Под моей кожей

Выходные были ужасными, и Гермиона изо всех сил пыталась получить хоть какую-то радость от чтения или времени, проведенного с Гарри и Джинни в пабе. Проводить время с парами всегда сопровождалось чувством вины за то, что она ревновала к тому, что у них было и чем они делились, несмотря на то, как она была счастлива за друзей. За лето она скучала по Беллатрикс, как по воздуху, которым ей нужно было дышать. Первые несколько недель она была уверена, даже после того, как нашла дневник темной ведьмы в своей сумке, что Блэк ответит хотя бы на одно из ее писем. Но время превратило эту надежду в ничто, а вскоре ее гнев стал тем, что согревало ее простыни по ночам и поддерживало в ней жажду знаний и всего остального, что она могла сделать, чтобы отвлечь свой коварный разум от мыслей о женщине. Конечно, она потерпела неудачу. Не в учебе или многочисленных предложениях о работе, которые посыпались после ее тритонов и оценок по программе, а в том, чтобы держать Беллатрикс подальше от своих мыслей. Флер оказала ей большую поддержку, чем она ожидала, учитывая тот факт, что ей пришлось мягко подвести ее после месяца совместной работы. Было трудно сказать "нет" кому-то; кому-то, к кому она когда-то чувствовала невероятное влечение, кто был честным и правдивым и точно знал, что чувствует и чего хочет. Это было совершенно другое; качества, которыми она восхищалась в человеке, и все же ничто и никто не мог заменить Беллатрикс и любовь, которую она все еще хранила в своем сердце. Даже ее гнев соглашался с этим. Флер достаточно быстро пришла в норму и к началу августа начала встречаться с Розалин Томпсон, игроком в квиддич, у которой, по словам Джинни, был один из лучших показателей в качестве охотника для ее возраста. И это упростило отношения между ними. Гермиона рассказала об их путешествии с Беллатрикс и ее желании быть вместе. И вот сейчас она была здесь, в Хогвартсе, ее доме, а теперь и месте работы, все еще тоскуя, не услышав ни слова от Беллатрикс за все выходные. Девушка закусила губу, готовясь к занятиям четверокурсников; учебники и пергаменты были разложены аккуратными рядами. Как бы она хотела, чтобы ее жизнь была такой же простой. Грейнджер задавалась вопросом о том, чтобы самой найти Беллатрикс, напрямую попросив ее встретиться за ужином, как сначала предложила темная ведьма, пока все не покатилось под откос так быстро, что у нее едва было время сосредоточиться. В конечном счете, ее решением было подождать. Подождать и посмотреть, что безумно привлекательная женщина сделает дальше. Было ли слишком много просить, чтобы за ней немного побегали? Чтобы ее чувства не раздавили, принизили или отвергли... Она хотела романтичную Беллатрикс, ту, которую она видела на Рождество. Ту, кто крепко держала ее стоя в снегу, шел с ней рука об руку по улицам маггловского Лондона и на чьих коленях покоились ее ноги, когда она заснула в доме Нарциссы. Гермиона видела так много проблесков Беллатрикс, когда ее барьеры были опущены. Когда она позволяла себя увидеть, прикоснуться и вдохнуть. Как бы она ни отчаянно хотела увидеть Беллатрикс и заверить ее, что она вернулась, чтобы остаться, она знала, чего хочет, и нуждалась в большем. Уверенность. Внимание. Это то, что она заслужила, и хотя ожидание было столь же болезненным, сколь и неприятным, она могла видеть, насколько повлияло на темную ведьму ее повторное появление в нескольких встречах, которые у них были. Девушка вздохнула, раскладывая свои записи в центре своего стола, когда услышала стук в дверь. В дверях появилась голова Минервы. — “Не помешаю?” Гермиона улыбнулась, качая головой. — “Нет, конечно. У меня есть несколько минут до начала занятий. Что я могу для Вас сделать?” МакГонагалл толкнула дверь и вошла в класс, приближаясь к столу Гермионы с застенчивой улыбкой, украшающей ее тонкие губы. Но она была сосредоточена не на директрисе. Все ее внимание привлек огромный букет алых роз в ее руке, их лепестки изгибались наружу; темные и манящие, аромат уже ударил ей в ноздри. “Я нашла это у твоей двери и подумала, что здесь они тебе понравятся больше.” - проворковала Минерва с блеском в глазах. Гермиона открыла рот, чтобы заговорить, прежде