Осколки

      Он пошел обратно к комнате, где остался Темный Лорд, и натянутая на время кожа в меру дружелюбного аврора-революционера сползла. За красивой деревянной дверью с блестящей ручкой по-прежнему валялись тела убитых Пожирателей. Риддл сидел на корточках над телом Люциуса, сжимая в руках палочку.       — Закончил?       — Да, мой лорд. Они приведут всех, кого смогут, — ответил Гарри.       — Успел понять, кто собирается предать? — спросил Риддл, поднимаясь. Он убрал палочку, поправил рубашку, перешагнул тело и пошел к выходу.       — Камелия. Возможно, Летиция и Сподс, — сказал Гарри, пропуская Риддла вперед. Тот вышел в холл, осмотрел его взглядом хозяина, вернувшегося домой, и восстановил входную дверь. Гарри терпеливо ждал, стоя сзади.       — Я велел подать обед, — сказал Риддл. — Жаль, что ты не одет по случаю, но, думаю, хозяева дома простят тебе этот маленький промах, — он усмехнулся и пошел к входу в столовую.       Комната была все той же. Точь-в-точь из далеких воспоминаний, из кошмаров, которые мучили Гарри во время Второй магической войны.       Массивная столешница, стулья с высокими спинками, вычурные украшения и приглушенный свет от висящей под потолком люстры. Каждая вещь кричала о своей значимости, хотя Гарри помнил по отчетам, что почти весь дорогой антиквариат Малфои продали, чтобы выкарабкаться из очередного скандала.       Центральное место на противоположном от входа конце стола оставили для Темного Лорда. Драко, Астория и Скорпиус сели по левую руку. Они одновременно обернулись и посмотрели на вошедших. Драко вскочил первым, за ним поднялась Астория, помогая слезть со стула Скорпиусу, которого она схватила за плечи так крепко, будто Волдеморт вернулся, специально чтобы забрать мальчика из семьи.       — Как приятно чувствовать знаменитое гостеприимство Малфоев, — сказал Риддл, неторопливо направляясь к своему месту. Стук шагов гулким эхом разносился по столовой в гробовой тишине. — В последний раз, когда я наслаждался гостеприимством этого дома, Драко был совсем юн. Представь себе, Астория, твой муж сидел на том же самом месте, где теперь сидит Скорпиус, и дрожал от страха.       Маленький Малфой вздрагивал в такт шагам Риддла. Астория опустила взгляд в пол и продолжила сжимать плечи сына.       Гарри следовал за своим лордом беззвучно — мягкие подошвы сапог позволяли красться, и он дорожил возможностью быть незаметным при желании. По дороге он заметил, что Малфои оставили прибор для него с противоположной стороны, по правую руку от Темного Лорда.       Волдеморт занял место во главе стола, Малфои последовали его примеру. Гарри подошел к высокому окну, украшенному тончайшими занавесками, отодвинул их и посмотрел на знаменитый парк.       Тот выглядел слегка запущенным. Дела славного семейства уже давно перешли из разряда громких новостей в категорию малоинтересных сплетен, и Гарри перестал следить за ситуацией. Несколько удачных обысков дали возможность Аврорату предъявить обвинения и начать торги, Малфои, как всегда, пошли на сотрудничество и передали сведения. Гарри не знал, о ком именно, но по дальнейшим арестам мог предположить имена. Козырей на руках у Люциуса не было уже очень давно.       Семья не следила за домом, забросила парк. Ни птиц, ни изысканных украшений в нем видно не было, лабиринт начал зарастать.       Опытный взгляд аврора нашел пару удачных точек для слежки, но сейчас они пустовали. Не то что бы Гарри всерьез думал, что вот так, без подготовки, в конце сумасшедшего дня сможет переплюнуть своего лорда по части безопасности, — просто глаза сами искали угрозу по привычке. И пока, к счастью, не находили.       — Гарри, присядь, — мягко сказал Волдеморт. — Посмотри, какой изысканный обед приготовили к нашему приходу.       Гарри послушно сел, снял драгоценное кольцо с белоснежной салфетки и заправил ее, отметив попутно, что на одежде остались грязь, пыль и даже капли чьей-то крови.       На столе Астория или кто-то из невидимых слуг разложили несколько серебряных блюд с холодными закусками. Для Гарри, который питался в пабе, даже такой обед мог выглядеть впечатляюще, но сбивала с толку важная деталь: его, разумеется, не готовили.       У Малфоев было не больше часа на сервировку. За это время домовик или опытная хозяйка вроде миссис Уизли могли устроить настоящий пир. Но волшебники, не привыкшие вести быт, вряд ли успели бы научиться.       Гарри посмотрел на Асторию, у которой явственно дрожали руки. Она не взглянула в ответ, но точно заметила взгляд Гарри, потому что замерла и уставилась в центр стола.       Почти наверняка они с Драко и Скорпиусом остались в поместье одни. Прислуга, даже если на нее хватало денег после событий последних лет, теперь уж точно покинула опасных хозяев.       — Астория, налей нам вина, — сказал Волдеморт.       Волшебница резко вскочила со своего места, отодвинутый стул пронзительно заскрипел, но она не обратила на звук никакого внимания. Вцепившись в бутылку, как в щит, способный оградить ее от судьбы свекрови, она пошла к Волдеморту.       Гарри впервые увидел, как она красива. Темные волосы были убраны в замысловатую прическу, увенчанную драгоценной заколкой. Строгое черное платье подчеркивало гармоничную фигуру. Фарфоровая кожа сжатых вокруг бутылки с вином пальцев резко выделялась на фоне вычурно-яркого обручального кольца с фамильной литерой Малфоев.       