Под моей кожей

Пребывание без Гермионы было похоже на круг ада для Беллатрикс; огненное кольцо, предназначенное только для нее, чтобы скорбеть и страдать внутри. Март почти наступил, школа и ее территория начали склоняться к весне со вздохом надежды, когда луковицы начали выглядывать из почвы, обещая цвет и новую жизнь. Беллатрикс начала совершать ежедневные прогулки, обнаружив, что ее тянет к озеру и длинной водной глади, которая лежала, как зеркальное стекло, простирающееся до горизонта, отражая небеса над головой. Чаще всего она думала о Гермионе, битва между ее разумом и сердцем все еще бушевала внутри нее. Там, в маленьком мирном уголке, который она нашла у кромки воды, ее рука дернулась; пальцы вспомнили, как другие пальцы были переплетены между ними, скольжение ее мягкой кожи, как шелк. С тех пор, как она впервые проснулась с криком после произошедшего инцидента, когда Минерва и Поппи пытались удержать ее, когда она то приходила в сознание, то теряла его, все казалось грубым и незащищенным. В следующий раз, когда она проснулась, она почувствовала, что ее глаза открылись, черные и широкие, и она чувствовала, что каждый атом ее существа наполнен горячей болью, которая, казалось, врезалась в каждый уголок ее тела. Внимание ослабло, когда ее рот открылся, струйки слюны соединились с ее зубами, когда она закричала, ее горло не могло издать ни звука, когда теплая рука прижалась к ее плечу, и темнота вернула ее. В комнате шел разговор, два голоса, которые она хорошо знала, обсуждали ее вполголоса, что позволяло едва уловить, о чем они говорили, прежде чем она услышала щелчок закрывающейся двери и пальцы потянулись к ее запястью. Ее веки дрогнули, и глаза выдержали пристальный взгляд зеленых глаз, непоколебимый и строгий. Она пыталась заговорить, ее губы приоткрылись, кожа потрескалась, когда ее язык попытался увлажнить их и позволить ее словам выйти. Макгонагалл опередила ее, мягко произнеся ее имя и шепотом заверив, что с ней все будет в порядке; что зелья работают. «Извините». — Прошептала она, слово застряло у нее в горле. «Это не передо мной, ты должна извиняться, Беллатрикс». Она сглотнула, понимающе кивнув головой. «Глупая девчонка». — Вздохнула Минерва, поджав губы, мелодичность ее акцента почему-то успокаивала, несмотря на слова. «Девчонка? — возразила Беллатрикс, приподняв бровь. «Да. Ты — глупая девчонка, потому, что причинила боль мисс Грейнджер, потому, что причинила боль себе и потому… потому, что чуть не умерла!» Беллатрикс не ответила, но наблюдала, как огонь покинул глаза директрисы, сменившись выражением теплого беспокойства, когда она почувствовала, как пальцы коснулись ее щеки. В основном она помнила Гермиону, помнила взгляд медово-карих глаз, когда ее глаза нашли девочку в свете свечей. Она была доброй и нежной, ее забота была продуманной и осторожной, но все же она была удивлена, увидев ее, учитывая их последнюю встречу. Стыд и чувство вины терзали ее изнутри, когда она сидела на камне и смотрела, как большое щупальце разрывает поверхность воды, его присоски расширялись и сжимались, пока оно, казалось, впитывало воздух, прежде чем снова соскользнуть в чернильную глубину. Беллатрикс почувствовала укол слез, ресницы наполнились ими, когда она втянула воздух и крепко держала его внутри, как тайну. Она уже потеряла счет тому, сколько раз плакала, ощущение влажных капель на прохладной коже, стекающих по щекам, и соленый привкус на губах заставили ее отшатнуться в ужасе от отсутствия контроля, которое она испытывала. Гермиона говорила ей, что уязвимость — это не слабость, но с каждым новым приступом слез это ощущалось как ложь. Теперь девушка знала все. Была свидетелем ее кошмаров, видела ее шрамы и стремление к жестокому разрушению, которое она причинила себе. Беллатрикс рассказала ей о своих родителях, и она приняла правду об этом, даже признав, что рада их кончине. Когда золотая девочка Гриффиндора успела стать защитницей от невыразимых поступков и непростительных проклятий? «Я ее погубила? Пробудила в ней тьму?» Она прикусила губу до боли, пока не поняла, что может порвать кожу, если надавит зубами чуть сильнее, и зажмурила глаза. В голове у нее помутилось, картинки Гермионы промелькнули перед ее веками в вихре сводящего с ума восторга, прежде чем сосредоточиться на ее образе, одетом в ее рубашку, когда они проснулись в ее постели. Беллатрикс тосковала по ней, и теперь границы были разрушены упорством юности, она изо всех сил пыталась защитить их от страданий, которые, как она знала, постигнут их обоих, если они поддадутся своим низменным побуждениям. Она говорила себе, что Гермиона заблуждалась, ее голова была полна причудливой чепухи и причудливых идей о том, что ее сбила с ног женщина, которой она восхищалась. Ей совсем не потребовалось времени, чтобы с грустью отбросить эту мысль, понимая, что девушка была слишком увлечена ею. Взгляд ее потемневших глаз, сжатие губ между зубами и тихие вздохи, которые она издавала, когда прикасалась к ней, все это заставило ее поверить, что это было нечто большее. Она подавила это, отогнала и попыталась сосредоточиться на исправлении своих ошибок, на исцелении Гермионы и предложении ей дружеского общения, которое, как она знала, было эгоистичным, несмотря на то, что оно было так свободно дано. Прикосновение ее кожи, ощущение ее тепла рядом с ней заставили тело Беллатрикс сойти со своей оси. Это было невинно и чисто, каждый взгляд проникал в ее душу и сжигал ее страдания. Она жаждала этого, нуждалась в этом, как в воздухе, и позволила себе это, зная, что может вынести больше. Зная, что если бы ее рот изменил направление, а пальцы нырнули под одежду, Гермиона отдала бы все ради нее. Все ради Беллатрикс, недостойного монстра, которым она была. Все еще была. Она впилась ногтями в ладони, когда ее руки сжались в кулаки, и она удерживала напряжение в своем теле, как свернутую пружину, тугую и неподатливую. Она хотела выпить. Скучала по жару огненного виски, ласкающего ее язык и скользящего по горлу, как тонизирующее средство. Но она не притронулась ни к одной капле в те мрачные моменты, независимо от того, как часто ее пальцы дрожали над