ЖожоCry2008

      Сидеть наедине с Дашей не приходится (и слава всем богам, и судьбе, и в кого там ещë люди верят). Примерно через полчаса, которые тянулись для Серëжи невероятно долго и мучительно, Ваня пришëл к себе домой. Как только до шатена доносится звук проворота ключа в замочной скважине, он покидает довольно уютную постельку русого, Дашу-какашу, и топает встречать своего Ванюшу.       — Ва-а-аня, какой ты краси-и-вый!       И вправду красавчик. Ветер на улице никого не щадит, на голове у зеленоглазого полный сюrr и от этого он похож на воробушка. Есть выражение «сердце кровью обливается». А Серëже кажется, будто его сердечко затапливает нежность, она заполняет его до краëв, вот-вот выльется, стекая куда-то под рëбра, будя этим стаю бабочек, что разлетятся, щекоча изнутри лëгкими взмахами крылышек, затем к низу живота, завязываясь там тугим узлом. Ему должно быть страшно, всего капля яда способна отравить это чувство, что стекает по стенкам внутренностей, бежит по венам, бурлит в нëм вместо крови, бьëт в голову чувством эйфории, дурманит разум, застилает пеленой карие глаза.       Но Пешкову не страшно. Никогда не было страшно. На крайний случай у него всегда есть он сам. Но если в чужих руках так хорошо, может, это судьба? Не из разряда «мы дышим одной судьбой, живëм на одном воздухе, может это Земля?». Если чужая рука так приятно гладит по голове, прижимает к себе, если ему так нравится улыбаться тебе, если он готов носить тебя на руках если только ты этого захочешь, может, это судьба?       Ну а вообще, судьба — это когда никакая Даша не помеха.       Это когда она может идти на всё четыре стороны, ведь у тебя есть он.       — Ты тоже ничего, кудрявый.       Это нормально, что от одного его шëпота в макушку ноги подкашиваются? Пешкову нравится, значит да.       — М, привет, Ваня, — манда ушастая слышится тупой милый голосок откуда-то сзади, и Бессмертных, так уже привычно поцеловав в макушку, отстраняется, напоследок заправляя висящую кудряшку за ушко.       Они просто друзья, правда. Только почему сердце так часто бьëтся?       — Привет, Даш. Как тебе тут?       Иван снимает ветровку, разувается, наступая себе на пятки и проходит в комнату, кидая пакет, видимо, с едой, себе на кровать. И кто Серëжа такой, чтобы не прыгнуть за пакетом и не начать искать там колу? Блондинка хвостиком бежит за ними в комнату.       — У тебя такая чудесная комната! Только вот… Серëжа меня вечно обижает! Сколько можно?! Скажи ему чтобы он этого не делал! — ей не хватает ещë ножкой топнуть, ей богу.       — Бедняжка… — звук открывания баночки кока-колы.       — Ну Дашуль, я же не его мамочка, чтоб воспитывать и указывать что делать. Скажи сама ему, — русый ищет чистую футболку в шкафу, и, правда, старается не улыбаться.       — Конечно, Ванюш, ты мой папочка, — что? Боже, это вообще не Серëжа сказал, видите, он пьëт любимый напиток и читает книжку вверх ногами!       — Пешков, ты можешь уже закрыть рот и перестать меня обзывать и вообще говорить всякую чушь? Ну пожалуйста!       — Пошла нахуй, — вот вообще не колышет. Кола интересней и вкусней.       — Ваня! — девчачий визг уже надоедает, ей сколько, три года?       — Ну что «Ваня»?! — Бессмертных уже подзаебался.       Череду криков заменяет звонок в дверь.       — Затихли все, это Аминочка!       Кареглазый деловито пошёл разбираться с входной дверью, умело делая вид, будто они тут мирно чай пили, не было никаких ссор и вообще это соседи орут.              Брюнетка с порога улыбается, друга обнимает, затем Ваню. В руках у неë три коробки пиццы и, боже она лучшая просто, баночка колы без сахара и доктора пепера. Даша на неë странно смотрит, они ещë незнакомы. Разве что Амина слушала нытьë Пешкова о том, как она их семейному с Ваньком счастью мешает и впечатление о девушке у неë такое себе.       — Привет, я Амина. Ты Дарья, верно? Приятно познакомиться, я Серëжина подруга... лучшая, — брюнетка искренне улыбается и светит будто лучик солнышка. Серëжа для себя решил, что если Хуяша что-то не очень лестное хотя бы подумает сказать этой заиньке, он еë за волосы точно оттаскает.       Блондинка ей отвечает слабой улыбкой, быстро обнимает вежливости ради. Ну рот не открыла, на том спасибо.       В комнате русый уже в комфортной для него домашней одежде расставляет по рабочему столу еду, что-то бегает, суетится, на кухне чем-то занимается. Серëжа сидит на столешнице кухонной, соскакивает, ему помочь хочет, а тот всë его обратно сажает, вставая между его разведëных коленей, в глаза смотрит и повторяет:       — Я всë сам, кудря.       Младшему так не нравится. Он канючить начинает, упрямиться. Но его быстро успокаивают. Ваня целует по-детски, невинно опять так, глаза свои прекрасные прикрывая, но весь воздух вышибает из лëгких. Просто прикладывается обветренными губами к чужим, сухим и тëплым, с колечком пирсинга, что так идëт восьмикласснику. Не шевелится пару долгих секунд, заканчивая прикосновение почти незаметным чмоком. И ещë одним в уголок губ. И ещë в розовенький от лëгкого смущения носик.       Но это не смущение, просто по венам вместо крови течëт его любовь.       — Успокоился? — мягко, с насмешкой, почти шепчет хрипловатым голосом, только для него, для него одного.       Сергей улыбку смущëнную за кудряшками тëмными прячет, вызывает такой же тихий хриплый смех у зеленоглазого. Он трепет чужие волосы и спокойно возвращается ко всем в комнату.       А кто сердце Серëжино ему вернëт. Оно же вот-вот выскочит наружу, или оно уже где-то в пятках, или самому Ване уже на вечность подарено, с большим бантиком и просьбой сохранить в руках своих тëплых и… Целовать, целовать, целовать. Навсегда.

