Под моей кожей

В следующий раз Гермиона увидела Беллатрикс только в четверг. Она провела занятия для первокурсников, прежде чем выйти на улицу, чтобы насладиться кофе и сэндвичем во внутреннем дворике, восхищаясь окружающей красотой; осеннее солнце согревало ее лицо, когда девушка сидела, прислонившись спиной к арке. Сначала она заметила растрепанные волосы; голову, торчащую над вершиной холма, которая спускалась к Крытому мосту. Гермиона отпрянула назад, пристально наблюдая, позволяя своим глазам увидеть женщину, по которой они так сильно скучали. Из-за которой она плакала каждую ночь в течение первых нескольких недель, пока ее гнев полностью не улегся. Но сердце Грейнджер билось со страстью с каждым шагом Беллатрикс по направлению к внутреннему двору. Знакомый ритм, в который оно вернулось, пока она не сводила с ведьмы пристального взгляда, впитывая ее и чувствуя покалывание возбуждения в животе. Она отошла, опустившись на крытую дорожку рядом с открытым пространством, тени от положения солнца окутали ее в темноте и скрыли от глаз. Когда Беллатрикс остановилась у фонтана и, казалось, на мгновение собралась с силами, сняла куртку со спины и перекинула ее через руку, Гермиона затаила дыхание, чувствуя, как воздух обжигает ее ноздри.  Каркнула ворона, ее пернатая фигура приземлилась на соседний выступ, и это привлекло взгляд Беллатрикс к месту между колоннадами. На мгновение Гермионе показалось, что Белла видела ее; темные глаза сканировали арки, пока не нашли птицу, и смотрели, как она клюет клювом каменную кладку. Бледные пальцы прошлись по густым черным волосам, и девушка не смогла удержаться от долгого, мягкого вздоха, ее живот восхитительно затрепетал. И затем она ушла, ее шаги скрыли ее из виду, поскольку она, без сомнения, вошла в школу и коридор за ее пределами. Гермиона откинулась на спинку сиденья и уставилась на птицу, которая, казалось, была вполне счастлива, сидя на солнышке, ее глаза медленно моргали, обозревая сцену перед собой. Это заставило ее улыбнуться.  Возвращение домой, в Хогвартс, тоже заставило ее улыбнуться, ее сердце подпрыгнуло, когда она снова увидела школу. Ей нравилось распаковывать свои вещи в новых апартаментах, а Живоглот оставался рядом с ней, пока она это делала, явно довольный тем, что она вернулась к нему. "Если бы только то же самое можно было сказать о Беллатрикс", - размышляла она, ее настроение мрачно менялось. Не то чтобы женщина сказала ей, что не рада видеть ее снова. Гермиона, в конце концов, говорила, что вернется за ней, но она надеялась, несмотря на отсутствие контакта, что Беллатрикс будет скучать по ней; к настоящему времени она бы нашла ее каким-то образом, который предполагал, что они могли бы наладить хоть какое-то общение. Грейнджер болела за Блэк, жаждала поговорить с ней и спросить, как у нее дела. Проводила ли она время одна, барахтаясь в одиночестве, или мудро использовала его, находя вещи, которые помогли бы ей исцелиться, как она сказала, для этого ей нужно пространство? Драко сказал ей, что ему не удалось поговорить с ней. Что она постоянно отталкивала его, даже полностью избегая, аппарируя в Блэк-Мэнор, чтобы полностью удалиться с территории. Гермиона надеялась, что Нарцисса каким-то образом смягчится и протянет руку помощи, но Малфой подтвердил, что в этом отношении она такая же упрямая, как и ее сестра. По мере того, как тянулись недели, Гермиона потеряла надежду когда-либо услышать что-то от Беллатрикс, она перестала спрашивать Драко о ней. Вместо этого она изливала ему письмо за письмом о своем опыте и обо всем, что она узнала. Он был самым близким человеком, с которым она действительно хотела поделиться этими мыслями, и он всегда был любезен и рад слышать ее, его собственные ответы были длинными и наполненными его собственными событиями. Его оценки были превосходными, не слишком отстающими от ее собственных, и он выбрал должность целителя, что, если честно, удивило Гермиону, но это было до тех пор, пока он страстно не заговорил о желании принести пользу людям после всего, за что он когда-то выступал и в чем участвовал. Школа казалась другой без него и Джинни. Луна тоже, которая в настоящее время находится в мистическом убежище в Швеции со своим отцом. Преподавательский состав был невероятным, и она легко вжилась в свою роль, с удовольствием принимая новую работу. Принять решение было легко, когда Минерва связалась с ней в конце семестра, сообщив ей о вакансии и о том, что она была ее первым выбором на эту должность. Давно прошли те дни, когда ее тянуло в Министерство, и даже когда в начале августа они обратились к ней лично, желая, чтобы она присоединилась к их программе, она с радостью отказалась. Последовали недовольные взгляды и вздохи удивления, но Гермиона была непоколебима в своем решении, сообщив им о своем намерении вернуться в Хогвартс; ее дом и будущее, которого она хотела. Будущее. То, что вращалось вокруг Беллатрикс всякий раз, когда она представляла это, и теперь, через четыре дня после семестра, этот образ становился не чем иным, как видением. Гермиона взяла свою чашку, скомкала бумажную обертку от своего сэндвича и направилась обратно в замок, поднимаясь по лестнице в свой класс, чтобы подготовиться к встрече с третьекурсниками. Выходные почти подошли к концу, и она улыбнулась, подумав о том, что Драко и Джинни присоединятся к ней в Хогсмиде и довольная тем, что Флер освободила свое расписание, чтобы присоединиться к ним. Девушка потратила несколько минут на то, чтобы подготовить конспекты к уроку и прежде чем вернуться к своему столу, ее внимание привлекла одинокая красная роза, изящно поставленная на стол. Ее брови нахмурились, и она взмахнула палочкой, чтобы посмотреть, трансфигурирован ли цветок. Однако он оставался в своем цветочном состоянии, его насыщенные текстурированные лепестки были мягкими под ее пальцами, когда она ущипнула один и слегка потерла его. “Беллатрикс”. - Вздохнула она; волна восторга взлетела вверх и расцвела на ее губах. Она тяжело сглотнула, наслаждаясь пьянящим чувством того, что с ней считаются, несмотря на то, что до сих пор ее избегали. Мысль об этом разозлила. Четыре месяца назад Гермиона решила, что вернется и посмотрит, что именно будет делать Беллатрикс. Она приучила себя, хотя это было трудно, оставаться в стороне и позволить темной ведьме самой найти ее. За последний год это были относительно несбалансированные отношения, и она больше не хотела постоянно преследовать женщину. Это истощало ее, делало больной, и хотя она скучала по ней до безумия, она, наконец, смогла дышать и понять, что ей нужно было время. После занятий она насладилась легким ужином с Невиллом и Помоной, прежде чем вернуться в свою комнату, но она обнаружила, что ее шаги ведут вниз, а не вверх, и вскоре в поле зрения появилась общая комната Слизерина. Ее удивило, что она оказалась там, что ее тело пожелало найти человека, которого оно хотело увидеть, хотело снова соединиться с ним; их связь не прервалась, хотя и была изношена и разрушена. Исчезла необходимость носить плащ и скрывать свои визиты. Теперь они были равны, и она имела полное право постучать в дверь коллеги-профессора в любое время. Грейнджер постучала костяшками пальцев в тяжелую деревянную дверь и терпеливо ждала, нервы покалывало под кожей, когда она задавалась вопросом, что может произойти; сценарии, которые она много раз проигрывала за время своего четырехмесячного отсутствия. Когда дверь распахнулась, и Беллатрикс