Осколки

      Когда они остались вдвоем, Риддл подошел вплотную к Гарри, подсадил на стол и начал сосредоточенно расстегивать рубашку. Старшая Палочка была зажата у него в зубах. Спокойное лицо и ровное дыхание Темного Лорда делали абсолютно неуместными любые фантазии, но выбросить их из головы Гарри все равно не мог. Расстегнув рубашку, Риддл провел пальцами по солнечному сплетению, и Гарри сначала почувствовал, а потом увидел шрам от меча Гриффиндора.       — Затянулась полностью, — сказал Риддл, поддев тонкую кожу ногтями. Гарри невольно зашипел от боли, чем вызвал очередную усмешку Темного Лорда. — Твое геройство обошлось мне в несколько суток кропотливой работы. Я понимаю, что ты хотел сделать, но начни для разнообразия выполнять приказы.       Риддл достал из кармана мантии медальон, который напомнил Гарри о смерти Бруствера и о том, что было после.       — Надевай, только если придется, дорогой, — сказал Темный Лорд и убрал трофей во внутренний карман куртки Гарри. Туда, где раньше лежала Мантия.       — Мой лорд, что произо… — Риддл прервал Гарри, приложив пальцы к губам.       — Помолчи, пожалуйста, — попросил он, достал из кармана куртки Гарри пачку сигарет и закурил. Гарри не задал бы вопроса даже без просьбы — у него просто не было подходящих слов от шока. Риддл ненавидел магглов и все, что было связано с ними. Он бы не стал курить…       — Меч Гриффиндора сам по себе серьезный артефакт, но в сочетании с ядами, которые впитались в клинок за время использования, он смертелен не меньше, чем Авада Кедавра, дорогой, — сказал Риддл, выпуская дым в сторону. — Ты залил хоркрукс собственной кровью и умирал. Пришлось вспомнить много полезных заклинаний, но разделить тебя и… его оказалось невозможно.       Гарри потянулся к пачке. Риддл помог ему прикурить.       — Хоркрукс помог нейтрализовать действие некоторых ядов, но к тому времени, когда телу, — он провел кончиком сигареты в сантиметре от шрама на животе, — стало легче, сознание начало рассыпаться.       Инстинктивно Гарри коснулся шрама на лбу.       — Да, почти то же самое, — сказал Риддл. — С той разницей, что мне пришлось отсекать часть, чтобы ты не сошел с ума. Пока не затянется эта рана — не пытайся дотянуться до меня, дорогой. Твое тело в безопасности, но душа до сих пор нестабильна.       Гарри пораженно смотрел на красные прожилки в глазах Риддла и молчал. Ему так хотелось увидеть все через память Темного Лорда, почувствовать его присутствие, но теперь Гарри знал, что в ближайшее время все это будет недоступно.       — Задавай вопросы, если они у тебя есть, — сказал Риддл.       — Как вы спасли нас? Нас всех, я имею в виду. Не только меня: Френки, Драко, Дрейка… Гермиона убедила магглов сбросить бомбу — так ведь? — спросил Гарри, пряча поглубже раздражение, причиной которого была несправедливость случившегося. Он ведь все сделал… он все сделал, чтобы сохранить хоркрукс нетронутым. Он так не хотел быть помехой…       — Да, она заставила магглов вмешаться, нарушила Статут и сделала так, что на волшебников уже неделю охотятся по всему миру, — сказал Риддл.       — Охотятся? На волшебников? — Гарри не мог поверить. — Она… просто раскрыла нас? Я не понимаю, какого черта… — он был поражен так сильно, что попытался слезть со стола и столкнулся с Риддлом.       — Сам спросишь у нее, — ответил тот, не сдвинувшись с места.       — Как она… почему… — у него было так много вопросов, и большую часть бесполезно было задавать вслух. Он смотрел Риддлу в глаза, надеясь, что тот сделает исключение.       Всего один раз, для того, чтобы разобраться в ситуации.       Не для удовольствия, просто потому что так эффективней.       — Дорогой, не надо, — сказал Риддл. — Ты постепенно разберешься во всем сам. Спешить некуда. Старшая Палочка у нас, Министерство уже работает намного эффективнее, переговоры с другими странами проходят по плану. Не торопись. Ты не хотел, чтобы все вышло так, я видел день Первого Удара твоими глазами столько раз, что помню его лучше тебя самого. И ты совершенно напрасно волнуешься, — он наклонился к уху Гарри: — Так даже лучше.       — Значит, я выполнил свою часть, мой лорд? — спросил Гарри.       — Свою часть, дорогой? — усмехнулся Риддл.       — Вы говорили, что не станете пытать меня другой палочкой, — напомнил Гарри.       — Ты в своем уме?       — Вы сами сказали, что мое тело в безопасности.       — Тело — да, но…       — Значит, мне нельзя попросить?       Риддл схватил его за горло:       — Еще слово, и я…       — Будете пытать меня? — усмехнулся Гарри.       