Под моей кожей

Смотреть на Гермиону было небезопасно. Это было болезненное напоминание об их первых днях после ее прихода в школу, где она старалась, чтобы их глаза никогда не встречались. Беллатрикс снова посмотрела на свой стол, пытаясь найти интерес к текстуре дерева или к заметкам, которые она оставила для себя относительно планов уроков для четвертого курса. Это было совершенно бесполезно, так как ее мысли лихорадочно метались, а руки дрожали, когда она попыталась взять перо, чтобы начать делать пометки. Она знала, что карие глаза наблюдают за ней с переднего сиденья прямо перед ней. Она чувствовала, как они прожигают дыру в ее черепе. Почесав голову, она вздохнула, когда ногти начали впиваться в теперь уже нежную плоть под ее прикосновением. Ей хотелось кричать, потребность в этом поднималась вверх по ее груди, используя ребра как ступеньки лестницы, пока она не оказалась в ее горле, разрывая и царапая свой путь в рот. Беллатрикс прижала руку к губам, откинулась на спинку стула и попыталась встать. Она споткнулась, пошатнулась, когда каблук ее ботинка зацепился за низ ее мантии, прежде чем поспешить между рядами столов и схватиться за ручку двери, чтобы открыть ее. Ее комнаты были рядом, и женщина, пошатываясь, вошла внутрь, прежде чем запереть дверь и запечатать комнату, ослабив хватку на лице. Звук, который исходил из ее губ, принес с собой слезы, длинные нити воющей боли срывались с ее губ, когда она опустилась на землю, обхватив руками колени и прижавшись к косяку. ‘Мы’. Это слово прожгло дыру в мозгу Беллатрикс, горячее и яркое. Все начало вытекать из него, как расплавленная жидкость, расплескивая и опаляя мысли, к которым оно прикасалось. Она снова закричала, в висках вспыхнула ослепляющая боль, рыдания начали сотрясать ее тело, по спине прокатилась сильная дрожь, когда она вздохнула. Ничего не вышло, только кровь, слюна и печаль, заполнившие ее рот и омывающие зубы, когда она крепко зажмурила глаза. За ее веками не было темноты. Никакой черноты, в которой можно было бы спрятаться, когда взгляд Гермионы плавал там, держа ее в заложниках, обжигая так же горячо, как агония, сжимающая ее разум. Она отшатнулась от этого, когда представила изящную улыбку и щеки, усыпанные тонкими веснушками, которые добавляли в пакет чистого восторга. ‘Ты не можешь сидеть здесь вечно’. “Я знаю это!” - Она злобно огрызнулась. Беллатрикс вздохнула, проведя рукой по своим темным локонам, прежде чем подняться на ноги довольно недостойным образом; используя дверь, чтобы удержаться. “Мне действительно нужно начать есть больше”. - Пробормотала она и ущипнула себя за переносицу. Ее голова кружилась от пронзительных калейдоскопических красок, конечности покалывало, когда они боролись за то, чтобы оставаться в сознании. Это нужно было остановить; постоянно вращающийся круг отчаяния и отрицания был полон до краев, и Беллатрикс чувствовала себя бессильной, вышедшей из-под контроля, и бежать было некуда. Даже Цисси больше не будет ее развлекать. Снова взгляд Гермионы пронзил ее мысли, когда она вспомнила взгляд, который девушка бросила на нее, когда собирала свои вещи. В чудесных глазах Гермионы была печаль, из-за которой она задыхалась от стыда, а боль от взгляда в них была ее самым большим наказанием на сегодняшний день. Беллатрикс боялась, что она никогда не будет существовать вне этого единственного момента, когда она посмотрела на высокие широкие стены темной ямы, в которой она оказалась после ухода Гермионы. Она посмотрела на свою безупречную руку, больше не видя слова "чудовище", злобно вырезанного на ее плоти; рана, которая тянула, растягивалась, зудела и горела постоянно с того дня, как она прокляла их обоих. Небольшое утешение и напоминание о том, что она никогда не станет лучше, но юная Гриффиндорка видела дальше этого; смотрела через высокие стены и хотела узнать ее. “Она назвала тебя своим чудовищем”. Она покачала головой и направилась в маленькую кухню, положив ладонь на столешницу, чтобы успокоиться, прежде чем налить стакан воды и дать прохладной жидкости успокоить боль в горле. Там был недоеденный сэндвич, который она оставила с прошлой ночи, пшеничные зерна стали хрустящими на сухом воздухе, но она все равно откусила от него, крякнув от неровной текстуры, когда проглотила его. В ответ у нее заурчало в животе, и она, проигнорировав приступ тошноты, сосредоточилась на том, чтобы доесть скудное угощение и запить его, пытаясь придать себе сил, необходимых для возвращения в класс. Беллатрикс не хотела идти, не хотела покидать относительное убежище своих покоев, чтобы снова встретиться с ней лицом к лицу, но знала, что должна, если хочет избежать ненужных сплетен, которые начались бы с того момента, как она вышла из класса. Отбросив корку с тарелки, она выпрямилась и на мгновение пришла в себя, прежде чем подойти к книжной полке и вытащить пару книг в твердом переплете, которые она засунула подмышку вместе с небольшой стопкой бумаг, что она сжимала в руке, прежде чем вернуться на урок. Дверь все еще была приоткрыта, так же, как она ее оставила; голоса молодых людей внутри звучали по коридору и достигали ее ушей в нескольких метрах. Блэк ворвалась в комнату, драматично хлопнув дверью, прежде чем вернуться к своему столу, убедившись, что ее походка окутана шквалом черных мантий с зеленой отделкой. Бросив небольшую стопку реквизита на стол, она села на свое место и придвинулась ближе к столу, прежде чем схватить перо и несколько раз покрутить его между пальцами, заметив тишину, воцарившуюся в комнате. Ее черные глаза метнулись вверх, целенаправленно глядя мимо Гермионы, окидывая комнату жестким взглядом с широко раскрытыми глазами и задумчивыми взглядами. “Ну? Возвращайтесь к работе! ” - Выплюнула Блэк, ее губы изогнулись в оскале, который она довела до совершенства в подростковом возрасте; взгляд, который всегда гарантировал, что люди оставят ее в покое. Даже ее сестры. Однако она не осмелилась бросить взгляд в сторону стола перед ней, на единственного человека, который, казалось, был неуязвим для всех ее защит и границ. Беллатрикс фыркнула, обмакнула ручку в чернильницу, стоявшую рядом с ней, и начала сосредотачиваться, перебирая стопку заданий четвертого курса. Ей было почти жаль, когда она безжалостно начала разрывать их, убедившись, что была достаточно резкой в своих оценках. Почти. Когда подошел конец урока, она услышала вздохи облегчения, похожие на хвалебную песнь, и, будь она в лучшем настроении, возможно, ухмыльнулась бы этому. Вместо этого она переждала шум скребущих по каменному полу стульев, набитых сумок и разговоров о еде и дневных развлечениях. Несмотря на шум и кратковременное отвлечение внимания, она почувствовала, что кто-то приближается к передней части ее стола, явно желая вступить в бой. Она прижала указательный и средний пальцы к виску и поморщилась. Вокруг нее раздался шепот слов, и Беллатрикс почувствовала, как боль в голове рассеивается, и не удивилась, когда увидела палочку Гермионы, протянутую между ними. Беллатрикс почувствовала притяжение, необходимость встретиться взглядом со своим ученицей, когда она подняла глаза и встретила мягкие карие глаза, смотревшие на нее с