чем снова закрыла его, не зная, что сказать, когда почувствовала, как жар поднимается по ее шее. Она наблюдала, как кофейная кружка превратилась в вазу; длинные зеленые стебли опустились в пресную воду, содержащуюся внутри. — “Карточки нет”. Она моргнула, осознав, что ее рука искала один из цветов, и встретила нежный взгляд Минервы. —“Это быстро обострилось”. — Вздохнула она. Гермиона была вознаграждена смущенным взглядом, зеленые глаза вопросительно смотрели на нее поверх очков с полумесяцами. “Недавно у меня на столе осталась красная роза”. “Беллатрикс?” — с интересом спросила Макгонагалл. Она печально покачала головой. — “Нет. Я подошла к ней по этому поводу, и она сказала, что это не она. Что, вероятно, это был влюбленный студент”. “Ну, ты и сама не новичок в этом, моя дорогая”. Несмотря на дразнящий тон и нежный смешок, сопровождавший ответ, она почувствовала, что ее покалывает от того, что ее чувства так легко умаляются. “Для меня это было намного больше, чем... это”. — Ответила она с немного большим количеством льда в ее тоне, чем намеревалась. “В этом я не сомневаюсь. Тебе еще что-нибудь нужно?” — Спросила Минерва, сложив руки вместе. "Нет, вроде. Я неплохо устроилась. Не знаю, потому ли это, что я считаю школу своим домом, или это просто знание того, что я нашла свое истинное призвание”.  — Доброжелательно улыбнулась Грейнджер. “Ну, какова бы ни была причина, я счастлива, что ты здесь”. Заявление было искренним, и Гермиона почувствовала, как любовь пожилой женщины, на которую она всегда равнялась, окутывает ее, как теплое зимнее одеяло. “Оставляю тебя, дорогая, для твоего урока. Выпьем позже?” “Мне бы этого хотелось”. — Гермиона ответила с легким смешком. Остаток дня тикал медленно, ее первокурсники были заняты практикой Веры Верто; их мыши превращались в разновидности стаканов для воды, когда она пробиралась между рядами столов, чтобы помочь им. Гермиона не слышала щелчка поднимающейся ручки или скрипа петель, когда дверь медленно открылась, и не была уверена, как долго за ней наблюдали, прежде чем она осознала этот факт. Когда девушка обернулась, Беллатрикс стояла, прислонившись к двери, ее руки были небрежно сложены на груди, один ботинок прижат к деревянной панели с широкой улыбкой на лице; глаза светились чем-то, что она не могла определить. Температура тела повысилась, во рту внезапно пересохло, грудь немного напряглась, чтобы нормально дышать, когда она приняла ее. Блэк была одета в серые твидовые брюки и жилет в тон; под ними была накрахмаленная белая рубашка в сочетании с темно-красным галстуком. Ее большие пальцы были засунуты в карманы, и Гермиона могла разглядеть цепочку карманных часов, которые Грейнджер подарила ей на Рождество. Она вздрогнула, почувствовав томный взгляд ведьмы между своих бедер, когда обратилась к классу и прошла в конец комнаты. Некоторые головы повернулись, и Гермиона услышала несколько шепотков и смешков, поскольку она сдержалась, надеясь, что румянец на ее щеках не был слишком заметен. Беллатрикс шагнула в сторону, обхватила ручку и выскользнула из класса, Гермиона последовала за ней. Она держала руку на двери, щель позволяла ей слушать свой урок, но отчасти и для того, чтобы успокоиться; остановить непреодолимое желание протянуть руку и коснуться любой части Беллатрикс. “Что я могу для Вас сделать?” — Спросила она, ее голос срывался из-за пересохшего горла. Она прочистила горло кашлем и тяжело сглотнула, ее взгляд был прикован к потемневшим глазам. “Просто появилась свободная минутка”. — Ответила Беллатрикс, как будто этого ответа было достаточно, как будто это внезапно прояснило все между ними. Этого не произошло. “И ты думала, что придешь и помешаешь моему уроку?” — Укусила Грейнджер, вздернув подбородок вверх, пытаясь не потерять преимущество на своей территории. “Может быть, я хотела посмотреть, как ты преподаешь. Я слышала, что ты любимый профессор у студентов”. Гермиону удивили дразнящие нотки в тоне Беллатрикс. Это звучало кокетливо, уверенно и невероятно соблазнительно. Ее веки затрепетали, и она почувствовала жжение на кончиках ушей, благодарная, что они были спрятаны под мягкими завитками ее волос. “Я ... ну, я ... я не