Риддл зарычал. Его частое дыхание и усилившаяся дрожь в руке подстегивали Гарри продолжить:       — Пожалуйста, мой лорд. Вы смогли вытащить меня неделю назад, сможете и сейчас, — он говорил так быстро, чтобы его нельзя было перебить, и цеплялся за руку, которая душила его, прижимая сильнее к шее.       — Прекрати, — попросил Риддл.       Гарри схватил его за другую руку с зажатой Старшей Палочкой и направил кончик в открытое солнечное сплетение:       — Вы же не зря собирали меня по кусочкам, мой лорд.       Шепот Риддла напоминал стон: «Круцио».       Знакомая жаркая боль расцвела в животе и стала растекаться по телу пульсом. Гарри повис на руке Риддла, усиливая давление на шею. От нехватки воздуха боль притуплялась, и он попытался сесть еще ближе, прижавшись разведенными ногами к Риддлу. Проклятье стало сильнее.       Палочка вместе с эпицентром боли поползла вверх. Загорелись огнем легкие, сердце пропустило пару ударов, парализованное резким уколом. Гарри стало страшно: он уже не помнил, для чего просил о пытке. Круциатус так близко к сердцу мог убить. Крик, рвущийся из груди, приносил боль вместо облегчения. Гарри больше не чувствовал давления на шею, он не задыхался — он захлебывался.       Палочка добралась до шеи. Он попытался отодвинуться, отползти дальше по столу, но Риддл крепко схватил его за плечо.       — Куда собрался?       Гарри закашлялся, так и не решив до конца, что отвечать. Нужно ли отвечать? Все, чего он хотел, чтобы боль прекратилась, но она потекла от шеи по позвоночнику, заставляя тело выгибаться.       Сознание на секунду ускользнуло, а в следующий миг он уже чувствовал спиной твердую поверхность. Риддл нависал сверху, сыто улыбаясь:       — Я спрашиваю, куда собрался, дорогой?       — Простите, мой лорд, — прохрипел Гарри, наклонил голову вбок и сплюнул кровь — она мешала говорить и ему надоело глотать ее.       — Расслабься, — улыбка стала угрожающей.       Гарри вдохнул, чтобы на выдохе заставить мышцы расслабиться, но стоило только подумать об этом — боль вернулась. И теперь ее источником было все тело. Мозг судорожно искал источник, но каждая клетка горела огнем, снаружи и внутри. Как будто Гарри нырнул в кипящую воду.       Над ним — так далеко, что у Гарри никак не выходило дотянуться — сидел Риддл. Прикрыв глаза, он расслабленно улыбался — губы растягивались шире каждый раз, когда Гарри не мог сдержать очередной стон.       — Может, это все-таки была плохая… идея… — прохрипел Гарри, улыбаясь.       Риддл глухо рассмеялся. Ненадолго боль ушла. Тело медленно возвращало себе обычную чувствительность.       — Так быстро сдался? — спросил Риддл. Пока Гарри собирал мысли для остроумного ответа, он скинул мантию. Белая рубашка прилипла к телу на груди.       Гарри успел прийти в себя достаточно, чтобы осмотреться. Он лежал на рабочем столе, а Риддл сидел на нем. И жар в животе был вовсе не последствием первого проклятья и не отголоском шрама — это было тепло Риддла.       — Дорогой, ответь на вопрос, — мягко попросил тот. — Не хочу, чтобы ты ушел слишком глубоко.       — На какой вопрос, мой лорд? — прошептал Гарри.       — Сойдет, — ответил Риддл. — Если забудешь, как говорить, просто скажи мне.       Гарри успел расслабиться достаточно, чтобы боль от невербального проклятья застала его врасплох. Снова болело все тело, и Гарри попытался вылезти из него, но Риддл не пустил, прижимая к столу.       Оставалось замереть, чтобы не усугублять положение. Подчиниться, надеясь, что Риддлу надоест пытка…       Давление на живот исчезло вместе с болью. Пока Гарри пытался понять, в чем дело, его схватили за горло и стол под ним начал двигаться. От удара об пол сознание прояснилось — Гарри сообразил, что Риддл сбросил его. Онемевшие руки плохо слушались, перевернуться на живот и встать не получилось.       — Тебе надо отдохнуть, — сказал Риддл, протягивая руку.       Гарри схватился за нее, уверенный, что это причинит еще больше боли. У него просто не было выбора. Отказаться от предложенной руки означало умереть в агонии спустя несколько часов.       Риддл помог ему встать на колени и неожиданно протянул Гарри Старшую Палочку:       — Подержи, мне нужны обе руки, дорогой.       Гарри забрал Палочку, стараясь направлять ее в пол, чтобы не задеть Риддла случайным проклятьем. Пока он думал об этом, челюсть обожгло болью. Она была такой простой и в то же время опасной, что он очнулся. Риддл замахнулся для следующего удара, и на этот раз Гарри попытался увернуться. У него не вышло, но после удара он услышал смех:       — Слишком медленно, дорогой. Попробуй еще раз.       