• OMG •

₪₪₪₪₪₪ — 6 — ₪₪₪₪₪₪

                     Разумеется, сжатым изложением всё это не заканчивается, и Донхёку приходится пересказать произошедшее во всех подробностях. Когда он заканчивает, глаза его вновь наполняются слезами, а с губ срывается всхлип. Этот жалобный звук почти разбивает Джено сердце. — Так, сиди здесь и никуда не уходи, — командует Ренджун, накидывая джинсовку. — Я пойду смотаюсь до Доёна: вдруг в подземном уже в курсе, что это за чертовщина и насколько она опасна. — А я наведаюсь домой, — хмурится Ченлэ, с трудом скрывая клокочущее в нём негодование. — Попробую разведать, откуда у Посейдона такие посылки. — Только не горячись и будь осторожен, — просит его Джисон, до сих пор находясь в ступоре от происходящего. — Всегда. — Я помогу обработать раны, — предлагает Джено, и, не дожидаясь ответа, поднимает Донхёка на руки. Тот комочится в его объятиях, прижимает изодранные ладошки к груди и послушно кладёт голову на плечо. — Вы пока заметите за ним следы и раздобудьте новую пару обуви. Босые ступни болтаются на весу, ударяясь друг о друга, и Донхёк морщится от боли, но не издаёт ни звука. Джено успешно преодолевает коридор, максимально аккуратно протискивается в дверной проём ванной и садит Донхёка на тумбу рядом с раковиной. — Нужно смыть всю грязь, прежде чем я помогу ранам затянуться, — поясняет он, настраивая воду. Донхёк определённо в состоянии справиться с этим сам, но он нисколько не возражает, когда Джено осторожно берёт его руку за запястье и подносит ближе к струе. Он старается касаться ран как можно меньше, чтобы не причинять лишней боли, но Донхёк всё равно тихо шипит сквозь сжатые зубы, особенно когда дело доходит до ран на коленях и ступнях. Джено промакивает кожу чистым полотенцем, стараясь не акцентировать внимание на ярко-красных разводах. Разумеется, даже олимпийцы смертны, но обычно служителей не волнуют подобные ранения, ведь они исцеляются за считанные минуты. Джено лишь единожды доводилось видеть, когда телу служителя понадобилось на это более часа. Он тогда охотился с Винвином, и стрела последнего совершенно случайно угодила в плечо Юты, который любовался весенними анемонами. На белоснежные лепестки брызнул голубой ихор. Винвин тогда принёс свои глубочайшие извинения и подарил служителю Афродиты самую прелестную лань, а Юта принёс конец его спокойствию, посчитав, что то была стрела Купидона. В крови учеников течёт меньше божественной силы, а потому её цвет — пурпурный. Они тоже способны исцеляться, но куда медленнее. Алая кровь лишь у обычных людей. Хрупких и куда более смертных. Джено прокашливается, отгоняя тревожные мысли. — Жаль, что среди нас нет ни одного служителя, — произносит он только ради того, чтобы отвлечь Донхёка. — Тогда бы тебе не пришлось терпеть боль так долго. — Но мне повезло, что у нас есть ты. — Джемин тоже знает основы исцеления. — Нана лечит души, а не тело. И, будем честны, далеко не так эффективно, как ему хотелось бы. Закончив с приготовлениями, Джено концентрирует всю свою божественную силу на кончиках пальцев и кружит ими над повреждённой кожей, ощущая тёплое покалывание. Вскоре он с облегчением замечает, как рваные раны постепенно затягиваются, а ярко-красный сменяется нежно-розовым. — Потому что это материя куда более сложная, чем плоть. Невидимая. Не поддающаяся законам и алгоритмам. Он не видит выражения лица Донхёка, колдуя над его коленками, но слышит лёгкий протест в его голосе, что всё такой же тихий и слабый, но больше не безжизненный. — И всё же мне пришлось бы несладко, не окажись тебя рядом. Люди говорят, что зелёнка — то ещё адово испытание. Джено усмехается, списывая это на нервное напряжение. — Ты ведь сам понимаешь, что это почти нереально. Куда вероятнее, если бы мне не хватило знаний, чтобы тебя вылечить. — Тогда ты бы дул мне на коленки? — Зачем? — Чтобы меньше щипало. — Так? — Джено приподнимает брови, глядя на Донхёка снизу вверх, и, вытянув губы, выдыхает струю прохладного воздуха. Смуглая кожа покрывается мурашками до самых бёдер. Высоко задранные шорты, которые так никто и не удосужился поправить после спешной транспортировки, позволяют разглядеть куда больше кожи, чем Джено доводилось видеть, и он не сразу понимает, что неприлично долго пялится. Впрочем, его преступление остаётся незамеченным, потому что Донхёк отворачивается и находит занимательным узор на шторке душевой. Джено даёт себе мысленную оплеуху, и пытается