бутылкой, а рот наполнялся слюной при мысли об этом. Беллатрикс слишком много лет томилась, но теперь ее мысли и воспоминания могли свободно разгуливать, не опасаясь погружения, она чувствовала себя раскрытой. Ее губы приоткрылись, и она издала протяжный крик, звук вырвался из нее, пока его не поглотил прохладный влажный воздух. «Она скоро закончит зелье, и что тогда?» — Прошептала она, и тонкая струйка страха пронзила ее сердце. «Тогда она придет за мной». Гермиона усердно преследовала ее, и это было одновременно опьяняющим и леденящим до костей, ее возбуждение было почти постоянной болью. Беллатрикс проводила каждую ночь после своего разговора с Гермионой в своей комнате, тоскуя по ней, желая, чтобы она сказала ей остаться, сказала ей никогда не переставать прикасаться к ней и взяла у нее то, что ей было нужно. Когда звездный покров тьмы окутал школу, она исчезла в книгах и планах уроков, прежде чем выпить снотворное, которое она попросила Помфри приготовить для нее, заявив, что оно ей понадобилось из-за остаточной боли и беспокойных ночей. Ей все еще было больно, ее ребра все еще болели под кожей, но Беллатрикс всегда умела маскировать страдания и поглощать агонию. По правде говоря, ей нужна была смесь, чтобы провести часы в блаженном небытии, жидкость, текущая по ее венам, прежде чем она почувствует, как тупой рывок потери сознания тянет ее обратно на матрас. Ей это было нужно, чтобы заглушить пульсацию между ног и все нежные истины, которые девушка сказала ей. Ей это было нужно, чтобы отгородиться от шума и болтовни школьных дней и отрывочных воспоминаний о том, как Гермиона была со своими друзьями, смеялась, улыбалась и наслаждалась жизнью, какой ей и следовало быть. Но больше всего Беллатрикс нуждалась в этом, чтобы перестать искать прикосновения, которых она хотела, зная, что место между сном и бодрствованием, пустые часы между ними, когда она часто сидела и смотрела в огонь, потягивая напиток и уставившись в свой дневник, были самыми опасными. Это были часы, когда страх уступал место храбрости, и она представляла, как напишет на этих страницах свои самые сокровенные желания, чтобы Гермиона посмотрела на них, когда проснется. Быть честной с ночью и написать правду на пергаменте в надежде, что они будут признаны. Беллатрикс прятала дневник в течение первой недели, грызя костяшки указательного пальца, кусая кожу до крови, сопротивляясь желанию прочитать его или, что еще хуже, написать в нем. Чувство вины дразнило ее, разрывая разум, когда она видела, как Гермиона выглядела такой затравленной в те первые несколько дней в классе, карие глаза в потемневших глазницах и почти отсутствующий взгляд, который, казалось, не просил ничего и всего сразу. Затем она заметила подмену, в тот момент, когда все, казалось, устроилось для Гермионы. Беллатрикс поприветствовала ее. Такой простой поступок, и в то же время свет, который начал расцветать на пепельных чертах лица, завораживал, почти магнетическое притяжение сближало их, пока рыжая не увлекла ее. Было невозможно игнорировать ее, руку, поднятую в воздух, чтобы ответить на вопросы, которые она задавала классу; всегда яркая, всегда знающая, она была во всех отношениях равной ей, и отрицать этот факт становилось все труднее. И, о, как же она скучала по ней и по ласке ее пальцев, когда они слегка касались тыльной стороны ее ладони, когда она вошла в класс. Она заметно вздрогнула; каждое нервное окончание ожило, как будто в него ударил электрический разряд. Это ошеломило и наполнило ее одновременно, вспышка радости вспыхнула в ее груди. Беллатрикс почувствовала капли дождя, легкий туман начал стелиться по озеру, когда она поднялась на ноги и потащилась обратно к школе. Поднялся ветерок, и вскоре она почувствовала, как мокрые пряди волос прилипли к ее щекам, когда она ускорила шаг, чувствуя, что дыхание становится глубже, когда подъем вверх начал обжигать ее бедра. Ее пальцы бездумно нащупали серебряную цепочку от карманных часов, и она намотала ее на один из них, когда в поле зрения появился Крытый мост, склон которого обрывался и превращался плато перед ней. Взгляд Беллатрикс сфокусировался, ее шаги укорачивались, когда она приближалась к нему, красно-золотой шарф мягко развевался под мягкими каштановыми кудрями. Она полностью остановилась, ее сердце билось так быстро, что она боялась, что оно сломает одно или два ребра, чтобы вырваться на свободу, реальность этого чувства вызвала волну тошноты внизу живота. Гермиона повернулась, и Беллатрикс, заикаясь, двинулась вперед, в ее походке чувствовалась неловкость, как будто ее конечности бездумно следовали шаблону, который ее мозг не мог вычислить, пока она не оказалась рядом с ней, лицом друг к другу, ее взгляд привлекла теплая улыбка, прежде чем она подняла глаза, чтобы встретиться с шоколадными глазами. «Привет», — тихо сказала Гермиона, ее локоть покоился на краю моста. «Привет». Беллатрикс ответила немного хрипло, во рту у нее было очень сухо. «Как… Как у тебя дела?» Темная ведьма перенесла вес на другую ногу и чуть крепче сжала цепочку в руке. «Я… я… справляюсь». — Беллатрикс посмотрела на Гермиону, увидела открытость ее лица и заботу, запечатленную на ее чертах. Она была так болезненно красива, что при мысли об этом ее глаза наполнились слезами. Она пожала плечами, мотая головой из стороны в сторону, сдерживая желание заплакать, ветер обжигал солеными слезами, прилипшими к ее ресницам. «Я другого и не ожидала, это здорово». «Хм. Да.» Беллатрикс посмотрела через плечо Гермионы, позволяя своим глазам блуждать по тропинке, которая изгибалась дугой, скрываясь из виду, радуясь, что они были под деревянной крышей, когда дождь усилился. Тревожная тишина опустилась так быстро, как только облака выпустили свои потоки, и она вздрогнула. «Вот. Позволь мне». — Гермиона наложила на них обеих согревающие чары, и Беллатрикс наблюдала за ней, очарованная тем, как оживали ее глаза, когда она так легко использовала магию. «Лучше?» Женщина кивнула, не уверенная, были ли это элементы, которые вызвали ее дрожь, или просто факт пребывания наедине с Гермионой после того, как прошло так много времени. Она проглотила