Вход в Облачные Глубины открыт для демонов и небожителей

      Хэ Сюань уже отчиталась о делах в Призрачном городе и могла уйти, но вместо этого уселась на широкую скамью во внешнем дворе Храма Водных Каштанов и, задрав голову, смотрела на желтеющие листья сливовых деревьев. Управлять делами самого большого демонического города было утомительно, хоть и интересно: оказавшиеся вполне смышлеными подчиненные Собирателя Цветов под Кровавым Дождем Хэ Сюаня боялись, но уважали, да и для него самого, ставшего главной целью небесных чиновников в последний десяток лет, места безопаснее было не придумать. Конечно, от необходимости отчитываться Хуа Чэну Хэ Сюань могла бы почувствовать себя оскорбленной, но годы сотрудничества с ним и доверия ему давно избавили демона от лишней гордости. Подчиненный так подчиненный — пока господин Градоначальник не требует грязных вещей и хорошо платит жаловаться не на что. Волновало Хэ Сюань другое.       Она сидела, уперевшись руками в лавку и подняв голову, а потому не заметила, как что-то маленькое и любопытное приблизилось со стороны. Вокруг храма сейчас был развернут не один десяток массивов, что значительно ослабляло силы любого внутри, и потому Хэ Сюань обратила внимание на Лянь-Ляня лишь тогда, когда он забрался на лавку рядом и удовлетворенно выдохнул. За последние несколько месяцев Хэ Сюань появлялась в храме лишь пару раз, но все равно видимо чем-то заинтересовала ребенка. Он поднял на девушку свои большие глаза и чуть растерянно улыбнулся. На щеке маленького Высочества было немного земли, а светлая форма адепта на подоле и рукавах была испачкана. Грязные руки Лянь-Лянь держал у груди, пряча что-то в маленьких ладонях.       — Что? — наконец спросила Хэ Сюань, равнодушно осмотрев ребенка. Черные волосы девушки были убраны в высокий хвост простой шпилькой, а тонкую шею в глухом воротнике подчеркивала золотая подвеска. Хэ Сюань выглядела строгой и недоступной и обычно отталкивала своим гордым взглядом простых смертных, но Лянь-Лянь был другим. Хэ Сюань уважала взрослого Его Высочество Наследного Принца, но маленький вызывал почему-то лишь глухое раздражение. Хорошо ему: забыл обо всех своих проблемах и целыми днями возится с Хуа Чэном и остальными слугами.       — Хэ шидзе уже уходит? — спросил Лянь-Лянь, смотря открыто и искреннее, совершенно не замечая раздражения в направленном на него взгляде.       — Я уже… — начала было Хэ Сюань, но осеклась. — Я еще немного посижу. Нужно… собраться перед дорогой.       — Вот как, — ответил Лянь-Лянь, отводя взгляд. Без внимательного присмотра янтарных глаз, что даже с дымкой беспамятства будто смотрели прямо в душу, Хэ Сюань стало легче. — Учитель говорит, что в путь лучше отправляться утром. Хэ шидзе уходит вечером, но ей все равно нужно отдохнуть.       Хэ Сюань не знала, что ответить, а потому промолчала, вновь поднимая глаза к сгорающим осенними красками деревьям. Волосы Лянь-Ляня были заплетены в тонкие косы у висков, которые у основания шеи собирались в одну толстую косу, украшенную чуть увядшими цветами и бусинами. Хэ Сюань точно знала, что заплела эту безвкусную ерунду Ши Цинсюань и оттого становилось гадко. С Лянь-Лянем Ши Цинсюань возилась почти каждый день, смеясь и подтрунивая над ним, а от Хэ Сюань бегала, едва завидев.       — А где твоя Ши шидзе? — делано безразличным тоном спросила Хэ Сюань. Лянь-Лянь вскинул голову и тут же ответил:       — Она пошла на кухню чтобы сделать что-нибудь перекусить. Ши шидзе сказала Лянь-Ляню подождать во дворе и прийти, если Лянь-Лянь чего-то захочет, но учитель запрещает заходить в дом, когда Лянь-Лянь грязный, — мальчик опустил взгляд и придирчиво осмотрел свою форму и руки, которые были испачканы землей. В его взгляде было немного расстройства, но не было сожалений.       — Ммм… — пробормотала в ответ Хэ Сюань. Она немного сочувствовала Лянь-Ляню, ведь готовить Ши Цинсюань ожидаемо не умела. Конечно, это вовсе не уровень Наследного Принца, но ее блюда получались либо слишком пресными, либо переперченными, либо сырыми, либо горелыми: и каждый раз, когда Хэ Сюань отказывался это есть она печально кривила губы и на красивом лице появлялось сложное выражение…       Глупые мысли все не хотели выветриться из головы, а ноги будто приросли к мощенной камнем дорожке, не желая уходить. Хэ Сюань злилась на себя за то что не знала, чего она еще хочет, и злость выливалась в нервное постукивание черными ногтями по деревянной лавке. Девушка опустила взгляд на свои руки, а затем на грудь. Почему она вообще в этом облике? Зачем ей было лично приходить сюда? Что она хочет услышать — или хочет что-то сказать?       Нервно мотнув головой, Хэ Сюань снова взглянула на Лянь-Ляня. Мальчик сидел, сжимая что-то грязными руками и непринужденно болтал обутыми в аккуратные тапочки ногами. Его диковинная прическа немного растрепалась, низкий ворот открывал белую кожу шеи, а в глазах не было ни печали, ни задумчивости. Ужасно раздражающе.       — Что это у тебя? — спросила Хэ Сюань, кивая на сложенные «лодочкой» ладони Лянь-Ляня. Он тут же оживился, придвинулся ближе к девушке и открыл руки: в грязных ладонях лениво извивался большой розовый червяк. В маленьких руках мальчика червяк смотрелся чуждо и мерзко, но Лянь-Лянь взирал на создание практически с нежностью.       — Лянь-Лянь сам нашел, — гордо сказал мальчик. — Его нужно показать Ши шидзе.       — Зачем? — скривилась Хэ Сюань. Конечно, будучи демоном она видела вещи и куда более неприятные, но брать извивающегося грязного червяка без лишней надобности точно бы не стала.       Лянь-Лянь выглядел чуть озадаченным вопросом. Он взглянул на червяка, затем на Хэ Сюань и пожал плечами.       — Чтобы она посмотрела.       — Думаешь, ее это удивит? — фыркнула Хэ Сюань, с совершенно несвойственной ей язвительностью подначивая ребенка. — Вот если бы ты его съел…       — Лянь-Лянь не думает, что его можно есть, — задумчиво ответил мальчик, снова смотря в свои ладони. Хэ Сюань надеялась, что предложение вызовет у маленького Высочества хоть толику брезгливости, но он лишь искренне рассуждал. — Он, наверное, не вкусный и проглотить его будет сложно.       — Вовсе нет, — сказала Хэ Сюань и протянула руку к червяку. Ловким движением она подцепила мясистое тельце и забросила в рот, тут же проглатывая. Под пораженным взглядом Лянь-Ляня девушка открыла рот, показывая, что он пуст. Чувствуя странное удовлетворение от растерянности, что появилась на правильном лице маленького Высочества, Хэ Сюань бросила: — Но на вкус действительно так себе.       — З-зачем ты… — пробормотал Лянь-Лянь, продолжая держать пустые ладошки «лодочкой». Хэ Сюань сдержанно оскалилась, понимая, что ведет себя глупо, но не имея сил остановиться.       — А что такого? Я была голодна.       — И все же не стоит тащить в рот всякую гадость, — неожиданно сказал Лянь-Лянь, кладя одну руку на бедро Хэ Сюань и пачкая землей ее черные одежды. С лица мальчика пропала растерянность и появилось лишь искреннее беспокойство. — Он был грязным и мог быть ядовитым. Хэ шидзе будет жалеть…       — И без тебя знаю, — Хэ Сюань резко сбросила чужую руку с бедра и поднялась. В голове бились тревожные мысли — что же она творит. Все это так глупо и так неправильно, переживания о происходящем так глубоко засели внутри, что даже невинные слова неосознающего себя ребенка теперь кажутся упреком. Хэ Сюань глубоко вздохнула и выдохнула. Она ужасно запуталась, а путеводный свет ненависти, за которым она так яро следовала, давно потух и даже пепелище остыло. Вокруг стало очень холодно, ужасно темно и одиноко.       На легком ветру, что еще только готовился стать зимней стужей, желтые листья слив лениво облетали: к рыжей, словно шкура лисицы, листве игриво примешивались кроваво-красные листья рябины, что росла в углу двора. На черном камне дорожек эти листья казались кровью в темной воде, но уже не было бурного потока, что отнесет их в Диюй. Этот яркий ковер сгниет и исчезнет под снегом, грязный и жалкий, и никто никогда не узнает о том, о чем он сожалел.       — Хэ шидзе… — протянул Лянь-Лянь, дотрагиваясь до подола Хэ Сюань, но в этот момент из храма раздался голос учителя.       — Лянь-Лянь, — на пороге показался сухой старик и, стоило ему увидеть мальчика рядом с Хэ Сюань, его брови чуть нахмурились. Однако небожитель не дал воли своим мыслям: он спокойно приблизился, на ходу отчитывая Лянь-Ляня. — Разве я не говорил тебе оставаться на заднем дворе? Почему ты опять убежал и одежда… — учитель взглянул на испачканные вещи мальчика, его руки и лицо и выдохнул сквозь зубы: — Где ты успел так запачкаться?       — Лянь-Лянь просто играл, а потом… — начал оправдываться мальчик, пока учитель пытался отряхнуть его одежду, но быстро замолк под строгим взглядом. — Лянь-Ляню очень жаль.       — Ты… — старик выдохнул и, поднявшись, подтолкнул Лянь-Ляня к храму. — Я не пущу тебя к ужину в таком виде. Переоденься и умойся: я проверю.       — Хорошо! — счастливо отозвался Лянь-Лянь и, последний раз взглянув на Хэ Сюань, вприпрыжку отправился внутрь. Учитель вздохнул и покачал головой, переводя взгляд на замершую рядом девушку. Он язвительно изогнул бровь:       — Хочешь остаться на ужин?       — Слишком много чести, — отозвалась Хэ Сюань, и старик хмыкнул. По его лицу явно было видно, что он думает о до сих пор сидящей тут Хэ Сюань. Обычно любые взгляды и слова, даже более оскорбительные, Хэ Сюань игнорировала, но сегодня бурлящее внутри раздражение отчаянно стремилось найти выход и девушка бросила: — Все еще прислуживаешь, как я погляжу?       Она думала, что после этих слов ее забранят и выгонят, но учитель вдруг взглянул на нее спокойно и серьезно. В его лице не было ни привычной язвительности, ни злобы, когда он, уходя, сказал:       — Я хотя бы имею смелость говорить с тем, с кем хочу говорить.