в шоке уставилась на нее, она мягко улыбнулась и вошла внутрь, стоя рядом, когда услышала щелчок, за которым последовал медленный выдох. Их глаза встретились и на мгновение девушка перенеслась в тот момент, когда впервые вошла в комнату Беллатрикс, и в бешеную скорость ее сердца и разума, когда они работали над удалением ее шрама. “Привет”. - Пробормотала Грейнджер немного застенчиво, чувствуя, как ее щеки слегка порозовели. “Привет”. - Беллатрикс прокашлялась, прочищая горло после того, как слово, казалось, застряло у нее в горле. “У нас не было возможности поговорить с тех пор, как я вернулась. Я хотела тебя увидеть”. “Начало семестра всегда насыщено”. Конечно, это было правдой, но Гермиона знала, что это оправдание, поскольку наблюдала, как позиция Беллатрикс становится оборонительной, а ее глаза начинали метаться по комнате, даже если продолжали возвращаться к ней. “Не поспоришь. Как у тебя дела?” “Хорошо”. “Прекрасно”. - Ответила Гермиона, ее взгляд сузился, когда челюсть Беллатрикс начала двигаться, а щеки ввалились внутрь. -“Кстати, я тоже в порядке, на случай, если тебе интересно”. - Спокойно заявила она, продолжая, несмотря ни на что. Ее пальцы дернулись по бокам, ей не терпелось схватиться за бледные тонкие пальцы, которые казались такими же беспокойными, как и ее собственные, но она этого не сделала. Эти шаги должны были быть предприняты женщиной, которая стояла перед ней. “Я слышала”. Ответ был натянутым; даже болезненным, и Гермиона почувствовала укол вины за то, что не преодолела маленькую пропасть и не предложила что-нибудь, чтобы успокоить ее. Однако самоуважение победило. “Я пришла поблагодарить тебя”, - уверенно сказала она, улыбка украсила ее губы. “За что?” “За розу, которую ты оставила в моем классе”. Беллатрикс пристально посмотрела на нее, на мгновение нахмурив брови, прежде чем черты ее лица стоически встали на свои места, благородно выпятив подбородок. “Она была не от меня”. Лицо Гермионы вытянулось; она поняла это по тому, как глаза темной ведьмы вспыхнули золотом по краям, когда напряжение, казалось, покинуло ее. Она услышала тихий вздох, когда попыталась встать на ноги, луч надежды от цветка исчез, как дым от зажженной спички. “Я думала...” “У тебя должно быть появился поклонник. Без сомнения, влюбленный студент. Это случается”. - Добродушно пробормотала Беллатрикс. “Я знаю”. - Грустно улыбнулась девушка, хорошо зная, что у студентов развиваются чувства к своим профессорам, более острые, чем у большинства. — “Это моя ошибка. Я больше не буду тебя беспокоить”.  - Добавила она, отступая к двери, несмотря на то, что Беллатрикс почти преграждала ей путь к отступлению. Она почувствовала, как пальцы сомкнулись вокруг ее предплечья, когда она остановилась на полпути, у нее перехватило дыхание, когда она посмотрела в темные глаза, нервно перебегающие между ее собственными. Контакта кожа к коже не было, и все же Гермиона почувствовала, как электричество пробежало по ее венам от прикосновения. “Ты не ... ты не беспокоишь меня, я имею в виду”. - Спокойно заверила Беллатрикс. - “Мне просто нужно быть кое-где к восьми”. “Ох. Я... ты не...” “Встречаюсь с кем-нибудь? Нет". - Ответила темная ведьма с мягким смешком. - “Я не совсем уверена, что она придет, поскольку оставила приглашение довольно открытым”. Гермиона пристально посмотрела на нее, когда ее грудь начала сжиматься. Она хотела спросить, с кем она встречается и для чего. Беллатрикс залатала разрыв с Цисси или нашла друга, которому могла довериться во время ее отсутствия, или это было что-то большее? То, о чем она не смела даже думать, могло быть причиной ее молчания во время ее отсутствия. Она резко вдохнула, ее нос дернулся, когда она это сделала, и убрала руку из хватки Беллатрикс, когда почувствовала, что пальцы естественным образом отпали. “Что ж, тогда я оставлю тебя с твоими... делами”. Обе женщины оставались прикованными к своим местам, пристально глядя друг другу в глаза, казалось бы, ища ответы на невысказанные вопросы, которые возникли за четыре месяца разлуки. Гермиона начала чувствовать влияние гравитации, когда вдохнула сущность темной ведьмы и позволила ей обвить ее щупальца вокруг своего сердца, ее веки дрогнули, когда она это сделала. “Я ... я...” “Что?” - Спросила она с надеждой, наблюдая, как темные глаза Беллатрикс опускаются к ее рту. “Я ... это ... может быть, ты захочешь... нет”. - Начала Беллатрикс, сокрушенно качая головой и плотно сжимая губы. “Может быть, я захочу что?” - Гермиона вздохнула, немного затаив дыхание. “Если ... если, может быть, ты хочешь... рассказать мне как-нибудь о том, как ты проводила время вдали от дома? Мы могли бы встретиться в субботу, может быть, перекусить ... если ты хочешь, я имею в виду”. Гермиона почувствовала легкое головокружение, услышав просьбу темной ведьмы; эмоции, с которыми она доблестно пыталась справиться, беспрепятственно прорывались сквозь ее защиту. “Я... я не могу”. - Ответила она, наблюдая, как золотые крапинки исчезают в темноте. “Нет. Нет, конечно, нет. Я понимаю”. - Сказала Беллатрикс, пульс на ее шее, казалось, раздражающе пульсировал в своем проводном столбике, когда она открыла дверь, отступив в сторону, чтобы Гермиона ушла. - “Желаю Вам хорошего вечера, мисс Грейнджер”. “Я имела в виду, что не смогу в субботу”. - Гермиона сказала немного резко, разочарование давило на ее виски из-за того, что ее снова так легко отвергли. - “У нас планы с Драко, Джинни и Флер в Хогсмиде”. Она наблюдала, как челюсть Беллатрикс напряглась, жесткость ее черт выглядела довольно смертельно в тусклом свете из коридора. “Да, почему бы и нет. Тогда я желаю Вам всего наилучшего”. “Ты меня не слушаешь”. - Укусила Грейнджер; ее рука вцепилась в край двери, чтобы она не открылась дальше, ее раздражение бурлило в пищеводе, кислотность горела, как лесной пожар. В глазах Беллатрикс появилось смягчение, которое она пыталась игнорировать; ее рассеянный взгляд, казалось, не мог удержаться, поэтому Гермиона продолжила, несмотря ни на что. “Я освобожусь к семи, если ты захочешь зайти”. “Я... я могу это сделать”. “Хорошо. Хорошо. Тогда наслаждайся остатком своей ночи”. Гермиона услышала почти прошептанное: ‘Ты тоже’, когда исчезла в коридоре и отправилась обратно в свои комнаты, ее разум был скручен в узлы, как и ее желудок, когда она пыталась разгадать их встречу. С Беллатрикс никогда не было ничего простого. Это была одна из вещей, которые она находила безумно привлекательными, но это также раздражало ее, заставляя пережевывать свой рассудок, как мышь кусочек сыра. Отодвинув это на задний план, она провела вечер, отвечая на письма от своих друзей. Суббота не могла наступить достаточно быстро. ********************************************************************************** Суббота тянулась и тянулась, и Беллатрикс провела большую ее часть, глядя на часы и мечтая о каждой минуте, пока она пыталась сформулировать, что именно она хотела сказать Гермионе, если разговор позволит. Она думала, что слова были совершенно ясны в ее голове. Она усердно работала над собой в течение последних нескольких месяцев, несмотря на то, что отказывалась от их контакта; контакта, которого ей не хватало, как воздуха, ежедневно, и все же она почувствовала, как на нее снизошло какое-то оцепенение. Это позволило ей увидеть себя как чистые холсты, на которых она любила рисовать, постепенно создавая каждую сцену, пока она не стала истинным отражением того, что она пыталась