знаю, что делает меня их любимчиком”. — Честно ответила девушка, ее живот ожил, когда спящие бабочки начали возвращаться к жизни, а их крылья заскользили по ее внутренностям. “Надеюсь, не по той же причине, что и у меня”. Теплый, сочный смешок и хрипловатая глубина голоса Беллатрикс создали головокружительную комбинацию восторга для ее чувств, ее пальцы крепче сжали ручку, прежде чем закрыть ее, запирая их в коридоре подальше от нетерпеливых ушей. “Почему ты здесь?” — Спросила Гермиона снова, немного более застенчиво, ее глаза были прикованы к пульсу Беллатрикс, гордо подпрыгивающему на ее лебединой шее. Она облизнула губы, желая укусить его. “Я…Я скучала по тебе. Я скучаю по тебе прямо сейчас, даже несмотря на то, что ты стоишь передо мной”. Гермиона услышала, как слова текут в ее голове, заворачиваясь и вплетаясь в ее синапсы, и удары, заставляющий ее сердце биться сильнее. “Ты…ты получила цветы, которые я тебе послала?” Она кивнула, дыхание в ее легких внезапно стало горячим и сухим, а грудь расширилась вместе с ним; крошечные клубы воздуха выходили из ее ноздрей, все это все, что она могла сделать. “Когда ты спросила…когда ты спросила, от меня ли та роза, я знала… Я знала, что должна была... послать их”. “Значит, ты можешь послать мне цветы, но не могла отправить мне письмо, когда я почти умоляла тебя об этом?” Сердце Гермионы остановилось. Она почувствовала, как оно задрожало у нее под ребрами, когда увидела, как свет гаснет в глазах Беллатрикс и между ее скульптурными бровями образуется морщина. Девушка внутренне проклинала себя за то, что позволила своему гневу вспыхнуть, казалось бы, из ниоткуда. Это удивило ее так же сильно, как и темную ведьму, которая уныло смотрела на нее. Гермиона открыла рот, чтобы заговорить, но ее опередили. “Нет. Я заслужила это, и ты права”. Грейнджер уставилась на нее, желая облегчить очевидную боль и дискомфорт женщины, но она этого не сделала. Она не могла. Ее тщательно возведенная стена самосохранения должна была продержаться, пока она не сможет установить, что это было. “Почему ты здесь?” — Гермиона настаивала в третий раз, желая приблизиться к правде, а не быть поглощенной криками "Я скучала по тебе", которые больше не казались достаточно веской причиной после потери, которую она испытала; горе, через которое она прошла. Единственным ярким светом в ее месяцы тьмы было осознание того, что она вернется домой. Что она снова увидит Беллатрикс, даже если ее гнев все еще бушевал под поверхностью из-за того, что ее так жестоко бросили, по крайней мере, она была уверена в ее присутствии. На что это было похоже для Беллатрикс, не имея такой уверенности, она спросила, ожидая более глубокого ответа. Беллатрикс, казалось, явно боролась; она переминалась с ноги на ногу, ее пальцы беспокойно двигались по бокам, в то время как другая ее рука перебирала непослушные кудри, когда она пыталась удержать взгляд на Гермионе. Она внимательно наблюдала за ней, ее собственные пальцы хотели коснуться пульсирующего пульса, едва видимого над ее застегнутой рубашкой. “Я ... я не могла находиться где-либо еще”. — Хрипло произнесла Беллатрикс, делая неуверенный шаг к ней. У Гермионы перехватило дыхание, когда кровь в ее венах внезапно стала горячей, как будто она могла расплавить их, и выплеснуть на каменные плиты пола. “Беллатрикс”. — Вздохнула Грейнджер, облизывая губы; ей нужна была влага во рту, и чувство, как она опускается ниже, когда почерневшие радужки следовали за движением, как будто их притягивало магнитом. Стены коридора казались меньше. Уже. Как будто стены двигались; пространство вокруг них уменьшалось, поскольку теперь их разделял едва ли фут. Запах темной ведьмы уже проникал в ее чувства, и она жадно втягивала его, изголодавшись в течение нескольких месяцев подряд. Это скользнуло внутрь нее, как шелк, и она почувствовала, как по спине пробежали мурашки, а внутри разлился жар. —“Маленькая ведьма”. Посторонний звук исходил из ее губ, предательски заполняя их кокон. Гермиона не могла понять, что это было; наполовину стон, наполовину писк повис между ними, и она наполовину ожидала, что кривая улыбка или уверенная ухмылка украсят черты Беллатрикс. Она была