Гарри попробовал, но у него ничего не вышло. Челюсть болела так сильно, что он был уверен в вывихе. После очередного удара неприятно хрустнул нос. Эта боль — ожидаемая, быстрая и понятная — была совершенно не похожа на Круциатус Риддла, от которого Гарри пытался спрятаться в своих мыслях.       — Палочку, — прошептал Риддл, наклонившись. На его лице застыло несколько капель крови, расширившиеся зрачки сожрали красный цвет глаз. Гарри передал Старшую Палочку.       — Отдохнул? — спросил Риддл издалека, растворяясь в темноте.       Горячая пощечина вернула Гарри четкость зрения. Слух обострился на время, и шепот обжег уши болью: «Решил сбежать?».       — Нет, — прохрипел Гарри. — Нет, я в порядке, я…       Новая пощечина была мягче предыдущей, он почувствовал, что падает вниз, но упал вперед. Нужно было подняться, руки плохо слушались, а когда ему удалось напрячь их хоть немного — в спину уперлась чудовищно тяжелая нога. Он рухнул обратно.       — Круцио, — сказал Риддл.       Захлебываясь кашлем, Гарри пытался вылезти из-под проклятья, но давление на спину только усилилось. Во время короткой передышки он успел понять, что Риддл прижимает его к полу свободной рукой. Палочка уперлась в основание шеи — в выступающий позвонок, который заболел от простого прикосновения.       — Будет очень больно, — сказал Риддл.       Как будто Гарри до сих пор было недостаточно больно…       Риддл наклонился к его уху:       — Ты не напомнишь заклинание? — он издевался.       — «Круцио», мой лорд, — прохрипел Гарри.       — Спасибо, дорогой, — отозвался Риддл так искренне, что Гарри стало жутко. — Круцио.        От точки соприкосновения с Палочкой вдоль позвоночника и дальше — до кончиков пальцев, до мест, о существовании которых Гарри даже не подозревал — пришла боль. Гарри закричал, надеясь, что станет хотя бы немного легче, но едва почувствовал собственный вдох горящими легкими. Боль от проклятья была настолько сильной, что казалась настоящим телом Гарри. Тем, что всегда было с ним, от рождения и до этой секунды. Кроме нее, не существовало ничего до и ничего после. Даже волшебник, сидящий сверху, был этой болью. Старшая Палочка, кабинет, ковер — все, чего касались взгляд или память. От этой боли невозможно было спрятаться, и она длилась так долго, что он перестал понимать, что такое время.       Полный удовольствия выдох был первым, что Гарри смог осознать, когда боль ушла. Несколько секунд он отчаянно пытался найти ее, потому что без нее не мог найти опору и разобраться, где находится.       Риддл пропустил локоть ему под горло и прижался лбом к точке, которой секунды назад касалась Старшая Палочка. Гарри чувствовал, как восстанавливается дыхание, перестают ныть нос и челюсть, исчезает огонь из легких. Магия, которую использовал Риддл, незаметно отбирала у Гарри все намеки на боль.       — Ты сорвал мне важную встречу, — пробормотал Риддл.       — Накажете меня? — прошептал Гарри.       Риддл тихо засмеялся, слегка усилив захват.       — Мне нужно, чтобы ты проверил работу Френка, дорогой, — сказал он, вставая.       С его одежды и кожи на глазах исчезали грязь и кровь. Когда Риддл накинул мантию — не осталось ни следа пыток. Бумага на столе собралась ровными стопками, даже смятое перо разгладилось. Гарри осмотрел себя и убедился, что на нем тоже не было ничего, что могло сойти за свидетельство, за память…       — Вставай, — Риддл щелкнул пальцами, — сходи в Аврорат, обсуди с Френком детали работы.       — Вы хотите, чтобы я продолжил работу в Аврорате? — спросил Гарри, застегивая рубашку дрожащими пальцами. Они не болели — ничто в его теле больше не болело — но он все равно не мог справиться с дрожью.       — Нет, я хочу, чтобы ты проверил, как работает Аврорат сейчас, — ответил Риддл. — Возьми свою палочку, — он сел за стол и вытащил из ящика палочку.       Гарри подошел к столу. Память кричала о невыносимой боли, и отсутствие этой боли, ее бесследное исчезновение, ощущалось как другой вид боли. Он взял палочку, убрал в карман и пошел к выходу. Лучше всего было как можно скорей выполнить приказ, чтобы привести в порядок мысли.       — Скажи мистеру Фиггу, чтобы зашел ко мне в кабинет, — сказал Риддл напоследок. Гарри кивнул, не оборачиваясь, и открыл дверь. Пальцы еще плохо слушались его, когда он пытался прикурить, проходя по коридору к открытой двери управляющего. Мистер Фигг доказывал что-то паре сотрудниц, но, завидев Гарри, умолк.       — Зайдите к нему, — прохрипел Гарри и пошел дальше по коридору.