правду и кивнула, сумев приподнять уголок рта в полуулыбке. «Хорошо. Это… хорошо. Я… я скучала по тебе «. — Никогда не было сказано более правдивых слов, и Беллатрикс сделала шаг вперед и схватилась за деревянную балюстраду рядом с локтем Гермионы. Ветер становился все сильнее, и доносил до ее ноздрей запах девушки. Она жадно вдохнула, осознавая, какое пьянящее влияние это дало ей, когда она заставила свои веки не закрываться. «Мне жаль, я не должна была этого говорить, но я …» «Нет. нет.» — Прервала Грейнджер. «Я… я… я тоже скучала по тебе». Беллатрикс задавалась вопросом, унесет ли ветер ее признание и унесет его неуслышанным, но широкая улыбка Гермионы сказала ей, что ей не так повезло. «Я хотела тебя увидеть. Я так много раз останавливала себя. Я не хочу, чтобы ты думала, что я не была рядом с тобой, если ты нуждалась во мне, потому что я была». Беллатрикс наблюдала, как она полезла под пальто и достала блокнот. Она узнала в нем то, что купила ей на Рождество, и ее хватка на бриджах дрогнула, подушечки пальцев нащупали ткань под ними. «Я беру это с собой повсюду». — Продолжила Гермиона, казалось, потерявшись в своем диалоге, на ее щеках появился легкий румянец. — «На всякий случай… если тебе, ты знаешь… что-нибудь понадобится». Блэк смотрела, как девушка убирает дневник обратно в куртку и делает шаг ближе. Ее пальцы дернулись рядом с ней, и она увидела, как Гермиона сделала то же самое, как будто обе их конечности жаждали быть охваченными друг другом. «Было трудно не писать тебе». — Призналась Беллатрикс, удивленная ее откровенностью. Это раздражало ее, хотя впервые за несколько недель она почувствовала, что может дышать легче. «Почему ты этого не сделала?» — Последовал вопрос, сопровождаемый морщинкой на ее носу, который она считала очаровательным, прикусив щеку при этой мысли. «Потому что я… потому что я причинила тебе боль». «Я думала, мы перешагнули это?» «Я не уверена, что когда-нибудь смогу. Ты не представляешь, каково это было для меня». Беллатрикс наблюдала, как Гермиона поправляла выбившуюся прядь волос, прежде чем устать и заправить ее за ухо. «Тогда скажи мне, пожалуйста, потому что я хочу, чтобы ты смогла отпустить это». Ногти Беллатрикс царапали дерево, осколки царапали ее кожу, когда она чувствовала, что мысленно отключается. Это было похоже на неудачу. Она надеялась, что время, потраченное на то, чтобы сосредоточиться на своих собственных демонах, подготовит ее к тому, чтобы встретиться с ними лицом к лицу, а не просто накапливать их в груди и запирать на висячий замок, снова и снова, и снова, пока они не вырвутся на свободу. Блэк встретилась взглядом с карими глазами и изо всех сил старалась не отводить взгляд, пока говорила, ее слова звучали тихо и застревали у нее во рту. «Я не знаю…» — Она сделала паузу и протолкнула вату, застрявшую у нее в горле. «…Я не знаю, как быть без…без боли. Я пытаюсь… боже, я просто пытаюсь делать вещи, которые не причиняют мне боли, но это настолько трудно.» Беллатрикс ждала, облизывая губы и делая паузу, чтобы задышать глубже и ровнее, прежде чем продолжить, обнаружив, что присутствие Гермионы успокаивает ее. «Я заслуживаю боли. Я заслуживаю боли за то, что я сделала, за то, что я сделала с тобой… за… за… прикосновения к тебе, за то, что мучила тебя… Я… и потом мне нужно… Мне нужно, я жажду, и я… блять… Я не знаю… Я не… это неправильно, что я хочу искать его… Я не имею права, не имею права ни на что из этого, и все же ты… ты… ” «Контакт. Тебе нужен контакт, да?» «Да.» — Захныкала Беллатрикс, чувствуя, что раскалывается надвое от собственного признания правды, слыша дрожь в своем голосе и признавая отчаяние, которое, как она чувствовала, сжимало ее легкие. И затем она почувствовала это; теплые пальцы пронизывали ее собственные, конечности, наконец, смогли соединиться. Ногти, все еще впивающиеся в мост, также были прикрыты, когда чья-то рука скользнула поверх ее и прижала их к деревянной поверхности. Беллатрикс почувствовала, как ее ладонь прижалась к груди Гермионы, а биение ее сердца превратилось в ритмичный, чувственный танец. Ее глаза закрылись, а уши настроились на звук, который эхом отдавался в ее собственной грудной клетке в знак сочувствия и поддержки, желая, чтобы между ее кожей и кожей девочки не было слоев ткани. «Ты была права, как бы мне ни было больно это признавать. Ты была права, что потратила это время на то, чтобы исцелиться без меня. Я поняла, что должна быть сильнее этого. Сильнее тебя. Я… должна сделать это для нас обеих. Для нас, потому что, черт возьми, Беллатрикс, «мы» будем, в этом я могу тебя заверить». Беллатрикс почувствовала, как рычание вырвалось из ее груди, дикое и злое из-за того, что ее сдерживали, когда пальцы крепче обхватили ее запястье, удерживая ее на месте. Она хотела уйти. Она хотела остаться. Казалось, что так было всегда и всегда будет, и сердце Беллатрикс ревело в жалобе на ее борьбу. «Нет. не смей исчезать от меня. Я прямо здесь». «Почему? Почему ты мне позволяешь? ” — Ругалась темная ведьма, качая головой, осознавая только звук их сердец, бьющихся в унисон, и дождь, барабанящий по мосту, как какофония в ее ушах. «Ты знаешь почему. Ты уже давно знаешь об этом». «Но я причинила тебе боль. Я причинила тебе боль и заплатила за это. — Воскликнула Блэк, прикусив нижнюю губу в порыве эмоций. «Цена, которую тебе не пришлось бы платить, если бы ты доверила мне освободить тебя от бремени, которое ты возложила на нас обоих. И ты не причинила мне вреда. На самом деле нет». Доброта излилась в тонкое пространство между ними, и Беллатрикс почувствовала, как оно начинает обволакивать ее, зная, что их тела были так близки к соприкосновению, когда теплое дыхание коснулось ее лица. «Я кричала. Я сказала… Я говорила ужасные вещи». — Продолжила Блэк, пощипывая кожу между зубами. «Да, но ты меня не пугаешь. Сколько еще раз я должна это повторить?» «Но я знаю. Иногда я вижу это в твоих глазах». — Пробормотала Беллатрикс, ее взгляд, наконец, упал на Гермиону, лица придвинулись ближе, наблюдая, как она сделала паузу, остановленная ее словами на секунду, прежде чем продолжить. «Ты… ты пугаешь, когда замолкаешь». — Сказала