не одеваться? Выпархнул из ванной комнаты Дракон уже посвежевшим и более активным, нежели после сна [если после такого было куда ещё], и принялся помогать разгребать пакеты. — нет, ну ты посмотри только, – в руках оказалась ранее откинутая в ебеня футболка с волком, — вы же пиздец похожи, волче. Надень.