запечатлеть. Беллатрикс нарисовала себя так же; использовала свое пустое сердце и наполнила его вещами, которые заставляли ее чувствовать себя позитивно и вкладываться в мир. Вещи, которые доставляли ей радость или заставляли ее сердце страдать. Многие из них были Гермионой или воспоминаниями, которые они создали за последний год, которые до сих пор вызывали улыбку на ее губах, когда она вспоминала их. Но были и другие. Время со своими сестрами, которое она заперла так глубоко внутри, так как боялась, что отец заберет их у нее. Теперь они были открыты, и, хотя она плакала, наблюдая за тем, как они разворачиваются под ее веками, она была счастлива увидеть их снова. Рождение Драко и время, проведенное с ним и Цисси после окончания войны, также наполнили ее грудь, и она начала чувствовать чувство принадлежности и цели. Ночные кошмары все еще преследовали ее, и часы бодрствования между сном и пробуждением мира были самыми одинокими. Помогла ходьба, запах природы в ноздрях и ощущение раннего утреннего солнца на коже заставили ее почувствовать связь со своей жизнью так, как она никогда раньше не ценила. Сама красота этого позволила ей быть ближе к Гермионе; что, возможно, тот же воздух, который скользил над ней, мог также дойти и до ее маленькой ведьмы. Она постучала в дверь Гермионы ровно в семь часов; волны беспокойства проносились по ее венам и покалывали конечности, пока она ждала в тихом коридоре, теребя средним пальцем шов кармана брюк. Дверь открылась. Беллатрикс не успела вовремя сдержать выражение лица, как ее встретила Флер Делакур, смотревшая на нее с теплой улыбкой. Ее ноздри расширились; ее дыхание внезапно стало болезненным в легких, когда они сжались, а пульс загрохотал в ушах. Она закрыла рот, втянув щеки, неуверенная, что может сорваться с ее губ, если она этого не сделает, сердитая и необузданная. “Вы здесь за Эрмионой, да?” - Красноречиво сказала блондинка; ее акцент был отчетливым и вежливым, но он заползал под кожу Беллатрикс, как плющ, извиваясь и поворачиваясь, внедряясь и оставляя синяки. Она не ответила, просто стояла и смотрела, не стесняясь грубого выражения, которое, без сомнения, выражало ее лицо. “Вы...…не хотите зайти?” - Добавила Флер, ее голубые глаза потеряли часть своей глубины, когда ее лицо, казалось, побледнело. Мозг Беллатрикс кричал ей, чтобы она ответила, ее тело было неподвижно приковано к месту, на котором она стояла, когда тошнота поднялась из глубины ее живота и раздулась по бокам, как нежелательная лужа грязи. “Кто это?” - Она услышала, как Гермиона спросила из комнаты. Ее глаза на мгновение метнулись к щели между дверью и француженкой, но она не могла ее там видеть. “Это твоя профессор Блэк, дорогая”. - Флер ответила, коротко облизнув губы. “О, Мерлин. Конечно”. Она услышала какое-то шарканье и возню, прежде чем Гермиона вырвала дверь из рук Флер и широко открыла ее, подойдя и встав рядом с ней. “Мне так жаль. Я потеряла всякое чувство времени”. - Сказала Гермиона с теплой улыбкой, которая ударила Беллатрикс по тому месту, где было больно. “Non, non. Это я отняла у тебя слишком много времени. Я пойду попрощаюсь с МакГонагалл, прежде чем вернусь”. “Да. Она будет рада видеть тебя, как и я”. Беллатрикс отпрянула от двери, когда две женщины обнялись, и рот Флер прижался к обеим щекам Гермионы, прежде чем они расстались. Она сделала вдох, а затем еще один, выпустив их одним длинным рассчитанным выдохом, пытаясь обуздать свои эмоции и не чувствовать укол неприятия из-за того, что их отношения так открыто выставлены на всеобщее обозрение. Она задавалась вопросом, не спланировала ли это Гермиона; намеренно пригласив ее прийти, просто чтобы она могла увидеть ее новый многообещающий роман и засвидетельствовать тот факт, что Беллатрикс никогда больше не сможет думать о ней как о своей. Но в глубине души Блэк знала, что Грейнджер не настолько жестока. Она не сделала бы ничего, что причинило бы ей боль. Нет. Это всегда была ее рука, и за последний год она нанесла несколько таких ударов гриффиндорке. Флер искренне улыбнулась ей перед уходом, и она наблюдала, как взгляд Гермионы следовал за молодой женщиной, пока она не скрылась из виду, прежде чем обратить внимание на Беллатрикс. “Не хочешь зайти?” “Ты забыла, что я приду”. - Зарычала темная ведьма, неуверенность сгустилась в ее груди. Спирали ярости, которые дремали, начали раскручиваться, как яма со змеями в ее животе; шипящие и плюющиеся, скользящие и кусающиеся внутри ее кожи, когда она пошатнулась. Это был не просто гнев. Это была боль. Боль от того, что ее так легко отвергли и выкинули из головы девушки, которая когда-то заявляла, что любит ее, а теперь ...? Она сильно прикусила губу, чувствуя боль в челюсти, но оставалась на земле, ее пальцы царапали ткань брюк, отказываясь отводить взгляд; отказываясь показать слабость. Гермиона моргнула и уставилась прямо на нее, и сердце Беллатрикс подпрыгнуло при виде ее проникновенных карих глаз. “Я потеряла счет времени, вот и все. Почему я должна была забыть о нашей встрече?” “Ты мне скажи”. - Она сдержалась, жалея, что не надела мантию, чтобы спрятаться под ней; чтобы ее руки оказались внутри. Вместо этого они сжались в кулаки, ее ногти впились в мягкую плоть ладоней. “Беллатрикс, пожалуйста...” “Нет. Нет. Не называй меня так”. Замешательство Гермионы было очевидно по выражению ее лица, несмотря на ее непринужденную позу и то, как легко она прислонилась плечом к дверному косяку. Это раздражало ее больше, чем должно было. Все было неправильно. Изменено. Недоступно. “Я не понимаю. Не могла бы ты, пожалуйста, просто зайти?” Гермиона отступила назад, открывая дверь шире, и Беллатрикс не смогла удержаться, чтобы не проскользнуть мимо нее и полюбоваться видом гостиной, которая находилась за ней, ее теплые красные и позолоченные украшения, очевидно, демонстрировали гордость дома, как и ее собственные апартаменты. Она теребила губу, дергая за кусочки кожи и с тревогой прикусывая их, обдумывая варианты, ошеломленная водоворотом эмоций, бушующих внутри нее. “Пожалуйста?” Возможно, это был звук скорбной просьбы Гермионы или неуверенность, которая плавала в добрых карих глазах, но она обнаружила, что пересекает порог и стоит рядом с большим диваном. Она не отрывала взгляда от пола, не доверяя себе, чтобы осмотреться; не желая видеть доказательства присутствия француженки, но обнаружила, что не может этого сделать, так как услышала мягкое мурлыканье и вспышку рыжего цвета боковым зрением. Живоглот бочком подошел, теплый рокот из его груди наполнил Беллатрикс чувством спокойствия. Она наклонилась, когда он приблизился к ней, запустила пальцы в его густую шерсть, прежде чем потереть тыльной стороной ладони его морду, когда он закрыл глаза в праздном блаженстве. “Спасибо, что присматривала за ним. Я действительно оценила это, и я знаю, что Джинни тоже оценила, потому что у них несколько более прохладные отношения”. Беллатрикс проигнорировала комментарий, сосредоточив все внимание на коте, когда она опустилась на колени рядом с ним. Он протиснулся между ее коленями, его передние лапы забрались ей на талию, пытаясь приблизиться к ней. “Я не могу смириться с тем, как сильно он тебя обожает. Это... на самом деле это замечательно”. - Продолжила Грейнджер, по-видимому, не обращая внимания на сдержанность Беллатрикс в словесном ответе. Дверь со щелчком закрылась за ней. Она инстинктивно вздрогнула, прежде чем глубже погрузить руки в теплый мех; ее большие пальцы ласкали