Вход в Облачные Глубины открыт для демонов и небожителей

      Вначале Лянь-Лянь нервничал и не был уверен в своем вольном решении поддержать неожиданное застолье, но несколько чаш расслабили его и вернули на лицо довольную полуулыбку. Вино оказалось легким и цветочным, отдающим фруктовыми нотками, что покалывали язык ярким вкусом первые мгновения и раскрывались неожиданными оттенками позже. В качестве закусок Шэнь Цзю купил кисло-сладкую курицу, жаренный с овощами рис и пухлые вонтоны на пару, маслянисто сияющие гладкими боками. Сначала такой выбор блюд показался Лянь-Ляню странным к сладкому вину, но пряности и фруктовые нотки неожиданно идеально уравновешивали друг друга — у Шэнь Цзю явно уже был опыт в такой сервировке. Кроме прочего закуски казались еще вкуснее после диеты Гусу: в какой-то момент Лянь-Ляню, который спокойно относился к острой пище, даже показалось, что его язык забыл все иные вкусы, кроме пресного — таким ярким получился контраст.       За вином разговор шел легко и приятно. Даже Лю Цингэ, который всем своим видом не одобрял происходящего, но все же пил, разговорился и рассказал заинтересованно кивающему Лянь-Ляню о нескольких техниках боя своего пика. Юноша слушал с искренним интересом, иногда несдержанно перебивая друга, чтобы рассказать что-то из своего богатого опыта сражений. Язык Лянь-Ляня развязался очень быстро, в хмелю он ощущал себя свободным и открытым, а также становился упрямым. Там, где на трезвую голову юноша отказался бы спорить или не стал заводить лишнего обсуждения, сейчас он готов был горячиться и возражать. Однако к сожалению, или к счастью, Лю Цингэ оказался плохим спорщиком, а Шэнь Цзю, на которого вскорости переключился Лянь-Лянь, лишь снисходительно кивал и соглашался со всем, что говорил юноша.       Молодые люди обсудили лекции и занятия, ученики хребта Цанцюн рассказали несколько забавных историй, от которых Лянь-Лянь хохотал до слез, Ло Бинхэ поделился слухами, что гуляли по Облачным Глубинам. Через одну палочку благовоний на улице совсем стемнело, погасли фонари и пропали редкие спешащие куда-то адепты. Лю Цингэ, устроившись на коленях Шэнь Цзю, сладко засопел. Во сне его миловидное лицо выглядело беззащитным и потерянным, и лишь губы чуть изгибались в едва заметную улыбку, когда Шэнь Цзю перебирал тонкими пальцами черные пряди волос. Юноша довольно улыбался и выглядел самым трезвым из присутствующих, но остальных это ничуть не смущало. Вскоре Шэнь Юань и Ло Бинхэ принялись играть в пальцы, а Шэнь Цзю непринужденно обратился к Лянь-Ляню.       — Так как прошло сегодняшнее занятие с Хангуан-цзюнем? — вяло спросил он, покачивая в руке чашу с вином. Лянь-Лянь улыбнулся:       — Все прошло славно. Он показал несколько техник и научил меня пользоваться ими. Это немного сложно, но ничего, — Лянь-Лянь вдруг вспомнил свою глупую мысль, что посетила голову в середине занятия, и хихикнул. — В любом случае мне не нужно иметь много ци.       — Почему же? — удивился Шэнь Цзю. Ци была основой сил заклинателя и тем, что означало силы, но Лянь-Лянь так не думал и потому довольно прищурился.       — У шисюна много ци, — довольно сказал он, будто то было его личной заслугой. Шэнь Цзю ухмыльнулся:       — Даже так, не может же Хуа-сюн ходить со своим шисюном вечно.       — Почему? — удивился Лянь-Лянь и тут же откровенно добавил: — Это было бы отличным поводом.       Шэнь Цзю не знал, что на это ответить, потому лишь растерянно улыбнулся. В его глазах застыли интерес и восхищение: пусть и с помощью вина, но он впервые в своей жизни видел человека, так честно и открыто говорящего о своих чувствах и ничуть их не смущающегося. «Исполнен любви и потому могу действовать с мужеством истинного воина», да? Шэнь Цзю не знал, чего больше в этих словах: обезоруживающей наивности, или настоящей смелости.       А-Юань поднялся, чуть покачиваясь, и следом за ним вскочил Ло Бинхэ. Он выглядел чуть менее пьяным, но медовая кожа щек все равно потемнела от прилившего шального румянца.       — Мы выйдем немного подышать, — сказал Шэнь Юань, твердо направляясь ко внутреннему дворику.       — Только не шумите, — бросил Шэнь Цзю, не поднимая головы.       