нежностью. "Ты выглядела так, как будто тебе больно". - мягко сказала Гермиона. Беллатрикс откинулась на спинку стула и передернула плечами в притворной браваде. -“Я справлялась с этим”, - ответила она более холодно, чем намеревалась. Ведьма наблюдала, как хитрая усмешка расползлась по чертам лица девушки, не уверенная, хочет ли она улыбнуться вместе с ней или вообще стереть ее с лица. “Я вижу это”, - сказала Гермиона. Вместо этого Блэк прикусила губу и подняла бровь вверх вместо словесного ответа. Пальцы юной ведьмы нашли небольшую стопку книг, с которыми она вернулась, повернув их корешками к себе. -“Викторианская классика’, ‘Волшебный зверинец миссис Микс" и "Как почистить камин". Это определенно было причиной, по которой ты так быстро ушла”. Беллатрикс поморщилась и, выхватив книги с пути Гермионы, потащила их через стол на вытянутых руках. “Ты должна идти”. - Беллатрикс сердито посмотрела в сторону, снова отвернувшись, нахмурив брови. “Есть много вещей, которые я должна сделать, профессор, но ни одна из них не кажется такой важной, как убедиться, что с Вами все в порядке”. Сердце Беллатрикс бешено колотилось в ее запертой в клетку груди, ее руки шарили по текстурированным книгам, которые она хранила, опасаясь, что они дотянутся и схватят одну из книг Гермионы и, возможно, поднесут ее ко рту и попробуют ее кожу, лизнут ее запястье и укусят ее пульс, или… Она остановилась и зажмурилась, ее пальцы сжались в кулаки; положение, к которому они, казалось, были более склонны возвращаться в эти дни. “Ты…ты в порядке?”- Такие простые слова для ответа, который был бы совсем другим, если бы она осмелилась открыть рот и позволить потокам извергнуться из него. Ведьма кивнула, движение было отрывистым и нескоординированным, как будто ее голова не принадлежала ее телу, ее внимание было сосредоточено на чернильном пятне, которое просочилось с ее пера на бумагу под ним. Когда она двигалась, это было почти похоже на кошку, особенно если она прищурилась. Тревожное молчание воцарилось между ними, и Беллатрикс задумалась, что нужно сделать, чтобы Гермиона ушла. Затем была часть ее борьбы, чтобы попросить ее остаться и никогда больше не покидать ее. “Ладно. Ну, я полагаю, ты знаешь, что в конце концов лучше”. Женщина бросила взгляд через стол на Гермиону, отметив в ее голосе легкий сарказм. Ее лицо было почти бесстрастным, за исключением глаз, которые потеряли свой прежний озорной блеск. Теперь она просто выглядела решительно расстроенной, как будто искала аргумент; для Беллатрикс, чтобы оттолкнуть и дать ей что-нибудь, что угодно, кроме ничего. Но Беллатрикс больше не могла сопротивляться; ее разум все еще был в смятении, ее тело все еще отчаянно нуждалось в пище, поэтому она молчала и не отводила взгляда. “Я...” - начала Гермиона, подтягивая ремень своей сумки еще выше к плечу. “Я…Тогда я просто пойду”. Она оставалась в течение нескольких мучительно долгих ударов сердца, прежде чем развернуться на каблуках и направиться к двери, прежде чем Беллатрикс открыла рот. “Грейнджер”. - Сказала она, ее голос дрогнул, дыхание сбилось, когда Гермиона оглянулась на нее. - “Спасибо”. Легкая улыбка, застенчивая, но, тем не менее, очаровательная, пробежала по губам Гермионы. - “Всегда”. - Она ответила с выражением, которое не оставило у Беллатрикс никаких сомнений в его правдивости. А потом она ушла. Беллатрикс выпустила воздух изо рта, а потом задохнулась, силясь всосать больше воздуха внутрь, когда она откинулась на спинку стула. Сначала ей нужно было поесть, а потом она будет ходить. Стены быстро смыкались, и она не позволила им сдержать ее. Только не снова. Больше никогда. Она покинула класс, закрыла тяжелую деревянную дверь, прежде чем направиться в Большой зал, не обращая внимания на болтовню студентов, выстроившихся в коридорах, радуясь тому, как толпы все еще расступались и спешили освободить ей дорогу, когда она шла. Было чуть больше двенадцати, и в зале все еще было относительно тихо, так как время занятий в шахматном порядке начало заканчиваться, и дети предпочли праздную беседу за едой. Она была рада этому, когда заняла место в конце высокого стола, перед ней появилась тарелка с мясным ассорти, хлебом и сыром, а также высокий стакан лимонада. Беллатрикс сделала несколько глотков, пузырьки щекотали ее язык, лимон обжигал горло, когда она глотала, горькое напоминание о рвущихся криках, которые были вырваны из него. Следующим был кусок сыра, за которым последовал оторванный кусок булочки; ломтик ветчины опасно свисал с края, когда она бесцеремонно запихнула его в рот и жевала, пока он не исчез. Вскоре она опустошила свою тарелку, запив ее водой вместо того, чтобы настоять на ароматном напитке. С облегчением, что к ней еще никто не присоединился, она вышла из зала и направилась обратно в свои комнаты, прежде чем аппарировать с хлопком у озера и вдохнуть свежий весенний воздух. Небо было великолепного оттенка синего, мягкие белые облака красиво отражались в спокойной воде под ними. Беллатрикс вздохнула, опустилась у подножия ближайшего дерева и закрыла глаза, чувствуя солнце на своем лице, когда она позволила себе на мгновение погреться в нем. Она задавалась вопросом, потеряет ли ее кожа когда-нибудь ту бледность, которую она приобрела за долгое заключение, но ведь она и ребенком была бледной. Она судорожно сглотнула, когда воспоминание об отце врезалось в ее разум, чувствуя, как ее тело рефлекторно подпрыгнуло. “Как бы я хотела, чтобы она была здесь”. - Прошептала женщина листьям, которые прошелестели мимо ее ботинок и остановились у колена. - “Я должна была попросить ее остаться. Почему я не могу просто попросить?” ‘Ты знаешь почему’. Она плотнее запахнула мантию, ощущение ткани, сжатой в кулаке, успокаивало, когда она смотрела на воду. Беллатрикс знала, что юная ведьма также любила гулять, когда у нее было настроение. Иногда она приходила и сидела с книгой или просто гуляла вокруг озера и наслаждалась уединением, которое часто приносила с собой природа. Тихое созерцание было для нее в новинку, и ее тело уже было на взводе, тревожным и неустроенным, готовым к бою, если кто-то или что-то наткнется на ее место под деревом. Конечно, Беллатрикс было не привыкать быть начеку; постоянно готовиться к битве или отражать врага. Ее уши все еще были настроены на малейшие звуки, которые могли указывать на приближение хищника или скольжение палочки, опускающейся по рукаву, готовой нанести удар. Она задавалась вопросом, покинут ли ее когда-нибудь эти чувства; сможет ли мир однажды стать ее спутником. У нее перехватило дыхание, когда в поле зрения появилось лицо Гермионы, и она вспомнила чувство спокойствия, которое принесла с собой девушка; то, как она, казалось, заставляла мир отступать, как будто ничто другое не имело значения, кроме них двоих. Безопасность. Это было новое слово, новый опыт, который каким-то образом проник в сознание Беллатрикс. Это было то, чего у нее никогда не было; постоянное чувство самосохранения, ее магия, всегда готовая струиться из кончиков пальцев, перестали ей это давать. Безопасность - это конструкция, придуманная дураками, чтобы заманивать друг друга и самих себя в ловушку, готовую к тому, что те, кто