вновь сосредоточиться на деле, но ноги Донхёка — самое настоящее искушение, и Джено готов вариться в котле с зелёнкой за одну лишь возможность любоваться ими так близко. Всё это время его пальцы парили в миллиметрах от чужой кожи, но, закончив с коленями, Джено накрывает их ладонями, чуть сжимая. Он опускается на корточки и ведёт подушечками пальцев вниз, очерчивая икры. Раны на ступнях до сих пор кровоточат, а потому Джено приходится потратить на них значительно больше сил и времени. Донхёк до сих пор не издаёт ни звука, но стоит Джено ласково огладить его лодыжки, как он шумно и резко вдыхает носом, пугая не на шутку. — Болит? Я что-то проглядел? — Да, то есть нет, я… Всё в порядке, просто, если ты закончил, я бы хотел переодеться и что-нибудь перекусить. С самого утра во рту крошки не было. Джено поднимается на ноги именно тогда, когда Донхёку надоедает сидеть на тумбе и он неуклюже с неё спрыгивает, оттаптывая Джено большой палец и врезаясь лбом в подбородок. Это приносит дискомфорт скорее моральный, нежели физический, и Джено внезапно радуется, что больше не может краснеть. Он выходит из ванной первым, позволяя Донхёку сделать короткую передышку, прежде чем его украдёт Джемин. Ученик Афродиты хватает Хёка под ручку и ведёт в гостиную, где готовится самолично его кормить, но Донхёк вежливо забирает палочки и принимается с жадностью поедать заботливо подогретое кимчиччиге. В этот момент он кажется таким счастливым, словно с ним ничего не приключилось, а когда Марк приносит белые кроссовки с вышитыми по бокам крыльями, радость Донхёка переходит все возможные границы. — Можешь не утруждаться, это всё Джонни, — стесняется Марк, когда Донхёк натурально на нём виснет, щебеча ему на уши слова благодарности. — Он сказал, что хотел подарить их тебе на день рождения, но раз они пригодились раньше, то… Ренджун возвращается с приходом ночи. Мрачное выражение его лица не предвещает ничего хорошего. — Так, у меня есть хорошая новость и плохая. Но для начала напомни, что именно произошло, когда ты уронил ящик? — Я услышал голоса, — молвит Донхёк, сидя на диване и глядя себе под ноги. — Много голосов. Они что-то кричали. — А затем? — Затем меня вырубило. Пришёл в себя я только в доме Зевса. Меня допросили о случившемся, и когда Босс обо всём узнал, то страшно разгневался. Снял меня с должности, разослал посыльных и молнией спустился на землю. — На твоё место пока что назначили Яняна, — сообщает ему Ренджун. — Он до сих пор числился в учениках, но, сам понимаешь, свято место пусто не бывает. — Янян способный, — соглашается Хёк, пытаясь не раскисать больше положенного. — И это была хорошая новость, — Ренджун со вздохом падает в кресло. — Плохая состоит в том, что ты выпустил не просто древнее зло, а самую настоящую пандемию. Донхёк резко поднимает голову, пододвигается ближе к Джемину и хватает его за руку. — Как пандемию?.. — А так. Несколько часов назад один из врачей, с которыми работает Доён, пожаловался на боль в горле. Сейчас у бедолаги воспалены лимфатические узлы. И, вдобавок, аура его ослабла, как бывает только в случае божественного вмешательства. — Какие ещё симптомы? — холодно интересуется Джено. — Повышенная температура, головная и мышечная боль. Беспокойство, покрасневшие глаза, побелевший язык. Думаю, это как бубонная чума, только на новый лад. Докторишка совсем хилый оказался, раз болезнь так быстро прогрессирует. — Что говорит Доён? — Что дело плохо и что нужно встретиться с ним, когда закончится сходка служителей. Ещё посоветовал Донхёку отдохнуть как следует, а завтра, с наступлением сумерек, спуститься к нему. — Но, как же… — пытается встрять Донхёк, но Джено перебивает его, как никогда строгий и непоколебимый: — Ты слышал, что сказал старший? Тебе нужно отдохнуть, а нам всем время, чтобы осознать случившееся. Посмотри на Джисона — он пялится на твой фикус уже полтора часа и за всё это время ни разу не притронулся к своему соку! И от Ченлэ до сих пор ничего не слышно. Сейчас мы бессильны, но это не значит, что мы опускаем руки. Донхёк закусывает нижнюю губу. Грудь его ходит ходуном, взгляд мельтешит по комнате, однако спорить он больше не пытается. — Ты прав. Я, как обычно, слишком сильно тороплюсь. Да и вас уже порядком задержал. Простите, что испортил нам очередную вечеринку. — Не извиняйся, Донхёк, — просит его Джемин, прижимаясь к нему всем телом. — Да, не извиняйся, — присоединяется к ним Марк, садясь на