усатые щеки. Последовавшая тишина была всеобъемлющей, и Беллатрикс обнаружила, что потерялась в ее вакууме, глядя в прикрытые глаза, сонные от удовлетворения. Мурлыканье Живоглота превратилось в долгий раскатистый рокот счастья, который она чувствовала кончиками пальцев, наслаждаясь комфортом прикосновения к другому живому существу. Она никогда не любила животных, особенно кошек. Они были отчужденными и независимыми, сварливыми и часто непредсказуемыми. Непостоянными в своих привязанностях. Возможно, неудивительно, что это конкретное существо, казалось, было увлечено ею. Они были больше похожи, чем она думала раньше, но за последние месяцы она увидела отражение своего собственного характера. Однако больше всего ее удивило то, что кот, известный своей неспособностью любить кого-либо из друзей Гермионы, позволил себе не только тепло относиться к ней, но и каким-то образом принять ее такой, какая она есть, как родню. У нее пересохло во рту, и она глубоко сглотнула, облизывая губы, чтобы влага попала в горло, когда она почувствовала, как жгучие слезы оседают там твердой неподвижной массой. Наклонившись, она взяла Живоглота под мышку и положила его на диван, наблюдая, как он поворачивается против часовой стрелки и взбивает подушки, пока не почувствовал, что ему достаточно удобно, чтобы свернуться в довольный клубок и продолжить свое мягкое мурлыканье. Не имея ничего, что могло бы отвлечь ее, Беллатрикс почувствовала, как нервы сжимаются внутри нее, ползая по ней, как колония муравьев, вторгающихся в каждый уголок ее существа. Она чувствовала их под своей кожей и не могла подавить дрожь, пробежавшую по ее спине. Ее пальцы лениво подергивались, лишенные безопасности роскошного тепла, а руки безвольно свисали по бокам. Гермиона больше не произнесла ни слова, но все это время чувствовала на себе ее пристальный взгляд. Она осмелилась взглянуть и встретила ее взгляд, заставляя себя не моргать или, что еще хуже, не плакать. Беллатрикс ожидала, что Грейнджер что-нибудь скажет, учитывая, что она была в комнате девушки, а не будет смотреть на нее с нежной улыбкой и ждать, пока она заговорит первая. Это было нервирующе, неестественно, и Беллатрикс хотела уйти; хотела убежать в ночь и сидеть в своем поместье, гадая, лишат ли ее компании еще раз. Она подумала о письме, которое написала, задаваясь вопросом, не перепутала ли она тон или действительно слишком поздно ожидать неожиданного. Но, по крайней мере, она попыталась. Это должно было что-то значить. Все еще была надежда. Она бы пока не отказалась от этого. “Куда ты уходила?” - Почти прошептала Гермиона, отвлекая Беллатрикс от ее мыслей. “Хм?” “Куда ты только что уходила? В твоем сознании”. Беллатрикс открыла рот, чтобы заговорить, но снова закрыла его, не уверенная, как много она готова рассказать после стольких месяцев молчания вообще. Гермиона была единственным человеком за всю ее жизнь, который, казалось, мог вывести ее сдержанность на разговор. Она обнаружила, что хочет поговорить; обсудить, поделиться, и ей нужно было услышать истории девушки в ответ. Но теперь? Сейчас все было по-другому; напряженно. Как незнакомцы, которых оставили вместе, неуклюжие и неподвижные, ожидающие, что кто-то другой придет и избавит их от страданий. “Я была…Я думала, приедет ли мой гость сегодня вечером”. - Ответила она так прямо, как только мог ее голос, когда на нее нахлынул непоколебимый взгляд Гермионы. “Ох. Конечно. Вы...…кажется, вы часто видитесь друг с другом”. Беллатрикс заметила легкую язвительность в ответе, тот же собственнический тон, который она использовала в прошлом в отношении Розмерты, когда пыталась покопаться в их отношениях. Она знала, что может, знала, что должна успокоить разум Гермионы и объяснить, кто была та женщина, к которой она обратилась с открытым приглашением, но свежие образы Флер царапали основание ее черепа, затуманивая ее суждения и пронзая ее органы один за другим. Сравнение всегда приводило к отчаянию, Беллатрикс это знала, но это не мешало ей делать это, когда дело касалось француженки и всего, что она могла предложить Гермионе, чего сама Блэк не могла. “Я полагаю, что многое может измениться за четыре месяца”. - Сказала она хладнокровно, ее гнев на себя был таким же резким, как и ревность, обжигающая ее легкие, когда она сделала глубокий вдох и задержала его в плену. Она выдохнула, прежде чем продолжить. - “Я должна идти”. “Ты только что пришла”. - Резко бросила Гермиона. “И явно испортила тебе вечер, а мне нужно подготовиться к своему собственному”. Она двинулась к двери, но Гермиона преградила ей путь, крепко обхватив ручку. Ее глаза потемнели, когда она перевела взгляд с ручки на карие глаза девушки, ее ноздри раздулись. “Ты пришла сюда, чтобы поговорить. Ты пришла сюда, чтобы спросить о моей поездке. Это была твоя идея. Ты назначила время и место, и вот мы здесь”. - смело сказала Гермиона, выдерживая свой жесткий взгляд, который, как почувствовала Беллатрикс, сердито толкнул ее в виски. “Да, моя идея, и ты совершенно забыла об этом. Слишком занятая со своей девушкой, чтобы помнить о нашей встрече. Встрече, которую я никогда не должна была назначать”. - Сердито выплюнула темная ведьма в ответ, ее голова начала раскалываться надвое от ощущения себя в ловушке, запертой в пространстве, которое казалось слишком тяжелым для нее; запертой в моменте, который она не могла контролировать. “Которую ты никогда не должна была назначать? Назначать встречу? Это то, чем мы сейчас являемся друг для друга, Беллатрикс? Ты превратила нас обеих в людей, которые проводят время вместе, как будто это неблагодарная работа?” “И даже тогда ты не смогла взять на себя обязательства”. - Возмущенно усмехнулась Блэк в ответ, ярость поднялась по ее телу и наполнила рот желчью. “Я сделала все, что могла, чтобы встретиться с тобой сегодня, когда ты попросила меня”. “И я должна быть благодарна, да?” “Я не из тех, кого можно бросить и убежать на свидание”. - Прошипела Гермиона. “Конечно, нет. Это ты выставляла напоказ свою девушку передо мной. Ты - та, кто вообще забыл о том, что мы договорились о встрече. Ты - та, кто совсем забыл меня!” - Крикнула Беллатрикс и ее левый кулак ударил в стену сбоку от двери. Боль пронзила ее руку, и она поморщилась, когда прижала руку к груди и обхватила ее другой; костяшки пальцев были содраны, кровь пузырилась на поверхности, когда ее пальцы онемели от шока. Гермиона сразу же оказалась в ее пространстве, ее теплые руки пытались взять ее поврежденную под свою опеку, но она сопротивлялась, отступая назад, как раненое животное, ее губы скривились в оскале. “Не прикасайся ко мне”. - Бушевала женщина, боль вспыхнула на лице Гермионы, когда она это сказала. “Я никогда не забывала тебя, Беллатрикс. Ты была той, кто первой отказалась от нас, спрятала свой дневник, никогда не отвечала на мои письма. Я... я сказала тебе, что вернусь за тобой, и я... ” Беллатрикс фыркнула, ее взгляд был злобным. “Позволь мне исцелить это для тебя”. - Добавила Гермиона мгновение спустя, когда тишина стала слишком напряженной, чтобы ее игнорировать. “Нет”. “Все такая же упрямая”. “Я могу сделать это сама. Это достаточно простое заклинание”. - Раздраженно возразила она, прежде чем поняла, в чем она непреднамеренно призналась. “Ты... ты теперь можешь творить исцеляющую магию?” Она пожала плечами и отвела взгляд, ее гнев начал медленно закипать. “Это...” - Гермиона вздрогнула, улыбка расплылась по ее лицу, осветив глаза. - “Это