гораздо умнее, будут обмануты ею. По крайней мере, так она всегда говорила себе. Гермиона. Звук ее имени в голове Беллатрикс отогнал эти мысли. Теперь она чувствовала себя мерзостью. Была ли она дурой сейчас? Неужели она действительно позволила этой девчонке подарить ей безопасность? Она потянулась за горстью земли и запустила в нее пальцы, чувствуя, как земля слегка царапает ее. Она уже знала ответ. Было бессмысленно повторять это, но ее тело все еще гудело. Ее рука онемела, лишенная обычной слабой боли, на которую она полагалась как на ежедневное напоминание о том, кем она была и что она сделала. Она пропустила это. Она упустила связь, которую это обеспечило, какой бы темной она ни была, с девушкой, которая пострадала от ее рук. Кем она была сейчас без этого? Кем она была? Голова Беллатрикс болела от вопросов и чувств, которые бесконечно поднимались внутри нее, как цунами, угрожая разорвать саму кожу, в которой она была поймана в ловушку. И во всем виновата Гермиона. Девушка Грейнджер, за которой ей было поручено следить Темным Лордом много лет назад. Нет. Нет. Она не была готова столкнуться с этим конкретным воспоминанием. Беллатрикс разжала руку, высвобождая теплую почву, прежде чем вытереть грязь о брюки, восхищаясь небольшим пятном, оставленным ей, и тем, как она выделила линии и вмятины на ее ладони и пальцах. Конечно, вода смоет это, но, в отличие от многих вещей в жизни Беллатрикс, это не оставит следов. Она вздохнула, дыхание покалывало ее губы, когда проходило между ними, и образы поцелуя Гермионы рушились, как карточный домик, каждый такой же мучительно красивый, как и следующий. Это поразило ее, страсть, стоящая за этим; необузданное желание, которое вырвалось на свободу. Ощущение ее рта было великолепным. Она целовалась с уверенностью, от которой у Беллатрикс перехватило дыхание, ее губы приоткрылись от удивления, вздох, стон, а затем язык проникающий внутрь, чтобы заявить на нее свои права дальше. Время изогнулось, извиваясь и искажаясь, чтобы создать пузырь магии, в котором они обе собрались вместе и излили свою тоску и любовь друг в друга без остатка, по крайней мере, до тех пор, пока чувства Беллатрикс не пробудились, и она постепенно освободила их обоих от масштаба того, что они сделали. Легкий ветерок коснулся ее, облегчая горячие щеки, когда она облизала губы, пытаясь каким-то образом вернуть вкус поцелуя Гермионы; теперь всего на мгновение вдавленный в затылок, до которого она не могла дотянуться. Но она жаждала этого, ночь за ночью, ее конечности путались в холодных хрустящих простынях, когда ее сердцевина яростно терлась о ее руку, пальцы работали внутри, чтобы доставить то же раскаленное добела удовольствие, что и рот Гермионы. Всякий раз, когда она кончала, она безмолвно выкрикивала ее имя в ночь, ее губы произносили это слово; ее горло перехватывало, чтобы не произнести его. И каждый раз она чувствовала себя такой же виноватой, как и в прошлый раз, слезы выступали и катились по ее щекам, прежде чем скатиться в волосы, пряди которых прилипали к ее влажной коже, когда она хватала подушку и зарывалась в нее лицом, чтобы скрыть стыд. Она не должна была тонуть в своем желании к девушке, и все же это было все, что она могла сделать сейчас, чтобы уснуть; ухватиться за несколько спокойных часов, прежде чем ужас проникнет в нее, как болезнь, и она проснется отчаянно напуганной и мучительно одинокой. Беллатрикс задавалась вопросом, в этих муках экстаза, когда ее падение с края было видно, делала ли Гермиона то же самое. Было ли имя Беллатрикс у нее на губах, когда она кончала? Она покачала головой и прижалась лопатками к толстой коре дерева, чувствуя приятное царапанье, когда вернулась мыслями к настоящему моменту и спокойным водам озера. Что-то должно было измениться; теперь она это знала. Знала, что это только вопрос времени, когда судьба, настойчивость юной ведьмы или просто неудобство школьного расписания снова сведут их вместе. Когда она думала об этом, она больше не могла игнорировать острую боль в сердце или медленный подъем тревожного волнения в животе, когда она думала о Гермионе, улыбающейся ей; простой жест, который всегда сковывал ее кишки и сжимал грудь. Беллатрикс встала и отряхнула грязь с одежды, прежде чем отправиться обратно в замок на послеобеденный урок, который ее ждал. ********************************************************************************** Выходные стали более трудными с тех пор, как начался этот тупик. Беллатрикс обычно возвращалась в Блэк-Мэнор, и хотя иногда она возвращалась, всегда возникал вопрос, будет ли там ждать Гермиона. Она, конечно, не ждала, возможно, решив отправляться в библиотеку в то время, когда, как она подозревала, Беллатрикс не будет там, поскольку она согласилась, хотя и неохотно, дать ей пространство. Но девушка бывала там, в этом темная ведьма была уверена. Всё это было в мелочах. Подушка, не на своем месте на диване, или книга, не полностью вставленная на полку, ее корешок слегка свисал с края. Это слабое обнаружение запаха Гермионы, который всегда был главной выдачей, и это было самым болезненным, когда Беллатрикс втягивала каждую молекулу этого запаха в свои легкие и позволяла себе утонуть в нем; скорбеть в нем. Она скучала по их воскресным дням, тем, которые они проводили вместе в начале, до того, как все становилось все более и более сложным, и чувства кровоточили как, как будто открылась непреодолимая вена, которую больше нельзя было соединить. Те дни были легким блаженством, и Цисси была права, когда подчеркивала, насколько им казалось уютно друг с другом. Те дни подарили ей дружеское утешение, по которому она скучала, и, увидев, как Гермиона просто читает с открытой книгой в руках, она перенеслась в те моменты. И это было больно. Все это причиняло боль. Несмотря на отсутствие боли в руке, Беллатрикс не искала, чем ее заменить. Не совсем. По крайней мере, ничего разрушительного; не бередить раны, не пить сверх меры, соблюдая установленный ею лимит в один стакан. ‘Я горжусь тобой’. Слова Гермионы всегда звучали в ее голове, когда она закупоривала бутылку огненного виски и убирала ее обратно. Она позволяла ему набухать и цвести в ее легких, пока тепло не заставляло ее улыбаться. Это было чуждое ощущение, и все же Беллатрикс почему-то смирилась с этим. Вскоре наступил апрель, и цветы на деревьях все еще цеплялись за ветви, приближались весенние каникулы. Беллатрикс сидела в Большом зале, когда Минерва объявила о своем приближении, попросив всех учеников, желающих остаться в школе на это время, а не возвращаться домой, сообщить о своем намерении главам факультетов. Она поймала взгляд Гермионы с другого конца комнаты и отметила кивок ее головы и грустную улыбку, которая играла на ее губах. Она выглядела… одинокой. Беллатрикс потребовались все силы, чтобы не подойти к ней через комнату, не обнять ее и не зацеловать до бесчувствия; сказать ей, что она никогда больше не будет чувствовать себя одинокой, пока в ее теле есть дыхание. Но это было безумие, и она это знала. Она бы устроила такое зрелище, поэтому вместо этого она вернула свою затравленную улыбку девушке, понимая, что ни у кого из них нет семьи, к которой