подлокотник и закидывая руку на их плечи. — Давай сделаем вид, что мы просто решили перенести её на неопределённый срок. Тогда ты сможешь загладить свою вину в следующий раз. Мне, пожалуйста, закажи тот рамён из твоего любимого ресторанчика… — Ты чересчур практичен, — Донхёк спихивает его с дивана и заключает Джемина в свои единоличные объятия. Джено чувствует зависть. То ли к Джемину, по понятным причинам, то ли к Донхёку (тёплые и полные любви объятия Наны тоже особый вид терапии), но поставить точку в их встрече решает вовсе не он. — Завтра после шести зайду за тобой, — обращается к Донхёку Ренджун. Он встаёт с кресла и, цапнув Джисона за рукав толстовки, направляется к выходу. — В качестве поддержки можешь взять с собой Джено. Марк пока будет следить за людскими СМИ, а Джемину в подвал Доёна вход строго воспрещён для его же блага. Донхёк согласно угукает и принимается провожать гостей. Ренджун уходит не прощаясь, Джисон блеет короткое «пока», Марк желает спокойной ночи, а Джемин дарит напоследок ещё одни объятия, из которых Донхёк никак не хочет выбираться. Джено в это время собирает бокалы по всей квартире, убирает уцелевшие роллы в холодильник и вытирает стол. На этом его помощь в уборке заканчивается. Не найдя других поводов для того, чтобы остаться подольше, он, скрипя сердцем, тоже направляется к выходу и уже успевает зашнуровать один кед, как вдруг слышит робкое: — Джено? — Ммм? — Мне очень неловко о таком просить, но не мог бы ты побыть со мной ещё немножко? Донхёку не нужно перечислять причины, потому что все они более чем очевидны. Он винит себя за что, что был недостаточно ответственным. Что теперь из-за его ошибки люди начнут болеть и разбегутся по домам. Боги останутся без работы. Лишатся даже тех дарственных крох благодарности, которые у них были. Начнут слабеть, пока окончательно не исчезнут вместе с почитающими их людьми. Джено видит, как сутулятся чужие плечи под тяжёлым грузом. Донхёк напоминает Атланта, что сгибается под весом небес, вот только он не титан, а всего-навсего молодой юноша. Сломленный, уставший и раненный. Джено делает к нему шаг. Накрывает одной рукой плечо, заставляя выпрямить спину, а другой плавно проводит по волосам, пропуская между пальцев пшеничные кудри. Губы его трогает тёплая улыбка. — Конечно, Донхёк. Я никуда не уйду.                     

₪₪₪₪₪₪ — 7 — ₪₪₪₪₪₪

                     Когда Ренджун заходит за ними в назначенное время, то и бровью не ведёт, заметив на Джено вчерашнее поло и бежевые брюки, но от язвительного комментария не отказывается: — А ты при параде. В морг в таком виде ещё никто не собирался. — Не думаю, что местным будет до этого дело, — парирует Джено. — Но если кто-то решит высказаться, я с удовольствием выслушаю. Ренджун хмыкает, а затем берётся проверять Хёка. — Там будет адски холодно, так что никаких шорт! Не забывай, что ты теперь чувствителен к температуре. И перекусить с собой возьми. И воды тоже. — Хорошо, мам, — кричит Донхёк из недр спальни. — А ты, — обращается он уже к Джено, — не спускай с него глаз. Он всегда был слишком самонадеян, но сейчас это может сыграть с ним злую шутку. Донхёк раньше всех выбился в ученики и довольно долго работал служителем. Ему будет трудно вновь ощущать себя обычным смертным. — Можешь не утруждаться. Я и сам это прекрасно знаю. — Ответ истинного ученика Афины. — Я готов! — дверь спальни распахивается, являя на свет суетливое и скачущее на одной ноге существо, полностью облачённое в чёрно-белую спортивную одежду. — В чём дело? — спрашивает Джено. — Мизинчиком ударился. Боль несусветная. — Нет, он имел в виду, почему ты одет так, словно за семками собрался, а не на деловую встречу. — А в чём, собственно, проблема? — Донхёк упирает руки в бока. — Ты сам сказал, одеться потеплее. А в костюме мне комфортно. Да и вообще! Я уже не на службе, могу себе позволить в кои-то веки… Он тянется за панамкой, но Ренджун бьёт его по ладони и с тихим скрипом выдаёт: — Тебе она ни к чему, потеряешь ещё и будешь плакать. Пошлите уже, а то опоздаем. — Главное, что мы не оказались там раньше времени, — весомо замечает Джено. Донхёк начинает ржать, а Ренджун лишь закатывает глаза и отказывается говорить с ними до самого морга. Джено, в отличие от Донхёка, тут ни разу не был, а потому только успевает удивляться, как Ренджун умудряется ориентироваться среди всех этих коридоров и бесконечных дверей. Тут и там они натыкаются на врачей или