Обратно

— Снимите его! — помогаю Нане подняться с пола, — чего встали как вкопанные?! Прибывшие Лионель и Джонатан удивились происходящему. Колиньяры переглянулись между собой, а мы с Савиньяком это заметили. Взгляд нам этот не понравился. Чересчур много сказано им было. — Потом, — шепнул. Августа сняли с верёвки, накрывая тело занавеской. На диване лежал плед, но Эстебан почему-то решил испортить гардину. Ладно… — Здесь есть записка, — подхожу к письменному столу.

«Моё самоубийство — осознанный выбор и предупреждение. Нынешняя власть Талига не является тем, за что мы несколько лет боролись с узурпаторами. Это позор всех людей Чести. Гниль, коварство и глупость. Альдо Ракан лишь опозорил благородный род своим поведением. Матильда была бы в ярости. Хочу заранее извиниться за то, что вы лицезрели данную картину. Меня отправили в Дриксен для того, чтобы убить Ричарда Окделла. Я не смог предать своего старого друга Эгмонта, как и свой народ. Конечно, мне не приносит радости та мысль, что навозники будут управлять великой державой, но если это изменит ситуацию, то готов зажать нос. Как ни крути, я знал, что рано или поздно придётся наложить на себя руки, нежели чем умереть от меча врага. Бойтесь женщину, что в белом ходит. Увидимся на той стороне.»

— Он говорил про мою маму, — в дверях застыл Ричард. — Ты уверен? — вглядываюсь в текст. Буквы перед глазами поплыли, а через секунду голову поразила невыносимая боль. — Эсми! — Эстебан подхватил меня, — что такое? — Голова разрывается, — держусь за стол, — а-а-а-а-а! — завизжала, — больно! Больно! — Зовите лекаря! — прорычал, — быстрее, блять! Ничто не сравнится с этим. — Хватит! — спускаюсь на пол. — Потерпи секундочку, любовь моя, — сел рядом. Знакомый зал. — Обязательно пытать меня?! — рявкнула. — Прости мою маленькую шалость, — Создатель лукаво улыбнулся, — как продвигается охота за Грехами? — А ты не видишь? — тру глаза. — Не злись, Эсмилир. Я не хотел мучить тебя, — пожимает плечами, — так получилось. Зависть близко. — Зачем помогаешь? — в шоке. — Это не помощь. Скажем так, Зависть — самый слабый грех. — Своего рода, — подбираю слова, — разминка? — Да-а-а-а, — довольный, — каждый из них сильнее предыдущего раза в три. — Может, предотвратишь это? Ты же Создатель. — Я тут подумал, — подходит ближе, — в Апокалипсисе есть смысл. Смертельная битва станет последней. — Хочешь очистить мир, — фыркаю, — чем мы не нравимся? — Нет развития. Я дал вам всё, — вздохнул, — наделся, что люди смогут достойно эволюционировать, но в итоге сплошная деградация. — Когда этим заниматься, если постоянно идёт война? Помоги нам убить Ракана, вернуть Талиг и всё наладится. — Возвращение власти — сугубо ваше желание, исполнение которого не имеет масштабного значения, понимаешь? От того, что Эстебан вновь станет королём, — задумался, — мало что изменится для человечества. Да, закончится весь этот ужас: тьма, красное небо, существа нижнего мира. — Прости? — опешила, — кто? — А, — удивлён, — вы ещё не встретились с ними. Ты же человек начитанный, наверняка знаешь про различных сверхъестественных тварей. Обычно, их меньше, чем сейчас. Кровавая Луна пробудила многих. — То есть, мало того, что вышли Грехи, нас будут жрать различные волки, вампиры и прочее? — Конечно! Это же Конец света, Эсмилир. — Ужасная шутка. Лучше бы помог. — Вы отлично справляетесь! — хлопает в ладоши, — пойми, от