Гермиона, пальцы Беллатрикс крепче сжали пальцы в ее руке и запястье, прижатое к ее груди. «Не тогда, когда ты злишься или проклинаешь, а когда ты позволяешь тишине поглотить тебя. Вот тогда я это чувствую, потому что боюсь, что ты исчезнешь, и я не смогу найти дорогу к тебе». «Я… я не должна хотеть. Мне нельзя. Неправильно просить». — Она вздохнула. «Зачем, когда это все, чего я хочу? Когда это все, что мне нужно?» Беллатрикс услышала эти слова, ее дыхание остановилось, когда она ахнула, лоб Гермионы прижался к ее собственному. «Я не напивалась с той ночи». — Призналась она, чувствуя, как тепло Гермионы окутывает ее, когда воздух между ними жарко смешался. «На самом деле, даже капля едва попала на мой язык». «Серьезно? Я так горжусь тобой. Я знаю, что это, должно быть, тяжело для тебя». Она сделала паузу, позволяя себе впитать слова и по-настоящему прочувствовать их, делая глубокий вдох. «Никто никогда не говорил мне этого раньше». — Прошептала она. «Что… что они гордятся тобой?» «Да». «Ну, я очень горжусь. Каждый день. Я думаю, что ты невероятна». Беллатрикс обнаружила имя Гермионы у себя во рту, заполняя влажное пространство и катаясь по языку, когда ее зубы прочно удерживали его на месте. Она хотела сказать это; хотела вдохнуть это в пространство между ними и позволить Гермионе поглотить это внутри себя, но она этого не сделала. Вместо этого она сосредоточилась, заталкивая его, пиная и крича, обратно в горло, пока не почувствовала, как кислота в желудке растворяет это в ничто. Они оторвались друг от друга, Гермиона судорожно втянула воздух, звук донесся до ушей Беллатрикс. Она сделала шаг назад и наблюдала, как Гермиона подняла голову и открыла глаза, и она снова была поглощена красотой девушки, когда та послушно удерживала ее взглядом и руками. Беллатрикс прижала пальцы глубже, прежде чем отпустить их и разорвать их физическую связь. «Я должна идти. Мы же не хотим быть застуканными в таком недвусмысленном… — пробормотала она, засунув руки в карманы и кивнув в сторону школы. «Я понимаю». — Ответила Гермиона, ее улыбка дрогнула, когда она смирилась с ее неизбежным уходом. Беллатрикс окинула ее теплым взглядом, купаясь в последних лучах присутствия Гермионы, прежде чем пройти мимо нее и продолжить свой путь по мосту. Она прошла всего несколько метров, когда услышала, как девушка окликнула ее. «Профессор?» Она повернулась на каблуках и наблюдала, как Гермиона шагнула к ней, ее глаза горели целеустремленностью, прежде чем она превратилась в пятно цвета и света и упала в ее объятия, холодный нос коснулся ее шеи, когда она прижалась к ней. Так же быстро, как это произошло, Беллатрикс обнаружила, что ее руки лишились девушки, стоя там и глядя на нее с румянцем на щеках и улыбкой на губах. «Извините. Мне просто нужно было это сделать», — застенчиво сказала Гермиона. «Я… я… хорошо. Мне лучше, спасибо…» — Запиналась она, дико жестикулируя рукой на землю над ними. «Иди». — Последовал смешок в ответ, и все, что Беллатрикс могла сделать, это не притянуть ее к себе и не поцеловать. Она улыбнулась и быстро поспешила прочь, не смея оглянуться, но задаваясь вопросом, если бы она это сделала, стояла бы Гермиона там, наблюдая, как она уходит, или она исчезла бы по тропинке к озеру? Темп, который она задала, был жестким, и как только она оказалась на ровной местности, она оглянулась, пытаясь набрать воздуха в легкие. Гермиона была пятнышком на расстоянии, простой проблеск красного и золотого — единственное, что делало ее видимой под моросящим дождем. *************************************************************************** Беллатрикс не ожидала увидеть сову, когда она влетела в Большой зал следующей ночью, ненадежно приземлившись на край длинного стола. Она сразу поняла, что она принадлежит Нарциссе. Блэк пожала плечами, вынимая пергамент из клюва и скармливая ему маленький кусочек говядины со своей тарелки. Он радостно захлопал крыльями, подбросил кусочек и проглотил его. Совы во время обеда были редкостью, если только их не посылали по официальным делам. Школьная политика и, как таковая, вызвала короткое заикание в разговорах на четырех факультетах, несколько пар глаз наблюдали за ней с интригой. Она счастливо смотрела на каждого из них, усмехаясь от удовольствия, когда они отводили глаза в смущении или страхе. Не Гермиона, конечно. Нет. Она одарила ее теплой улыбкой с другого конца комнаты, и Беллатрикс почувствовала, как она расцветает в ее груди, когда она нежно ответила на нее. Сообщив о своем уходе, она выскочила из Зала в задний коридор, крепко сжимая письмо в руках, и поспешила обратно в свои покои. Беллатрикс дважды прочитала письмо и вздохнула, ущипнув себя за кончик носа, когда она прислонилась к камину, наслаждаясь теплом огня на своем теле. Ее первой мыслью было налить себе выпить, но она отбросила эту мысль, довольная тем, что смогла это сделать, гордясь своей силой воли. «Горжусь». Слово ожило в ее голове, и она услышала голос Гермионы в своих ушах, говорящий ей это, заставляя ее поверить. Слово казалось ей таким чужим после всех лет, которые она провела без него. Она гордилась ею, по крайней мере, она думала, что гордится после того, как Беллатрикс сжигала дома или проклинала некоторых достойных людей за диссонанс. ОН никогда не говорил этого, а Беллатрикс жаждала этого, как воздуха; не хотела ничего, кроме как наслаждаться его удовольствием от нее. Но потом… после… после всего, сама мысль о том, что он гордится ее действиями и преданностью, вызывала у нее тошноту. Женщина сложила письмо и положила его на каминную полку, прежде чем развернуться и с треском аппарировать в Малфой-Мэнор. Это было внушительное здание, залитое лунным светом и тенями, оно было столь же захватывающим, сколь и красивым. Беллатрикс прошла через вестибюль к свету, льющемуся из-под двери гостиной, прежде чем протиснуться внутрь. Нарцисса посмотрела на нее поверх своей газеты, бросив на нее строгий взгляд, прежде чем сложить ее и положить на кофейный столик. «Чай?» Спросила Нарцисса. «Нет. Я не могу остаться надолго». — Ответила Беллатрикс, садясь напротив, расстегивая пиджак, и потянулась за карманными