даже гражданских. Кто-то разговаривает по телефону, кто-то на ходу заполняет бумаги, другие тихо стоят в сторонке и, кажется, в упор не замечают происходящее. — Я словно Тесей в критском лабиринте, — говорит Джено, когда они спускаются в подвал. Здесь царит равномерный гул вентиляции и человеческих голосов, изредка нарушаемый стуком каблуков или металлическим звоном медицинских тележек. — Тогда Доён у нас будет минотавром? — предлагает Донхёк. Он держится куда бодрее, чем ожидал Джено, и это не может не радовать. — Вот только не думаю, что в лабиринте было так шумно. Откуда здесь столько народу? — Вопреки распространённому мнению, в морге почти никогда не бывает тихо, — Ренджун открывает перед ними очередную дверь, пропуская в просторный кабинет. — Криминалисты, полицейские, врачи и санитары, родственники умерших — живых тут бывает зачастую больше, чем мёртвых. Донхёк игриво прыгает на небольшой диванчик рядом с круглой стеклянной столешницей и тут же тянет загребущую лапку к лежащим на ней конфетам. Не успевает он пошелестеть фантиком, как Ренджун вырывает угощение из его клешни и бросает обратно в вазочку. — Твоя грубость сегодня переходит все границы, — возмущается Хёк, складывая руки на груди. — Что за манера такая, отнимать у меня последние радости жизни? — О, если ты хочешь провести её остаток здесь, то я не буду тебя больше останавливать, — вредничает Ренджун, занимая место за столом Доёна. — Не забывай, что ты теперь обычный человек, — мягко напоминает Донхёку Джено, присаживаясь рядом. — Ах, точно, — натянуто улыбается тот. Доён входит в кабинет ровно в назначенное время. Снимает на входе белоснежный халат, оставаясь в чёрной водолазке и таких же чёрных брюках. Под тёмными глазами его залегли тени, а на лице читается отпечаток бренности мирской жизни. Когда он кидает взгляд на Ренджуна, то выразительно выгибает левую бровь, однако тот, как ни в чём не бывало, продолжает сидеть в кожаном кресле, пилить ногти, и ног со стола убирать явно не планирует. Джено отчего-то уверен, что любое существо за эту выходку ждала бы неминуемая кара, но на деле Доён лишь качает головой (с какой-то кричащей безысходностью и молчаливым обожанием), а затем садится на табуретку в углу комнаты и наконец-то обращает внимание на Донхёка. Тот, в отличие от Ренджуна, под тяжёлым взором скукоживается, и решает развеять напряжение по-своему: — Как делишки? Темновато? Мрачновато? — Я сегодня не в том настроении, чтобы подыгрывать твоим глупостям. — Но хороший же мультик… — Отвратительный. Меня даже там делают посмешищем. — И самым любимым злодеем всех детишек, — добавляет Ренджун. — Да какой из меня злодей? Я каждый год оспариваю с Гермесом звание лучшего трудоголика года! — И каждый год проигрываешь, — Ренджун скрупулёзно рассматривает свою работу, сдувая с ногтей невидимые пылинки. — Но в этом году у тебя может появиться шанс для реванша, — Донхёк откидывается на спинку дивана, вновь привлекая к себе внимание. — Вот только прежде, чем эта мысль плотно засядет в твоей голове, может, лучше расскажешь, что было на совете служителей? А то я сегодня прогулял. Невозмутимости Донхёка можно только позавидовать. Джено бы с лёгкостью поверил в эту наигранную беззаботность, если бы не выучил Донхёка до мельчайших деталей. Если бы не прислушивался к его напряжённому дыханию, не замечал, как ткань спортивной куртки идёт складками, потому что Донхёк сжимает её в кулаках глубоко в карманах. Как он сглатывает после каждой произнесённой фразы, будто желая избавиться от остаточной горечи. — Обстоятельства складываются куда серьёзнее, чем мы думали, — Доён почти не меняется в лице, но в его интонации, помимо вечной усталости, теперь слышится печаль и сожаление. — Люди начинают заболевать по всему миру. И раз мы имеем дело с божественными силами, то простых лекарств здесь будет недостаточно. — Как происходит заражение? — По всей видимости, через жидкости. — Чего ещё можно было ожидать от служителя Посейдона, — фырчит Донхёк. — Что, кстати, с ним сделали? — Ничего. Он уверяет, что знать не знает ни о какой коробке. — Шутишь?.. Донхёк неверяще таращится на Доёна, но тот лишь пожимает плечами. — А ты что хотел? Чтобы он взял вину на себя? Очевидно, что он планировал сделать козлом отпущения кого-то другого, и жребий пал на тебя. — Неужели Босс его даже в темницу не посадил? — отвлекается от своего занятия Ренджун. — Потому что его вину ещё надо доказать. — Ну