Мятные леденцы

      — Пап, сегодня пятница, — кричит Ев из своей комнаты.       Микки сидит на диване в гостиной, скрестив под собой ноги. На его коленях ноутбук, и он, блять, тут вообще-то пытается работать.       — Мгм, — рассеянно гудит он себе под нос, уставившись невидящим взглядом в светящийся экран, дерьмо на котором уже начинает расплываться и мелькать так, что от этого становится реально тошно.       Микки откидывает голову на диванные подушки и устало трёт глаза большим и указательным пальцами. Такими темпами ему скоро понадобятся очки. Рабочая неделя наконец закончилась, и Микки выебся как морально, так и физически. Единственное, чего ему сейчас хочется — это просто расслабиться и прилечь. Желательно, блять, башкой на рельсы.       Ев появляется в гостиной, одетый в джинсы и мягкую толстовку, волокёт по полу рюкзак, явно наполненный каким-то барахлом. Когда мальчик с размаху плюхается на диван рядом с Микки, того слегка подбрасывает на подушках. Микки вздыхает и откладывает ноутбук на журнальный столик. Хватает сына за шею локтем и трёт ладонью его светлую макушку, ероша на ней заботливо причёсанные вихры.       — Когда ты, блять, стал таким здоровенным, чувак? Ты точно мой сын? Потому что, я почти уверен, мой ещё пару месяцев назад был мелким и тщедушным говнюком.       — Паап, ну какого хрена? — жалуется протяжно Ев, сделав попытку вывернуться из медвежьей хватки Микки. Вместо этого ему тут же прилетает лёгкий подзатыльник.       — Базар фильтруй, паршивец, — рявкает Микки, пытаясь при этом нацепить суровое лицо.       Ев театрально выпячивает губы, забившись в угол дивана подальше от Микки, и выглядит при этом как маленький напыщенный индюшонок.       — Куда это ты намылился на ночь глядя? — дружелюбно ворчит Микки, пододвигаясь к сыну.       Он терпеть не может, когда Ев на него дуется. В такие редкие моменты Микки чувствует себя совершенно дерьмовым отцом. С некоторых пор это происходит в разы чаще, чем прежде, и Микки понимает, что если и есть чья-то вина в этом, то только его собственная. В конечном итоге, мальчик не виноват в том, что эмоциональный фон его отца в последнее время как у зубочистки. Микки уже сам себе поразительно напоминает колючий кактус. После встречи с Йеном грёбаным Галлагером его душевное состояние устойчиво лавирует между «паршивым» и «пиздец каким паршивым».       Евгений поднимает взгляд на Микки и смотрит на него так, словно тот только что задал самый тупой вопрос, который способен был задать. Вполне возможно так и есть, вот только Микки правда ни черта не помнит. Абсолютно. То есть, это означает, что у него нет ни единой мысли по этому поводу, и это, чёрт возьми, очень — очень! — погано.       — Ты что, реально не помнишь? — спрашивает Ев, при этом недоверчиво щурится, словно стараясь разглядеть признаки подступающего слабоумия в лице своего горе-папаши.       Микки глубоко и обречённо вздыхает и устало сжимает пальцами виски.       — На этой неделе было много работы, — неохотно врёт он.       — Мгм, — хмуро мычит Ев, — и мало Йена.       — Ев, блять!       — Извини.       Микки устало и шумно пыхтит, почесав переносицу большим пальцем.       — Голова совсем туго соображает, мужик, — признаётся Микки и смотрит на сына, виновато наморщив лоб. — Если ты мне напомнишь и перестанешь дуться, на выходных получишь в два раза больше карманных денег. Похоже на сделку?       Ев поднимает на него недоверчивый взгляд.       — Ты ведь понимаешь, что нельзя просто взять и купить меня, верно? — вяло ворчит он, но улыбается при этом, и Микки становится легче дышать.       Евгений двигается к Микки вплотную и прижимается к нему тёплым, угловатым боком, обняв его поперёк живота обеими руками, и Микки тает от этого, как разогретый воск.       — Вы с Йеном так больше и не виделись, я прав? — спрашивает Ев, уткнувшись носом в домашнюю футболку Микки. Этот вопрос заставляет Микки невольно напрячься вопреки его желанию. — Я спрашиваю потому, что видел его несколько раз, когда он забирал Фреда из школы и, кажется, он не в порядке. Лип, возможно, этого пока не замечает, потому что он в основном сильно занят на работе, но мы с Фредом…       Он замолкает на полуфразе и тяжело вздыхает. Микки старательно пытается игнорировать тупую боль, возникшую в груди при упоминании рыжего, но не подаёт виду.       — Ты называешь отца своего друга по имени? — интересуется он с улыбкой, которая, наверняка, выглядит такой же фальшивой, как и напускное спокойствие Микки.       На его счастье мальчик не может этого видеть. Его голова всё ещё покоится у Микки на груди, но невозможно не чувствовать, как детские плечи напряжены при этом. Микки задаётся вопросом, как он умудрился упустить тот момент, когда его собственный сын стал умнее своего безнадёжно разбитого отца.       — Ты правда хочешь сейчас поговорить о том, почему я называю мистера Галлагера Липом? — интересуется Ев, подняв наконец голову, и Микки понимает, что вопрос его носит риторический характер.       Видимо, он в очередной раз облажался и теперь уже по полной. Не то чтобы Микки сомневался, что Евгений непременно — и очень скоро, блять — заметит, что с его отцом явно творится какое-то не слишком приятное дерьмо. Возможно, Микки просто рассчитывал, что это произойдёт немного позже.       — Окей. О чём тогда ты хочешь поговорить со мной? — неохотно спрашивает Микки, хотя прекрасно понимает, о чём — о ком — именно пойдёт речь.       Ев отстраняется от него ровно на то расстояние, когда ему не приходится сильно задирать голову, чтобы установить с ним зрительный контакт. Микки едва сдерживает желание вскочить и малодушно смыться в свою комнату, или в ванную, или, мать его, пойти приготовить грёбаный кофе. Потому что эти голубые глаза смотрят на него с таким глубоким сочувствием и пониманием, что Микки хочется расклеиться и разреветься на груди у собственного сына, уткнувшись носом в его толстовку. Он не может себе этого позволить, но это не значит, что Микки обязан этого не хотеть.       — Пап, вы с Йеном поссорились, так ведь? Можешь не отвечать, просто… — Ев выдерживает долгую паузу и выглядит печальным и задумчивым.       Сердце Микки в груди так предательски сильно колотится, что он боится, как бы Евгений не решил, что его отца накрыл сердечный приступ.       — Пап, я вижу, что тебе плохо. Ты можешь отрицать сколько угодно, но это не будет означать, что это неправда. И я вижу, что Йену тоже плохо, и, возможно, даже хуже, чем тебе.       — Что не так с Йеном? — интересуется Микки, когда ему удаётся вставить слово. Он старается не звучать взволнованно или что-то в этом роде. Если бы, блять, это ещё было так просто.       — Он странно ведёт себя, — пытается объяснить Ев, сложив руки на коленях перед собой. — Я не знаю его так хорошо, как Фред, но верю, когда он говорит, что с его дядей происходит какое-то д…       — Ев.       — Прости, — краснеет Ев. Его палец уже расковырял внушительную дыру на колене его рваных джинсов. — Хотел сказать, что хотя я его и мало знаю, но даже я вижу, как странно он себя ведёт. Он словно весь натянут, как струна, которая вот-вот порвётся. Он постоянно улыбается до ушей и трещит без умолку.       Микки ухмыляется горько и болезненно.       — Похоже на Галлагера, — бормочет он скорее для самого себя, чем для ушей сына.       — Вот именно, — вдруг заявляет Ев. — Это и странно, тебе не кажется? Точнее… В общем, мы кое-что слышали той ночью. Или скорее очень рано утром. Йен теперь занимает гостевую комнату рядом с комнатой Фреда, — мальчик снова замолкает, и Микки может видеть, как его щёки заливает смущённый, лихорадочный румянец. Он почти готов попросить сына просто закрыть эту скользкую тему, но Ев успевает опередить его и продолжает: — Йен привёл в дом какого-то чувака и… Эм… в общем, они, наверное, собирались сделать… что-то. Я точно не знаю, мы слышали не так много. Но потом они стали ссориться, и чувак стал кричать, что он не собирается быть просто откатом вместо кого-то. Я не совсем понял, что означает это слово, но… Тогда Йен заорал, чтобы тот проваливал к чёрту. Точнее, там были другие слова, но я не стану их произносить. Уверен, ты и так понимаешь, и… Короче, Йен сказал что-то, вроде: «да и пох… один чёрт, ты — не ОН». Потом просто открыл окно и выбросил чувака со второго этажа в чём мать родила. Кажется, этот тип сломал лодыжку и порвал плечо о живую изгородь. Тогда проснулся Лип и… эм… ему пришлось вызвать неотложку. И потом Йен стал извиняться.       — Перед тем чуваком? — наконец-то удаётся встрять Микки.       Он понятия не имеет, какие именно чувства испытывает по поводу услышанного, но ситуация видится ему в некотором роде комичной. Хотя и с явным привкусом горечи. Он не станет врать, во всяком случае, самому себе, что его не перекосило от жуткой ревности в тот момент, когда Ев упомянул другого мужика рядом с рыжим. Не то чтобы Микки имел право ревновать или что-то вроде того, но он, блять, ни хрена не в состоянии с этим поделать.       — Пап, ты чего? — искренне удивляется Ев. — Конечно, не перед чуваком. Он извинился перед Липом. Пообещал, что это произошло в первый и последний раз. Мы с Фредом всё слышали, потому что… В общем, потому, что мы подслушивали, — мальчик снова краснеет, и Микки не может не улыбнуться.       Однако, по мере осознания его брови медленно, но верно ползут на лоб.       — И ты решил, что должен мне рассказать обо всём этом дерьме только сегодня, потому что.?       — Потому что я видел, как тебе дерьмово.       — Е-ев…       — Что? — восклицает мальчик, приподняв брови. — Ты только что сам сказал «дерьмо».       Микки чувствует, как сдувается в одно мгновение. Чёрт. Чёрт! Он должен подавать достойный пример своему ребенку, а вместо этого Микки просто разваливается на глазах у сына, как ненадежный песочный замок.       — Прости, малыш, — понуро мычит он себе под нос, облокотившись на колени и уронив на ладони лоб. — Я на самом деле паршивый отец, верно? — наполовину спрашивает, наполовину утверждает Микки, устало посмотрев на сына исподлобья.       Взгляд Ева сразу смягчается и становится привычно ласковым и переполненным чувствами. Уголки голубых глаз мальчика увлажняются, на светлых ресницах проступают первые капли.       — Ты самый лучший папа в мире, — заявляет Ев.       Он явно пытается бороться с подступившими слезами, выставив вперёд упрямый подбородок. Микки этот жест так сильно напоминает кое-кого знакомого, что у него от этого скручивает живот. Он выпрямляется и притягивает сына к себе, целуя его в лохматую макушку, зарывается лицом в мягкие, густые волосы и вдыхает родной детский запах, стараясь подавить собственное желание разреветься. Чёрт возьми, в какую жалкую развалину может превратиться человек всего за одну неделю. Не сказать, правда, что Микки стремительно — шаг за шагом — не двигался к этому на протяжении всех последних лет.       — Давай, чувак, Фред, наверное, давно ждёт, когда ты приедешь.       — Ты наконец вспомнил, — улыбается Ев, когда поднимает голову.       Микки на самом деле вспомнил.       — Так и есть, — соглашается он мягким голосом. — Прости, что не сразу. Видимо, я устал сильнее, чем надеялся. Как только отвезу тебя, сразу вернусь и завалюсь спать, наверное, на сутки.       По ощущениям Микки, скорее всего, так и будет.