часами, щелкнула защелкой и проверила время, прежде чем надежно спрятать их. Нарцисса сложила руки, прижав локти к бокам, и, казалось, мгновение изучала ее, прежде чем заговорить. «Ты собираешься рассказать мне, где ты была?» Беллатрикс втянула воздух и медленно выдохнула его через ноздри, обдумывая вопрос. «А ты собираешься сказать мне, почему ты почувствовала необходимость связаться со школой по поводу моего отсутствия?» — Возразила она. «Я вижу, ты прочла мое письмо. «В конце концов, именно поэтому я здесь». «Хм». — Ответила Нарцисса, ее стальные глаза были устремлены на нее. -“Судя по сообщениям, ты была по официальным делам Министерства, и все же, когда я навела справки, никто, похоже, не знал, что ты добровольно участвовала в таких благородных делах». Беллатрикс ухмыльнулась. — «Может быть, эти… поступки, о которых ты говоришь, настолько благородны, дорогая сестра, что о них лучше не говорить». «Ах да. Вечная альтруистка. Как я могла забыть. Я думаю, ты забываешь, что мой сын ходит в эту школу и что он рассказывает мне разные вещи». «Вряд ли. Иногда мне приходится сдерживать свое разочарование тем, что Блэк может быть менее искусен в магии, чем магглорожденный». «Он Малфой». — Заявила Нарцисса. «Тогда у нас есть оправдание». Беллатрикс наблюдала, как черты лица Нарциссы на мгновение затвердели, прежде чем раствориться в смехе. Она не смогла удержаться от смеха в ответ. «Белла» «Цисси». «Не могла бы ты рассказать мне, где ты была?» Беллатрикс поерзала на стуле, бросив взгляд на камин и ревущее пламя, чтобы на мгновение увидеть отражение пронзительных голубых глаз, задаваясь вопросом, как много она должна рассказать. «Я была в школе». — Ответила она, все еще наблюдая за танцем красных и оранжевых цветов в очаге. «Но, конечно, не на уроках. Драко сказал мне, что твои занятия были отменены, и ходили разговоры о том, что ты, якобы, в министерстве». Белла жевала внутреннюю часть рта, пока не почувствовала вкус крови. «Я…Это была ложь, чтобы защитить меня». «Кем?» «МакГонагалл». Она услышала резкий вдох и встретила проницательный взгляд своей сестры. «Макгонагалл солгала? Чтобы защитить тебя?» «Не будь такой удивленной». — Фыркнула она. — «Я думаю, что я ей очень нравлюсь». «О, да, не сомневаюсь. Тебе всегда удавалось обвести любую женщину вокруг своего мизинца, когда ты этого хотела. Она, конечно, не первая, кто поддался твоему очарованию, сестра». Беллатрикс не смогла сдержать кашель, который вырвался из ее груди. «Прости? Нет. Нет, нет. Она… просто нет». — Отрицала она, чувствуя себя довольно тошнотворно от этой мысли. Нарцисса тонко улыбнулась, приподняв бровь. — «Ах, это верно. В наши дни ты предпочитаешь, чтобы твоя пассия была немного моложе, да?» Беллатрикс затаила дыхание, ее челюсть напряглась, когда она едва сдержала язвительное замечание, которое так и подмывало вырваться. «В любом случае, я отвлеклась». — Продолжила Нарцисса, по-видимому, довольная тем, что проигнорировала ее насмешку и продолжила допрос. — «Пожалуйста, скажи, что заставило нашу дорогую директрису солгать». «С чего начать и что сказать?» — Она задумалась, жалея, что не потратила немного времени на размышления об этом, а ворвалась, как горячая голова. Возможно, некоторые вещи никогда не изменятся. «Я… у меня был… несчастный случай, своего рода». «Несчастный случай? Что за несчастный случай?» — Спросила Нарцисса, озабоченно наморщив лоб. «Проклятие, это было то, о чем я глубоко сожалею, и я… я сделала кое-что… ужасное, и это…что ж, это обернулось против меня, могу добавить, самым болезненным образом». Беллатрикс смотрела, как Нарцисса наклонилась вперед, подперев подбородок ухоженной рукой, когда она, казалось, обдумывала свои слова, без сомнения, пытаясь вспомнить их разговор об этом. «Ты сказала мне, что сняла проклятье. Что это был сложный процесс, который был интенсивным и закончился поцелуем. Ты упомянула, что это каким-то образом связало вас». Она кивнула, поджав губы. «Я предполагаю…» — Сказала блондинка, — «… что в этом… ритуале было гораздо больше, чем ты заставила кого-либо поверить». «Да». «Расскажи мне. Расскажи мне, что с тобой случилось? ” Белла вздохнула, подняв глаза к небесам в поисках вдохновения, но не нашла ничего, кроме кремового потолка с изящной филигранной росписью. «Это связало нас вместе. Грейнджер и меня». «Это была темная магия, Беллатрикс. Похоронная. Скрытая по какой-то причине. С какой стати тебе вообще пришло в голову использовать его?» «Мне пришлось использовать что-то, что я могла бы изменить, но… но последствия будут серьезными, если ты не закончишь обе части». Нарцисса молчала, а Беллатрикс ждала в такт этому, отсчитывая десять ударов пульса в ушах, прежде чем снова обрела голос. «Была вторая часть». — пробормотала она; единственным признаком того, что Нарцисса услышала ее, был легкий кивок головы, чтобы продолжить. — «Что я сделала с ней в тот день в подвале? Ну, я тоже самое сделала и с собой». «Я не понимаю». «Это просто». — Фыркнула Блэк, стараясь не казаться раздраженной; ненавидя, что ей приходится объяснять то, что она никогда не планировала разглашать ни одной живой душе. — «Я вырезала слово на ее руке, и проклятие одновременно вырезало его на мне, связав нас вместе. Конечно, я сняла ее часть, и на этом все должно было закончиться, но я… я… черт… Я причинила ей боль, Цисси. Я разозлилась и прижала ее к стене. Сильно. Я схватила ее за горло, сжала и я …» — Беллатрикс почувствовала, как подступают слезы, захлопав ресницами, когда она пыталась сдержать их, как прорвавшаяся плотина. «Ты…ты причинила ей боль?» — Бросила вызов Нарцисса, ее ноздри раздулись, щеки втянулись внутрь. Беллатрикс пристыженно кивнула, ее голова упала на грудь, и она тихо заплакала. «Да. Она говорит, что я ничего не сделала. Она сказала, это едва ли можно было назвать болью, но, проклятье, видимо, сочло вред достаточным, чтобы я получила своё». «И что именно это значит, Беллатрикс?» «Это значит, что, пока я ношу свой шрам, я не могу повредить и волос на ее голове, не почувствовав его силу в десять раз сильнее. Мои… мои ребра… Некоторые из них были сломаны и проткнули краями кожу. Я потеряла много крови. В течение нескольких дней я была под действием успокоительных и лекарств». «Вот почему Минерва прикрыла тебя. Я понимаю.» Беллатрикс вытерла лицо рукавом пиджака, прежде чем поднять глаза и встретиться взглядом с выражением лица своей сестры. «А… потом? Ты видела Гермиону? Вы говорили с ней об этом?» «Да. Она настаивает на том, чтобы помочь мне, но она не понимает, как это работает и что это потребует от нее». Нарцисса вздохнула и откинулась на спинку кресла, барабаня пальцами левой руки по подлокотнику. «Она самая яркая ведьма своего возраста. Я уверена, что она может понять это сама. Если нет, то, конечно, ты можешь ей помочь?» «Зелье сложное». «Без сомнения, но не для нее. Драко сказал мне, насколько она исключительна в классе. Ей также придется тебя поцеловать? Это настоящая проблема, сестра?”