совершенно не готова к выражению, которое она увидела. Это было мрачно и серьезно. Пухлые губы слегка приоткрылись. Глаза, поблескивающие золотом по краям. Внимательные и непоколебимые. Целеустремленные, но с какой целью, она все еще не понимала. И тогда она почувствовала это. Рука скользнула по ее бедру; пальцы коснулись нижней части спины на стыке юбки и блузки, но девушка почувствовала прикосновение. Она ощутила исходящее от него тепло, даже когда дрожала. Ее собственная рука легла на грудь Беллатрикс, и она почувствовала сильный ритм ее сердца под своей ладонью. "Нам нужно поговорить". - прошептала она, опустив взгляд туда, где ее пальцы теребили галстук, наслаждаясь прикосновением шелка к коже, не смея встретиться с горящим взглядом, который она чувствовала на своей макушке. “Мы говорим”. Ответ был мгновенным и без колебаний, и что-то в этой уверенности сказалось на Гермионе на базовом уровне; пальцы сильнее обхватили галстук. Она почувствовала, как рука на пояснице надавила сильнее; собственнически, и она вздохнула. “И ты готова это сделать?” — Спросила она, начиная высвобождать его из жилета Беллатрикс. “Есть вещи, которые я должна тебе сказать”. — Заявила Беллатрикс, и Гермиона почувствовала, как костяшки пальцев коснулись ее щеки, когда ее веки дрогнули, угрожая закрыться. “Хорошо, потому что есть вещи, которые я хочу спросить, и на многие из них я заслуживаю ответов”. — Уверенно продолжила девушка, наконец-то развязав галстук, но не отпуская его. “Я никогда не исправлюсь, но обещаю продолжать работать, чтобы стать лучше”. Гермиона посмотрела на это и была встречена с самой искренностью, которую она могла себе представить. Это было захватывающе. Она тяжело сглотнула и кивнула, не доверяя себе, чтобы что-то сказать, поскольку звук тысячи взлетающих бабочек заполнил ее уши и внутренности движением. Это было все, что она хотела услышать. Она хотела, чтобы Беллатрикс была лучшей версией себя, какой только могла быть. Более счастливая, здоровая, которая могла видеть яркость в мире и больше не чувствовала, как оковы тьмы затягивают ее обратно в трясину отчаяния. “Это все, что ты можешь требовать от себя”. — Пробормотала Гермиона, утопая в глубине взгляда темной ведьмы. Она закрыла глаза, не в силах оставаться сосредоточенной, постепенно теряя себя в гравитации Беллатрикс Блэк, ее сердце билось слишком быстро, дыхание едва контролировалось, когда костяшки пальцев тянулись вдоль линии подбородка к подбородку. “Я разговаривала с Андромедой. Вот с кем я встречалась тогда, в восемь часов ”. — Сказала Беллатрикс, ее голос понизился. Глубоко. Гермиона слегка откинула голову назад, чтобы пальцы темной ведьмы скользнули вниз по ее горлу, когда она внимательно слушала ее слова и каждый выдох, когда он скользил по ее раскрасневшейся коже. “Мы наладили отношения. Она ... она помогла мне увидеть вещи более ясно”. Колени Грейнджер ослабли, свободная рука нащупала опору на боку Беллатрикс, и она отчаянно вцепилась в нее, чтобы удержаться на ногах, в то время как ее тело наполнилось возбуждением и надеждой, настолько огромной, что она почувствовала, как под веками защипало от слез, угрожая вырваться. “Беллатрикс”. — Застонала девушка; большой палец скользнул в ложбинку ее шеи, когда пальцы изогнулись вверх, играя с волосами на затылке. Гермиона потянула за галстук, пока между ними ничего не осталось, и ее тело вздохнуло от восторга от прикосновения и тепла старшей ведьмы и прикосновения щеки Беллатрикс к ее собственной. Она снова была полностью в своем плену; соблазн к разрушению, несмотря на то, что ее разум пытался вернуть ее обратно и защитить от нее самой. “Я не думаю, что ты понимаешь, что ты со мной сделала”. Глубокая интонация ее голоса, мягкого и чувственного, заставила Гермиону поежиться, этот звук послал прямой сигнал ее сердцу. Она почувствовала, как рушится последняя ее защита, когда сжалась от желания, ее уши напряглись, чтобы услышать каждый слог. “Ты ... ты погубила меня”. — Продолжила Беллатрикс, и Гермиона склонила голову набок, ее бровь сморщилась при этих словах. — “Ты сломала меня так, как я никогда не считала возможным, и я позволила этому случиться. Я впустила тебя в свой