' ' '

      Было весело. Ладно, было просто ахуенно. Лина и Саня пришли вместе, по пути заходя в магазинчик и в итоге принесли четыре бутылки красного вина и несколько пачек сока. Ваня конечно возмущался, двоим из них ещë четырнадцать! Но, после слов Эвелины о том, что лучше они попробуют вино с ними, чем какую-то херабору за гаражами, русый немного остыл. Немного. Он не дал Серëже и Амине выпить больше двух бокалов, и, чтобы было честно, сам больше не пил.       И вот, все уже подвыпившие, в сознании, но настроение значительно веселее. Они болтают, много смеются, даже Даша не возникает, правда, к Бессмертных жмëтся, но Пешков быстро ей напоминает о том, что ручки свои ей лучше при себе держать. Ваня с этого смеëтся.       Он вообще с Серëжи умиляется и улыбка неосознанно сама на губах появляется, когда тот рядом. А когда он чуть пьян, то зеленоглазый вообще плывëт. Кудри растрëпаны от быстрых активных действий, он буквально не может сидеть на месте, рассказывает, кажется, уже сотую тупую историю, с которой развозит всех, особенно Ваню. Блондинка на это бесится и тоже пытается что-то вкинуть, но это не то. Не темноволосое недоразумение, что выпускает сладкий пар изо рта, подводит глаза, скучающе закатывает глаза на уроках, достойно считает себя выше других, хлопает ресничками и лезет обниматься.       Ребята успели уже перепеть друг друга в караоке тысячу раз в тысячи разных песен. Но Ваня справедливо считает, что лучшим был кудрявый. Он своей харизмой вывозит любую песню, быструю и медленную, весëлую и грустную. Ещë они смотрели какой-то дешëвый русский фильм, сюжет никто уже не вспомнит, просто дрыгались под разные композиции, пытались играть во что-то банальное по типу правды или действия и т.д, но в итоге, Пешков, втягивая в себя химозный виноград, морозил какой-то наитупейший анекдот, который всех разрывал и дальше никто уже не вспоминал про игры.       Было где-то далеко за полночь, Амина и Эвелина лежали в обнимку на кровати, о чëм-то тихо переговариваясь и смеясь. Санëк что-то доказывал и открыто рофлил с Даши, что с этого раздражалась. Серëжа открыл очередную пачку сока. Виноградного. Щёчки у него малиновые, действие вина и дурманящаго сознание пара, кудри спутаны, чëрная подводка чуть размазана. Ваня ловит себя на мысли, что мечтает попробовать его пухлые губы на вкус. Готов поклясться чем угодно, он знает каковы они окажутся. Сладкие, химозные, на этот раз влажные, податливые. Ваня бы положил руку ему на талию, и капризный Жожо бы прогнулся, прижимаясь к его груди. Он бы целовал его медленно, глубоко, мокро, слюняво. Так, как может только блядский кудрявый чертëнок, с ураганом эмоций внутри.       Пешков чувствует пристальный взгляд на себе. Они сидят на полу, Бессмертных опирается спиной на стену, младший рядом. Сок может подождать, когда на тебя смотрят так. Пристально, с желанием.       Зелëные глаза смотрят с восхищением.       У кареглазого высокая самооценка, он считал всегда что ему никто не нужен, что он самый остроумный, самый симпатичный. Всех это отталкивает, а Ваню приводит в восторг. Бессмертных — это исключение. Без него Серëжа уже не видит жизни. Русый заставляет его вены скручиваться в бантик, любовь по ним бежит тягучая, то быстро-быстро, то замирает от такого внимания к себе.       Старший смотрит секунду, две, на очи цвета шоколада с огромными зрачками, на губы, на щëчки. Плавно приближается и жмëтся губами, сталкивается с чужими, впервые позволяет себя языком провести по нижней проколотой губке, обводит металлическое колечко, аккуратно и нежно прикусывает, снова целует, переходит на верхнюю. Они правда такие, как он представлял всегда. Сладкие, вкуса винограда.       У Серëжи перед глазами всë плывëт, но ему приятно, безумно. Зарывается рукой в соломенные волосы, мягкие такие и скулит тихо от бабочек, разрывающих его в районе рëбер, ему так нравится. А в голове одно крутится: Ваня, Ваня, Ваня.       Не останавливайся. Никогда.