да, а у Донхёка силу отнять — для этого повода не нужно. — Слушайте, рассказав Зевсу о произошедшем, Донхёк подставился, и, к тому же, попал под горячую руку, — поясняет Доён. — Его история действительно выглядит неправдоподобно: главный ловкач Олимпа роняет посылку, запнувшись об свои же ноги? Бесстрашный вор пугается какой-то птички? — Это была летучая мышь, — поправляет его Донхёк, насупившись. — Да хоть медуза-горгона! Пойми, служители куда охотнее поверят словам Посейдона, решив, что ты по неосторожности сунул свой любопытный нос в случайно найденный ящик. — Как можно «случайно» найти такой мощный артефакт?! — ярится Ренджун, ударяя кулаком по столу. — Вот и я попытался возразить, но это только привело к ещё большей дискуссии. Посейдон начал припоминать все выходки Донхёка. Например, когда тот отправился на поиски рога изобилия, просто потому что был голоден, а чуть позже, веселья ради, вместе с Марком решил раздобыть меч Пелея, который делает владельца победителем в любой битве. Донхёк на этих словах горбится, делается всё меньше и меньше, поэтому Джено незаметно для других пробирается пальцами под его футболку, касаясь обнажённой спины. Это заставляет Донхёка выпрямиться и прогнуться в пояснице, невольно выпятив грудь. От внимательного взгляда Доёна этот жест не ускользает. — Да знаю я, что ты этим гордишься! — Это не так, — защищается Донхёк, елозя и пытаясь уйти от прикосновения. — Да кого ты обманываешь, — машет на него рукой старший, — я до сих пор помню, каким самодовольным ты был, когда выкрал из дома Афродиты яблоко раздора и умудрился сделать из него шарлотку! — Да при чём здесь моё детское хобби? — вскакивает на ноги Донхёк, раздражённый пыткой Джено. Он сердитый и заведённый, зато смирение и робость успешно отходят на второй план. — Согласен, я делал многие вещи из чистого любопытства, но это не значит, что я не оценивал риски! Голова на моих плечах мне не только для красоты нужна! — Тогда тебе стоит напрячь извилины и подумать, что будешь делать дальше. — Именно за этим я и пришёл к тебе! Надеялся, ты поможешь советом! — восклицает Донхёк, зарываясь рукой в волосы. — Меня лишили сил без суда и следствия, истинный виновник бродит на свободе и придумывает новые козни! Болезнь распространяется с каждой минутой, и пока служители обсуждают мои ребяческие шалости, люди начинают умирать! — Эй, тише, приятель, — просит его Доён, поднимаясь на ноги. Он гладит Донхёка по плечам, а затем плавно возвращает на диван к Джено. — Хочешь печенье? — И перейти на тёмную сторону? Спасибо, обойдусь. — Я не силён в тёмной магии, Донхёк. И не в моей компетенции судить, как расхлёбывать эту кашу. Однако есть один служитель, специализирующийся на древних силах, и всем вам он знаком не хуже, чем мне. Донхёк замирает, и, кажется, даже не дышит. Затем он медленно поворачивает голову, встречаясь взглядом сначала с Джено, а затем и с Ренджуном. Лицо его озаряет понимание и надежда, а губы беззвучно произносят заветное: «Тэиль». — Я правда думал, что смогу помочь чем-то большим, — признаётся Доён, — но, к сожалению, мне мало что удалось узнать, да и свой пост я не могу оставить надолго. Ренджуна я тоже не могу отпустить с вами, — предупреждает он заранее, игнорируя возмущённый писк из-за стола. — Янян новичок, а потому мне не обойтись без помощи своего ученика. К тому же скоро тут ожидается час пик, и работать придётся сверхурочно. Так что чем быстрее ты решишь проблему, тем будет лучше для всех. — В таком случае, нам не стоит тут засиживаться, — изрекает воодушевлённый Донхёк. — Вы смертельно гостеприимны, но негоже пользоваться чужой добротой, не так ли, Джено? Джено же только диву даётся разительным переменам в чужом настроении, и оторопело кивает на его слова. Простившись с Ренджуном, он открывает и удерживает для Донхёка двери, но тот замирает в проёме и вдруг оборачивается: — Ты же веришь мне, Доён? — спрашивает он, не скрывая трепета в голосе. Вопрос, судя по всему, застаёт служителя врасплох — на долю секунды он теряет контроль, а с его лицом происходят чудесные перемены. Доён приподнимает уголки губ. — Я верю в тебя, маленький птенчик. Так что лети к Тэилю и не забывай держать нас в курсе о своих успехах. Я постараюсь оказать тебе поддержку всеми возможными способами. Ну а после этого происходит нечто совершенно кощунственное. Донхёк бросается к Доёну и стискивает его в своих благодарных объятиях.                     