пустой сундук, и ты нашла там свой дом. Ты вдохнула жизнь в мое пустое сердце и наполнила его своим именем. Теперь оно бьется в такт этому. Стучит в ритме тебя”. Дыхание Гермионы вырывалось короткими, горячими вздохами, головокружительные осколки прерывистого света танцевали за ее веками, когда она почувствовала, как сильное бедро скользнуло между ее ног, его продвижению мешала тесная юбка. “Похоже, что, несмотря на мой отказ от тебя, несмотря на мои доблестные попытки держать тебя в страхе, я не могу”. Шея Гермионы покрылась мурашками, когда губы прижались к месту под ее ухом, задержавшись на мгновение, прежде чем замедлиться, оставляя дорожку поцелуев с открытым ртом под ее челюстью; пальцы удерживали ее на месте, чтобы позволить это. Она застонала и услышала, как звук отразился на ее собственной коже, влага собралась между ее ног, когда желание накатило на нее, как цунами; удовольствие накатывало и накатывало, как волны на бессмысленную береговую линию. Пальцы запутались в одежде, но хотели плоти. Нужно было почувствовать ожог самой Беллатрикс на своих руках и под самой кожей, где она жила долгое время, но она не могла дотянуться ни до одного, ее разочарование вспыхнуло внутри нее, как вспышка света. Ее разум, казалось, справился с физическим натиском, который добровольно испытывало ее тело, и она внезапно вернулась к суровому осознанию того, что ничего не изменилось. Не совсем. Было слишком много невысказанных, непризнанных вещей, и она нуждалась в них больше всего на свете. Даже больше, чем это. “Не ... не целуй меня ... не целуй меня там, где ты не готова сделать это снова. Я не могу…Я бы не смогла этого вынести”. — Гермионе удалось вздохнуть, когда Беллатрикс снова лизнула место под ее ухом и медленно отодвинула ведьму от своей кожи; подальше от всего, чего она хотела. Беллатрикс выглядела затаившей дыхание, ее губы были красными и опухшими; глаза были похожи на огненные кольца, которые горели янтарными углями. Она выглядела дико, несмотря на строгий костюм и ослабленный галстук, который наводил порядок и контроль. Все, что могла делать Гермиона, это смотреть, как на нее смотрят с неприкрытой тоской и откровенным вниманием, от которого у нее скручивало живот. “Я обещаю, что поцелую тебя там снова, если ты позволишь мне”. — Ответила Беллатрикс, ее голос был полон честности, но в нем было что-то гораздо более темное, что заставило Гермиону восхитительно содрогнуться. С титаническим усилием она сделала шаг назад, ее рука соскользнула с талии Беллатрикс, а другая сжала кончик галстука, который опустился между ними; их единственная точка физического контакта была предварительно сохранена. “Когда?” — Спросила она. Беллатрикс ухмыльнулась, руки скользнули обратно на бедра, и Гермиона поняла, как были истолкованы ее слова. Она выпустила ткань в пользу прекращения движения темной ведьмы. “Я имею в виду, когда мы сможем поговорить?” Улыбка немного померкла, и Беллатрикс понимающе кивнула и теперь снова стояла перед ней довольно неловко; уязвимая и открытая, какой она была раньше. “В любое время дня или ночи. Нет ничего, что я бы не могла отменить”. “Кроме уроков”. — Грейнджер криво усмехнулась. “Они не важны для меня”. Гермиона сглотнула и скривила губы, прежде чем ответить. — “Я не думаю, что смогу отменить занятия на второй неделе. И у меня планы на ближайшие несколько вечеров”. — Сказала она, зная, что может изменить их, но не хотела этого делать. Беллатрикс придется ждать, как и раньше, только на этот раз в конце путешествия появился проблеск реальной надежды. “Да. Да, конечно”. — Беллатрикс согласилась, напряжение, казалось, легло на ее плечи, когда она решительно отошла от нее. — “Может быть, на выходные?” Вопрос был неуверенным, неопределенным, и Гермиона видела, как это проявляется в языке тела Беллатрикс. Когда она проигрывала все различные сценарии их встреч по возвращении в Хогвартс, эта неуклюжая и застенчивая Беллатрикс была одной из них. Когда ее гнев расцвел в груди, а слезы все еще высыхали на разгоряченных щеках, она захотела увидеть это. Было больно иметь спотыкающуюся, отчаявшуюся женщину, пытающуюся получить ее одобрение и ее время. Это помогло пережить долгие