можно было бы вернуться домой. Особенно у Гермионы, из-за войны и выбора, который ей пришлось сделать. Ее все еще тошнило от мысли, что детей втянули в битву, инициированную взрослыми, и заставили играть их роли и так много терять во имя того, что было правильным. Их следующий совместный урок был неловким, нерешительным, даже когда Беллатрикс наблюдала, как Гермиона представляет классу свою работу о непростительных. Она внимательно наблюдала за девушкой, пораженная ее умом, дальновидностью и непоколебимым чувством добра и зла. Не могло быть ошибки в том, что эта юная ведьма была самой умной среди своего возраста, и она испытывала чувство безмятежности, когда держала ее в поле зрения во время лекции. Это чувство длилось недолго, прежде чем неловкость вернулась, поскольку ей пришлось усомниться в своем понимании темы перед студентами, обнаружив, что она не может по-настоящему придумать, что сказать, в отличие от тех, что были представлены до нее. Это разозлило ее, заставило сжать челюсти, когда она запнулась, и просто отпустила ее движением запястья и указала на следующего ученика, который должен был выйти вперед, не обрадовавшись ужасу, который она увидела на лице слизеринца, когда он подошел к ней. Гермиона не осталась в конце, и Беллатрикс испытала такое же облегчение, как и раздражение, обнаружив, что их разлука была более болезненной для нее, чем для девочки. Она не хотела, чтобы это причиняло ей боль, это было совсем не так, но, похоже, ей было хорошо в рамках заключенного ими шаткого соглашения, как будто она совсем не скучала по ней. Эти мысли были хуже всего переносить, и она так сильно хлопнула дверью в свой кабинет, что дерево у верхней петли резко раскололось, оставив явную трещину. Как она оказалась в кабинке в "Трех метлах" в следующую субботу, все еще оставалось загадкой. Что-то заставило ее уйти. Возможно, это было из-за отсутствия взрослых разговоров или повторения одного и того же рисунка четырех стен, в котором она не была уверена, но она перестала сомневаться в своем выборе в тот момент, когда села, и Розмерта подошла, чтобы поприветствовать ее. “Давно не виделись”. - Сказала Розмерта с усмешкой. Беллатрикс встретилась с ней взглядом и кивнула. - “Школа. Это ... ну, держит меня очень занятой”. “Это удерживает тебя от неприятностей?” “В основном”. - Фыркнула Беллатрикс. “Значит, ты не присоединишься ко мне в баре?” - Спросила блондинка, перебрасывая ткань через плечо. “Нет. Я практически не пью”. На лице Розмерты появилось удивленное выражение, прежде чем оно снова превратилось в добрую улыбку. - “Это ... на самом деле очень хорошо. Я рада, что ты пытаешься взять ситуацию под контроль ”. “Что-то в этом роде”. - Ответила Беллатрикс, слегка скрипнув зубами, так как не привыкла предлагать что-то слишком личное в общем разговоре. “Итак, что ты будешь?” “Одно сливочное пиво и кувшин воды, пожалуйста”. - Ответила она, доставая из сумки дневник и перо. “Что-нибудь съешь?” “Я могла бы съесть сэндвич. Ты знаешь, что мне нравится”. Розмерта подмигнула. - “Я знаю. Принесу тебе всё, как только разберусь с этим сбродом”. - Сказала она, указывая на бар и группу волшебников, которые явно перебрали с выпивкой. Беллатрикс устроилась в дальнем углу и открыла свой дневник, ее пальцы перебирали страницы с чернилами, пока она не нашла первую чистую и не начала писать. Она обнаружила, что записывать свои мысли, особенно повторяющиеся, довольно успокаивающее упражнение. Сначала она этого не делала, вспомнив, как она запустила дневник в стену вместе с хорошо окрашенным пером. Но была рада, что у нее была магия, чтобы убрать беспорядок. Вздохнув, она начала произносить монолог, звуки паба странно успокаивающе доносились до ее ушей. Это заставило ее чувствовать себя менее одинокой; слово, с которым она стала слишком хорошо знакома, и его становилось все труднее и труднее игнорировать. Сэндвич состоял из ветчины, с большими ломтями черного хлеба по обе стороны от мяса и довольно большого куска чеддера и маринованного огурца на краю тарелки. Это было прямо в точку, как и пиво. Она задавалась вопросом, заставило ли бы ее пребывание в баре захотеть другого, запахов и зрелища людей, пьющих что-то, что могло бы вернуть ее назад, но этого не произошло. До сих пор ее тест работал; не то чтобы она намеренно настраивала себя на это, но она бы солгала, если бы не задавалась этим вопросом во время своего медленного пути в деревню. Продолжая царапать грубую текстуру бумаги, Беллатрикс расслабилась после обеда, пока три голоса, которые она хорошо знала, не проникли в ее уши, и она еще больше сжалась в углу. Она почувствовала легкую дрожь за спиной, когда все трое забрались в свою кабинку, и выдохнула, задержав дыхание, вместе с пишущим инструментом, который молча бросила между страниц. Беллатрикс никогда не любила подслушивать. Она всегда предпочитала прямой подход, а не ждать в тени и просто слушать. Было бы намного лучше просто действовать быстро и искать информацию более извилистым подходом. Те дни, конечно, прошли, но все же она чувствовала необходимость заявить о своем присутствии, прежде чем выскользнуть на улицу и вернуться в свои комнаты. “Так ты еще об этом думала?” Спросила Джинни. “Конечно, думала, но это слишком много, чтобы принять”. - Ответила Гермиона. Беллатрикс подняла бровь, задаваясь вопросом, куда повернет разговор. “Это была бы отличная возможность для тебя”, - заявил Гарри. - “Я имею в виду, я знаю, что ты еще не уверена, чем займешься в плане карьеры, но это, безусловно, откроет больше дверей в Министерстве, это точно”. “Я знаю. То же самое сказала Минерва, и сама программа выглядит интересной”. “Я бы точно согласилась, если бы не хотела играть за "Холихедских гарпий". Я имею в виду, я не хочу сглазить или что-то в этом роде, но похоже, что они возьмут меня на следующий сезон. Лето, без сомнения, будет непрерывным обучением”. - Сказала рыжая. Блэк наблюдала за младшей Уизли в действии во время одной из игр Гриффиндора против Слизерина, и была более, чем впечатлена необузданным талантом, которым обладала девочка. Для нее, безусловно, имело смысл заниматься этим профессионально. “Ты все пройдешь, любовь моя. Ты... ну, ты просто великолепна”. - ответил Поттер. “Ты должен был это сказать”. -Промурлыкала Джинни. Беллатрикс услышала звук, похожий на влажный поцелуй, за которым последовал короткий кашель, и ей пришлось сдержать смешок, когда Гермиона вежливо прервала ее. “Извини”. - Смущенно сказал Гарри. - “Просто соскучился”. “Не извиняйся, правда, все в порядке”. “Мы умеем вести себя прилично”, - сказала Джинни, усмешка была очевидна в ее тоне. - “Может быть, твоя первая любовь сможет пролить немного больше света на то, что это влечет за собой, когда она прибудет”. Беллатрикс почувствовала, что ее сердце остановилось, ладонь упала на грудь, когда она втянула воздух, все ее чувства были сосредоточены на кабинке позади. "О, прекрати". - дразняще прошипела Гермиона. “Первая любовь?” - Спросил Гарри, явно сбитый с толку. Раздалось короткое шарканье и приглушенный шепот, который она не смогла расслышать, прежде чем голос Джинни прорезал воздух. “Ладно, ладно. Я не скажу, но я уверена, что Гарри догадался. Я думаю, что он был единственным, у кого не было иммунитета к ее красоте, учитывая его влечение к Чжоу в то время”. “Ты все еще не оправилась от этого, да?” “О, заткнись! Теперь, когда ты весь мой, меня это больше не беспокоит”. - Рассмеялась Рыжая. Беллатрикс чуть не стошнило, но вместо этого она сделала несколько глотков воды, чтобы смыть вкус юной любви, который вторгся в ее пространство. Очевидный уход от Гермионы был и долгожданной передышкой, и раздражением. “Тебе не о чем беспокоиться. Я весь твой. Но ... ” - Гарри ответил, явно переключая внимание на свою подругу и обсуждаемую тему: - “... я бы сказал, Флер”. “Правильно!” - Объявила Джинни. - “Это было довольно очевидно”. “Очевидно было, когда ты упомянула об этом. Вы с Крамом больше походили на брата и сестру, объединенных общими интересами”. - Весело продолжил Поттер. “И в этом случае ‘взаимным интересом’ была некая светловолосая красавица”. “Это... ну...