₪₪₪₪₪₪ — 8 — ₪₪₪₪₪₪

                     — Ты — тактильный маньяк. — Удивительно, что до тебя это дошло только сейчас, с учётом наших часовых обнимашек с Джемином. — Он ученик Афродиты. Я думал, что дело в его ауре, — оправдывается Джено, выходя вслед за Донхёком из тёмного переулка на широкую улицу. — С другими ты никогда не был так близок. — А вот и не правда. Ченлэ вообще всегда первый лезет обниматься, с Джисоном мы часто держимся за руки и пьём на брудершафт, Марк мой личный массажист, а Ренджун даже позволяет взять его за мизинчик, когда никто не видит. Чёрт возьми, где этот грёбаный дом? — Ты вообще уверен, что знаешь, как он выглядит? — Он стоит на перекрёстке самой широкой и самой узкой улицы, по бокам от парадной лестницы — две статуи собак, а над дверью — три изображения луны: растущей, полной и убывающей. Как думаешь, существует много домов с таким описанием? — Ну, я видел только один, — Джено кивает в сторону сквера. — Он на той стороне. Мы мимо него уже раз пять проходили. — Оу, видимо Тэиль сегодня не в настроении принимать обычных смертных. Ну, ничего, как-нибудь смирится. А теперь хватай меня за руку и веди на нужное нам крылечко, чтобы его магия не отправила меня вновь в далёкое пешее. — То есть со мной ты за ручку ходишь, только когда тебе что-то нужно? — не сдерживается Джено, показательно удерживая Донхёка за предплечье и избегая соприкосновений кожа к коже. — С чего вдруг такие выводы? — А с того, что я, видимо, единственный, с кем ты брезгуешь контактировать. Слова вылетают сами собой. Джено сердится и ускоряется, обгоняя Донхёка на целый корпус и таща его за собой, как непослушного ребёнка. — Это потому что тебе не нравится! — Донхёк упирается ногами в землю и дёргает его за руку обратно, заставляя Джено остановиться посреди перекрёстка. — Но это не мешает тебе лезть к Ренджуну! — Потому что он становится милым, когда злится! И вообще, — говорит он, понизив громкость и оглядываясь по сторонам. — Сейчас не самое подходящее место и время для подобных бесед. Если тебе так хочется, мы можем обсудить моё тактильное маньячество и его принципы после того, как я избавлю землю от пандемии, хорошо? На мгновение Джено становится стыдно, что он так легко завёлся на ровном месте, но открывшаяся дверь нужного им дома успешно избавляет его от самобичевания. — Чума на оба ваши дома! — доносится до них ворчливый голос. — Вы чего разорались под окнами на ночь глядя, как коты мартовские? С высоты входной площадки на них надменно и недовольно смотрел взрослый мужчина, облачённый в длинную чёрную мантию. — Тэиль, это я — Донхёк! — А я-то думал, что шпана подзаборная, — делится своими наблюдениями служитель Гекаты, окинув костюм Донхёка выразительным взглядом. — Прости, что побеспокоили, но мы пришли по срочному делу… — Проходите, раз припёрлись, — брюзжит мужчина, скрываясь в тени прихожей. — Что за молодёжь пошла? Кто вообще является в гости без приглашения с утра пораньше… — Ещё два часа до полуночи, поэтому он такой сонный и ворчащий, — шепчет Донхёк, когда они поднимаются по ступеням. — Но у нас каждая минута на счету, поэтому придётся немного потерпеть его бурчание. Джено прекрасно осведомлён о распорядке дня служителей Гекаты, но Донхёку об этом знать не обязательно. Между ними и так повисла определённая неловкость, ни к чему добавлять ещё один повод. Джено аккуратно закрывает дверь на щеколду и нерешительно следует за Донхёком, проходя вглубь дома. Везде царит полумрак, и лишь в гостиной горят несколько свеч, наполняя комнату тёплым светом. — Садитесь, где место найдёте, — велит Тэиль, снимая с себя мантию и оставаясь в розовой пижаме и пушистых тапочках. — И, главное, ничего здесь не трогайте. А потрогать хочется многое, потому что Джено ещё ни разу не доводилось видеть столько хлама в одном месте. Статуэтки в виде псов и змей, скелеты мелких животных, сломанные рога, антикварные подсвечники, тумбы и комоды, на которых лежали стопки книг, подражая Пизанской башне, ловцы снов, палочки благовоний, колоды гадальных карт, зеркала — много зеркал — и большой стеклянный шар успешно привлекают к себе внимание. Единственным свободным сидением в комнате оказывается кресло для приёма посетителей, и Донхёк тут же спешит его занять. Джено, не мудрствуя лукаво, садится рядом на пол, довольствуясь мягким ворсом красно-фиолетового ковра. — Не