невероятно. Я... я удивлена. Счастлива. Это должно означать, что ты ... что ты ...” “Да. ДА. Это все очень мило, что большой, плохой Пожиратель Смерти начал творить добрую магию”. - Она усмехнулась. “Беллатрикс, это грандиозно”. Блэк пожевала внутреннюю часть рта и, уставилась на пустое место на двери через плечо Гермионы, задаваясь вопросом, должна ли она просто заставить деревянную преграду открыться, а не терпеть еще мгновение, когда гнев начал рассеиваться; бабочки всколыхнулись в ее животе, когда она почувствовала гордость девочки за нее. Она все еще нуждалась в этом; все еще нуждалась в этом утверждении, в этом чудесном карем взгляде. Все еще хотела быть источником ее гордости, ее рот угрожал извергнуть все, что она сделала, как работала над собой за те недели, пока Гермионы не было, зная, что сердце девчонки переполнится счастьем, услышав это. Будет ли это по-прежнему? Может ли это сейчас, после ... после… Беллатрикс покачала головой и испустила долгий вздох, за которым последовало резкое шипение, когда ее большой палец коснулся ее изувеченной плоти, короткий шок боли напомнил о том, где она была и как много ей нужно оставить, чтобы зализать все раны, которые она так остро чувствовала. “Мне нужно идти”, - сказала она, не называя никакой другой причины, но делая решительный шаг назад к двери. “У нас еще есть время поговорить. Наверстать упущенное, если хочешь?” - Тихо сказала Гермиона. Беллатрикс слышала надежду в ее голосе, черты ее лица были открытыми и приглашающими. Девушка уже вторгалась в ее чувства, ее запах, такой близкий после стольких лет, обвивал ее сердце, заставляя ее чувствовать себя в безопасности. Это было безумие. “Нет. Я думаю…Я думаю, что это слишком рано и, возможно, бессмысленно”. Гермиона удрученно отступила, больше не мешая ей уйти. Беллатрикс не задавалась вопросом, почему это было хуже, чем ее предыдущее чувство стеснения. “Я бы хотела попробовать снова, может быть, вечер, когда у тебя не будет планов, или ужин”. - Сказала Гермиона, игнорируя, казалось, едкий комментарий, который только что сделала Беллатрикс. Она обхватила пальцами дверную ручку и замерла, почувствовав, как дужка поворачивается, и чья-то рука коснулась ее предплечья. Белла посмотрела на нее, карие глаза изучали каждую эмоцию, мягко обвиваясь вокруг нее, тепло просачивалось сквозь ее одежду. “Однажды ты спросила меня в Блэк-Мэноре на следующий день после того, как освободила меня от проклятия, чего я хочу от тебя. Ты помнишь?”- Тихо спросила Гермиона; ее голос оказался настолько близко, что Беллатрикс почувствовала, как он ласкает ее щеку. Беллатрикс кивнула, проглотив сухую вату во рту, пока ждала, не смея взглянуть на девушку рядом с ней, чей большой палец рисовал бессмысленные узоры на ткани под прикосновением. Она хотела, чтобы это была ее кожа; хотела бы она выбрать что-нибудь без рукавов, чтобы снова насладиться ощущением их связи, как раньше. Например, моментами, когда Гермиона тянулась к ней, и они заканчивали тем, что касались друг друга без слов, пока их тела искали утешения, в котором они обе так отчаянно нуждались. “Мой ответ Беллатрикс был "всё". Я хотела, чтобы с тобой было всё. Время вдали показало мне, что я не заслуживаю того, чтобы меня постоянно отталкивали. Ты была права, когда советовала мне исследовать мир и все возможности, которые он может предложить. На самом деле, ты практически подтолкнула меня к этому”. - Гермиона грустно усмехнулась. - “Я не повторю ту же ошибку снова. Я не буду твоим эмоциональным костылем или твоей метафорической боксерской грушей, но я буду твоим самым большим сторонником и буду рядом с тобой, если ты попросишь меня об этом, но я не собираюсь закрываться и просто ждать, пока ты решишь, что я того стою”. Беллатрикс почувствовала, как рука соскользнула с ее правой руки и проложила дорожку к левой, которая болезненно цеплялась за ручку. Она почувствовала, как дверь сдвинулась, и ее собственная хватка на ней ослабла, когда Гермиона взяла инициативу в свои руки и открыла ее, прохладный вечерний воздух из коридора снаружи проскользнул внутрь, как холодный резкий шок от суровой реальности. Она шагнула в него, ее тело бездумно двигалось, пока ее мозг просеивал все, что сказала девушка, прежде чем повернуться и, наконец, встретиться с ней взглядом. Глаза в глаза. Беллатрикс открыла рот, не уверенная, что скажет, учитывая путаницу слов, запутавшихся в ее горле, как виноградные лозы, но ее прервали. “Спокойной ночи, профессор Блэк”. - Гермиона грустно улыбнулась ей, прежде чем закрыть дверь, звук замка, скользящего на место, сильно ударил ее в живот. Беллатрикс немедленно аппарировала, в беспорядке кудрей и одежды, когда она появилась в своей библиотеке, тени в комнате уже были длинными, когда она зажгла огонь. Она с несчастьем смотрела, как тикают часы; еще один потраченный впустую вечер, прежде чем подняться наверх, темная ночь стала еще чернее из-за отсутствия, которое, как она чувствовала, сокрушало ее душу. Горячие и твердые слезы падали на ее простыни; сон стал недобрым другом в ту ночь. ********************************************************************************** Следующая неделя прошла как в тумане, и Беллатрикс почти полностью отступила после того, как поняла, что Гермиона не готова предложить ей ничего, кроме обычной вежливости. Не то чтобы она часто видела нового профессора трансфигурации, кроме как за ужином в Большом зале, где их разделяла большая часть преподавателей, и чье внимание обычно было приковано к Невиллу или Сибилле, которые поменялись местами со Слизнортом. Беллатрикс не была уверена, кого из них она ненавидела больше всего, но Горацию, казалось, было достаточно комфортно вести беседу с Хагридом, и это ее вполне устраивало. Ей не нужно было вести праздную беседу во время ужина. Она не могла удержаться от того, чтобы украдкой поглядывать на стол, ее уши улавливали мелодичный смех Гермионы над какофонией в Зале. Это все еще казалось ей музыкой, а улыбка и теплый оттенок ее глаз, которые сопровождали это, все еще заставляли сердце Беллатрикс трепетать. Но это также причиняло боль. Обидно, что она больше не была причиной ее счастья или получателем таких нежных взглядов. Все болело от ее отсутствия, пустые части ее, которые теперь существовали как камеры для отголосков прошлых моментов, которые они разделили. Они постоянно преследовали ее; она чувствовала их глубоко внутри, когда они говорили все громче и громче, пока ее виски не запульсировали, а вена сильно и тяжело билась на шее, угрожая вырваться на свободу. Карие глаза метнулись вверх, и Беллатрикс оказалась запертой во взгляде Гермионы, не в силах освободиться от него; втягивалась все глубже и глубже, ее дыхание начало замедляться почти до скрытой скорости. Мир замер, время повернулось вспять, в то время как ее голова гудела; тысяча ногтей царапали основание ее черепа, когда она с тоской смотрела на девушку, слезы навернулись на ее ресницы, когда она тяжело сглотнула. А потом все закончилось. Вот так. Внимание Гермионы было приковано к Минерве, большая часть ее лица теперь была скрыта за плечом мантии. Она моргнула, почувствовав, как жирная капля воды упала на ее щеку. Забыв о еде, ведьма отодвинулась от стола, при этом случайно уткнувшись лицом в рукав, уронив столовые приборы и салфетку, прежде чем выйти из зала. Каблуки ее ботинок четко стучали по каменным плитам, когда она спустилась в свои покои и закрылась за надежной прочной дверью. Беллатрикс воспользовалась моментом, чтобы обрести внутреннее спокойствие, проверяя свои карманные часы. Семь тридцать восемь.