-Беллатрикс прикусила губу и отвела взгляд, уставившись в пространство, вспоминая мягкое прикосновение губ Гермионы к своим собственным, то, как они обе жаждали большего, и как гриффиндорка пыталась поцеловать ее снова. «Ей придется, да». Нарцисса издала небольшой смешок, который она быстро вдохнула, прежде чем заговорить. «Я уверена, что это будет абсолютным испытанием». «Ты не понимаешь, да?» — Крикнула Беллатрикс, сжимая руки в кулаки и ударяя себя по бедрам, когда она сердито смотрела в ярко-голубые глаза. -“Это не просто поцелуй. Это… это должно что-то значить». «Конечно, так и было бы». — Нарцисса потянулась за своей чашкой чая и сделала глоток, не сводя с нее глаз, пока она, казалось, наслаждалась напитком, прежде чем поставить его обратно. -“Ты помнишь Темную метку?» Беллатрикс нахмурилась. -“Естественно. Что с того? ” — Спросила она, защищаясь. Долгий вздох наполнил воздух между ними, прежде чем Нарцисса снова заговорила. -“Я перерыла всю библиотеку в поисках чего-угодно, что могло бы избавить Драко от этого отвратительного клейма, и даже когда я нашла то, что искала, у меня не было гарантии, что это сработает против зла, которое так глубоко укоренилось в нем». Беллатрикс наблюдала, как дрожат губы ее сестры, дрожь, которая, казалось, проходила по ее чертам, пока она не справилась с ними и продолжила, ее голос был таким же спокойным, как всегда. «Ночь за ночью я наносила этот крем на его руку и наблюдала, как он начал действовать. Вот почему я дала тебе его, чтобы ты тоже могла освободиться от этого, но с тобой это не сработало так, как с Драко. Я не понимала почему, пока Гермиона Грейнджер не приехала погостить. Она сидела на том самом месте, где ты сейчас, Беллатрикс. Ее теория о том, почему бальзам исцелил Драко, но не тебя, сводилась к тому, что потребовался самоотверженный поступок, чтобы обратить Метку вспять. Что-то настолько мерзкое может быть устранено только чистой добротой и желанием исцелить; любовью». «Я не понимаю, какое это имеет отношение к проклятию». — Зашипела Беллатрикс, ее желудок уже скрутило. «О, сестра. Ложь, которую ты говоришь себе, смешна». -Выплюнула блондинка, расправив плечи и властно подняв подбородок. -“Я исцелила Драко, потому что люблю его. Потому что я хотела, чтобы моему мальчику стало лучше. Ты пыталась это исправить, но это не дало никаких результатов, потому что у тебя нет такого чувства к себе. А потом появилась Гермиона». «Только не это снова». Нарцисса, казалось, игнорировала ее, ее слова заглушали ее невнятную жалобу. — «Она сразу же начала лечить тебя, потому что хотела, чтобы ты освободилась от этого. За ее действиями не было никакого намерения, кроме как увидеть, как тебе становится лучше. И почему Беллатрикс? Почему? Потому что эта девушка безвозвратно влюблена в тебя. Вот почему я дала ей крем, я знала, что это сработает. Я знала, что ты не сможешь отказать ей по той же причине». «Ты уже говорила мне это раньше». — Хмыкнула темная ведьма. «Да, говорила, но, похоже, ты все еще настаиваешь на своем и все еще отталкиваешь ее». «Конечно, я отталкиваю! Она просто девчонка, Цисси! Она понятия не имеет, какой эта… эта жизнь была для меня». «Ну и что? Ты намерена отказаться от ее помощи и оставить проклятие? Ты говоришь себе, что она не способна на это, потому что она не может любить тебя? Что в тебе нет ничего, что стремилось бы к искуплению и стремилось стать лучшей версией себя? Та, которая намного сильнее, чем та, до чего довели ее наши родители, или та, которую Темный Лорд создал для своей выгоды. Ты дура, если думаешь, что ты настолько недостойна». «Ей нужна эта… защита между нами. Ей это нужно, чтобы я больше не могла навредить ей. Поэтому я не могу вернуться назад и сделать что-то, что нанесло бы ей непоправимый ущерб». Нарцисса покачала головой, ее щеки втянулись, когда она, казалось, направила свой гнев. «Ты держишь себя в плену из-за какого-то… из-за какого-то неуместного чувства благородства. Ты же не хочешь причинить ей боль? Но посмотри, что ты делаешь, дорогая сестра! Ты разрушаешь ее, отрицая свою любовь к ней. Защищая ее от себя, все, что ты делаешь, это наказываешь ее». «Ей лучше без меня! Я бы сломала ее. Погубила ее. Весь мир отвернулся бы от нее за то, что она любит меня. Я — чудовище, Цисси, а она… она просто слишком совершенна, чтобы очернять себя моим именем». «И все же ты счастливее, когда ты с ней. Ты довольна и спокойна, и в тебе не осталось ничего от той женщины, которой ты когда-то была. Ты отрицаешь это? Ты отрицаешь, какое влияние она оказывает на тебя? Ты перестала использовать ее, проводить с ней время, прикасаться к тебе, чтобы облегчить твою боль?» Беллатрикс резко встала, ее руки сжались в кулаки, когда она уставилась на Нарциссу, гнев бушевал в ее венах, когда она издала всемогущий крик, звук которого разорвал ее горло и, казалось, обжег воздух, лизнув самые края комнаты. Последовавшая тишина была оглушительной. Пустота и темнота, и она уже чувствовала, как уколы сожаления пронзают ее кожу, когда она закрыла глаза и ждала словесного нападения Нарциссы. «Ты сдираешь с себя кожу заживо, Беллатрикс, и ты сдираешь ее кожу вместе со своей».