хочешь представить своего спутника? — Тэиль вытягивается на софе, опираясь локтем на свалку декоративных подушек. — Это Джено-из-дома-Ареса, но он скоро сдаст экзамены и займёт должность служителя Афины. — Ты мне нравишься, — выдаёт свой вердикт Тэиль, не обмолвившись с Джено ни словом. — Я люблю собак, а ты похож на преданного щенка в ногах у хозяина. Так что можешь забегать на огонёк, если хочешь: загляну в будущее, научу медитации и проведу мастер класс, как изменить свою судьбу к лучшему. Джено несколько раз озадаченно моргает, не понимая, как на это реагировать, но Донхёк быстро возвращает разговор в нужное им русло. — Судя по твоей беззаботности, сегодняшнее собрание служителей ты успешно проспал, не так ли? — А на нём было что-то важное? — Тэиль сладко зевает, прикрывая рот ладонью. — Ты предсказатель или кто? — парирует Донхёк. — Я не властен над этим, — отвечает он, потягиваясь и охая, когда в его позвоночнике что-то звучно хрустит. — Мои предсказания случайны и хаотичны, но, прошу заметить, всегда точны. А вот ты какой-то мутный. Что с твоей аурой? — Вот что значит «проспал всё самое интересное», — театрально вздыхает Донхёк, распаляя чужое любопытство. Затем, пользуясь своими исключительными ораторскими навыками, он, по всем законам трагедии, повествует о случившемся. Надменность Тэиля даёт трещину. — И как теперь мне проводить спиритические сеансы? Онлайн?! — восклицает он, занимая на софе вертикальное положение. Сейчас, сидя в розовой пижаме и сминая в руке кисточку подушки, с горящими глазами и красными щеками он, скорее, напоминает молодого юношу, чем взрослого мужчину. — А как гадать по руке? А проводить заговоры? Да у меня вся клиентура аннулируется! — Поэтому в твоих интересах помочь мне загнать тёмные силы туда, откуда они выползли, — подводит итог Донхёк, укладывая ногу на ногу. — Если тебе это по силам, разумеется. — Не разводи меня на слабо, мальчик, — предупреждает Тэиль, возвращая голосу былую солидность. — Шутить со мной даже опаснее, чем с Зевсом. Я могу выжечь тебя с лица земли и пепла не оставить, в отличие от некоторых. Джено напрягается, услышав угрозы, но Донхёк и ухом не ведёт: — Рискни, если хватит сил. Вот только не думаю, что ты захочешь тратить последние на столь бесполезное дело. Все служители сейчас по наитию пытаются подстроиться под новые обстоятельства, сохранить свою работу, а не бороться с проблемой. Зевс тоже не спешит вмешиваться. Но я не желаю сидеть сложа руки. Поэтому я здесь. И мне нужна твоя помощь.                     

₪₪₪₪₪₪ — 9 — ₪₪₪₪₪₪

                     — Если подумать, велика вероятность, что служитель Посейдона отрыл шкатулку с тёмной силой как раз где-то на дне Марианской впадины, — рассуждает Тэиль вслух, листая очередной увесистый томик. Джено чихает от магической пыли, срывающейся с старинных страниц, и плавно смещается всё дальше в угол комнаты, где на хромом комоде покоится целая инсталляция из всякой всячины. — Этот глубоководный желоб — настоящая свалка разносортных кошмаров. Уверен, что тёмный артефакт спокойно пролежал бы на её дне ещё не одно тысячелетие, если бы его не решились специально найти. — Вот и я о том же! — с жаром отзывается Донхёк, забравшись с ногами в кресло. — Но тогда у нас возникает некоторая проблемка, — Тэиль захлопывает томик, отчего в воздух поднимается новая порция пыли, а нос Джено вновь начинает покалывать. — Зло, вырвавшееся наружу, куда древнее любых записей, поэтому существует вероятность, что способ борьбы с ним не зафиксирован. — И что же тогда делать? — Для таких случаев существуют неписанные законы, Донхёк. Не переходи дорогу глупым людям, наделённым властью, замачивай тарелку после гречки, тяни дверь на себя, если она не толкается. Вот и в случае божественных сил есть свои. Например, не зли Артемиду и помни, что чрезмерное употребление вина Диониса приведёт к безумию, а ещё что тёмная сила всегда тянется… —… к светлой, — договаривает за него Джено, поражённый догадкой. — Противоположности притягиваются, стараясь поглотить друг друга. — Хороший мальчик, — хвалит его Тэиль. Судя по всему, до Донхёка доходит медленнее, а потому служитель Гекаты драматично вздыхает: — Пожалуйста, не говори, что с божественной силой ты растерял всю свою смекалку! — Предлагаешь заманить древнее зло в ловушку?.. — А у тебя есть другие варианты? — Да откуда я тебе