ночи, когда ей было так холодно внутри, несмотря на летнюю температуру. Однако теперь, когда ей дали это, это не нашло отклика. На самом деле, ей было еще больнее видеть женщину, которую она все еще любила, такой потерянной и нуждающейся. “Я не могу”. - Прохрипела она, ее сердце было в ярости от того, что не отменила свою поездку, чтобы посмотреть, как играет Джинни; ее разум напомнил, что она должна оставаться верной своему обещанию, заботиться о себе и дружбе. Беллатрикс кивнула головой и отвела взгляд в конец коридора. Гермиона видела очертания ее скулы, когда она втянулась внутрь; ее челюсть сильно двигалась под ней, когда она, казалось, собиралась с силами в свете своего очевидного разочарования. “Я ... я подожду, пока ты назовешь мне подходящее время и место. Я буду ждать тебя”. Ответ был холодным и сухим, и Гермиона почувствовала, как ее раздражение усилилось в начале, поскольку она бушевала от праведного негодования, но как только эти чувства коснулись ее, она купалась в тепле признания Беллатрикс. Она будет ждать ее. Как долго она уже ждала, подумала она, закусив губу и наблюдая, как темная ведьма отошла на несколько шагов, все еще пристально глядя на нее. "Надеюсь, остаток недели пройдет хорошо, профессор”. — Беллатрикс осеклась; ее руки снова свободно засунулись в карманы брюк, когда она нежно улыбнулась ей. “В пятницу через неделю!” Рот Беллатрикс открылся и закрылся; ее ноги теперь срослись с местом. Гермиона не собиралась отвечать так громко или так отчаянно, и все же теперь уже ничего нельзя было вернуть. Не было второго шанса намотать ее сердце и то, как оно перепрыгнуло через короткий барьер и попросило то, чего хотело. На короткое мгновение воцарилась тишина, и она почувствовала, как в ушах нарастает давление, когда она обхватила себя руками и ждала. Казалось, это все, что они могли сделать. “Значит, через неделю в пятницу”. — Наконец сказала Беллатрикс и улыбнулась так, что улыбка осветила все ее лицо. “Где?” — Спросила Грейнджер, чувствуя, что уместно, чтобы они обе сыграли свою роль в их договоренности о встрече. “Восемь. Поместье Блэк”. “Я буду там”. Ответила девушка, немного дольше затаив дыхание, чем намеревалась, прежде чем взяться за ручку двери в свой класс и проскользнуть обратно внутрь. ********************************************************************************** Беллатрикс нервничала. Нет. Не нервничала. Она испугалась. Она была в ужасе. Неделя каким-то образом пробежала, но каждый день приносил ей чувство горя, когда она видела Гермиону на территории замка и в холле, но никогда одну и никогда не для чего-то большего, чем шутка, сопровождаемая нежной улыбкой, которая всегда зажигала ее сердце. Когда наступили выходные, ее разум дразнил ее, бесконечно рисуя образы перед ней, как калейдоскоп страданий, поэтому она погрузилась в свою картину, добавляя последние детали, которых она заслуживала. Блэк напомнила себе о том, что чувствовала за пределами класса Гермионы. Как легко было создать свою собственную сферу существования вместе, как будто их души наконец вернулись домой. Может быть, так и было, может быть, на этот раз больше ничего не помешает, и все же она знала, что все еще остается проблемой, ложкой дегтя в ее собственной бочке меда. Она фыркнула и направилась к пляжу и частной бухте, наслаждаясь жжением в бедрах и прохладным морским воздухом в легких, который оседал в полостях, как боль. Это был трудный день, не в последнюю очередь потому, что она слышала, как Гермиона и Невилл за завтраком обсуждали свои выходные и друзей, с которыми они встретятся где-то в Уэльсе, чтобы посмотреть игру Джинни. И Флер, женщина, в которой Беллатрикс была так не уверена. Женщина была занята чтением книги; она начала использовать эту тактику, чтобы занять себя и отвлечься от пустой болтовни, но смех девочки так глубоко погрузился в ее страх, что она вернулась в свой класс, оставив тарелку почти нетронутой. Ветерок был восхитителен, когда он свистел в ее волосах, песок под ее ботинками, хотя и неровный, казался безопасным и знакомым. Она взгромоздилась на камень и расшнуровала их, сняв носки и закатав штанины брюк, прежде чем пройти небольшое расстояние до береговой