она была...” - Начала Гермиона, казалось, на мгновение остановив свой ответ, чтобы тщательно обдумать свои слова. Беллатрикс сильнее прижалась к кабинке, ее уши почти болели от необходимости услышать ее ответ. “... бесспорно прекрасна”. - Выдохнула Грейнджер. Пальцы Беллатрикс сжались, ногти впились в внутреннюю сторону ладоней, а глаза зажмурились. “Несомненно, да, и теперь, когда они с Биллом больше не женаты, она, так сказать, вернулась на рынок”. - Радостно добавила Джинни. “Кстати, как твоя мама восприняла эту новость? Прошел почти год, да?” - Спросила Гермиона. “О, ты же знаешь маму. Не хотела, чтобы цитирую: 'имя этой блудницы снова упоминалось в этом доме’. Она смягчилась с тех пор, как Билл встретил Анжелику, плюс в глубине души она знает, что это не вина Флер. Должно быть, ужасно было скрывать, кем она была, от своей собственной семьи, чтобы сохранить лицо и родословную”. “Я все еще не понимаю всей этой чуши о превосходстве чистокровных”. - сказал Гарри, закусывая. - “Честно говоря, это безумие, и посмотрите, к чему это привело нас всех; в кровавой войне с такими большими потерями с обеих сторон и в мире, который все еще шатается и восстанавливается”. В разговоре возникла пауза, когда трое друзей сделали заказ на сливочное пиво, и Беллатрикс почувствовала облегчение, что это была не Розмерта, на случай, если она каким-либо образом подчеркнет ее присутствие. Она чувствовала себя странно, почти зудела от того, насколько агрессивным было ее присутствие, но она не могла отвлечься и, конечно же, не собиралась раскрывать свое место позади них, выкинув что-то глупое, вроде ухода. "Но вернемся к Флер". - сказал Гарри в тот момент, когда пышногрудая барменша снова оставила троицу наедине. “А что насчет нее?” - Нерешительно сказала Гермиона. “Как ты думаешь, может быть, вы двое могли бы попробовать на этот раз? Вы бы хорошо смотрелись вместе”. Беллатрикс почувствовала, как ее верхняя губа приподнялась, и она пожалела, не в первый раз, что у нее нет чего-нибудь покрепче воды, чтобы прогнать беспокойство. “Я ... я не думала о ней в этом смысле с четвертого курса, Гарри”. “Ну, после этого нам действительно пришлось со многим бороться”. - Он тепло усмехнулся. - “Есть ли кто-то еще, на кого ты положила глаз, или мне не следует спрашивать?” Прибыл первый поднос с пивом, и звук кружек о деревянный стол на мгновение наполнил воздух, когда напитки были разобраны, и все разговоры прекратились. “Гарри”. - Упрекнула его Джинни, прежде чем Гермиона прервала ее. “Нет. Все в порядке, Джин. Правда. Я ... ну, есть ... кое-кто”. Пульс Беллатрикс бился на шее так сильно, что она чувствовала его через жесткий воротник рубашки. Он ныл, почти болезненно, и она расстегнула верхнюю пуговицу, чтобы ослабить стеснение. “Это так здорово! Я ее знаю? Как долго вы, ребята, встречаетесь? Я не могу поверить, что ты не написала мне, чтобы рассказать. Я полагаю, ты уже знаешь? ” “Да”. - Ответила Джинни. - “Но, как ты хорошо знаешь, не мое дело обсуждать жизнь моей лучшей подруги, даже с тобой”. “Я знаю. Я знаю. Я просто так рад слышать, что ты счастлива с кем-то, Гермиона”. Наступила тишина, которая казалась напряженной, и Беллатрикс неловко пошевелилась, прислушиваясь к ударам своего сердца и считая пустые секунды. “Ты ведь счастлива, да?” - Спросил Гарри, его тон уже предполагал, что он знал, что ответ будет каким угодно, но не положительным. “К сожалению, все не так просто”. - Тихо ответила Гермиона, тембр ее голоса заставил Беллатрикс еще больше встревожиться, ее пальцы с постоянным скрежетом двигались взад-вперед по мягкому сиденью. “О, понятно”. Джинни глубоко вздохнула. - “Это сложно”. “На самом деле это довольно мягко сказано”. - Заявила Грейнджер с раздражением. - “Я не знаю, сколько нужно рассказать, чтобы быть честной, или как ты отреагируешь”. “Зачем тебе беспокоиться о том, как я отреагирую? Это не... она не... не студентка?” Еще одна пауза, а затем мягкий стук кружки, поставленной на место. На этот раз настала очередь Гермионы вздохнуть, и этот звук заставил Беллатрикс вздрогнуть. “Ты помнишь, как я просила твою мантию в начале семестра?” “Да, конечно”. “Ну, мне это было нужно, чтобы... ну... чтобы шпионить кое за кем.” “Шпионить за кем? Ты имеешь в виду эту девушку?” “Женщину... и да”. “Понятно. И ты думала, что я буду злиться из-за этого?” - Сказал он, звуча немного обиженно. “Нет. Не об этом как таковом, а о том, кто она такая”. Брови Беллатрикс нахмурились, когда она слушала более внимательно, ее желудок скрутило узлом. “Мне нужны были мантия и карта, чтобы узнать, куда она уходила. Чтобы выяснить, была ли она той, кем казалась. На самом деле, это не совсем так". - Почти прошептала Гермиона. - “Я хотела узнать ее, быть рядом с ней, и я думала, что мантия даст мне это. Сначала я чувствовала себя виноватой, учитывая, кем она была и все такое, но потом я ... Ну, а потом, когда мы узнали друг друга лучше и начали проводить время вместе вне уроков, я просто чувствовала себя паршиво. Как будто я нарушила ее уединение, как какой-то сталкер. Беллатрикс опустошила свой стакан с водой и поставила его немного сильнее, чем намеревалась, звук эхом разнесся по кабинке, вызвав напряженную тишину позади нее. Она ожидала, что кто-нибудь обернется или выглянет из-за стола и обнаружит ее там, забившуюся в угол с пустой тарелкой и жалким подобием напитка. Вместо этого голоса продолжились, и она слушала, даже когда ее гнев подступал к горлу. “Это на тебя не похоже”. - Удивленно ответил Гарри. - “И, честно говоря, в этом тоже нет особого смысла”. “Я ... я не хотела тебе говорить, потому что, по правде, не так уж много всего, что можно сказать. Мы не встречаемся, она... она сложная ...