Вопреки той дрожи, которую увидел Гарри секунды назад, и той слабости, о которой он узнал недавно, Астория аккуратно налила вино в хрустальный бокал Темного Лорда и вопросительно посмотрела на Гарри.       В ее глазах, кроме боли и проглоченных слез, был едва сдерживаемый вызов. Она ненавидела Гарри. Возможно, ненавидела его сильнее, чем самого́ Темного Лорда.       Гарри улыбнулся ей и пододвинул бокал.       Астория быстро подошла к нему, наклонилась и налила вино, не пролив ни капли. Не будь поблизости Волдеморта, Гарри решил бы, что вино отравлено. Весь вид миссис Малфой говорил о том, как ей неприятно находиться так близко к Гарри. Даже изысканный аромат духов, свежий и легкий, показался ему пропитанным злобой.       Она прошла к месту мужа, наполнила его бокал и вылила остатки в собственный. Каждый ее шаг, даже эта мелочь с остатками вина и пустая бутылка в центре стола, — все кричало, что Астория никогда не занималась домашним хозяйством. В чем она преуспевала, в отличие от многих Малфоев, — в сохранении достоинства. Гарри в который раз отметил, что мужчины предпочитают женщин, похожих на мать. Астория была изящной копией Нарциссы. И он мог наблюдать, как чопорность, хладнокровие, высокомерие под гнетом чудовищных обстоятельств трещат по швам.       — Я предлагаю выпить за новое начало, — прервал тишину Волдеморт, поднимая бокал.       Драко поспешно поднял свой, Астория, с трудом справляясь с рукой, последовала его примеру. Скорпиус тоже поднял бокал (наполненный водой). Гарри обратил на мальчика внимание впервые после случая с Камелией.       — У вас подрастает наследник, — продолжил Волдеморт, указывая бокалом на Скорпиуса. Родители заметили его — и его по-детски непосредственный поступок — только теперь. Астория набрала в рот воздух, чтобы что-то сказать, но Драко остановил ее взглядом. Они молча стали ждать приговора.       — Я позволил себе осмотреть ваше уютное поместье, — сказал Волдеморт, отпил вина и поставил бокал. — Надеюсь, вы не возражаете.       Астория вновь хотела ответить, на этот раз Драко пришлось схватить ее за руку.       Гарри удивленно посмотрел на них и вспомнил, что Астория никогда не встречалась с Волдемортом. Возможно, она слышала рассказы Драко или Люциуса. Но могло быть и так, что после всех судов в семье Малфоев о прошлом вспоминать было запрещено. Вот почему она боялась Гарри больше — на нем были следы крови и грязи, в то время как Темный Лорд сидел в идеально чистой одежде, и даже его волшебная палочка не была на виду. Мягкий голос, превосходные манеры… Астория действительно могла думать, что из присутствующих за столом самым непредсказуемым и жестоким остается Гарри.       Неужели даже убийство Нарциссы ничему не научило ее? Или она расценила жертву свекрови как разумную плату за предательство, а все дальнейшие смерти списала на безумие Гарри?       Он улыбнулся этим нелепым мыслям, отпил еще вина и продолжил слушать своего лорда.       — Я заметил, что вы расстались с богатой коллекцией артефактов, — сказал Волдеморт. — Твой дед, Драко, собирал ее, продолжая семейную традицию. Неужели ваши обстоятельства стали настолько стесненными, что вы решили прибегнуть к крайним мерам?       — Вы совершенно правы, мой лорд, — ответил Драко. — Отец потерял несколько важных контактов в Министерстве. Кроме того…       «Бесполезный, слабый, жалкий», — подумал Гарри.       Отчасти эти мысли принадлежали ему, но были сформулированы так явно, что он обернулся к Волдеморту. Тот неторопливо пил вино, слушая исповедь Драко о том, с какими сложностями семье пришлось столкнуться в последние годы.       Каждое следующее предложение было хуже предыдущего, Драко словно заколачивал крышку собственного гроба, не замечая этого, искренне жалуясь Темному Лорду на обстоятельства. Будто пытался оправдаться и выставить себя жертвой. Точно так же вел себя Люциус на кладбище — пытался убедить Волдеморта в том, что обстоятельства оказались сильнее его.       В этот момент, неожиданно для Гарри и, судя по резко изменившемуся взгляду, даже для Риддла, вмешалась Астория.       — Во всем виновата недальновидность родителей моего мужа, мой лорд, — сказала она.       — Дорогая, ты… — Драко попытался остановить ее, рукой, словом, взглядом, но она проигнорировала все, даже стиснутые вокруг запястья до белых костяшек пальцы.       — К сожалению, я слишком поздно поняла, что происходит. Я была занята воспитанием Скорпиуса, которого мои новые родственники баловали бесполезными игрушками и хотели оградить от моего влияния. Теперь, мой лорд, такой проблемы не возникнет. Я знаю, где взять нужные средства и кого пригласить в поместье для восстановления порядка. Это не займет много времени, хватит пары недель. Дом был опорой для чистой крови Малфоев много веков. И хотя Люциус позволил Аврорату вынести бо́льшую часть игрушек, защита поместья опирается на фундамент и камни. Если вы пожелаете, поместье можно использовать.       Закончив пламенную речь, Астория замерла, почтительно склонив голову.       — Никогда не мог понять, что находят такие женщины, как ты, в таких мужчинах, как твой муж, — улыбнулся Риддл.       Бледный от страха Драко начал краснеть.       — Ты почти убедила меня, — продолжил Риддл. — Не словами, конечно. Поместье бесполезно. Надеюсь, в тебе говорило отчаяние.       