меня зависит лишь часть. Есть Хаос и Тьма, а эти создания — их дети. Хаос и Тьма — мои первенцы. — Ты их для баланса сотворил? — Именно. Есть добро, есть зло. Видишь ли, — отходит, — так получилось, что этот дуэт, — замялся, — в силу количества и происходящего, немного могущественнее отца своего. — Вот и вся суть. Хочешь уничтожить мир, потому что боишься проиграть. — Проще создать новый, чем спасать этот, — поджал губы, — и да, не переживай, ты останешься жива. — Очень жаль… Когда ждать бойни? — Без понятия. Я лишь наблюдаю, но, — посмотрел на меня, — своими стараниями вы можете отсрочить битву. Для таких, — положил руку на моё плечо, — как мы, время быстро пролетит, а для смертных это, — подбирает слова, — пройдёт века три, четыре… А может, остался год. — Раздражаешь. Натворил делов, а сейчас притворяешься идиотом. Никакой ответственности! — Эсмилир, не забывайся, — запустил руку в волосы, — одним щелчком пальцев сверну Эстебану шею, если будешь злить меня. — Мне сверни. Я правду сказала. Мы не виноваты в том, что кто-то оплошал. Из тебя вышел хреновый отец, — дёргаюсь. — А из тебя мать. Ой, — улыбнулся, — прости. Бесплодие идёт в комплекте с бессмертием, совсем забыл. — Урод. — Тебе пора, — отпускает, — не заостряй внимание на Эмиле. После подобных встреч мне плохо. Тошнит. Эстебан сидел на полу рядом с кроватью. Юноша дремал, удобно устроившись около тумбы. — Тебе удобно? — глажу по волосам. — Очень, — размял шею, — дай угадаю, тебя вызвали на беседу? — Да. Почему ты здесь? — Не хотел мешать тебе, но, — еле поднялся, — и уходить тоже. Если что, то я поел. — Сколько меня не было? — Почти, — смотрит на часы, — два дня. Мы успели похоронить Августа в лесу. — Как мило. Почему Ричард сказал, что женщина в белом — его мать? — Став вдовой, — сел на край кровати, — она выбрала именно этот цвет для траура. Всегда носит белый. Тем более, именно герцогиня объявила охоту на собственного сына. — Весело… На дворе глубокая ночь. Кузнечики песни поют. — Есть что рассказать? — Да. Он внимательно выслушал меня. Кажется, у Колиньяра скоро крыша поедет от таких новостей и его количества. — Ты назвала Создателя уродом? — приоткрыл рот. — Заслужил! Дыши, Эстебан… — Грубо говоря, много вопросов и ни одного ответа. — Значит, мы всё равно все умрём? — Рано или поздно, но, — беру за руку, — у нас есть шанс на отсрочку. Я не позволю вам погибнуть в бою. Вы достойны большего, чем смерть от рук людей Ракана. Счастья, семьи и, — затихла. — И? — Создатель сказал, что бесплодие идёт в комплекте с бессмертием, Эстебан. Боюсь, я не смогу родить тебе ребёнка. — Ну и ладно, — улыбнулся, — ладно. Ничего ужасного или трагичного нет. — Не обманывай себя, — вспоминаю слова Сэмюэля, — со мной не будет детей. — Мы будем долго и усердно пытаться, — подмигнул, — не верь всему, что говорит Всевышний. Он лишь пытается сломать тебя. Матерью моих детей будешь только ты, иначе, они мне не нужны. — Для тебя это важно. — Ты на первом месте. Пока я жив, а в моей груди бьётся сердце, то Армагеддон не наступит. Голодна? — Немного, — смущаюсь, — спасибо. — За что? — За всё. По нему видно, что Колиньяр в ужасе от всего этого дерьма. Он скрывает свой страх, дабы не расстраивать меня. — Ребят, — в комнате появился обеспокоенный Лионель, — у нас беда. — Какая? — Нана с Александром пропали, — нервно взглотнул, — я обыскал всё