линии. Вода была холодной, от ее удара по ногам у нее по спине пробежала дрожь, когда она позволила воде плескаться по коже и брызгать на икры, пока она неторопливо шла по пляжу, солнце светило ей в лицо, руки в карманах. Она хотела, чтобы Гермиона была рядом с ней. Интересно, как будет ощущаться ее рука в ее руке, когда они будут идти вместе. Будет ли она визжать от восторга, когда волны облизывают ее ноги, а лицо светится от счастья, в глазах отражается ее улыбка. Беллатрикс притягивала ее к себе и нежно целовала, наслаждаясь чувственностью ее губ, тонкостью ее поцелуя и обещанием большего, когда пальцы запутывались в ее кудрях. Ее желудок сжался, пустой и жаждущий наполнения, но он жаждал большего, чем просто пищи. Каждая клеточка и жилка ее тела тосковали по Гермионе, как это было с самого начала. С того дня. Первого дня. Та первая встреча, которая определила ее судьбу. Все, что у нее было долгое время, - это воспоминания, краткие проблески, которые можно было воспроизводить и пересматривать снова и снова, чтобы насытиться. Никогда бы она не подумала, что их пути будут так запутанно переплетены, или что у девушки возникнут чувства к ней. Было безумием потакать этому, но она это сделала. Любовь. Гермиона влюбилась в нее. Она не была уверена, когда это произошло. Она не спрашивала. Возможно, это не был момент, застывший во времени; приостановка реальности и осознания, которая пронзила ее сердце и вдохнула в жизнь слова ‘Я люблю тебя’. Возможно, это была серия моментов. История, состоящая из снимков, как фотоальбом. Беллатрикс уставилась на свои ноги, когда они погрузились в мокрый песок, вода доходила ей до лодыжек, когда она вспоминала свою ночь на пляже после их первого поцелуя и то, как близко к утоплению она была, такая потерянная в своих страданиях и отрицании; слишком сломленная, чтобы принять кусочек счастья, предложенный ей. Слишком слепая, чтобы заметить, насколько разрушительными были ее действия как для нее, так и для Гермионы. Нарцисса была права во всем. Она написала ей письмо на выходных, сидя за своим столом, когда часы пробили половину первого, и зев тьмы угрожал поглотить ее целиком. Ее перо исписало и исцарапало пергамент, когда она выдавала свои признания и рассказывала о своих намерениях поговорить с Гермионой; об их договоренности поговорить. Она пролила слезы, когда на следующий день получила ответ с запятнанными словами, который предполагал, что ее сестра, возможно, тоже поддалась эмоциям, когда писала свой ответ, и они договорились встретиться в ближайшее время. Она громко рассмеялась над строкой, указывающей на то, что Беллатрикс может быть недоступна, как только она, наконец, уложит Гермиону в свою постель, и это окажется приемлемым оправданием, если их воссоединение действительно отложится. Гермиона. Это было единственное слово в ее голове. Единственное, что имело значение в любом случае. Единственная константа с того первого дня. Почему она восстала против этого; бушевала, царапалась и боролась за то, чтобы ее имя не сорвалось с губ, когда оно было таким же свежим и болезненным в ее сердце и легких, как в тот момент, когда оно было вырезано там? Когда это…когда она была единственным, что имело хоть какое-то значение в ее разбитой жизни. Она закрыла глаза и повернулась лицом к солнцу. Почувствовала его лучи на своем лице и наслаждалась теплом, которое оно давало, ее пальцам ног теперь было более чем комфортно в соленой воде. Она слушала, как он мягко плещется о песок, и позволила ему затопить ее чувства. ‘Это красиво, да?’ “Да”. ‘Мирно. Спокойно’ “Да”. 'Сейчас все так по-другому, чем раньше, когда море чуть не унесло тебя. Твое тело, окровавленное и избитое. Сломанное твоей собственной рукой. ’ “Я была потеряна. Я ... я не могла избежать ее поцелуя. Это разрушило меня. Я никогда не думала, что это будет так. Что я могу…что я смогу чувствовать так много”.  — Она вздохнула, ее признание унесло в море, ее секреты унесло песком и прибоем. На некоторое время воцарилась тишина, и Беллатрикс обнаружила, что блаженно улыбается. ‘Она делает тебя счастливой’. “Да”. ‘Я тебе больше не нужен’.   