Со вздохом она аппарировала, оказавшись в коридоре Блэк-Мэнора. Она прошла в библиотеку, разожгла камин и поставила на маленький столик два стакана, графин с пресной водой и бутылку винтажного огненного виски, как делала каждый вечер с тех пор, как написала письмо. Как долго она будет проводить свои ночи в ожидании, надеясь? Белла устроилась на диване и закрыла глаза, убрав с лица выбившийся локон и заправив его за ухо. Огонь весело потрескивал в камине, когда ее рука вытянулась вдоль спинки мебели, мысли о Гермионе прижались к ее боку, ее голова на плече, вызывая улыбку. “У тебя всегда была лучезарная улыбка. Не то чтобы было много причин для этого”. Беллатрикс подпрыгнула, одна рука взлетела к груди, другая уже была вытянута с обнаженной палочкой. “Ты пришла”. - Ахнула она, потеряв бдительность, поскольку ее сердце все еще сильно билось. “Это было самое раннее, что я могла сделать”. “Спасибо, что пришла”. - Сказала она, окинув взглядом женщину, которая пробиралась к ней. “Когда моя старшая сестра просит меня о чем-то, впервые с тех пор, как мы были детьми, как я могла не прийти?” Андромеда села рядом с ней, и Беллатрикс молча налила по порции Огненного виски в оба стакана, прежде чем откинуться на подушки. “Может быть, потому, что ты меня ненавидишь”, - пробормотала она без горечи, которую обычно вызывала в ней ее сестра. “Я никогда не ненавидела тебя, Беллатрикс. Никогда. Я не боялась тебя. Я боялась ЗА ТЕБЯ”. “Я убила наших родителей”. Признание было грубым и жестким, и на мгновение она подумала, что Андромеда не верила слухам и была бы шокирована правдой, столь откровенно отвергаемой между ними. “Да. Я рада, что ты это сделала”. Беллатрикс почувствовала, как рука Андромеды задрожала, обхватив ее руку, балансируя в узком пространстве между их бедрами. “Я никогда не говорила этого вслух, - продолжила Андромеда, ее голос слегка дрогнул, - ... но, клянусь богом, я рада, что ты это сделала. Я ... я оставила тебя там с ними. Тебя и Цисси. После всего, что ты сделала, чтобы защитить меня. Они никогда не причиняли нам вреда, только тебе и я знала… Когда я уходила, я знала, что он…что он с тобой сделает, но я все равно ушла. Я все равно ушла. Я все еще ... ” Беллатрикс смотрела, как слезы беспрепятственно катятся по скульптурным скулам ее сестры, ее темные глаза блестели, наполненные сожалением и годами невысказанной правды. “Ты была свободна”. - Прошептала темная ведьма, крепче сжимая их руки. - “В глубине души это все, чего я действительно хотела для вас обеих, но я скучала по вам. Ты ушла, и я никогда не хотела ненавидеть кого-то больше, чем тебя, поэтому я заставила себя винить тебя. Я сделала тебя причиной, по которой отец причинял мне больше боли, как будто это ты мучила меня ночь за ночью”. “О Белла...”. - Андромеда всхлипнула. “Не надо. Не надо, пожалуйста. Я позвала тебя сюда не для этого. Это было давно, и у меня ... у меня было много времени, чтобы справиться с этим и не позволить этому снова повлиять на меня”. “Ты все еще злилась на меня в прошлом году. Все еще так горько”. “Я знаю. Мне жаль. За последние двенадцать месяцев произошло много событий, которые дали мне повод переосмыслить ситуацию”. “Итак, если не ... наша история, тогда зачем ты позвала меня сюда?” Беллатрикс немного поерзала на своем стуле, потягивая напиток, прежде чем поставить его на маленький столик перед ними. Рука Андромеды соскользнула с ее руки, и ее пальцы почувствовали себя несколько опустошенными из-за ее отсутствия. Она положила ладонь на пространство между ними и сделала успокаивающий вдох. “Я ... я не могу говорить с Цисси. Я ... пыталась, но она знает меня слишком хорошо, может быть, для того, чтобы я открылась, и мне нужно…Мне нужно. Я хочу. Я хочу поправиться, Энди. Я нездорова”. Лицо ее сестры вытянулось; пепельная бледность покрыла благородные черты, когда ее взгляд скользнул по ней, как будто ища внешние признаки болезни. “Ты умираешь?” - Спросила Андромеда, ее голос был чуть громче шепота. “Нет. нет. Ничего подобного”. Она услышала долгий выдох и кивок облегчения и почувствовала, как ее сердце забилось в груди от понимания того, что сестра, которую она потеряла, заботилась о ней. Волновалась за нее. “Тогда что это? Чем я могу тебе помочь?” Беллатрикс сложила руки на коленях, ее глаза пробежались по комнате, прежде чем остановиться на камине. “Ну...ну... Гермиона Грейнджер”. - Она ответила, произнося имя девочки в воздухе, как молитву. “Я понимаю”. - С нежностью сказала Андромеда. Беллатрикс слышала мягкость в ее тоне и знала, что ее сестра улыбается. “Цисси больше не хочет говорить со мной о ней, потому что я ... ну, я причинила ей боль. Я имею в виду Грейнджер. Кажется, моя сестра очень любит ее. Наш племянник тоже, если на то пошло”. Она услышала тихий вздох и шорох одежды. “Моя дочь всегда так высоко отзывалась о ней. Яркая и интересная не по годам. Красивая и, тем не менее, настолько не осознающая, насколько. Я должна согласиться с ней, Беллатрикс. Гермиона - довольно молодая женщина”. “Так и есть”. - Тупо ответила Белла, образы Гермионы проносились в ее сознании, как яркие осколки света. “И все же тебе трудно произнести ее имя. Почему так?” Ее бровь дернулась, и улыбка, которую она так ясно представляла себе, превратилась в хмурый взгляд; серый туман застилал ее зрение. Она моргнула, пытаясь восстановить это, вместо этого увидев себя, остановившуюся в Хогсмиде, скрытую тенями и темнотой, которые обеспечивало облачное небо. “Где ты?” - Услышала ведьма, как Андромеда спросила где-то сбоку от нее. “Внутри памяти”. “О ней?” Она кивнула. - “Да”. “Ты не хочешь рассказать мне об этом?” - Мягко нажала Энди. “Нет. Нет. Это... это только для нее”. Она поймала взгляд Андромеды и почувствовала себя успокоенной улыбкой на ее лице и очевидной привязанностью, которую можно было найти в нем. “Тогда скажи мне. Почему ты не можешь произнести ее имя?” “Я недостойна его произносить. И ... и если бы она услышала это, она бы поняла, что я влюблена в нее”. “И это было бы проблемой?” “В начале ... да. Тогда это действительно была привычка. Я привыкла не говорить этого”. “Значит, она тоже не называет тебя по имени?” Она на мгновение прикусила губу зубами, вспомнив, как легко язык Гермионы обхватывал ее имя; потребность в том, чтобы укоротить его, выдохнуть его в ее уши, когда пальцы Беллатрикс расслаблялись. Она покачала головой, прогоняя фантазии, и выпустила воздух из легких. “Нет”. “Как ты думаешь, чем я могу тебе помочь?” Беллатрикс вздохнула, переводя взгляд обратно на огонь; пламя лизало очаг и излучало насыщенный янтарный свет, который согревал ее, несмотря на расстояние от него. “Я не…Я не знаю, что делать”. - Прошептала она, ее губы дрожали от правды слов. Бессилие не было тем состоянием, с которым Беллатрикс была знакома, и все же все, что требовалось, - это магглорожденная, чтобы довести ее до этого. Чтобы заставить ее нуждаться и жаждать, не забирая и не разрушая. Она действительно сожгла свой собственный мир ради этой девушки, и она знала, что будет делать это снова в каждой жизни. “Ты любишь ее. Ты сказала ей, что любишь?” “Не так много”. - Белла сглотнула, смазывая пересохший рот. “А она тебе сказала?” “Да”. “Есть храбрость гриффиндорцев, которую мы, слизеринцы, не можем понять”. - Андромеда усмехнулась. “Ты была смелой, покинув дом, чтобы быть с мужчиной, которого