Астория молча кивнула, не поднимая головы.       — Ты довольно точно описала успехи своей… новой семьи, но упустила из виду, что твой муж с трогательным доверием выдал мне твою слабость. Даже сейчас тебе трудно держаться. Ты хорошо скрываешь это, но, если знать, куда смотреть — это бросается в глаза.       Покрасневший Драко вновь побледнел — тонкая светлая кожа играла с ним злую шутку. Гарри не мог воспринимать его всерьез, даже жертва Нарциссы не перекрывала комичность происходящего. Бросив пару кусков холодного мяса в рот, Гарри встал из-за стола и вернулся к окну. Закурить ему хотелось больше, чем есть.       — Я знаю, как держать проклятье под контролем. Я сделаю все, что в моих силах, мой лорд, — тихо прошептала Астория.       — Ты поможешь мне собрать чистокровных волшебников, — ответил Волдеморт. — Найдешь их, убедишь их, приведешь их ко мне.       — Благодарю, мой лорд, — ответила Астория.       — Теперь оставь нас с Гарри. Забери сына и мужа. Скоро мы покинем ваш гостеприимный дом, но до тех пор я не хочу, чтобы хоть кто-то из вас путался под ногами.       Астория вновь поблагодарила Волдеморта, решительно встала, помогла выйти из-за стола Скорпиусу, схватила Драко за руку и повела их обоих к выходу. На секунду она потеряла равновесие и оперлась о Драко, но быстро взяла себя в руки, и втроем они покинули столовую.       Гарри смотрел на закрытую дверь, проигрывая в голове странный разговор за столом. Вне всяких сомнений, Риддл собирался поесть, когда шел в столовую. Мясная нарезка и вино имели к этому лишь опосредованное отношение. Было что-то особенно приятное в том, чтобы те, кого ты собираешься убить, надели красивую одежду и накрыли для тебя стол, послушно ожидая смерти.       Но Риддл впервые видел Асторию, точно так же как она впервые видела его. Он вычеркнул ее из уравнения заранее, а она сумела выкарабкаться из могилы в последний момент. В меру наглая — настолько, чтобы бросать дерзкие взгляды на Гарри, но не настолько, чтобы хоть раз возразить Темному Лорду. Расчетливая и хладнокровная — она взяла себя в руки после неожиданного вторжения авроров, после массовой резни, после того, как увидела смерть свекрови. Даже слабое здоровье играло Астории на руку — оно внушало доверие, делало ее абсолютно безвредной. И, самое главное, у Астории была предельно простая слабость, использовать которую против нее можно было открыто. Она искренне любила Скорпиуса и хотела, чтобы он остался жив и получил по возможности достойное наследство.       Даже если в бою от Астории не было никакого толку, в качестве волшебницы, способной убедить чистокровных занять сторону Темного Лорда, она была лучшей кандидаткой.       В этот момент Гарри понял, почему Нарцисса бросила палочку. Скорее всего, она не сдалась бы без боя. Но Астория заставила ее поменять решение. Это была не жертва ради Драко — это была жертва ради матери Скорпиуса, которая, в свою очередь, могла бы пожертвовать всем ради сына.       Риддл пил вино, глядя на закрытую дверь.       — Как самочувствие? – спросил он.       — О чем вы, мой лорд? — удивился Гарри.       — Недавно ты убил волшебников, мой дорогой аврор. Столько, что пожизненным сроком в Азкабане ты уже не ограничишься, — ответил Риддл, бросил салфетку на колени небрежным жестом и начал есть.       — Вы хотели этого, мой лорд, — напомнил Гарри.       — Для исполнения приказа этого может быть достаточно, но для того, чтобы после такого сидеть за обеденным столом и смеяться над семьей убитых — вряд ли, — возразил Риддл. Его губы постепенно оттаивали, улыбка, которая так заворожила Гарри еще утром, вернулась. Понимание и немного иронии.       — Мой лорд, я уже давно не мальчик из Хогвартса. Пожиратели, которых я убил, были виновны в сотнях преступлений. Некоторых я мог бы случайно устранить во время очередного обыска.       — Ты пытаешься убедить меня, что ничего не изменилось в тот момент, когда ты отдал половину своей души мне? — спросил Риддл, откинувшись на высокую спинку кресла, и положил хоркрукс-брошь рядом с тарелкой.       Гарри застыл, глядя на собственный хоркрукс. Сигарета дотлевала, обжигала кожу. Но он неподвижно смотрел на брошь, мысленно повторяя: «Отдал половину своей души мне»…       — В чем дело, мой дорогой аврор? — улыбка Риддла стала шире. — Ты уже много лет знаешь о природе хоркруксов больше, чем многие исследователи Темных Искусств. Дамблдор рассказал тебе все, что узнал сам, — редкий случай в его практике.       — Я не знаю, что сказать, мой лорд, — ответил Гарри. Огонек сигареты добрался до кожи, он выпустил окурок из рук.       Риддл убрал брошь в карман, встал из-за стола и пошел в сторону Гарри, пока тот изо всех сил пытался взять себя в руки, хотя мысли заслоняла завораживающая фраза: «Отдал половину своей души мне».       — Ты часто задумывался, почему мы так похожи, — сказал Риддл, остановившись на расстоянии вытянутой руки. — Шляпа предложила тебе Слизерин не просто так. Даже старик замечал сходство. Я нашел в твоих воспоминаниях уроки окклюменции. Жалкая попытка. Окклюменция может пригодиться, когда в твое сознание вмешивается посторонний. Но мы оба знаем, что я никогда не был посторонним для тебя.       Гарри следил за изогнутыми в улыбке губами, жадно вслушиваясь в слова Риддла.       — Ты не просто пропускал меня, мой дорогой аврор. Ты искал меня, сам пытался дотянуться до моей памяти.       — Я не… — начал Гарри, надеясь объяснить Волдеморту, что три последних курса Хогвартса для него превратились в череду кошмаров, которые он не мог контролировать.       — Ты не делал этого осознанно, мой дорогой, я знаю, — сказал Риддл, делая последний шаг, и между ними не осталось свободного пространства. Спиной Гарри был прижат к окну.       — Я думал… — прохрипел Гарри, но Риддл снова прервал его.       — Ты думал, что ни один из нас «не может жить, пока жив другой». Старик постарался сделать все, чтобы мы стали врагами. Чтобы даже после его смерти ты готов был идти против меня, хотя часть тебя хотела совсем другого. Каково было потерять это? — спросил Риддл, впившись взглядом в Гарри. — Как быстро ты понял, чего лишился?       Память послушно растянулась лентой, вдоль которой Гарри мог путешествовать в любом направлении. Он вспомнил тихий, простой год в Хогвартсе после Битвы. Экзамены, лишенные волнений. Поступление в Аврорат.       Сбывались его мечты, а он, вместо того чтобы радоваться, пытался сбежать от всепожирающей черной дыры внутри, которая затягивала даже мимолетную радость.       Бруствер однажды попытался утешить его… Привел в свой кабинет, заваленный отчетами и мусором, предложил огневиски. Рассказал, что многие из тех, кто долго вынужден был выживать, с трудом вписываются в нормальную жизнь. Это были правильные слова для паренька, который прошел через непростое детство, но…       — Он не знал, что ты чувствовал, — улыбнулся Риддл, помогая Гарри вернуться из воспоминания в столовую. К прохладному окну за спиной и горячему дыханию возле уха. — Насколько мне известно, мой дорогой, нет других подобных случаев. Дамблдор с трудом понимал, что такое хоркрукс. И тем более он не представлял себе, что произойдет с хоркруксом внутри другого волшебника. Но мы знаем, что происходит, — Риддл положил руку на затылок Гарри, их лбы соприкоснулись.       Мысли Темного Лорда были так близко, что Гарри чувствовал — при желании можно заглянуть в них и увидеть образы, слова, целые цепочки размышлений. Он не делал этого, потому что знал, что все по-настоящему важное Риддл сам покажет в нужный момент и что удивительное ощущение равновесия исчезнет, если начать суетливо копаться в прошлом.       — Я понял на кладбище, мой дорогой, — сказал Риддл. — Увидел в твоих глазах. Голод, который толкает на безрассудные вещи.       Рука Риддла перетекла с затылка на шею, на плечо… Пальцы приподняли подбородок Гарри.       — Дамблдор надеялся, что влияние моей души можно ослабить, если унизить тебя жизнью в чулане, подкармливать идеями о добре и зле, настроить против меня и обвинить во всех несчастьях. Он не понимал, что это не простое «влияние». Он не понимал, что ты был настолько же моим, насколько ребенком Поттеров. Но я не повторяю ошибок, мой дорогой, — сказал Риддл, рывком достал из кармана куртки Мантию и прижал к Гарри. — Тебе понравилось снова чувствовать мою душу настолько близко?       Захотелось вырваться и одновременно с этим захотелось, чтобы Риддл не позволил. Гарри вцепился в край тонкой ткани, чувствуя легкую дрожь, вибрацию, похожую на дыхание. Мантия была хоркруксом — он понял это по ее структуре, пелена спала с части мыслей Риддла и стала еще одним подтверждением.       — Я хотел, чтобы сначала ты почувствовал, мой дорогой, — сказал Риддл. — Обычно знание помогает, но иногда мешает испытать новый опыт.       Несколько часов Гарри носил хоркрукс у сердца, и с каждым часом на место раздражению и злости приходили ясность мысли и пробирающая до мурашек эйфория присутствия Риддла.       Теперь вопрос заключался лишь в том, когда тот успел сотворить хоркрукс. Нужна была смерть. Первым, что сделал Темный Лорд на кладбище, было убийство Эйвери.       — Когда? Я уверен, что Мантия была совершенно обычной еще вчера.       — Совершенно обычной? — усмехнулся Риддл, продолжая удерживать Гарри. — Дар Смерти был совершенно обычен и стал необычен лишь после того, как получил часть моей души? Какая красивая, тонкая лесть, мой дорогой. Тебе пошло на пользу избавиться от лишних сомнений. Достаточно было слегка подтолкнуть тебя, и ты начал чувствовать меня гораздо лучше. — Риддл шагнул вперед, и Гарри пришлось пропустить его ногу, которая теперь упиралась в его пах.       — Призна́юсь, Гарри, в самом начале, на кладбище, я подозревал, что твои намерения неискренни, — продолжил Риддл. – До тех пор, пока не почувствовал то, что невозможно подделать, мой дорогой.       Гарри следил, как пальцы Темного Лорда скользят вниз по ряду пуговиц.       — Ты оказался настолько открытым, — Волдеморт перешел на шепот. – Настолько уязвимым, — он обвел пальцами пряжку ремня и опустил руку ниже.       Гарри перестал следить за рукой и посмотрел в глаза своему лорду.       — В соседней комнате – трупы волшебников, которых ты убил собственноручно, но ты возбужден так, будто там готовые на все шлюхи, мой дорогой, — шепнул Волдеморт, аккуратно обхватив член Гарри у основания и слегка сжав его. – Разве можно подделать это? Когда все началось? Я не поверю, что в первый раз ты почувствовал это в Омуте со мной, Гарри. Рассказывай, — пальцы разжались, Волдеморт провел ими по ряду пуговиц на рубашке Гарри в обратном направлении и коснулся подбородка.       — Я не помню, мой лорд, — прошептал в ответ Гарри. Из-за того, как точно Риддл схватил, а потом отпустил член, возбуждение усилилось и стало болезненным.       — Постарайся для меня, будь добр, — едко ответил Темный Лорд. – Если мне понравится, насколько ты честен со мной, я покажу то, что тебе так хотелось увидеть.       Гарри вопросительно посмотрел на Риддла, не понимая, о чем идет речь. Одновременно он лихорадочно вспоминал, когда все началось, но столько лет ему приходилось отмахиваться от неправильных мыслей, что теперь они не желали возвращаться.       — Люциус оказался очень щедрым осведомителем Министерства, — сказал Волдеморт. – К счастью для тебя, к несчастью – для себя самого́. Но Лестрейнджи всегда держали язык за зубами. Не знаю, что нашло на Родольфуса, возможно, очередной приступ ревности, но он не отдал Министерству самую вкусную часть воспоминания. Раз уж у нас такие доверительные отношения, Гарри, думаю, будет справедливо обменяться опытом.       Перспектива увидеть финал сцены у Лестрейнджей, о котором Гарри догадывался, была настолько завораживающей, что он заставил себя забыть обо всем, отогнать все мысли и сосредоточиться на главном.       — В первый год после экзаменов, мой лорд, — начал Гарри, закрыв глаза, чтобы проще было отрешиться от происходящего вокруг. – Очередной обыск. По-моему, я был с Френки. Всего нас было пятеро, поэтому я не помню точнее. Каждый день бывали обыски, иногда несколько. Мне нужно было просто присутствовать, прикрывать. На всякий случай. Если очередная наводка окажется ловушкой. Мы взломали дверь, старшие авроры прошли первыми. В комнате впереди их ждали. Пока они были заняты, я увидел мужчину, который пытался пойти в обход. Собирался воспользоваться суматохой. Я… я не думал, что делаю, все происходило слишком быстро. Он успел направить на меня палочку, но мое Оглушающее задело его. И я…       — Ты не мог использовать Круциатус, — сказал Волдеморт, снова вставая вплотную, — но выглядишь сейчас так, будто использовал именно его.       — Я не мог, — прошептал в ответ Гарри. – Но я мог повалить его на пол, заломить руки и вывернуть их. Я мог наложить проклятье Молчания.       — На глазах других авроров? – тихо спросил Волдеморт, прижимаясь бедром сильнее к паху Гарри.       — Они все еще были заняты, мой лорд, — ответил Гарри.       — Дальше, — приказал Волдеморт, снова накрыв член Гарри ладонью.       — Он не мог кричать, но я развернул его лицом и смотрел, выворачивая суставы, — прошептал Гарри, хотя соображать было все сложнее. Точно так же, как недавно он почувствовал новые оттенки вкуса вина, сейчас он испытывал совершенно новые ощущения. Дело все еще могло быть в хоркруксе, но Гарри не был уверен, что все сводилось к темной магии. Мысль о том, что Темный Лорд понимает его настолько, заводила почти так же, как воспоминание о насилии.       — Дальше, мой дорогой. Я вижу, что «дальше» было, — сказал Волдеморт, опуская ладонь ниже, к основанию члена.       — Я выкручивал ему руки и смотрел в глаза. Ему было больно. Мелочь — простой захват, но ему все равно было больно. Сначала он вырывался, но когда понял, что делает себе больнее этим, — перестал. И я подумал… о Круциатусе, — выдохнул Гарри. – Остальное не будет интересно вам, мой лорд. Меня оттащили, его забрали, осудили и отправили в Азкабан. Я напился вечером, снял шлюху и делал так всю неделю.       — Пока воспоминание не начало стираться, — закончил за него Волдеморт.       — Да, мой лорд.       — Не сопротивляйся мне, — сказал Волдеморт, сильнее сжав подбородок Гарри. – Чем больше будешь сопротивляться, тем слабей будет связь. Я покажу то, что обещал. Смотри в глаза.       Темные глаза Волдеморта напомнили Гарри Омуты, в которых он провел так много времени. Зрачки затягивали внутрь. Гарри почувствовал, что теряет ориентацию в пространстве, как бывало во время неудачной аппарации. Он вцепился в руки Волдеморта, надеясь, что не будет наказан за свою дерзость, но падать в пропасть было слишком страшно. С него словно сняли кожу и заменили ее кожей другого человека. Гарри понимал, что это воспоминание будет совершенно другим. В прошлом он уже позволял Темному Лорду зайти так далеко из-за связи хоркрукса. Омуты показывали воспоминание снаружи, по нему можно было бродить в поисках подходящих зацепок. Легилименция, которую Волдеморт использовал сейчас, действовала иначе. Риддл затягивал Гарри в свою память, на свое место, в свое тело.       — Боже, — прошептал Гарри, когда почувствовал знакомую эйфорию в другом волшебнике. Смесь предвкушения и ощущения полного контроля над ситуацией. Рука Волдеморта с силой сжала член Гарри.       В другом времени, в другом месте Темный Лорд заканчивал дуэль с Родольфусом.       — Ты устаешь, — сказал Гарри чужими губами.       Он разыгрывал сцену, которую составил для бедной Беллатрисы – достаточно умной и одаренной волшебницы с кучей предрассудков, обычных для чистокровных.       Ему захотелось проверить, насколько хорош Родольфус, про которого ходили интересные слухи. О том, что он импульсивен, горяч, но, главное, прекрасный боец.       Гарри некогда было выяснять, что из слухов правда, что – вымысел, он набросал сценарий, с помощью которого можно было проверить все сразу. Таланты Родольфуса, верность Беллатрисы, а заодно их общую ценность для его дела.       Увы, таланты Родольфуса переоценили. Он не был слабаком, скорее – посредственностью. Вывести его из себя оказалось проще, чем поднять в воздух перо с помощью магии.       — Ублюдок! – заорал взбешенный Родольфус.       Его ненависть была настолько искренней и отчаянной, что придерживаться плана стоило Гарри огромных усилий. Настолько быстро потерять контроль? Когда так называемый «любимый человек» в опасности?       «Великий Мерлин, насколько ты жалок, — подумал Гарри, делая пару шагов вперед, пока Родольфус возился возле жены. – Ты подставил мне спину, тупица».       Гарри провел рукой по лицу – боль еще ощущалась после идиотского удара Родольфуса, но стала приятным отголоском. Он слизнул кровь, предвкушая самую интересную часть.       — Я убью тебя! – крикнул Родольфус.       «Какая детская наивность, — подумал Гарри. – Он искренне верит в то, что говорит».       — Нет, — сказал он вслух. – Ты достаточно развлек меня.       Родольфус разразился бессвязной руганью, и Гарри наложил на него Империус.       Проклятье цеплялось за палочку и ощущалось как поводок, надетый на другого волшебника. Можно было потянуть за него, с силой дернуть или отдать любой приказ. Иногда проклятье Подвластья приносило удовольствие, но только если жертва сопротивлялась. Увы, Родольфус не был способен даже на это. Он послушно подошел ближе, когда ему приказали.       — Я хочу, чтобы ты представил себе человека, которого ненавидишь, — сказал Гарри. – Представь его хорошенько. Теперь развернись. Сделай с ней то, что сделал бы с ним.       Гарри проводил взглядом Родольфуса, походка которого стала деревянной из-за проклятья. Возможно, впоследствии даже из настолько сырого материала выйдет толк, но пока все надежды Гарри возлагал на Беллатрису.       Она красиво сопротивлялась Круциатусу мужа, пытаясь сохранить достоинство, хотя Гарри не сомневался, что такая возможность появилась у нее лишь из-за того, что Родольфус был слишком слаб, чтобы причинить по-настоящему сильную боль.       — Дорогой, попытайся, — прошептала Беллатриса, отползая в угол, когда Родольфус взял передышку. – Пожалуйста, попытайся, ради меня.       Гарри пошел за ней следом:       — Ты просишь не того волшебника, дорогая, — сказал он.       Беллатриса бросила на него полный ненависти взгляд.       — Никогда, — прошипела она в ответ.       — Я так часто слышу «никогда», но мне еще ни разу не отказали, — продолжил Гарри. – Ты можешь остановить это в любой момент. Достаточно попросить меня. Твой драгоценный супруг не услышит. На самом деле, я могу сделать с ним все, что захочу. Родольфус, почему бы тебе не достать нож.       Гарри знал, что холодное оружие было одним из увлечений четы Лестрейндж. Родольфус таскал за собой кинжалы, пряча их в сапогах, у Беллатрисы они могли оказаться в самых неожиданных местах. Их блажь, граничащая с маггловской одержимостью оружием, казалась Гарри частью общей болезни магического общества. Слишком слабые, чтобы использовать магию, волшебники обратились к жалкой замене. Но сейчас нужно было показать Беллатрисе, как далеко распространяется власть Империуса на Родольфуса.       — Надрежь себе запястье, — приказал Гарри, прокручивая палочку между пальцами.       Родольфус закатал рукав безвкусной одежды, провел лезвием вдоль вен и повернулся к Гарри, ожидая новых указаний.       — Дорогой, — прошептала Беллатриса, пораженная увиденным. Родольфус не вскрикнул, его руки не дрожали. Парализованный проклятьем Подвластья, он мог делать лишь то, что Гарри приказывал ему.       — Хочешь, чтобы он выжил? – спросил Гарри.       — Что ты сказал? – опомнилась Беллатриса, которая следила за каплями крови, собравшимися в крупное пятно на ковре.       — Второе запястье, Родольфус, — приказал Гарри.       Беллатриса, стиснув зубы, смотрела, как ее муж выполняет приказ. Возможно, она любила его. Гарри не понимал, что вкладывали в это слово волшебники, дающие клятвы верности. В лучшем случае все сводилось к хорошему сексу и умножению капитала. В худшем приходилось смотреть, как взбалмошный муж режет себе вены по указке другого волшебника.       — Нет, — прошептала Беллатриса. – Зачем тебе это? – она посмотрела на Гарри с ужасом. – Ты мог просто убить его. Так давай, не тяни.       — Похоже, глупость заразна, — усмехнулся Гарри, приблизившись к Родольфусу. – Брось нож. Теперь я хочу, чтобы ты взял ее.       — Ч-что? – прохрипела Беллатриса, вжавшись в угол.       — Я хочу, чтобы ты трахнул свою жену, Родольфус, разве я многого прошу? Вперед. – Гарри толкнул Лестрейнджа в спину.       Поводок Империуса натянулся до предела.       — О, как интересно. Тебе будет приятно узнать, дорогая, что твой муж, похоже, не хочет тебя, — усмехнулся Гарри. – Родольфус, будь умницей, не сопротивляйся. Если ты будешь волноваться, твое сердце будет биться слишком быстро. Чем быстрей оно будет биться, тем быстрей ты умрешь.       Пришлось вложить в Империус больше силы, зато Родольфус сразу же приступил к делу: расстегнул ширинку, спустил штаны и пошел к жене.       Беллатриса закрылась от него руками, продолжая звать по имени, но он больше не мог сопротивляться проклятью, так что скоро ей пришлось отбиваться ногами.       — Нет! Хватит! Перестань! Отпусти его! Прошу! Пожалуйста! – закричала она, когда Родольфус раздвинул ей ноги. Его кровь испачкала ее бедра, грудь и руки. Красный на светлой коже возбуждал Гарри сильней криков, но они тоже были бесподобными.       — Отойди от нее, Родольфус, — приказал Гарри. – Сядь в кресло и жди. Если отключишься, так и быть, я не убью тебя. Ты умрешь сам.       Беллатриса заползла обратно в угол, когда муж послушно отпустил ее и занял место в кресле.       — Достаточно на сегодня, дорогая? — спросил Гарри, приближаясь к ней. – Я ведь мог досмотреть до конца.       — С-спасибо, — ответила Беллатриса, сбившись в начале, но на глазах у Гарри она приходила в себя. Дрожь в ее теле сменилась готовностью дать новый отпор. Она смотрела снизу вверх с вызовом.       — Осталась одна, последняя, вещь, которую я хочу показать, — продолжил Гарри, глядя на нее. – Она нужна не нам с тобой, она нужна твоему мужу. Я хочу, чтобы он понял, где его место, дорогая.       Беллатриса бросила взгляд на Родольфуса, который все еще истекал кровью в кресле.       — Если ты поторопишься, он останется жив, — сказал, улыбаясь, Гарри. – Ты вполне привлекательна. Сейчас красота очень кстати, как и вырез твоего платья.       Она невольно посмотрела на ширинку Гарри, но тут же отвернулась назад к Родольфусу.       — Ты все правильно поняла, дорогая, — подтвердил Гарри. – Успеешь до того, как он истечет кровью?       Паника на лице Беллатрисы смешалась с гневом – она выглядела настолько беззащитной и уязвимой, что держать себя в руках оказалось непросто. Гарри хотел взять ее на глазах у Родольфуса, но тогда весь кропотливый сценарий полетел бы псу под хвост. После такого Лестрейнджи годились бы только для короткого и летального магического эксперимента.       — Впрочем, торопиться совершенно не обязательно, — ласково прошептал Гарри, улыбаясь. Сдерживать желание было больно, и он дал себе пять минут. Если она продолжит сомневаться, он получит хотя бы сиюминутное удовольствие.       Беллатриса заглянула ему в глаза:       — Зачем вы делаете это? Я видела вас – вы не такой человек. Вы выглядели…       — Дорогая, ты понятия не имеешь, какой я человек, — огрызнулся Гарри, раздраженный ее упрямством. – То, что ты увидела сегодня, – мелочи. Мне необязательно твое согласие. Я даю тебе шанс, которого не было у твоего мужа, потому что он – бесполезное ничтожество. Я знаю, что ты вышла за него ради своей семьи, но неужели после того, что ты увидела, имеет смысл притворяться? Или ты нарочно тянешь время, чтобы он сдох в луже крови? – усмехнулся Гарри.       Она посмотрела на Родольфуса последний раз, обреченно вздохнула и закрыла лицо руками.       — Я ему верила… я ему на самом деле верила!       — Дорогая, он даже не сопротивлялся, — ласково сказал Гарри.       — Он обещал мне… слабак. Ублюдок! Почему вы его не убили? Мне плевать, что с ним будет! — закричала Беллатриса.       Ужаса в ней не осталось ни капли – все вылилось в ненависть.       — Дорогая, неужели ты думаешь, что пытки и смерть сравнятся с тем, что ты сама можешь сделать с ним? – улыбнулся Гарри.       Она посмотрела на него, и догадка отразилась на ее лице.       — О! – вырвалось у Беллатрисы. – Но разве он понимает, что происходит?       — Если я захочу, — ответил Гарри, взмахнул палочкой, снимая Империус, и обездвижил Родольфуса, оставив ему способность вертеть шеей и говорить.       — Тварь, ублюдок, мерзкий полу…       — Силенцио, — бросил Гарри.       Родольфус изо всех сил выворачивал шею, словно от этого мог вырваться, и продолжал открывать рот. Тупое упрямство выглядело глупо и жалко. Чем больше он сопротивлялся, тем быстрей вытекала из рассеченных вен кровь.       — Идиот, — сказал Гарри. – Дорогая, если хочешь, чтобы он увидел хоть что-то, тебе лучше поторопиться.       — С радостью, — мстительно ответила Беллатриса, подходя ближе. Гарри не сомневался, что развязная походка и упавшая с плеча бретелька были предназначены Родольфусу, но его устраивала ее неловкая игра.       Медленно опустившись на колени перед Гарри напротив мужа, Беллатриса облизала губы и отправила Родольфусу воздушный поцелуй. В его глазах в этот момент было столько ярости, что Гарри не удивился бы сердечному приступу. Красное лицо, безумный взгляд, беззвучные крики – меньше контроля у Родольфуса не было даже под проклятьем Подвластья.       Беллатриса спустила вторую бретельку. Легкое платье, больше похожее на сорочку, стекло на пол. Она осталась голой со следами крови Родольфуса и порезами от осколков люстры. Гарри расстегнул ширинку.       На долю секунды, когда тонкая рука коснулась его члена, он почувствовал себя в двух местах сразу. В комнате Лестрейнджей со стоя́щей на коленях Беллатрисой перед ним и в столовой Малфоев, где Волдеморт прижимал его к стене, позволяя пережить свое воспоминание.       — Мой лорд, — прошептали Беллатриса и Гарри. Она – перед его ногами, он – у стены, вцепившись в плечи Волдеморта.       — Наслаждайся, — ответил Темный Лорд, двигая ладонью по члену Гарри сквозь тонкую ткань.       Гарри провалился назад в воспоминание, но оно больше не казалось частью его прошлого. Теперь из-за силы ощущений он помнил, что находится в голове Волдеморта.       Беллатриса несколько раз провела вспотевшими от волнения пальцами по нежной коже, но сама поняла ошибку, облизала ладонь, а потом, бросив в сторону Родольфуса хитрую усмешку, взяла член Риддла в рот.       