всё это сложно, и к тому же существует вопрос о том, кто она такая”. “Гермиона. Пожалуйста. Просто скажи мне. Я обещаю, что бы ни случилось, я буду слушать”. На этот раз тишина была осязаемой, и Беллатрикс почувствовала, как ее рука сжалась у основания горла, чувствуя, как поднимается и опускается комок в ней под ее ладонью. “Это Беллатрикс”. Звук ее имени, рассекающего воздух, заставил Гарри ахнуть. Она ясно слышала это и могла только представить выражение ужаса на его лице. Ей было интересно, как выглядит Гермиона. Покраснела бы она от смущения при своем признании или побелела бы как полотно, явно шокировав одного из своих самых близких друзей? А потом мантия и карта. Она была хорошо осведомлена о мантии, Гермиона использовала ее, чтобы получить доступ к коридорам невидимой, для ночных посещений, но Беллатрикс не знала ни о какой карте и что именно она означала. Она слышала слухи об одном пергаменте, который сообщал известное местонахождение людей в школе, но никогда не видела и не держала его в руках. Очевидно, что это действительно существовало, и Гермиона решила использовать обоими этими предметами, чтобы следовать за ней. Разум Беллатрикс шатался от этой свежей информации со смешанным желанием восхищения хитростью и коварством девушки и простой доброй старомодной ярости от того, что за ней шпионят. Она закусила губу и тихо закипала. “Беллатрикс? Беллатрикс Блэк?” - Уточнил Поттер. “Да. Я ... я знаю, что ты более чем осведомлен о ее переходе в Орден и ее роли в свержении Волдеморта, но я также знаю, что в твоем сердце была ненависть к ней из-за Сириуса. Наверное, я боялась, что ты больше не захочешь быть моим другом, если узнаешь, как я к ней отношусь”. “Ты же знаешь, что она не виновата в его смерти, верно? Ты сказал мне, что просмотрел воспоминания”. - Спокойно сказала Джинни. “Я ... я видел их, да. Но…Я имею в виду…почему она? Почему какая-то бывшая Пожирательница Смерти с историей тяжелых психических заболеваний и безумия, не говоря уже о всех других невыразимых вещах, которые она совершила, когда у тебя может быть кто угодно? Почему Гермиона? Я не понимаю”. “Это всегда была она, Гарри”. Беллатрикс услышала сдавленный всхлип в ответе Гермионы и почувствовала, как задрожали ее собственные губы. Она чувствовала себя бессильной и усталой. Именно поэтому девушке нужно было уйти от нее. Ей нужно было быть с кем-то, на ком не было грехов прошлого; с кем-то, за кого ей не нужно было извиняться или объяснять причины. Слова Гарри, хотя и трудно было расслышать, на самом деле были теми, которые ее ведьма должна была услышать от мира, когда они отрикошетят, осуждая ее. “Всегда была? Я этого не понимаю”. Гермиона вздохнула. - “Я всегда была очарована ею, и я думаю, когда я выросла и осознала свою ориентацию, она стала объектом моего желания”. “А Флер?” “Была красивой и яркой, и у меня перехватило дыхание в тот день, когда она скользнула в Большой зал. Она была реальной, стояла передо мной и казалась более достижимой, хотя в то время я была в ужасе от того, что действовала на основе своих чувств, конечно”. “Но она мучила тебя, Гермиона. Она держала тебя, и нам пришлось слушать твои крики, пока она резала твою кожу, как мясник”. “Да. Но, Гарри, это было гораздо больше, и я клянусь, что расскажу тебе об этом, но не сейчас. Пожалуйста. Я не хочу монополизировать сегодняшний день. Я просто хочу провести время с двумя людьми, которых я люблю”. “Просто ... просто еще кое-что”. “Конечно”. “Ты…ты любишь ее? Она знает? Она заинтересована в тебе ... романтически.” Гарри говорил так, словно у него во рту была желчь, и Беллатрикс не могла найти в себе сил винить его за это. “Да. Да, я люблю ее. Она знает, что я чувствую и чего хочу. Что касается ее? Это сложная часть.” - Гермиона невесело рассмеялась. - “Как кто-то вроде Беллатрикс может любить кого-то вроде меня”. “Потому что она видит в тебе... как...” “Грязнокровку? Нет. Не это. По иронии судьбы, это никогда не было для нее проблемой. Я имела в виду ее историю, как ты ее назвал. У нее раньше не было таких чувств, и это ужасно влюбляться в лучшие времена, но когда ты не понимаешь ничего такого истинного и чистого…что ж, все, что я скажу, я готова ждать”. Щеки Беллатрикс были влажными, но она не пыталась их вытереть, глядя прямо перед собой на мягкую обивку сиденья напротив нее. “Я об этом не подумал”. - Пробормотал Гарри. “Она также блестящий учитель. Не пойми меня неправильно, иногда она капризничает, но я должна сказать, что она лучший профессор ЗОТИ, который у нас был ”. - Добавила Джинни. “Она делает тебя счастливой? Беллатрикс задержала дыхание, в груди перехватило, ее сердце забилось немного быстрее, когда она услышала тихий смешок. “Она действительно делает. Не все время. Иногда... иногда это больно”. Дверь паба распахнулась, звуки улицы проникли внутрь вместе с ветерком, который скользнул по каменному полу и коснулся лодыжек Беллатрикс. “Вон она идет”. - Заявил Гарри, оборачиваясь. “Пожалуйста. Пожалуйста, не упоминай об этом ни ей, ни кому-либо еще”. - Взмолилась Гермиона. “Я не буду. Я обещаю ”. - Нежно сказал Поттер. Беллатрикс услышала шарканье за спиной и вытянула шею в сторону. Гарри стоял на краю их кабинки, и она могла разглядеть заднюю часть его джинсов и красный вязаный свитер. “Флер. Так приятно снова тебя видеть ”. - Сказал он счастливо. “Арри. Прошло слишком много времени, да?” - Переливы мягкого французского акцента на мгновение заполнили пространство вокруг нее, прежде чем последовало больше движения. Беллатрикс подозревала, что француженка села, когда Гарри исчез из поля зрения, и она задавалась вопросом, сядет ли она рядом с Гермионой, чтобы их руки и бедра соприкасались, или она сядет напротив нее, чтобы иметь возможность смотреть в ее красивые карие глаза. Ее руки сжались в кулаки, пока не побелели, прежде чем она ослабила напряжение, пытаясь заставить себя сохранять спокойствие. Не стоит ей расстраиваться. Это было неразумно. Это было вредно для здоровья. “Джинни. ‘Эрмиона. Очень приятно”. “Привет, Флер”. - Сказала Джинни, и Беллатрикс уловила намек на неприязнь в ее тоне. Она решила, что теперь младшая Уизли ей нравится больше. “Привет”. - Ответила Гермиона. “Мы купили тебе сливочное пиво. Это все равно должно быть достаточно круто ”. - Гарри сказал. “Спасибо. Это действительно приветствуется. Погода здесь намного лучше, чем дома. Весна в полном расцвете, да?” “Да”. - Ответила Джинни. Повисло неловкое молчание и некоторое движение напитков по столу, и Беллатрикс почувствовала, что, возможно, между ними четырьмя не так уж много общего, чтобы поддерживать непринужденную беседу. “Итак. Эрмиона. Ты подумала о школьной программе? Я принесла с собой кое-какую информацию и уже встречалась с вашей директрисой по поводу дат”. “Честно говоря, я много думала об этом, и я ... ну, я не уверена, что мне стоит участвовать. Мне кажется, что время выбрано неправильно”. “О? Почему?" “Во-первых, выпускные экзамены, их я бы пропустила… И я бы скучала по... людям”. “МакГонагалл упомянула, что ты можешь сдать их пораньше, и вернешься к началу сентября, если, конечно, ты не захочешь остаться?” Беллатрикс тяжело сглотнула и прикусила потрескавшуюся кожу на нижней губе, ожидая ответа Гермионы. Четыре месяца. Она может отсутствовать целых четыре месяца. Беспокойство покалывало ее пальцы на руках и ногах и плавало в животе. “Я знаю. Хотя я и представить себе не могу, что останусь там". “Ты этого еще не видела. Это способ втянуть тебя в это”. - Легко сказала Флер. “Я уверена, что в этом есть очарование, но Хогвартс и люди здесь это мой дом”. “Конечно. Конечно, да. Что ж, сейчас тебе просто нужно посмотреть, то ли это, чего ты хочешь. Курс интенсивный. Только самые яркие проходят