любила”. “Я была, но тогда я не была сильным членом нашего факультета”. Беллатрикс фыркнула. “Верно. Ты всегда была слишком мягкой. Слишком доброй и полной надежды”. “Гермиона, безусловно, полна всего этого. То, какой она была с тобой, было откровением, честно. Я никогда не видела тебя такой ни с кем”. “Она ... она заставляет меня чувствовать то, что я никогда не считала возможным”. “Так почему вы не вместе? Что произошло за последние месяцы с тех пор, как я видела вас? ” С чего начать, это был вопрос, и Беллатрикс знала, что он придет, даже если она все еще чувствовала себя ужасно неподготовленной к нему. Но ей это было нужно. Ей нужно было поговорить и не чувствовать себя осужденной, с кем-то, кто, как она знала, не предаст ее. С кем-то, кто ее временно не прогнал, как Нарцисса. “Я оттолкнула ее. На самом деле я продолжала отталкивать ее все это время. Нет. Не все время. Были ... моменты блаженства, когда было так комфортно, что это пугало меня. Я не приспособлена для доброты и заботы, не говоря уже о любви. Она не должна была влюбляться в меня. Я не должна была этого допускать”. “Ты не можешь выбирать за кого-то другого, Беллатрикс, конечно, ты должна это понимать?” “Я знаю. Конечно, я знаю, но ... но я была эгоистичной, Энди. Я хотела, чтобы она была рядом со мной. Я наслаждалась ее обществом, ее прикосновениями. То, как она улыбалась, как будто это было предназначено только для меня, и, как к наркотику, я пристрастилась к ней. Это было неправильно с моей стороны. Я должна была держаться от нее подальше ... но я не смогла”. “Цисси рассказала мне о том, как она исцелила твою Темную метку, и она также немного упомянула о проклятии”. Белла кивнула, прежде чем протянуть руку и проглотить остатки виски. “Я видела ее каждый день в течение нескольких недель, и все просто расцветало. Как будто Вселенная продолжала сводить нас вместе, и иногда я наслаждалась всем, что она мне давала. В других случаях я держала ее на расстоянии, потому что она заслуживала лучшего. Она все еще заслуживает”. - Вздохнул Блэк, откидываясь на спинку дивана. Беллатрикс почувствовала, как Андромеда пошевелилась, ее рука потянулась вдоль спинки их сиденья. Она не обняла ее, но как же остро почувствовала ведьма утешение от этого жеста. “А как насчет того, чего ты заслуживаешь, Беллатрикс? После всего, с чем ты столкнулась в своей жизни. Боль и страдания, пренебрежение и насилие. Я знаю, что ты причиняла это другим. Я знаю, что ты ожесточила свое сердце по отношению к миру, но в конечном итоге ты снова пожертвовала собой, чтобы спасти других людей. Сначала это были Цисси и я, а потом ... потом ты предала его, чтобы мы все могли быть свободны. Я думаю, что в тебе тоже есть немного гриффиндорской храбрости”. - Андромеда ухмыльнулась. Она искала в лице своей сестры какие-либо признаки жалости; что-нибудь, что могло бы показать ей, что она все еще видит в ней монстра, но там ничего не было. Ее сердце расцвело внутри нее. “Ты заслуживаешь этот шанс на счастье, и Гермиона Грейнджер - та, кто тебе его даст. Я твердо верю в это, как и Цисси. Она уже показала тебе, что мир не такой уродливый и жестокий, каким ты его считаешь. Это не та книга, полная боли и пустоты, которую тебе показали наши родители. Это ... это также тебе показал ОН. Ты изменила свой жизненный курс. Почему? Это было для нее?” Беллатрикс сжала челюсти и кивнула, чувствуя, как ее зубы сильно сжались, когда она вспомнила тот момент, видение из прошлого вернулось в поле зрения. “Ты отвернулась от всего этого из-за девушки, которая, я полагаю, завладела твоим сердцем и заставила тебя почувствовать впервые. Я думаю, это необъяснимо, даже когда ты вспоминаешь это мысленным взором, как сейчас. Она видит в тебе лучшее, об этом многое говорит. То, как она была с тобой на прошлый Хэллоуин и Рождество, было…ну, это было все. Она смотрела на тебя так, словно ты освещала мир”. “Я бы хотела чтобы это было так”. “Я знаю. Однажды ты изменилась для нее, Беллатрикс. Конечно, ты можешь сделать это снова?” “Она может получить кого-то лучше, я уже говорила тебе”. - Ответила Беллатрикс, у нее пересохло во рту; голос был хриплым от эмоций, которые с тревожной скоростью поднимались к горлу. - “Она ... она не должна быть прикована ко мне; к кому-то, кого мир презирает. Я старая и пыльная по-своему, а не энергичная женщина, которую она должна хотеть”. “Я никогда не встречал молодую женщину, которая знает о себе больше, чем, кажется, Гермиона. Даже Нимфадора, которая всегда была так уверена в том, кто она и чего хочет. Я не верю, что в сердце или разуме этой девушки есть какие-либо сомнения, когда дело касается тебя, Беллатрикс. Я согласна с Цисси в этом вопросе”. “Итак, вы говорили обо мне, да?” - Хмыкнула Белла, чувствуя укол гнева, но позволила ему опуститься ниже. “Конечно. Потому что мы заботимся о тебе. Любим тебя”. Некоторое время они сидели в тишине, Беллатрикс снова смотрела в огонь, а Андромеда нянчила свой напиток рядом с ней. Это было легко; комфортно, и она поняла, насколько по-другому она относилась ко многим вещам. Неужели она так далеко продвинулась в себе за год? Неужели за последние несколько мучительно долгих месяцев она наконец обрела равновесие? “О чем ты думаешь?” - Тихо спросила Андромеда, ее пальцы коснулись плеча Беллатрикс. “Я думаю о том, как я изменилась. Мне интересно, имеет ли она после всех этих недель отсутствия те же чувства ко мне. Я ... я не отвечала на ее письма. Я вообще не обращалась к ней, а теперь она вернулась, как и обещала, и преподает здесь. Мы ... мы теперь коллеги, и это кажется странным”. “Что она больше не твоя ученица? Что теперь вы равны?” “Да”. “И как у вас все было с тех пор, как она вернулась домой?” ‘Дом’.  Это слово звенело в ушах Беллатрикс, как колокол, звеня и отражаясь, прежде чем поселиться в ее животе, как горячий огненный шар, согревающий ее внутренности и проникающий в самые темные уголки ее тела. Она вернулась домой? В Хогвартс, безусловно. Но для нее? Создать с ней дом, здесь? Она резко вдохнула, и боль пронзила ее сердце, когда она подумала о том, как она будет жить без нее. Без Гермионы и любви, которую она ей показала. Яркость, надежда и всеобъемлющее желание, чтобы они были "нами"; чтобы этот дом стал их домом. Их. Беллатрикс почувствовала, как пальцы Андромеды скользнули по ее мокрой щеке, не подозревая, что она начала плакать. Она закрыла глаза и позволила сестре вытереть слезы, потому что больше не сдерживалась от нежности, с которой к ней прикасались. “Я думаю, что может быть слишком поздно”. - Пробормотала она, ее рот наполнился пеплом, когда она вспомнила субботний вечер. “О нет, милая. Такая любовь просто так не угасает.” - тихо проворковала Андромеда. - “Даже в разлуке. Время ... ну, это делает вещи более реальными. Ты ... ты больше скучаешь по людям, и когда ты это делаешь, ты забываешь обо всем плохом и стремишься к хорошему”. Она почувствовала, как рука на ее плече напряглась, и Беллатрикс не была уверена, говорит ли сестра о Теде или о ней. Однако в тот момент это, казалось, не имело значения, поскольку она увидела правду, и ее надежда таяла быстрее, чем песчинки в песочных часах. “Она ... она кое с кем другим”. - Уныло заявила Беллатрикс, заламывая руки на коленях. “Ты это точно знаешь?” “Я видела их вместе. Она не отрицала этого. Возможно, я… Возможно, я заставила ее поверить, что встречаюсь с другой женщиной, а не со своей сестрой”. “О, Беллатрикс”. “Что я наделала, Энди?” - Казалось, что