поместье. И, — выдыхает, — мы с вами единственные, кто не спит. — А в чём проблема разбудить других? — Невозможно. — Началось, — соскакиваю, — Создатель сказал то, что Зависть близко. Видимо, сейчас и встретимся. Быстро переодевшись, я достала кольт, зарядила его и мы вместе вышли из комнаты. Савиньяк привёл нас к парням. Ричард, Арно и Эмиль действительно очень крепко спали. Колиньяр буквально вытряс из них душу, пытаясь разбудить мужчин. — У твоего брата всегда был такой шрам? — сдул прядь волос с лица, — странный до жути. — Клеймо? — подхожу ближе и отодвигаю ворот рубахи. На ключице Эмиля расположился знак в виде змеи. Скрутилась в клубочек и отдыхает себе. — Если мы — воплощение Грехов, то почему он спит? — Лионель. — Без понятия. Может, это действует немного иначе? — Жаль, а я бы посмотрел на то, как Савиньяк носится за нами, словно кобель среди сучек в течку, — усмехнулся, — ох, бедные диваны и полотенца. — Заткнись нахуй, — пихнул его, — павлин. — Та-а-а-ак, задушите друг друга потом. — Ты права, — выходит, — наш сын пропал вместе с Наной, а Колиньяр со своими тупыми шутками. А ты знал, — остановился, — что даже под самым роскошным павлиньим хвостом скрывается обычная куриная задница? — Которая тебе не достанется. Когда это закончится? Темно, сыро и противно. Трава мокрая от прошедшего дождя, комаров целая куча, ещё и холодно. — Вот почему так? Сейчас бы лежали в тёплой кроватке, грелись друг об друга и всё было бы хорошо… — Если тебе приспичило, то отойди в кусты. Пять минут подождём, — ухмыляется. — Надо же, — расхохотался, — граф Лионель Савиньяк научился шутить под конец третьего десятка, — хлопает по плечу, — молодец. — Эсмилир, давай договоримся? В следующий раз, когда что-то где-то находишь, то будь добра оставить это там, хорошо? Хватит тащить домой всякую дрянь. — Успокойтесь. Так, — перевожу тему, — что-нибудь странное произошло за эти два дня? — Первая удачная шутка Лионеля. Не выдержав, я рассмеялась. — Прости, — опускаю глаза, — это было смешно. — Ой, — цокнул, — дожди лили. Без перерыва и пауз. Удивительно, что закончился. Небо услышало графа. Засверкала молния, раздался оглушающий гром и начался ливень. — Молчал бы. — Вы меня ищите? За нашими спинами появилась Нана. Девушка вышла из леса, держа на руках спящего Александра. — Погода чудесная. Голос ей не принадлежал. Ощущение, что кто-то вместе с ней говорит хором. — Как твоё имя? — Эстебан достал кинжал. — У меня их много, — улыбается, — Зависть, Первопроходец, начало войны, змеиное чувство. — Нам надо избавить её от этого, — прошептал, — и сохранить жизнь им обоим. — Метка на Эмиле, почему ты выбрала её? — Благодаря ему я здесь, но это тело, — облизнулась, — нравится мне куда больше. Наночка всегда была слабой и завистливой девочкой. Смотря на то, как Эстебан носится за Эсмилир, как Лионель играет с Александром, награждая его всей своей любовью, возникаю я. Она такая уязвимая. — Отпусти Александра. — Зачем? — удивилась, — каждому Греху нужна жертва, которая является полной противоположностью. Юный наследник, — проводит рукой по его спине, — станет десятым. Я в этих краях уже неделю. — Вот с кем связаны пропажи, — Лионель посмотрел на Эстебана, — мы слышали об этом на рынке. — И ничего не вызвало подозрений? — Кража детей — обычное дело в этих местах, — поясняет Колиньяр, — ты и сама прекрасно знаешь. — Вы бы не заметили моего