- Начала холодно Нарцисса, лед в ее тоне заставил Беллатрикс встретить ее жесткий взгляд. — «Прости, но я больше не буду потворствовать тебе, пока ты не прекратишь это безумие раз и навсегда. Ты есть и всегда будешь моим самым дорогим другом и моей любимой сестрой, но у Гермионы Грейнджер тоже есть место в моем сердце, и пока ты по глупости полагаешь, что лучше причинять ей боль, чем любить ее, я прекращаю наше общение». Нарцисса поднялась со своего места, провела ладонью по переду платья, прежде чем повернуться и направиться к двери гостиной. «Цисси… какого черта?» — Закричала Беллатрикс ей вслед, чувство гложущего отчаяния было ей чуждо, когда голова ее сестры резко повернулась к ней лицом. «Нет, Беллатрикс. Нет. На данный момент я за пределами банальностей и попыток обойти твои оправдания и причины, которые, я осмелюсь сказать, имеют для тебя весь смысл в мире. Остановись. Просто… просто остановись. Убирайся на хрен со своего пути и открой глаза!» И с этими словами Беллатрикс осталась наедине со звуком хлопнувшей двери, уставившись на очень заметное проявление барьера между ней и ее самой дорогой сестрой. ********************************************************************************** Следующие две недели прошли как в тумане, поскольку Беллатрикс пыталась похоронить себя на занятиях. Всякий раз, когда она обнаруживала, что ее мысли блуждают по чему-то саморазрушительному, она отправлялась на прогулку, иногда так глубоко погружаясь в природу, что ей приходилось аппарировать обратно в свои покои. Уроки с Гермионой были и благословением, и проклятием, тем более что она также проводила время с третьекурсниками, помогая вызывать Патронуса. Она сидела и смотрела, как Гермиона вела урок с уверенностью и мастерством, которые заставляли Беллатрикс извиваться от возбуждения и одобрения. Класс наслаждался своим обучением, а она с пристальным вниманием наблюдала за тем, как они, казалось, требовали от гриффиндорки, когда их отпустили, высказать ей свое мнение. Ее сердце наполнилось гордостью, и на мгновение она представила, как она надевает учительскую мантию, принимает должность в школе и они работают вместе бок о бок, прежде чем отправиться домой в Блэк-Мэнор. Беллатрикс проглотила это и тяжело вздохнула, взгляд Гермионы стал озабоченным с оттенком удивления, как будто она пыталась понять, какая мысль только что возникла у нее в голове. Опираясь на стол, Беллатрикс поблагодарила ее и любезно отпустила, отметив печаль в уголках рта девушки, прежде чем она повернулась и закрыла за собой дверь. Прошел час, а Беллатрикс все еще сидела, уставившись на большую деревянную плиту, прикрепленную на петлях, которая удерживала мир на расстоянии, которая видела, как Гермиона шагнула за нее в коридор, без сомнения, в поисках своих друзей. Женщина прижала пальцы к вискам и вспомнила слова Нарциссы и боль, которую она почувствовала, когда ей сказали не возвращаться, пока она не соберется с силами, чтобы признать, что она любит девушку и намерена, наконец, завязать романтические отношения. ‘Сексуальные’. Беллатрикс хлопнула ладонью по деревянной столешнице, стопки бумаги и принадлежностей опасно затряслись. Она оттолкнулась от стола, схватила палочку и вышла из комнаты, шагая по пустому коридору, направляясь к Большому залу и ужину. Может быть, запах и вкус праздника в Хогвартсе притупят ее чувства, хотя бы на короткое время. Она никого не обманывала, но аромат густой говяжьей подливки, проникший в ее ноздри, когда она приблизилась к столу, вызвал у нее слюнки. Беллатрикс пододвинула свой стул в конце, кивнув Хагриду, который ухмыльнулся в ответ, весело обгладывая ножку индейки. Однако, прежде чем она смогла сосредоточиться на еде, ее внимание привлекла пара широко раскрытых глаз, уставившихся на нее, остекленевших и похожих на транс. Сибилла, казалось, была потеряна, ее темно-зеленые глаза целеустремленно вспыхивали, когда они смотрели на нее. «Сибилла?» — Осторожно позвала темная ведьма, крепче сжимая столовые приборы. «Вы разорвете друг друга надвое …» — Начала Трелони, произнося каждое слово, как собственное эхо, когда она произносила свое пророчество. — «… как две раздробленные души вы цепляетесь за невозможное, прежде чем неизбежность сплетет свои нити вокруг вас обоих, сталкивая вместе, когда небеса треснут». Беллатрикс моргнула, чувствуя волнение в груди и желание проткнуть вилкой руку женщины, которая теперь обхватила ее запястье с силой, которой она никогда бы не поверила, что она обладает. «Сибилла!» — Зарычала она, уронив нож, чтобы схватить руку, которая сжимала ее, и опустила заклинание, произнесенное шепотом, которое обожгло кожу Трелони и заставило ее прижать обнаженные пальцы к груди, когда она вышла из транса. «Ты… ты… обожгла меня». — сказала Сибилл, и на ее ресницах появились слезы. «Потому что ты не отпускала меня». — Выплюнула Беллатрикс, напрягая челюсть, когда смотрела на женщину сверху вниз. «У меня было предчувствие. Я не контролирую свое тело, когда это происходит». — Ответила Сибилла. «Честно говоря, мне плевать. Может быть, тебе стоит поменяться стульями и найти кого-то другого, кто не возражает, чтобы с ним обращались грубо, пока он несет всякую чушь». «Чушь?» — Вздохнула Трелони, чувствуя, как гнев закипает внутри нее. «В том, что ты делаешь, нет ни науки, ни магии. Это тарабарщина». Беллатрикс подобрала брошенный нож и переключила свое внимание на ужин, наколов на вилку кусок говядины и нарезанную кубиками морковь и обхватив их ртом. Она знала, что искали ее глаза, еще до того, как они нашли это. Гермиона сидела, наблюдая за ней с любопытным выражением на лице, которое заставляло ее нервничать. «Ты… ты…ты никогда не воспринимала меня всерьез. Даже когда мы учились в школе». — Сказала Сибилла, и дрожь в ее голосе указала на то, что она была на грани слез. Беллатрикс продолжала запихивать еду в рот, пытаясь как можно быстрее утолить аппетит, чтобы сбежать от проклятой женщины. «Я сделала много предсказаний, которые сбылись. Я вижу вещи в листьях, и мой внутренний глаз был прав во многих вещах». Беллатрикс все еще отказывалась быть втянутой, но она также не могла смотреть на Гермиону, и это раздражало ее. 