Она боялась совершить ошибку, наверняка сгорала со стыда, и ее движения были рваными, но Гарри все равно чувствовал приближение оргазма, потому что в другом времени другой волшебник делал совершенно другое. И чем больше старалась Беллатриса, тем сложней Гарри было сдерживаться. Он хотел досмотреть до конца, он понял игру, в которую его позвали. Не кончить, пока не завершится воспоминание. Если у него не получится – можно было не сомневаться в том, что Волдеморт больше никогда не предложит посмотреть финал.       — Мой лорд, пожалуйста, — прошептал Гарри.       Волдеморт в ответ тихо засмеялся, но замедлил темп, сильней сдавил головку члена и остановился на пару секунд, давая передышку.       Беллатриса безуспешно боролась с тошнотой, пытаясь, по всей видимости, научиться глубокому минету, лишь бы досадить мужу. Гарри понял, почему Волдеморт прижал его к стене, контролируя ощущения. В игре, которая разворачивалась для Родольфуса, удовольствие заключалось только в том, что Риддл добился своего. Она царапала головку зубами от невнимательности, бросала взволнованные взгляды. Чтобы кончить, Волдеморт сам взял ее за волосы, притянул ближе, заставляя задержать дыхание, и воспользовался другим воспоминанием. Гарри швырнуло в один из борделей – он понял это по стонам вокруг. У его ног стояла проститутка, он помнил, что она обошлась недешево, но все равно испытывал брезгливость. Зато она умела сосать, а это было важнее. Воспоминания наложились одно на другое, он, наконец, кончил, хотя удовольствие от этого оргазма не шло ни в какое сравнение с предвкушением. Он уже жалел, что не взял Беллатрису силой.       «Надеюсь, от тебя будет хоть какой-то толк», — мелькнула мысль сразу после оргазма.       Гарри снова почувствовал уверенное движение, которое мешало кончить, и смог остаться в памяти, чтобы смотреть дальше. В отличие от Волдеморта, который застегивал ширинку, получив подобие удовольствия, Гарри был возбужден до предела. Он уже не был уверен, что хочет досматривать. Зачем? Он видел унижение Беллатрисы, момент осознания. Вряд ли в воспоминании было хоть что-то приятнее.       — Понравилось? – спросил у Родольфуса Волдеморт, подходя вплотную. С помощью волшебства он закрыл раны, хотя Лестрейндж к тому времени был белее мела.       Безучастные глаза смотрели на Волдеморта.       — Говори, если есть что сказать, — приказал Риддл.       — Мой лорд, позвольте мне! – закричала радостная Беллатриса. В ее голосе впервые появились интонации, которые узнал Гарри.       — Нет, выйди, — приказал Риддл.       «Зачем? – удивился Гарри. – Он уже размазан по полу. Мой лорд, зачем?»       — Да, мой лорд, — усмехнулась Беллатриса и выбежала, подпрыгивая на ходу. Гарри понял, что от истерики ее отделяет одна закрытая дверь.       — О, как интересно, — прошептал Волдеморт, проведя пальцем по губам Родольфуса. – Как думаешь, она заметила?       В глазах Родольфуса отразился ужас.       — Если ты будешь делать то, что я прикажу, мой дорогой, цвет аристократии магической Британии, можешь быть уверен, что она никогда не узнает, — усмехнулся Волдеморт.       — Все, что вы прикажете, — эхом повторил Родольфус.       — В таком случае, — продолжил Волдеморт, наклоняясь к нему, — в следующий раз, Родольфус, твоя жена должна сосать лучше.       — Да, мой лорд, — тихо ответил Родольфус, опустив взгляд в пол.       — Я позволю тебе смотреть, но если мне не понравится… — он многозначительно замолчал.       — Я понял, мой лорд.       Воспоминание начало растворяться, Гарри успел увидеть мокрое пятно на нелепой мантии Родольфуса, не заметить которое было чрезвычайно сложно.       — Понравилось? – спросил Волдеморт в столовой Малфоев.       Гарри подался навстречу его руке и ответил:       — Да, мой лорд.       — Воспоминаний на сегодня достаточно, но я знаю – тебе интересно. У Родольфуса получалось намного лучше, — сказал Волдеморт.       — Вам виднее, мой лорд, но, по-моему, за десятку можно получить отсос в сто раз лучше, — ответил Гарри, тяжело дыша. Он все еще боролся с желанием кончить, потому что ему не сказали…       — Можешь не терпеть больше, если, конечно, не хочешь, — сказал Волдеморт.       Гарри закрыл глаза, наслаждаясь ощущениями, от которых больше не нужно было закрываться. Каждое движение горячей ладони отдавалось удовольствием во всем теле. Волдеморт чувствовал его лучше, чем он сам чувствовал себя во время дрочки.       Ему так хотелось приблизиться еще хоть немного, что дрожащими пальцами он коснулся края рубашки Риддла, выдержал секунду или две, зацепил еще немного ткани и сжал ее. От мысли о том, что случайно он мог задеть кожу, его пробил озноб. Гарри держался так сильно, что ладони сводило судорогой, и чем сильней была хватка, тем лучше он чувствовал движения Риддла, но вместе с тем рос ужас, что, когда все закончится, за свою наглость он будет наказан.       Риддл тихо смеялся в ответ на недовольные стоны, останавливался, сбивал темп. Наконец держаться стало невыносимо, Гарри уперся лбом в грудь Тома и кончил, закусив губу, чтобы хоть немного сдержать стон.       — Боже, — прошептал он, когда обрел способность соображать.       У него были хорошие оргазмы, были отличные, но в этом было нечто настолько личное, что он стоил всех остальных. Риддл даже не снял с него брюки. Все, что он делал, – держал член и дрочил через ткань.       — Боже, спасибо, — прошептал Гарри, задыхаясь от удовольствия.       Риддл поддел его пальцем за подбородок и выпрямил голову.       — Душ, чистая одежда, — сказал он.       — Да, мой лорд, — ответил Гарри, отпуская рубашку.