присутствия. Днём Нана обычная, а ночью появляюсь я. С чего начинается зависть? — С правды, — отвечаю. — Верно. Давайте поиграем, — махнула рукой, — Эстебан, — бросила на него взгляд, — скажи, что связывает тебя и Нану? — Поцелуй. — Чего? — хором. Уши заложило. — Я не хотел этого говорить, — прикоснулся к губам, — что ты делаешь, сука? — Работает. — Слышь, — Савиньяк пихнул его, — какого хрена? — Тихо! Это вышло случайно. Я не планировал! — Какая же ты скотина, Колиньяр. — Меня ещё кобелём называет. — Выслушайте! — заорал, — в тот момент ты меня отшила, а Лионель ничего не говорил о своих чувствах. У вас с Наной был разговор, итог которого её расстроил, помнишь? — Предположим. — Девка не спала всю ночь и сидела у костра. Я проснулся, сел рядом, мы поговорили, она сказала, что ты разбиваешь ей сердце, когда считаешь её ребёнком, постоянно, — замялся, — тыкаешь. — Опеку посчитал за романтику, — кивнул. — Да! Я сказал что-то, — задумался, — мол, ты так проявляешь симпатию, ибо являешься жутким педантом, но в целом нормальный. Она что-то пробубнила себе под нос и поцеловала меня. Всё! — Он может солгать? — обращаюсь к Зависти. — Нет, — наслаждается спектаклем, — продолжай. — Я его убью сейчас, — Савиньяк рыпнулся. — Пусть договорит. — Конечно же, у меня забурлило внутри, ибо я два с лишним года без секса жил, благо, вовремя остановился и осознал. На мгновение я представила то, как он простонал ей в губы, а после более жадным, скорее, хищным рывком поцеловал Нану. — Мерзость, — прошипела. — Тоже вообразила? — Угу, — прикрыла глаза. — Я её не трахнул! — Затухни, — скривилась. — Первый этап пройден. Лионель, скажи, что ты хотел сделать в первые дни после того, как Эстебан вернулся? — Убить его во сне, — улыбается, — он как назойливая муха. Никого не слушает, постоянно перечит. Я знал, что чрезмерная наглость и эгоистичность Колиньяра приведёт нас к этому, а Эсмилир с ума сойдёт, забыв про всё и всех. Она когда видит его, то мозг покидает голову. — Надо же… — Да! До его появления ты была другой. Более осознанной. — Ваша зависть — Эсмилир. Эстебана раздражает то, что Лионель вместе с ней прожил больше времени. У них было всё: Талиг, смех и радость, общий ребёнок. Идеальная семья. Савиньяка выводит из себя тот факт, что бывшая жена по уши влюблена в самонадеянного засранца, который, однажды, всех уже подвёл. Лионель старается изо всех сил, а Эсмилир только горюет по самодуру. — Спасибо, — фыркнул. — Мы это обсуждали… — Обижен, — выдыхает, — просто не могу понять, почему из всех мужчин, — оглядел Колиньяра, — ты выбрала его. Я более выигрышная партия. — Соглашусь, — кивает, — по факту. — Эсмилир, — очередь дошла и до меня, — скажи, Эстебан или Лионель? Хороший вопрос. Мужчины замерли. Всё это время трудилась над тем, чтобы бесшумно достать кольт и зарядить его. Пора. — Или, — выстреливаю в колено. Её крик принёс боль. Зависть выронила из рук Александра, а сама упала на землю, схватившись за ногу. — Мама? — поднял голову, — папа? Лионель схватил сына, рывком подняв. Через мгновение девушка забилась в конвульсиях, а её вены засветились ярко-красным. — Это не конец! — прорычала и откинулась назад. Изо рта вылезла змея. Эстебан быстро догнал её и наступив ногой на хвост, несколько раз ударил кинжалом. От звука затошнило. — Ты сумасшедшая, — вытер кровь с лица. — А если бы убила? — Лионель! Эстебан! — к нам бежали