'Еще два кусочка, и ты можешь уйти’. — Сказала она себе, накалывая картофелину и обваливая ее в соусе. «Это не моя вина, что я была наделена этим даром, и все, что я когда-либо делала, это пыталась помогать людям, чего я не могу сказать о тебе». Беллатрикс бросила столовые приборы на тарелку и потянулась за салфеткой, промокая уголки рта, прежде чем выбросить и ее. Она отодвинула стул и ее потемневшие глаза встретились с зелеными, которые, казалось, мерцали от страха, когда она держала их в заложниках. «Хорошо, как бы блестяще это ни было, я желаю тебе спокойной ночи». — Она резко заявила, не желая больше тратить слова на женщину, которая всегда бесила ее просто за то, что была такой милой. Беллатрикс поднялась со своего места, но обнаружила, что ее бегству помешали пальцы Сибиллы, снова вцепившиеся в ее запястье. «Ты причинишь ей боль». Беллатрикс развернулась на каблуках и вырвалась из рук Сибиллы, глядя на женщину сверху вниз, когда ярость начала подниматься по ее телу, угрожая вырваться из легких, как буря. «Держись подальше от нее, Беллатрикс, потому что, если ты этого не сделаешь, я боюсь, ты ее уничтожишь». Ноздри Блэк раздувались, ее гнев, как пар, выходил через небольшие промежутки между зубами, когда она сердито смотрела на женщину, которая теперь почти съежилась в своем кресле. Расправив плечи, она что-то проворчала, прежде чем выбежать из Большого зала и промаршировать обратно по коридору к своим личным покоям, ее мантия развевалась позади нее облаком черной ярости и отчаяния. Даже ‘сумасшедшая Сибилла’ знала, что ей не место с Гермионой; что она не имела права вмешиваться в ее жизнь и разрушать ее в процессе. Да, она всегда пародировала предчувствия и проницательность Трелони, предпочитая высмеивать их назло. Ее возвращение в школу не привело к тому, что они исправили свои детские ссоры или издевательства, которые, как она знала, обрушились на юную когтевранку после того, как она увидела изображение в своих чайных листьях во время урока, на котором Беллатрикс съежилась в темном углу, как побитое животное. Она захлопнула дверь в свои комнаты и потянулась за бутылкой Огненного виски, налила в стакан на палец и опрокинула его внутрь, наслаждаясь жжением, которое она пропустила, скользящим по ее горлу, как бальзам. Закупорив бутылку, она отнесла стакан на кухню и наполнила его водой, сбивая температуру, прежде чем упасть на диван и сосредоточиться на пламени, мерцающем в очаге. Беллатрикс, должно быть, уснула, огонь тусклый и горячий на фоне расколотых белых поленьев. Она без палочки добавила пару свежих сверху. Блэк искала свой блокнот, ее длинные пальцы потянулись к корешку, когда она заметила свечение из-под него, ярко мерцающее и просящее, чтобы его увидели. Ее сердце подпрыгнуло к горлу, и дрожащая рука положила дневник на колени, в то время как пульс бешено колотился на шее. ‘Она написала мне’. Ведьма пролистала до конца, до последней страницы их разговора, который теперь казался вечностью назад. В каком-то смысле так оно и было, учитывая, насколько разрушенными были их отношения с Рождества. ‘Ты должна винить в этом только себя’. «Я прекрасно осведомлена!» — Зарычала она, ее голос прозвучал глухо в пустой комнате, когда она рявкнула на своего саботажника. Глаза Беллатрикс нашли свежие слова, и она начала читать. ‘Привет. Немного странно снова писать тебе. Прикладывая перо к бумаге, я понимаю, как сильно мне этого не хватало. Я хотела сказать тебе, что зелье закончено. Я полагаю, что эта новость не стала неожиданностью, несмотря на твое предупреждение о том, что его сложно приготовить. В конце концов, я заверила тебя, что выполню свое обещание снять твою часть проклятия.’ Блэк фыркнула, разочарованно приподняв нижнюю губу. Гермиона была права. Конечно, она знала, что девушка продолжит идти по этому пути безумия, выбирая слепую веру и долг вместо собственной безопасности, и почему? ‘Ты знаешь почему’. Беллатрикс стиснула зубы, чувствуя напряжение в челюсти, когда ее хватка на книге усилилась, ее взгляд упал на следующий абзац текста. 'Я знаю, ты попытаешься отказать мне в этом. Отказать себе в свободе от этого, но я прошу тебя довериться мне, так же, как ты просила меня все эти недели назад. Ты, вероятно, скажешь себе, что я не способна завершить это, но в своем сердце, Беллатрикс, ты знаешь, что я это сделаю. Ты знаешь, как я к тебе отношусь, и я тебя не подведу.’ Круглая жирная слеза упала на страницу, размазывая чернила. Беллатрикс яростно вытерла щеки. 'Могу я предложить вечер пятницы, в десять, в твоей комнате? В школе будет тише. Независимо от причины моего визита, я не могу не радоваться снова провести время с тобой.' Гермиона х 'P.S. Я не уверена, что Сибилла сказала тебе сегодня за ужином, но я заметила, что ты выглядела расстроенной. Я здесь, если ты хочешь поговорить. Всегда.’ Беллатрикс закрыла дневник, положила ладонь на обложку и закрыла глаза, ее тело дрожало. Конечно, она понимала, что Гермиона продолжит делать все, что в ее силах, чтобы помочь ей. Это было фундаментальной частью того, кем она была; одна из причин, почему ее так тянуло к девушке. Ее страсть, ее упорство, ее непоколебимая преданность и чувство правды; ее твердая вера в искупление и второй шанс. Гермиона всегда пыталась видеть в людях самое лучшее, и она, безусловно, была непоколебима в своем стремлении проникнуть под кожу Беллатрикс, проскользнуть под поверхность, чтобы медленно разрушить ее защиту и проникнуть внутрь. Она вспомнила ощущение ее в своих объятиях, когда они танцевали на Святочном балу, ее нежную безупречную кожу под пальцами, когда она крепко прижимала их друг к другу, когда весь мир растаял. Обхватив ее руками за талию, положив подбородок на плечо гриффиндорки, когда они любовались звездами на снегу; Рождественский день стучался в дверь, когда они чувствовали тепло друг друга. Медовые глаза, полные восторга в театре, и как ей не терпелось, чтобы девушка придвинулась ближе, и когда она это сделала, ее пальцы обвились вокруг ее обнаженного плеча, вздох удовлетворения, который достиг ее ушей, и она знала, что будет лелеять это вечно. Беллатрикс чувствовала себя так противоречиво, когда она вошла в свою спальню и готовилась ко сну, и когда ее голова наконец коснулась подушки, ее последней сознательной мыслью был вкус губ Гермионы.