Лянь-Лянь проводил ушедших взглядом, чувствуя, что в комнате достаточно свежо, чтобы не испытывать неудобств. Однако закончить эту мысль в горячей от выпитого голове Лянь-Лянь не смог, так как снова раздался голос Шэнь Цзю.       — Хуа-сюн говорил, что уже нарушал запрет на вино… Может, он нарушал и иные?       — Может, — улыбнулся Лянь-Лянь и несдержанно хихикнул. Он откинулся назад, заведя руки за спину и посмотрел на Шэнь Цзю: несмотря на позу, этот взгляд был «сверху-вниз». — На моем пути совершенствования слишком много глупых запретов и когда я уверился, что хочу сменить его, стало трудно сдерживать себя. К тому же соблюдение пути влияет на количество ци, а это мне вовсе безразлично. Некоторое время назад, после вознесения учителя, я хотел… попробовать все.       — И неужели шисюн позволял? — ухмыльнулся Шэнь Цзю. Лянь-Лянь покачал головой.       — Конечно нет. Но у меня есть Ши шидзе и Хэ шидзе — с ними мы проворачивали много всякого, — Лянь-Лянь подался вперед, облокачиваясь на стол, и его глаза наполнились теплом, словно медовый янтарь напитался утренним светом. — Хэ шидзе обычно отвлекала шисюна, а мы с Ши шидзе проказничали. Шисюн не то чтобы… он вовсе не строг, но сама атмосфера тайны и чего-то интригующего мне очень нравится.       — Тогда Хуа-сюн должен быть в восторге от татуировок на ногах, — фыркнул Шэнь Цзю и Лянь-Лянь снисходительно улыбнулся его словам.       — Шэнь гунзцы так обеспокоен моими делами, — тепло, без доли издевки сказал юноша. — Мне повезло познакомиться с тобой. Со всеми вами.       Шэнь Цзю поймал его взгляд — теплый и немного сонный. Лянь-Лянь сидел, чуть согнув спину, и его изящные руки тянулись к почти приконченному кувшину, но выглядел он при этом все одно неуловимо утонченно. Шэнь Цзю привык видеть возвышенных бессмертных своей школы, и обычно их описывали как журавлей и фениксов смертного мира, но Лянь-Лянь вовсе не был похож на высокомерную птицу. Он выглядел поразительно живым со своими алыми щеками, несколькими прядями, что выбились из прически и блестящими от жира закусок губами. Его взгляд был подернут туманным омутом, словно долина Персикового Источника на рассвете, когда очаровательные пейзажи скрываются за чувственной дымкой. Гибкие руки Лянь-Ляня с тонкими запястьями и едва заметными мозолями от меча в ложбинке рядом с большим пальцем двигались мягко, но уверенно, пока он наливал себе еще вина, а спина и талия, несмотря на общую расслабленную атмосферу, были подтянуты и крепки.       Шэнь Цзю придвинулся чуть ближе, аккуратно поддерживая голову спящего Лю Цингэ и спросил, чуть понизив тон голоса:       — Почему Хуа-сюн все еще обращается ко мне так официально? Разве друзья общаются так?       — Нет? — Лянь-Лянь свободно улыбнулся и веселые искры заплясали в его глазах. — Тогда как мне лучше называть тебя? Шэнь-сюн?       — Можно еще вольнее, — щедро позволил Шэнь Цзю. Пусть вино лишь легло едва заметным румянцем на его скулы, взгляд юноши потерял присущую ему остроту, но остался таким же цепким и проникновенным.       — Сяо Цзю? — спросил Лянь-Лянь, тоже неосознанно наклоняясь ближе, чтобы слышать голос, что становился все тише и тише. Колени юношей соприкасались и еще немного и уперлись бы друг в друга и их плечи.       — Разве я не старше? — улыбнулся Шэнь Цзю и мягко подался вперед. Его тонкие губы встретились с губами Лянь-Ляня, что были алыми и обжигающе горячими от выпитого. На этих губах юноша чувствовал вкус вина и закусок, а мягкая кожа пахла чем-то далеким и тяжелым, как дым кострищ или мокрый ночной туман — совершенно неподходящий Лянь-Ляню запах. Шэнь Цзю чуть приоткрыл рот и мягко лизнул верхнюю губу, но, не дождавшись ответа, отстранился.       Лянь-Лянь смотрел на него с легкой улыбкой, в которой чувствовалась растерянность. Подняв руку, он аккуратно утер уголок губ Шэнь Цзю и мягко сказал:       — А-Цзю, я целуюсь лишь с теми, кто мне нравится.       — О, так меня ненавидят? — изогнул бровь Шэнь Цзю, не чувствуя ни стыда, ни раскаяния за свой поступок. Чужая рука с нежными, словно бархатными пальцами замерла на его скуле и холодная кожа остужала горячую голову.       — Вовсе нет, — улыбнулся Лянь-Лянь. — Но я имею в виду «нравится» в романтическом смысле.       — «Кто раз познал безбрежность моря, того иные воды уж не удивят»? — хитро спросил Шэнь Цзю, думая поддеть Лянь-Ляня, но тот лишь улыбнулся так, что в комнате на миг стало удушающе жарко и в его глазах задребезжало что-то теплое и глубокое. Заметив этот взгляд, после которого глупо было ждать отрицания или смущения, Шэнь Цзю спросил: — И долго Хуа-сюн будет ждать возможности коснуться того, кто ему «нравится в романтическом смысле»?       — Мне нужно лишь сменить путь совершенствования, — бодро отозвался Лянь-Лянь, прогоняя из взгляда тоску и нежность, что на миг появились там, и убирая руку от лица Шэнь Цзю. На коже осталось лишь быстро убывающее приятное тепло. Шэнь Цзю хмыкнул и снова опустил руки в волосы Лю Цингэ, аккуратно перебирая их и пропуская меж пальцев. Лянь-Лянь вдохновленно продолжил: — Когда я вернусь с обучения все решится.       — Что ж, удачи.       — Я и так довольно удачлив, лишняя мне не понадобится, — рассмеялся Лянь-Лянь. Осушив чашу, он вознамерился наполнить ее снова, но пузатый глиняный кувшин вдруг оказался пуст: чаша Шэнь Цзю была наполнена лишь на треть, а Лянь-Ляня вовсе пуста. Юноша чуть смутился. — Уже закончилось? А-Юань и Ло Бинхэ не будут недовольны, что мы выпили все?       — Им не до того, — улыбнулся Шэнь Цзю, поднимая взгляд. Заметив непонимание на лице Лянь-Ляня, он пояснил: — Они уже вряд ли вернутся: скорее всего будут целоваться во дворе до утра, — Шэнь Цзю подумал и добавил с едва заметной ноткой обиды: — Поэтому пить с ними совсем не весело.       Лянь-Лянь кивнул, прекрасно понимая его чувства. Его задумчивый взгляд упал на спящего Лю Цингэ, и Шэнь Цзю отчего-то стало жаль — выходит, к концу всех подобных застолий он оставался наедине с крепко спящим другом? Должно быть это было одиноко.       Лянь-Лянь хотел уже выразить сочувствие, но неожиданно за дверью раздались тяжелые шаги, а после — уверенный стук. Шэнь Цзю торопливо взмахнул рукавом, маскируя кувшины на столе и пьянящий запах алкоголя, а Лянь-Лянь поспешно выпрямился. Ночной посетитель, не дожидаясь приглашения, резко открыл дверь. На пороге стоял один из адептов Гусу, имя которого Лянь-Лянь не знал, но видел на первом занятии, и строго смотрел на молодых людей. Сурово сдвинув брови, он сказал:       — Колокол на отбой уже давно прозвонил. Почему вы еще сидите здесь?       Пусть Лянь-Лянь был пьян, его лицо предательски порозовело и он не совсем понимал, что говорит, заподозрить его в том было сложно, а скрытые за иллюзией Шэнь Цзю кувшины и закуски не давали внимательно осматривающемуся адепту никаких зацепок. Речь юноши была гладкой и спокойной, когда он серьезно ответил:       — Мы лишь обсуждали заклинательские кланы Хэнани и дела Нижнего Царства и забыли о времени. Раз отбой давно пробил, нам действительно пора вернуться в свои комнаты.       — Верно, — согласился адепт. Чуть отойдя от двери, чтобы пропустить поднявшегося Лянь-Ляня, он пробормотал: — Как можно было забыть о времени, рассуждая о всяких глупостях?       — О, это вовсе не глупость, братишка, — отозвался Лянь-Лянь, поравнявшись с адептом и строго взглянув на него. — Хэнань не может быть самостоятельным регионом, как один из самых больших участков земли этой страны, на котором расположено самое большое количество небесных храмов. Природа этих мест изменчива и трудна, в рельефе много гор, и жители в основном обитают в далеких долинах и маленьких городах, а потому излишне суеверны и темны. Часто вместо того, чтобы посещать храмы небожителей, они придумывают собственных идолов и поколениями поклоняются им, в итоге создавая демонических тварей разной степени жестокости. Что, если один из них станет Свирепым? — Лянь-Лянь с искренним расстройством покачал головой. — Это серьезная проблема.       — Хуа-сюн, тебе уже пора, спокойной ночи, — сказал Шэнь Цзю, тщетно пытаясь сдержать рвущийся из груди смех. Адепт, которого строгим голосом отчитал Лянь-Лянь замер на месте, пытаясь понять, что ему сказали и как это вообще связанно с нарушением времени отхода ко сну. От его растерянного выражения Шэнь Цзю хотелось смеяться лишь сильнее: он бы наверняка тоже запутался, пытаясь понять мысль Лянь-Ляня, если бы не знал, что все, сказанное им — лишь пьяный бред.       — Спокойной ночи, — обернувшись, бросил Лянь-Лянь и на его губах появилась теплая улыбка. Юноша окинул взглядом комнату, словно искал что-то, и прежде, чем исчезнуть в ночной тишине, строго добавил: — И не целуй больше никого.