Скриптонит — Это Любовь
Ночью на террасе у Вани дома хорошо. Очень. За стеклом тëмное небо и уличные фонари. Из динамика Серëжиного телефона тихо — всë же мама спит — льются слова всем известной песни. Наверное каждая девочка уже класса так с червëртого-пятого начинала мечтать о каком-нибудь красивом мальчике. И по-любому у большинства была та самая фантазия о красивом медленном танце. Когда играет романтичная музыка и вы с ним идеальными движениями двигаетесь по танцполу на школьной дискотеке, пока остальные с завистью смотрят на вас, ведь это краш всей школы. Но на деле это не совсем так, даже забавно. Иван Бессмертных — может и краш всей школы, но медленно прокручивает под рукой и обнимает аккуратно за талию совсем не девчонку красивую, а не менее красивого (для русого даже больше) кудрявого капризного мальчика, что сразу взгляд зацепил и не отлип до сих пор. Да и вовсе не на школьной дискотеке, а у него дома, ночью, пока за стенкой мама спит. Серëженька всë же в своей пижаме розовой и растянутой лучше любой самой дорого одетой девушки. Его кудри запутанные и торчащие в разные стороны — милей любой укладки. Его, местами чуть неаккуратный, маникюр чëрный на ногтях подпиленных — нравится больше фотографий ноготочков в пинтересте. Его стиль одежды, юмора, характера — необычней селфи напротив вулкана из заблокированного инстаграма. Сергей Пешков — симпатичнее всех, кого Ваня знает. И уж точно любимее. Он за плечо зеленоглазого цепляется и ближе притягивает. Оставляет мелкие краткие поцелуи от подбородка по линии челюсти, в конце жарко дыша в ухо. Для этого ему вообще-то требуется как минимум встать на носочки, с чего Бессмертных хохочет, заставляя мелкого тоже захихикать. Он, чтобы быть выше, встаëт своими носками на Ванины, как в сцене фильма сумерки, откидывает голову и смеëтся счастливо, пока старший думает как скоро его, кажется, сломанные пальцы на ногах срастутся, но тоже улыбается. Как дурак. Так влюблëнно. Ближе к шести утра, попив напоследок клубничного чая, они заваливаются в обнимку к Ване на кровать, моментально проваливаясь в сон.' ' '
Ванина мама собирается на работу, умывается, застёгивает замок на юбке и наскоро завтракает. Уже пол восьмого, а мальчишки так и не встали. Она тихо подходит к их комнате, приоткрывая дверь. Пешков во сне полностью забрался на Ваню и в ответ его обнимают всеми конечностями. Женщина лишь по-доброму усмехается и закрывает за собой дверь. Пусть сегодня поспят.' ' '
Ваню мучает одна настойчивая мысль, она же его пугает и связывает руки. Серёжа без проблем рассказывает ему о родителях, о том, что они всё знают об их отношениях, что они ему привет передают, гостинцы всякие и многое другое. Нет, Пешков ещё при первом их разговоре сообщил об их невероятной толерантности, но чтоб настолько... на самом деле неожиданно и очень приятно, что Ивана так принимают в их семью, зная, что они именно встречаются, не дружат, а за ручку до школы идут, в конце посылая друг друга на три буквы, ведь уже декабрь и руки отмерзают. Ваня лишь боится, что его мама не ожидает такого известия и расстроится, не говоря уже о том, что не примет Серёжу... — Ванюш, а ты совсем ничего не хочешь мне рассказать? Бессмертных давится бутербродом с маслом и удивлённо смотрит на маму. — Нет, а что? Что-то случилось? Мать лишь невозмутимо продолжает пить кофе и изредка со смешинкой во взгляде поглядывает на сына, у которого аж ладошки вспотели. Хотя, они у него всегда такие, ещё одна причина, почему ходить за руки — это тупо. Тупо неудобно. — Нет, Ванюш, что ты, просто интересуюсь твоей жизнью. Что там на личном, например? Русый заметно напрягается, впрочем стараясь не показывать виду. Он ведь совсем не знает, как мама может отнестись к тому, что они с Серёгой не только уроки делают и в плойку гоняют, а и целуются до губ опухших. — Да не, не, никого... — что-то мямлит невнятно и прячется за кружкой. — Может, девочка какая? — всё продолжает пытаться докопаться. Только зеленоглазый хотел было открыть рот, как сразу тушуется, а потом и вовсе в неверие уставился на мать. — А может, мальчик? И снова взгляд этот хитрый, видно же, что эта чертовка всё знает. — Ну мам... ну. Ну может мальчик, и что такого? Сердцу не прикажешь! — парень эмоционально ставит стакан на стол и взмахивает руками, не веря в то, что он только что сказал. И в то, что они вообще ведут этот разговор. — Да что ты, Вань, спокойней, я всё понимаю. И это давящая тишина. Хочется произнести хоть что-то глупое, лишь бы пустота не давила на перепонки. — И ты даже не скажешь его имя? — аккуратно интересуется женщина, сдерживая улыбку. — Ну мам! Нет! Дай мне время, я ещё не осознал, что я не иду собирать вещи на выселение... — Эй, во-первых, ты нормальный? Какое выселение, я тебя не для этого растила и терпела столько лет! — юноша тихо хихикает. — А во-вторых... какой-то мальчик вскружил голову моему сыну, а ты даже не хочешь матери сказать его имя?! Вот ты ананас, конечно. Я не могу с тебя... — Ну мам! И опять тишина, прерываемая лишь звуком уменьшающегося кофе в кружке и между делом брошенным: — А у вас в паре кто сверху, ты или Серёжа? Вот тут Бессмертных снова давится. — Мам-а! Ну ты совсем, что ли? Ему же четырнадцать! Как ты... — и тут он снова прокручивает в голове фразу матери и хлопает глазками, смотря на победную гримасу Бессмертных старшей, наконец осознавая, что она правда всё знает. — Мама! — Ну ты приводи хоть своего жениха почаще. А то вы что-то у него дома зачастили. Ты серьёзно думал, что его родители мне ничего не говорят? Ты такой наивный, Вань, боже...