Арно и Ричард, — Эсмилир! Присев рядом с Наной, дрожащими руками еле как нащупала пульс. Слабый, но есть. — Жива, — расслабляюсь. — Надо лес проверить, — Эстебан, — про пропажи мы слышали, а про убийства нет. Может, дети где-то там? — Возможно. Мы с Лионелем остались в поместье, а остальные, кто проснулся, выдвинулись на поиски детей. Девушка пришла в себя. — Твою мать, блять! — заорала, — чего так больно?! — Надо пулю вытащить, — дую на ранение, — терпи. — Да не могу! — Она вырывается, — держит её, — давай быстрее! — Не-не-не! — Будешь с ней ходить? — рявкнула, — глядишь, целовать всех подряд перестанешь. Да, я язва. Нану будто по голове ударили. Она моментально покраснела. — Простите, — оглядела нас. — Хорошо, — заливаю антисептическим отваром, — готова? — Да. Даже не пискнула. Видимо, настолько было стыдно, что физическая боль не играла роли. Александра успокоила Арлетта, а Нану до спальни проводил Лион. Обрабатывая инструменты, перебирала в голове все мысли, задумки и идеи. Всё это ерунда. Она его поцеловала. Кто-то скажет, мол, это её инициатива, но Эстебан отреагировал. — Ты как? — Паршиво, — села у камина, — а ты? — Тошнит от этой мысли, — приземлился рядом, — в этом есть и свои плюсы. — Какие? — Нам известно то, что они испытывают. Побывали в их шкурах. — Давай отомстим и переспим! — цокнула, — это разные вещи, Лионель. — То же самое. Мерзко, не спорю. — Наши отношения развивались в другое время. Не было Эстебана и Наны. Что в первый раз, что во второй. Они оба испытывали к нам взаимные чувства, но при этом, — замялась, — отреагировали друг на друга. В жопу этих Колиньяров. — Я маме то же самое говорю. — Угомонись. — Мне не понравилось то, как они переглянулись. Никакого удивления или шока. — Думаешь, Колиньяры повесили Августа? — Не знаю, но, — облизнул губы, — слишком спокойно перенесли. Мы с парнями, — замялся, — просто охуели. Джонатан о чем-то разговаривал с сыном на прогулке. По лицу Эстебана было видно, что он явно недоволен. — Насколько? — Максимально. Из комнаты Александра наблюдал за ними. — Интересно, — задумалась, — ничего не понимаю. Зачем им убивать Августа? — Во-первых, герцог давненько точил на него зуб. Папа рассказывал, что после восстания, Штанцлер неплохо подпортил репутацию Колиньяра, обвинив его в совращении юных служанок, а во-вторых, он — прямая угроза. Мало ли, — подбирает слова, — шпион? — В твоих словах есть смысл… До самого рассвета мы рассуждали на различные темы. Дождь прекратился, а в поместье вернулись парни с хорошей новостью. В лесной хижине они нашли выживших детей. Семеро из шестнадцати. Живых вернули в родную деревню, которая расположилась неподалёку от леса, а мёртвых похоронили. — Эсми, — Эстебан поправил волосы. — Нет, — перебила его, — я не хочу с тобой разговаривать. Мне надо всё это переварить… — Понимаю, но… — Без «но». Если есть желание выслушать поток грязи, который я готова на тебя вылить, стерпеть побои и безграничное количество мата с оскорблениями, то прошу, — указываю в сторону кресла, — оставайся. Дабы не ухудшить и без того тяжёлое положение, — выдыхаю, — уйди и оставь меня одну. — Понял, — кивнул, — извини. — Я сообщу о том, когда буду готова к разговору. Как же мне тяжело дались эти слова. Хотелось наорать, врезать ему, наговорить всякого и просто разреветься от боли, обиды и разочарования. Необходимо держать под контролем свой гнев.