его, но он открыт для молодых волшебников и ведьм со всего мира. Ты бы встретила так много новых людей и многому научилась. Это открыло бы двери для тебя, Эрмиона, особенно если ты хочешь работать в Министерстве или даже в волшебном мире за границей”. “Я только что бегло просмотрела, и это звучит довольно здорово, Гермиона”. - Сказала Джинни со вздохом, который мало помог скрыть ее печаль. “Я обязательно внимательно посмотрю и поговорю с тобой об этом, прежде чем приму окончательное решение”. “Хорошо. Я рада этому ”. - Заявила Флер. - “А теперь, где ты была? Прошло много времени с тех пор, как я видела тебя в последний раз. Ты выглядишь очень красивой”. “О, я ... спасибо. У меня все хорошо”. “И Арри. Ты теперь аврор? Я знала, что у тебя получится”. “Мне это нравится, честно. Никогда не бывает скучно”. - Ответил Поттер с энтузиазмом. “А ты все еще хочешь играть в квиддич, да?” “Да”. Джинни ответила немного резко. Беллатрикс стало интересно, какое выражение лица было у рыжей. “У тебя тоже все получится. Я не сомневаюсь”. “Итак, если вы обе не против, мы с Гарри собираемся прогуляться. Проведите немного времени вместе, хорошо?”. - Спросила Джинни. “Ну, ладно”. - Сказала Гермиона, не в силах скрыть свое удивление. “Конечно. Юная любовь очаровательна”. - Проворковала Флер. - “Я составлю компанию Эрмионе на некоторое время”. “Было здорово увидеть вас обеих. Мы скоро, Гермиона”. - Сказал Гарри, когда они с Джинни вышли из уютной кабинки, и Беллатрикс услышала поток объятий и прощаний. Она откинулась на спинку стула и ждала, делая еще несколько глотков своего напитка, когда ее охватило беспокойство. "Наконец-то мы одни". - тихо сказала Флер. “Похоже на то”. - Гермиона ответила смешком, который для ушей Беллатрикс прозвучал нервно, почти застенчиво. “Признаюсь, я в восторге от этого”. “Я уверена, что нелегко сидеть с Джинни после ... ну, последствий вашего развода с Биллом”. “Сейчас это не имеет значения. И в любом случае, это не то, что я имела в виду”. “О?” “Нет. Я счастлива, потому что ты ‘здесь. Я хотела увидеть тебя снова”. “Из-за программы, ты имеешь в виду?” Беллатрикс зарычала от разочарования из-за откровенного флирта, стеснение в груди сдавило ее еще больше. Она схватилась за перо, чтобы занять руки, перекатывая его между пальцами.  “Нет, моя дорогая. Потому что я думала о тебе довольно часто, и я подумала, что, может быть, может быть, ты все еще думаешь обо мне тоже”. “Флер, я...” “Неужели я ошибалась все те годы назад, когда ты так смотрела на меня?” “Нет, ты не ошибалась, но...” Беллатрикс уткнулась головой в плечо и спинку кабинки и крепко зажмурилась, когда внутри поднялась новая волна тошноты. “Мы обе были тогда детьми, и мне было велено держаться подальше. У меня не было собственного выбора”. “Мне так жаль”. “Так и есть. Никто не может изменить прошлое, только учиться на нем и расти, да?” “Да, это очень верно”. “Ты мне очень нравишься, Эрмиона, и я хотела бы узнать тебя как друга, особенно если ты решишь записаться, но я не могу отрицать, что нахожу тебя очень привлекательной, как и было всегда. Со временем я бы подумала, что, возможно, это могло бы привести к чему-то ... большему”. Перо сломалось пополам, осколки дерева разлетелись в тисках Беллатрикс, когда низкое рычание раздалось изнутри. Это было как раз то, чего она хотела, не так ли? Кто-то более подходящий по возрасту; более подходящий по жизни, чем она когда-либо могла быть для Гермионы, чтобы двигаться дальше? Но это жалило и жгло, жгло и щетинилось, когда каждая клеточка Беллатрикс вспыхнула при слове "моя"; ее собственническая натура восстала, желая взять контроль и заявить права на девочку публично. Она уронила перо, ее пальцы были испачканы черными чернилами, она крепко сжала их в кулак, а в висках пульсировала боль. Блэк бросила взгляд в сторону бара, на посетителей, наслаждающихся напитками, смехом и разговорами о мирском, счастливыми улыбками и дружескими жестами, куда бы она ни посмотрела. Ей было больно не участвовать в этом. Быть настолько неспособной попросить об этом. Попросить об этом и многом другом. Гораздо больше. “Флер, я... я действительно очень польщена. Я, правда, рада, но есть..." “Есть кто-то еще?” Беллатрикс думала, что ее сердце остановится, пока она ждет в пустоте, жалея, что она отважилась пойти в Хогсмид. Что она не покинула паб в тот момент, когда Гермиона и ее друзья прибыли, коротко поздоровавшись и попрощавшись, прежде чем прокрасться обратно в школу. Вместо этого она оказалась в ловушке момента, который сама создала, слушая вещи, на которые она не имела права. 'Точно так же, как Гермиона поступила с тобой из-под этого плаща', - мрачно напомнила она себе. “Итак, этот ... человек ...” “Мое сердце принадлежит другой, даже если мы не ... встречаемся. Женщине”. “Эта ... женщина, она не дала тебе ничего взамен?” “Не так много слов, но я знаю, что она чувствует то же самое”. “Но она тебе не говорит? Не дает тебе того, что тебе нужно?” Беллатрикс услышала шуршащий звук и представила, что это мягкое прикосновение одежды Гермионы к задней стенке кабинки, поскольку она ждала ответа с большим нетерпением, чем Флер. “Нет. Нет, она этого не сделала”. “Ах. Тогда ладно. Я думаю, что эта женщина сумасшедшая”. Гермиона рассмеялась, и мелодичные ноты заставили Беллатрикс съежиться в углу. “Не смейся. Я серьезно, Эрмиона. Ты восхитительное создание, и любой был бы счастлив иметь тебя рядом”. “Ну, я... спасибо тебе, Флер. Очень любезно с твоей стороны сказать это”. “Не могла бы ты ... нет. Ты, вероятно, скажешь "нет". Это не имеет значения”. “Я что?” Беллатрикс затаила дыхание, ее позвоночник напрягся, когда она уловила идею Флер об ухаживании. Это было немного манипулятивно, несмотря на его простоту, и она вспыхнула от ярости. “Я хотела бы пригласить тебя на прогулку. Это был славный день, не так ли, и ты оказала бы мне большую честь, сопровождая меня”. “О, я ... это было бы неплохо на самом деле”. “Прекрасно! Тогда идем?” Она слышала, как они двигались, звук шагов по полу, и Беллатрикс представила, как француженка протягивает руку. Когда звук их шагов удалился, она пробралась в конец кабинки и выглянула из-за угла как раз вовремя, чтобы увидеть блондинку, придерживающую дверь, чтобы Гермиона могла пройти, прежде чем протянуть руку, как она и боялась. Она наблюдала, как Гермиона просунула руку под ее локоть и они скрылись из виду в направлении деревни. Беллатрикс отпрянула назад, ее руки вцепились в край стола, когда она пыталась собраться и восстановить дыхание; ее легкие сердито работали в своей ребристой клетке. Все причиняло боль. Всего этого было слишком много, чтобы переварить, признать; принять. Даже если она хотела счастья Гермионы и считала, что его лучше встретить в другом месте, это не означало, что ей было менее больно. Женщина, Флер, была красива, в этом не было никаких сомнений, и она была первой влюбленностью Гермионы. Это задело, поскольку Беллатрикс вспомнила разговор, в котором молодая ведьма призналась, что ее всегда тянуло к ней, она была очарована и стремилась узнать все. Разве это не одно и то же? И даже если бы это было не так, значение имело то, что было здесь и сейчас, и то, что Гермиона, помимо всякой благочестивой причины, призналась, что любит ее. ‘И ты позволила ей отправиться на романтическую прогулку с женщиной, которая открыто призналась, что она ей нравится’.   “Заткнись!” - Зашипела она, схватила свой дневник и сунула его в карман куртки, прежде чем протопать к двери. Она поймала взгляд Розмерты, когда та достигла порога, и кивнула ей, сжав губы, прежде чем выйти на улицу и направиться в противоположном направлении, обратно в школу и одиночество ее комнат. День был ясным и ясным, легкий шелест ветра в деревьях, некоторые цветы, недостаточно сильные, чтобы выдержать это, трепетали на земле под ее ногами. У нее болела голова, на сердце было слишком тяжело, как будто свинцовая глыба опускалась на дно пропасти. Ее дыхание было прерывистым, когда она заставляла себя двигаться быстрее, пока не почувствовала жжение в задней части горла и блеск пота на лбу. Это был новый вид боли. Новый способ заставить ее тело быть здоровым, без алкоголя или вскрытия старых ран, чтобы она могла почувствовать, как ее агония истекает кровью. Но ей нравилось видеть в этом наказание. Это помогло сохранить ее новые привычки и оставить старые. По крайней мере, на данный момент этого мышления должно хватить. Беллатрикс была удивлена, когда добралась до внутреннего двора и обнаружила МакГонагалл, стоящую у фонтана. Она не сбавляла темпа и надеялась избежать чего-то большего, чем бесцеремонного приветствия, но у Минервы, похоже, были другие планы. “Ах, Беллатрикс. Тебе понравилась послеобеденная прогулка?” “Не особенно, нет”. - Мрачно заявила она. “О, мне жаль это слышать. Я надеялась, что время, проведенное на территории и за ее пределами, сотворило с тобой чудеса”. Беллатрикс сузила глаза. - “Шпионила за мной?” “Вовсе нет. Я просто хотела отметить, что видела тебя несколько раз на твоих лекциях”. “Что ж, молодец”. - Ответила Блэк с усмешкой, прежде чем уйти в безопасность своей комнаты. “Прежде чем ты уйдешь ...” - Начала Минерва, остановившись, чтобы убедиться, что Беллатрикс снова обратит на нее внимание. Она сделала это неохотно, засунув руки в карманы. - “Ну?” “Я хотела поговорить с тобой о программе, которую Академия Шармбатон предлагает этим летом. Мы с профессором Флитвиком обсудили, какие студенты могли бы поступить, если бы они того пожелали, перед нашим собранием”. Беллатрикс вздрогнула, пытаясь скрыть это как реакцию на ветерок; холод, который охватил. “Я только что слышала об этом”. - Кивнула она в качестве ответа, поджав губы. “Это отличный курс, и у нас на примете семь кандидатов, которые, по нашему мнению, готовы сдать экзамены в конце месяца. Я хотела узнать твое мнение о них, как я делаю с остальными преподавателями, прежде чем мы поговорим непосредственно со студентами”. “Это не совсем так, Минерва. Я точно знаю, что мисс Грейнджер в курсе”. “Это было немного неудачно, я признаю. Мисс Делакур уже написала ей и оценила ее, поэтому я чувствовала, что обязана обсудить это с ней”. Челюсть Беллатрикс напряглась, ее зубы скрипели, когда она слушала; грозовые тучи собирались в ее застывшем взгляде. Когда она, наконец, нашла свои слова, она произнесла их без привязанности. “Я полагаю, что этот опыт пойдет ей на пользу, как и другим. А теперь, если ты меня извинишь.” Она повернулась и едва успела сделать шаг, как раздался голос МакГонагалл. “Беллатрикс?” Блэк на мгновение закрыла глаза, почувствовав белые точки за веками, прежде чем открыть их и снова отвернуться. “Чего еще ты хочешь от меня, Минерва?” - Ядовито спросила она. “Мисс Грейнджер сообщила мне, что ритуал прошел успешно. Мне было очень приятно это услышать”. Ноздри Беллатрикс раздулись. “Хотя я полагаю, что ты очень сопротивлялась ее помощи, я, например, очень рада узнать, что ты наконец свободна от проклятия”. “Это все, или есть еще что-то, чем ты хочешь меня утомить?” - Почти выплюнула она; ее голова, казалось, раскололась надвое. “Беллатрикс. Почему ты всегда борешься со мной?” “Потому что ты никогда не знаешь, когда заняться своим чертовым делом!” “Твое благополучие - мое дело”. Блэк пнула камешек, ее пристальный взгляд наблюдал, как он покатился по гравию, прежде чем остановиться, оставляя за собой небольшой след серой пыли. Минерва подошла ближе к ней, явно не сдерживаемая ее явным проявлением драчливости. “Ты слишком долго жила в эпицентре боли, моя дорогая, но у тебя больше нет там дома. Замки сменились, вы видите, и твой ключ больше не подходит. Я боюсь, что ты останешься у его двери и будешь ждать, пока мир поглотит тебя, вместо того, чтобы идти по пути, который с такой любовью был проложен перед тобой, чтобы путешествовать дальше, с компаньоном, чьи пальцы уже прошли сквозь твои”. “Я не могу…Я не могу обсуждать это с тобой. Не сегодня”. - Рыкнула Беллатрикс, ее глаза расширились и увлажнились; ощущение руки Гермионы в ее собственной быстро сменилось тем, что она была переплетена с рукой Флер. Она чувствовала тошноту с того момента, как решила подслушать, но теперь это было бушующее море, безжалостно бьющееся о стенки ее желудка. - “Мне нужно идти”. “Ты знаешь, где меня найти, если тебе когда-нибудь что-то понадобится”. Шотландский напев звенел в ее ушах, когда она свернула к входу в школу и безопасному коридору за ним, почти ворвавшись внутрь, напугав при этом второкурсницу с Когтеврана. В тот момент, когда ее спина была прижата к внутренней стороне ее собственной двери, она сжалась, слезы тихими дорожками текли по ее раскрасневшимся щекам, когда она, пошатываясь, добралась до ванной и вцепилась в раковину, желая, чтобы желчь оставалась на месте, пока ее пальцы крепко сжимали фарфор. Секунды казались минутами, минуты - часами, пока она держалась, отголоски прошлого пронзали ее разум, как ножи масло, только чтобы быть вытесненными изображениями улыбающегося лица Гермионы, когда она с любовью смотрела на Флер, ее ресницы трепетали, ее мягкие губы открывались, приглашая. В тот момент, когда ее едва переваренный бутерброд вернулся, Беллатрикс рухнула на пол, позволив своему телу вздыматься и покачиваться, извергая свой обед, ее горло болело от кислоты. Она вытерла рот тыльной стороной запястья, прежде чем подняться на ноги и открыть кран, потереть руки под ним и плеснуть немного холодной воды в лицо. Черные глаза нашли ее отражение и посмотрели на него, отметив серую бледность ее лица и пряди волос, прилипшие к коже. Моргая, она отвела взгляд, оцепенело прошла в спальню и со стоном рухнула на кровать. Она закрыла шторы щелчком пальцев и позволила относительной темноте окутать ее, когда она закрыла глаза и резко вдохнула. Беллатрикс все еще чувствовала запах Гермионы на своих простынях и в самом воздухе комнаты с тех пор, как она была там. По крайней мере, это то, что передавали и вызывали в воображении ее чувства, когда она дышала глубоко и спокойно. Она не думала об отсутствии прикосновений или о том, что она была в мире под школой, прикасаясь к кому-то другому. Она не задавалась вопросом, что бы это значило, если бы Грейнджер решила уехать за границу на лето и оставить ее совсем одну. Нет. Беллатрикс вообще не думала об этих вещах, когда она наполнила легкие Гермионой Грейнджер и погрузилась в беспокойный сон.