***

      Когда они подъезжают к дому Липа, на подъездной дорожке одна за другой стоят сразу две машины: Мустанг Йена и… самое здоровенное и самое чёрное дерьмо, которое Микки доводилось видеть в своей жизни. За исключением, разве что, этой самой жизни в целом, если не брать в расчёт тот факт, что внедорожник на дорожке Галлагеров стоит минимум в сотню раз больше.       — Это тачка Липа? — не может не поинтересоваться Микки, как только они с Евом выходят из машины.       Судя по нахмуренным бровям сына, это ни хрена не тачка Липа. В какой-то момент Микки понимает, что совсем не желает знать, кому принадлежит машина. Ему вообще ничего не хочется знать о том, что касается сраного рыжего ублюдка, живущего в этом доме вместе с Липом и другом сына Микки.       Ев не успевает ответить ему, потому что дверь дома открывается и по ступенькам крыльца спускаются трое. Фред, увидев Микки и Ева, радостно вскрикивает и несётся на всех парах, не слишком почтенно прорываясь между Йеном и каким-то престарелым пижонистым хлыщом.       — Йоу, бро. Как сам?       — Привет, мужик.       Мальчишки обнимаются, хлопая друг друга по спинам, но Микки наблюдает за этой сценой лишь вполглаза. Его пристальное внимание сейчас приковано к мудаку, который стоит рядом с Йеном и едва ли не по-хозяйски елозит по его мускулистому плечу рукой, которая, очевидно, у этого пидара лишняя.       На рыжем надеты белые штаны свободного кроя и белая футболка. Микки никогда не был у массажиста, но догадывается, что Йен одет в свою рабочую форму, в которой выглядит, как невероятно горячий полубог, впрочем, как и во всём, что бы он на себя ни напялил. В таком случае, чучело рядом с ним, видимо, один из так называемых клиентов и, мать его, сраный ушлёпок кажется таким самодовольным, словно только что получил не простой сеанс массажа, а как минимум супер-качественный отсос по самые яйца.       Подозрения Микки усиливаются по экспоненте, когда старый выродок наклоняется к уху рыжего и что-то загадочно нашёптывает. Стоит Йену заметить, что Микки стоит там и пялится в их сторону, как ублюдок преображается в одно мгновение. Вместо прохладно-вежливого, он становится ласково-игривым и, судя по довольной физиономии мужика рядом с ним, тот только на это дерьмо и надеялся.       Блять. Микки понимает, что он в двух шагах от смертоубийства. Мужик и Галлагер прощаются. Галлагер разворачивается, больше не удостоив Микки своим вниманием, и направляется обратно в дом. Старикашка — на самом деле, это не так, ему от силы лет пятьдесят — садится во внедорожник и начинает медленно съезжать с подъездной дорожки.       Микки оборачивается обратно к детям, не забыв при этом запомнить номер черного внедорожника. Просто так, на всякий случай, да.       — Ладно, пиздюки, — он хлопает в ладоши, потирая ими друг о друга, и достаёт из кармана ключи от Импалы. — Вам пора идти заниматься, а мне ещё нужно уладить кое-какие дела, — с напускным весельем заявляет Микки.       Ев смотрит на него с откровенным подозрением, сузив голубые глаза до маленьких щёлочек.       — Па-ап. Ты же не собираешься сейчас поехать за ним, ведь правда?       — Круто, мистер Милкович! — тут же подхватывает Фред с явным воодушевлением. — Вы ведь наваляете этому ублюдку?       — Чувак, заткнись! — негодует Ев, но, очевидно, мальчишка затыкаться вовсе не намерен.       — Что? Этот тип — мерзкий и скользкий. И он вечно смотрит на Йена, будто тот не его массажист, а кусок мяса слабой прожарки. Этому мудаку давно пора указать на его место. Мистер Милкович, вы ведь это сделаете? Пожалуйста. Я попрошу папу, чтобы он заплатил вам. Он и сам давно собирался отмудохать этого вяленого хлыща, да только тот, кажется, догадался и изменил своё время в расписании Йена. Пожалуйста, мистер Милкович!       — Эй, парень, а ну, прикрой фонтан, — обрывает Микки мальчишку. — Твой папа, наверняка, в курсе, что нельзя просто так взять и побить человека только за то… — Микки осекается на полуслове. — За что бы то ни было.       Краем глаза он видит, как внедорожник сворачивает за угол. Он бы сейчас соврал, если бы принялся утверждать, что у него не чешутся руки свернуть «вяленому хлыщу» его хлипкую, морщинистую шейку.       Микки смотрит на обоих детей по очереди. Если Ев выглядит немного спокойнее, чем был минуту назад, то в глазах Фреда плещется вся мировая скорбь еврейского народа.       — Послушай, мужик, — он наклоняется к Фреду и мягко сжимает ладонями узенькие плечи мальчика. — Уверен, ты можешь кое-что сделать. И для этого совсем не обязательно прибегать к насилию.       — Я? Сам? — недоверчиво переспрашивает мальчишка.       Микки улыбается, игнорируя явное неодобрение в глаза Евгения, который стоит рядом и нетерпеливо топчется с ноги на ногу.       — Когда этот тип снова приедет на свой массаж, просто пописай в его туфли, — советует Микки с хитрой ухмылкой. — Они у него наверняка дорогущие. Уверен, он будет просто в бешенстве.       Микки выпрямляется и отступает на шаг назад.       — Саут-сайд в тебе никогда не умрёт, папа, — качает головой Ев, однако, при этом не выглядит слишком огорчённым.       Зато пухлое личико Фреда теперь светится от счастья. Мальчик подмигивает Микки и показывает пальцами Ок.       — Будет сделано, сэр.       — Только не говори Йену, что это была моя идея.       — Буду молчать даже под пытками, сэр.       Они наконец прощаются. Ев целует Микки в щёку, обнимая его за шею.       — Люблю тебя, пап. И не убивай, пожалуйста, богатых дяденек, когда уедешь.       — Я тоже люблю тебя, малыш. Обещаю, что богатый придурок останется жив.       — Бро, твой предок — просто чума. Мировой мужик! — слышит Микки восторженный голос Фреда за своей спиной, когда быстрым шагом направляется к машине.       — Я знаю, — отвечает Ев. — Мой отец самый крутой на свете. Тётя Мэнди мне рассказывала: когда он был пацаном, то часто бил других чуваков. На районе все его боялись.       — У него клёвые татухи, бро. Просто отпад!       Микки качает головой и улыбается, пока заводит свою машину, чтобы тут же с пробуксовкой сорваться с места. И если это выглядит так, будто он сильно торопится, то на самом деле это неправда. Почти.       Ему удаётся настигнуть внедорожник и просто нельзя было бы подобрать более удачного места. Как только Микки проезжает второй светофор по улице, он видит, как нужная ему машина сворачивает на парковку близлежащего супермаркета. Серьёзно. Такие богатенькие мудаки, как этот, сами ходят за покупками?       Микки заезжает на парковку, ставит свою машину рядом с чёрным внедорожником и ждёт. И если от нетерпения у него совсем немного трясутся пальцы на руках, то во всём виновато только длительное отсутствие опыта в подобных делишках.       «Вяленый хлыщ» выходит из главных дверей магазина как раз в тот момент, когда Микки докуривает третью сигарету. В руках чувака куча бумажных пакетов с зелёными логотипами какого-то экологического дерьма. Он проходит спокойно мимо Микки и вытягивает руку, открывая брелоком багажник своей машины. Микки выбрасывает окурок под колёса Импалы и отделяется от водительской двери, быстрым шагом сокращая расстояние между собой и ублюдком, который, по всему, даже не подозревает, во что он вляпался. Нельзя так просто бесить Микки Милковича и надеяться, что ни хрена тебе за это не будет.       — Эй, зажигалки не найдётся? — окликает Микки хлыща.       Тот ставит в багажник последний пакет и оборачивается через плечо, чтобы тут же встретиться своим здоровенным носом с кулаком Микки.       — Что за… — стонет вяленый, пока предплечье Микки не прижимается к его горлу, придавливая придурка к машине и перекрывая ему поток воздуха.       — Ебало завали и слушай, — выплёвывает Микки. Пару секунд кусает край нижней губы, брезгливо наблюдая, как кровь ублюдка заливает его лицо и начинает капать на рукав ветровки Микки. — Если ты, паскудина, ещё раз, блять, попытаешься хотя бы неловко пёрнуть рядом со своим массажистом, я порву на свастику твою грёбаную похотливую жопу, усёк?       Чувак пытается мямлить что-то невразумительное, и Микки приходится убрать руку от его горла. Он смотрит на свой окровавленный рукав, снова брезгливо кривится и вытирает его о лацкан чужого явно ни хрена не дешёвого пиджака.       — Вы что, встречаетесь с Йеном? — спрашивает чувак осипшим голосом, сплёвывая кровь между собой и Микки на пыльный асфальт парковки.       — Не твоё, блять, дело, урод, встречаемся мы или не встречаемся, — огрызается Микки. — Считай, что я тебя предупредил.       От злости и нервного возбуждения Микки начинает слегка потряхивать, но это нормально. Он сейчас только рад немного отвлечься от всего пиздеца, который свалился в последнее время на его голову. Чувак продолжает смотреть на Микки нечитаемым взглядом, пока его окровавленная физиономия вдруг не расплывается в неприятной кривой усмешке.       — Давай будем называть вещи своими именами, милый. Твой… кхм… парень — самая обычная шлюха. Странно, что ты не в курсе.       — Слышь, уёбок, — Микки хватает мерзкого чувака за загривок, резко разворачивает и с силой прижимает его морду к пакетам с едой, согнув его при этом почти пополам. — Блять, не дёргайся, пока я не украсил твоими зубами твою ёбаную тачку, пидор, и слушай сюда. Слушаешь? — мудак кивает, как только может позволить его не слишком удобное положение. — Заебись, молодец, — Микки неласково и тяжело шлёпает его ладонью по щеке. — Так вот, совет тебе на будущее, гнида, нехуй называть ЧУЖИЕ вещи СВОИМИ именами. Возможно, тогда твой гнилой язык никто не вырвет и не засунет его в твою убогую сморщенную жопу. Мы, блять, поняли друг друга? — чувак снова молча кивает, размазывая слюни по бумажному пакету, из которого вываливаются красные яблоки и катятся по дорогому ковровому покрытию пустого багажника. — Круто. А теперь съебал отсюда нахуй. И передай, блять, своему сраному папаше, если он ещё не сдох, что ему стоило предохраняться лет пятьдесят назад.       Как только Микки въезжает на подземную парковку своего дома, в его кармане звонит мобильник. Он глушит двигатель и выходит из машины, попутно выуживая гаджет из переднего кармана своих джинсов. Когда Микки видит на экране, кто именно вдруг воспылал желанием услышать его, сердце пропускает, наверняка, сразу пару ударов.       — Микки, блять, какого хрена? — бесцветным тоном спрашивает Галлагер.       Он не орёт, не срывается на визг и, судя по всему, не пытается затеять скандал. Голос Йена звучит без единого намёка на злость, что сразу же отталкивает Микки со страшной силой. Создаётся устойчивое впечатление, что ублюдку просто насрать на Микки и на все его смехотворные потуги с приступами ревности и всем остальным говном в комплекте.       — Не понимаю, блять, о чём ты, мужик, но всё равно привет. Рад слышать, блять, что ты всё ещё не за решёткой за членовредительство с тяжкими телесными.       