ее грудь сжимается сама по себе; так туго, каждый вдох - борьба. - “Что я наделала? Я ... я ... я выбросила единственную хорошую вещь, которая когда-либо случалась со мной”. “Не все потеряно. Нет, если ты этого не хочешь”. Беллатрикс почувствовала, как чья-то рука обняла ее за плечи, крепкая рука крепко держала ее, и она позволила себе расслабиться. Ее сестра никогда раньше не обнимала ее. Она всегда была сильной; защитницей, щитом между ними и их жестоким отцом. И тогда она полностью потеряла себя, гнев поглотил отчаянную боль и пустоту, которые оставил уход Андромеды, разрушив их отношения. Те недели, которые последовали за этим в подвале Блэк Мэнор, были похожи на облегчение. Она заползла внутрь боли, которая обрушивалась на нее, связав себя с жизнью, полной ненависти. Она обнаружила, что снова плачет, позволяя себе быть уязвимой, неспособной остановиться, даже если бы попыталась. Ей это было нужно. Ей нужны были руки сестры, обнимающие ее, защищающие ее от мира, у ног которого она лежала обнаженная и сломленная. Позволив боли и потере Гермионы поселиться в ее груди, она выкрикнула ее имя, ее пальцы вцепились в подол платья Андромеды, когда она прижалась к ней, ее тело дрожало, рот был открыт и издавал скорбные вздохи, когда она боролась за воздух. “Я тебя держу”. - Шептала Андромеда, и Беллатрикс почувствовала, что слова звучат в ее голове, чувствуя, как ведьма проскользнула в ее голову и позволила ей успокоить ее печаль. - “Не все потеряно. Она не потеряна для тебя”. Беллатрикс не была уверена, как долго они сидели там вместе, но когда она снова подняла глаза и вытерла лицо тыльной стороной рукава, она заметила, что огонь был намного ниже; целые поленья теперь расколоты и разбиты, их пожирает белый жар. Она наклонилась вперед и наполнила свой стакан водой, выпив содержимое, прежде чем снова устроиться в углу дивана, оставив между ними некоторое пространство. “Что…что мне теперь делать? ” - Робко спросила она, как ребенок, который просит совета у своего родителя. Андромеда улыбнулась, положив руку на колено и втирая большим пальцем круги в ткань брюк старшей сестры. “Тебе нужно убраться со своего пути, Беллатрикс. Нет других препятствий, кроме тех, которые ты продолжаешь ставить для себя и, в конечном счете, для Гермионы. Ты - препятствие, которое тебе нужно устранить. Она любит тебя. Ты любишь ее. Жизнь действительно может быть такой простой”. “Но если она с кем-то ...” “Она не такая. Она не станет размениваться. Я просто знаю это. Иди к ней. Объясни все. Все это. Твою правду. То, что я знаю, предназначено только для ее ушей. Она будет любить тебя больше за это, и она заслуживает этого от тебя сейчас. Открой свое сердце, а потом поцелуй ее. Поцелуй ее Беллатрикс всем, что у тебя есть, потом займись с ней любовью и покажи ей, насколько она на самом деле драгоценна”. "Я... я... я не знаю, как это сделать". - прошептала Беллатрикс, чувствуя, как у нее начинают гореть уши. Андромеда подняла бровь, сходство с Нарциссой в этот момент было поразительным. Как и блеск в ее темных глазах. “Возможно, меня не было в твоей жизни, моя дорогая сестра, но я много слышала о твоих ... подвигах”. Белла фыркнула от собственного смущения, не ожидая, что разговор повернется в таком направлении. “О сексе я знаю много. У меня было ... ну, у меня было больше, чем моя справедливая доля, но заниматься любовью? Я понятия не имею, с чего начать”. “И я полагаю, ты не говорила об этом с Цисси?” “Конечно, нет”. “Она довольно чопорная”. - Андромеда рассмеялась, допивая остатки своего виски. - “Проще говоря, Беллатрикс, это то же самое, за исключением того, что за всеми твоими действиями стоят искренние чувства”. “Это... это все?” “Да”. Она нахмурилась и тщательно обдумала слова сестры. Секс всегда был еще одним способом завладеть человеком; освобождение тоже, да, но в основном это были первобытные, низменные желания, вырывающиеся на поверхность, когда она брала все. Она сказала Гермионе, что ее чувства были похотью, а не любовью, но ей сказали, что они могут быть одним и тем же. Это абсолютное влечение и возбуждение, которые текли по ее венам, были естественными. Это может быть любящим и чувственным, а также отчаянным и голодным. Беллатрикс желала Гермиону и провела больше ночей, чем хотела бы признать, катаясь на собственной руке, представляя, как прикасается к девушке и заставляет ее разваливаться на части от ее пальцев или языка. Впоследствии она унизила те личные моменты, чувствуя огромную вину за то, что так думала о ней. Сексуализировать ее, а не любить. И все же, теперь, когда она подумала о тех временах, она ни разу не проявила к ней неуважения и не вела себя агрессивно. Нет. Она ласкала ее, боготворила ее; думая только об удовольствии, даже во время тех, которые разжигали похоть в ее фантазиях. “Я понимаю, почему они называют любовь болезнью”. Андромеда хихикнула, и Беллатрикс наслаждалась богатым звуком. - “Это ощущается именно так, особенно до того, как оно ответит взаимностью. Завершение. Но это единственное лекарство, которое тебе нужно”. “Замена одной зависимости на другую. Не рекомендуется для кого-то вроде меня” - сказала Беллатрикс с кривой усмешкой. “Ах, но Гермиона не вредна для тебя. Она - бальзам для твоей души и ответ на все, о чем просит твое сердце”. Беллатрикс посмотрела в глаза своей сестры и кивнула. Это было правдой. Все это. “Я потратила так много времени, Энди. Я не осмеливалась мечтать, верить, что она когда-нибудь сможет полюбить меня после всего, что я сделала с ней. Я...” “Ты не могла себе этого представить, потому что ты этого не признавала, любовь моя”. “И это становилось все труднее и труднее, чем больше я ее видела. Чем больше мы открывались друг другу, тем полнее становилось мое сердце, но голова протестовала против меня. Мой разум, моя логика и мое ... упрямство продолжали отталкивать ее, даже когда я видела, какую боль это ей причинило, я верила, что будет лучше, если она забудет обо мне”. “Ты лучшая для нее, Беллатрикс. И для тебя она тоже лучшая. В глубине души ты это знаешь”. Она снова посмотрела на огонь, и новые слезы потекли по ее щекам. “Я ... я ... не исправлена, я все еще временами развалина. Но я старалась быть лучше. Я действительно старалась. Для нее ... для ... для себя тоже, я думаю, просто чтобы быть достойной”. “Как же глубоки твои раны...” - Сказала Андромеда, накрыв ее руку своей. - “Им потребуется много времени, чтобы зажить. Любовь поможет. Гермиона поможет. Она уже помогает. Этот свет в твоих глазах, эти золотые ободки, которые я помню, видела в детстве. Она приносит тебе эту радость. Она принесла…она вернула мне мою сестру”. Теперь настала очередь Беллатрикс, когда она прижала к себе плачущую Андромеду. Они крепко прижимались друг к другу, как будто ночь или бушующий шторм могли разлучить их. ‘Никогда больше. Больше никогда.’ И когда она плакала, а ее слезы тяжело падали на утешающее плечо, Беллатрикс почувствовала, как на нее снизошел внутренний покой; спокойное решение, исходящее из ее сердца и внедряющееся в ее разум. Наконец-то установилось единство цели, два ее органа думали и действовали как один. Не все было потеряно, пока была надежда. Она была бойцом. Она знала, как сражаться и как оставаться в живых. Она сражалась с монстрами как снаружи, так и внутри. Она доблестно боролась с собой, чтобы найти понимание и принятие. И теперь ... теперь она будет бороться за самый большой приз из всех. Сердце Гермионы Грейнджер.