столько светлой силы возьму! — возмущается Донхёк. — Даже если бы я мог пожертвовать собственную, выжав её до последней капли, это было бы сопоставимо с хлебной крошкой! — А тебя никто и не просит целый батон на зло крошить, — замечает Тэиль, а затем, с самым деловым видом продолжает: — Может хватить и половины. Но в замесе должен участвовать не только ты. — Мне каюк, — Донхёк обречённо стекает с кресла на пол. — Как и другим смертным. Мы вымрем, как динозавры. — Соберись, сопля. — Да кто захочет поделиться со мной своей божественной силой?! Сейчас весь Олимп буквально готов меня проклясть! Я ещё легко отделался, когда меня в Тартар не упекли! Да и Посейдон на последнем собрании решил пуститься в ностальгию и припомнил все мои детские достижения… — Значит ты должен заставить их это сделать. Уговорами, шантажом, провокацией. Ох, не заставляй меня учить тебя тонкостям переговоров! Ты же служитель Гермеса! — Бывший. — Бывших служителей не бывает, — резонно замечает Джено из своего угла. — Вот именно, — поддакивает ему Тэиль. — Никто так успешно не торгуется, как ты, никто не умеет лучше орудовать словами, даже Марк со всеми его потугами. Он использует их для искусства, когда муза посетит, а ты — во имя дела. Красноречие и хитрость твой конёк, вот и используй их! Убеди служителей, что план сработает! — Не все согласятся отдать часть своей силы… — тянет Донхёк, поднимаясь на ноги. — Но, допустим, мир не без добрых людей. И что мне с их добром потом делать? Вместо ответа Тэиль вдруг целенаправленно направляется к Джено, зловеще шаркая своими розовыми тапочками. Когда он подходит практически вплотную, Джено с удивлением обнаруживает, что служитель Гекаты ниже его на голову, но Джено всё равно испуганно отступает, задевая спиной причудливую инсталляцию. Сбоку от него что-то начинает падать, глаза Тэиля в ужасе распахиваются, а по позвоночнику жаром пробегается ощущение приближающейся катастрофы. Руки Джено рефлекторно дёргаются и ловят падающий предмет в метре от пола. Тэиль хватается за сердце — Джено всерьёз переживает, что у него может случиться приступ — и прижимает вторую ладонь ко лбу. Служитель тяжело дышит, словно пробежал марафон, но вместо проклятий и предсказания его короткого будущего, с губ Тэиля срывается лишь короткое: — Славный мальчик. Джено опускает взгляд на пойманную вещицу. Ею оказывается жестяная коробка в виде бабочки. Она фиолетовая, с синим отливом, длинной царапиной на правом крыле и липким следом от скотча на левом. — Это… — удивлённо спрашивает Донхёк, глядя поверх плеча Тэиля. — Моя любимая коробка из-под чая, да. Я храню в ней леденцы, — служитель вырывает из лап Джено своё сокровище и приоткрывает крышку. Джено клянётся, что она не больше настенного кашпо, но когда из неё в течение минуты водопадом вываливаются сладости, то сомневается в собственном зрении. Тэиль несколько раз стучит по её дну, отчего на мягкую обивку кресла сыпется сахар, а после, с самым траурным видом протягивает коробку Донхёку. — Вот. От сердца отрываю. — Она… бездонная? — Я бы сказал «безмерная». Ты можешь положить в неё вещи любого объёма, веса и силы. Она всё равно будет оставаться лёгкой, как бабочка. Я создал её ещё в начале своей карьеры, и до сих пор не могу создать что-то столь же прекрасное. — Круто, — с самым заворожённым видом изрекает Донхёк, первым же делом засовывая в жестянку руку по самое плечо. Тэиль позволяет себе пару мгновений для гордости, но затем хмурит брови и даёт Донхёку смачный подзатыльник. — Мне кажется, или ты куда-то спешил? Хватить дурью маяться! Ноги в руки и вперёд за осколками светлых сил! — Крошками… — Без разницы. Как закончишь побираться по свету, возвращайся к тому месту, где было высвобождено зло. Так оно быстрее найдут дорогу к приманке. Тебе останется только запечатать коробку. А чтобы придать вам ускорения, — Тэиль роется в карманах и кидает Донхёку пучок сушёных трав. Тот ловит его лицом, а затем прилежно поднимает с полу. — Я проводил на них заговор, который пока не пришёл в исполнение. Будут первым взносом. Так что положи их в шкатулочку и не думай жечь, если не хочешь умереть самой быстрой смертью. Джено думал, что обниматься с повелителем подземного царства — уже кощунство. Но когда Донхёк, выпятив губы, звучно целует в щёку самого опасного мага среди всех служителей, у него просто не находится слов.