Микки и рад бы придержать язык за зубами, вот только в отношении грёбаного рыжего ему никогда не удавалось этого сделать. Чёрт, ему сейчас кажется или придурок за трубкой откровенно веселится? Потому что Микки почти уверен, что слышит, как Галлагер коротко и очень характерно фыркает, как делает обычно, когда пытается захлопнуть рот, чтобы не засмеяться.       — Калеб поправится. Он крепкий парень, работает пожарным, — зачем-то сообщает Йен.       Блять, Калеб. Микки заранее ненавидит этого урода, которого ни разу в своей жизни не видел и сомневается, что когда-либо увидит.       — Так значит, твоя подружка не стала заявлять о том, как ты вышвырнул её голой из окна?       — Нет, он не стал обо мне заявлять, Микки. Однако, я звоню не за тем, чтобы обсудить с тобой Калеба. Я бы хотел поговорить о Ходжинсе.       — Кто есть Ходжинс? Ты же, блять, не думаешь, что я должен знать всех твоих ёбарей по фамилиям?       На другом конце линии слышится вздох. Почти обречённый на вкус Микки, но кто сказал, что ему не срать? В конце концов, как там пизданул тот мудак — Ходжинс, да? Нужно называть вещи своими именами. Именно так, блять. Его ублюдочный рыжий — самая обычная шлюха. И если у Микки от осознания всего этого дерьма болезненно сосёт под ложечкой, то это только его личное дело. Во всяком случае, с какой стороны ни глянь, это ЕГО ебучая шлюха, и Микки не собирается позволять всяким дряблым хуям выражаться в адрес Йена в подобном непочтительном тоне.       — Ходжинс — один из моих постоянных клиентов, — объясняет Йен всё ещё раздражающе спокойно. — Очевидно, теперь уже один из бывших клиентов. Ты сломал ему чёртов нос минут двадцать назад. Ничего такого не припоминаешь? Он позвонил мне только что и сказал — цитирую: «Пошёл ты нахуй, Йен. Не хочу больше иметь с тобой никаких дел. И держи своего сраного бультерьера на привязи. Если увижу его ещё раз, сразу позвоню в службу отстрела бешеных собак».       На этот раз уже Микки приходится сдержаться, чтобы не захихикать, как самодовольному школьнику, который разбил лицо главному хулигану в классе. Минус один — на счету Микки, минус второй — заслуга самого рыжего. Хотя и на счёт второго Микки вполне мог бы поспорить.       — Ну, извини, блять. Найдёшь себе нового вяленого папика. Кстати, а Лип в курсе, каким дерьмом ты занимаешься в доме, где проживает его сын?       — Микки.       — Что, блять? — теперь Микки начинает иррационально злиться. — Сначала ты тащишь туда первого попавшегося педика…       — Калеб не первый попавшийся, — перебивает Йен, проигнорировав слово «педик». — Он мой бывший и думал, что у нас получится…       — Как скажешь, чувак, — вмешивается Микки. — Мне поебать, бывший или нынешний. Я просто, блять, хочу сказать, что превратить в сраный бордель дом, где проживает девятилетний мальчик, чертовски хуёвая идея, придурок. Тебе, блять, так не кажется?       — Чёрт, я знал, что этот разговор закончится именно так, — вздыхает Галлагер. — Не знаю, о чём я вообще думал, когда позвонил. Наверное, просто хотел услышать твой голос, вот и всё.       — Ты, блять, его услышал, — огрызается Микки. Будь он проклят, если признается рыжему придурку, как сильно хотел того же самого.       — Так и есть, — вздыхает Йен. — Прощай, Микки, — говорит он, после чего сразу кладёт трубку.       Микки кажется, что он слышит, как дрожит голос Йена, когда он произносит его имя, прежде чем сбросить вызов. И нет, он нисколько не сомневается, что принял верное решение, когда оттолкнул Йена. Вот только от этого драгоценного осознания больно ничуть не меньше.