Беллатрикс открыла глаза, ее губы изогнулись вниз, брови нахмурились, а руки начали тревожно подергиваться. Ее желудок сжался, тошнота сдавила внутренности, когда она почувствовала, как паника поднимается в груди. “Я не хочу чтобы ты уходил”. — Ахнула она, обхватив себя руками, ее ноги внезапно похолодели в воде. ‘Ты больше не та испуганная маленькая девочка. Ты не монстр, которого он создал, или женщина, которая была заперта от мира. ’ “Тогда кто я?” ‘Своя собственная. Её.’   Слезы проложили жгучую дорожку по ее щекам, когда она задрожала, ее глаза слепо искали горизонт, чтобы удержаться на ногах, когда колени хотели сдаться. “Своя собственная?” ‘Да, Белла’. “Что, если ... что, если ты мне снова понадобишься? Что, если меня недостаточно для нее или для себя? Я не знаю, как быть счастливой”. ‘Ты выбираешь быть счастливой. Ты можешь игнорировать голос в своей голове, потому что это все, что я есть, Белла. Твой голос. Твой. Я всегда был твоим. Ты заставила меня говорить эти вещи. Ты заставила меня утверждать, что ты этого не заслуживаешь. Ты использовала меня, чтобы защищать тебя, лелеять и утешать, но ты также использовала меня, чтобы унижать, отвергать и ломать тебя. Больше нет. Больше нет.’ “Но как я могу сделать это одна, без тебя?” ‘Я тебе больше не нужен. Тебе нужна эта замечательная девушка и ничего больше. Она будет создавать тебя, и ты дашь ей все, чего когда-либо хотело ее сердце ... Тебя. ’ "Я потерплю неудачу. Я снова сломаюсь. Я буду давить и давить, пока у меня ничего не останется'”. 'Нет, ты этого не сделаешь. Ты никогда больше не будешь ею. Теперь ты сильнее. Здоровее. Мудрее. Ты так долго этого хотела. Хотела и нуждалась в ней дольше.’ “Почему? Почему это чуть не похоронило меня? Почему я не могла отпустить ее без бремени любви ко мне?” ‘Ты знаешь почему. Скажи мне, почему. Наконец, скажи мне. Скажи мне правду, которую ты отрицала сама.’ “Потому что я люблю ее”. — Беллатрикс заплакала, слова обжигали ее горло, когда она выплескивала их на солнечный свет, давая им крылья свободы. “Потому что она для меня все, и я не могу… Я не проживу ни дня без нее”. 'Наконец-то’. —Голос вздохнул с блаженным облегчением. Губы Беллатрикс сложились в улыбку, которая превратилась в усмешку, прежде чем смех вырвался из ее рта, длинными корками, насыщенный радостью и расцветающей надеждой. Слезы текли по ее щекам, когда она открыла глаза и уставилась на горизонт, наблюдая, как пятнистый свет танцует на поверхности моря. Ее сердце было наполнено, свободно, и хотя осколки страха и отвержения все еще цеплялись за ее грудь, они больше не казались такими важными. “Итак, это прощание?” — Сказала она, покорно кивнув. ‘Да’. “Спасибо”. — Она зарыдала, ее сердце колотилось под ребрами, кровь была густой и тяжелой от обещаний. — “Спасибо…за все”. Она почувствовала, как голос ускользает, касаясь ее губ, когда он отделился от нее, чувство спокойствия и мира снизошло. Она улыбнулась, лелея новые чувства, роящиеся в ней, когда она представила лицо Гермионы, смотрящее на нее. “Я люблю тебя!” — Она закричала в благоухающий воздух, приложив ладонь к сердцу, когда вернула ноги на прибой и впервые за свои сорок семь лет жизни вздохнула как следует. Наконец, все обрело смысл. Теперь ей просто нужен был шанс, если она не потеряла его из-за отрицания, стыда и страха. Когда той ночью ей приснился ее отец, он был искаженной формой красного и белого, его окровавленное тело ломалось и извивалось, пошатываясь приближаясь к ней, готовое причинить боль. Но на этот раз все было по-другому, потому что, когда ее пальцы царапали и хватали, она почувствовала, как ее запястье тянет; рука, безопасная и уверенная, сильная и верная, тянет ее к свету. Она проснулась, задыхаясь, ее грудь была скользкой от пота, волосы прилипли к лицу; пальцы вцепились в простыни, когда она задыхалась, как животное с глазами широкими от ужаса. Беллатрикс не видела ее лица и не слышала ее голоса, но она знала, кто вытащил ее из кошмара. Это была та же самая девушка, которая физически успокоила ее и вернула в ту же самую кровать все эти месяцы назад, после того, как ей приснился худший сон. Откинувшись на подушки, прислушиваясь к шуму моря, который был отдаленным, но все же заземляющим элементом во время ее ночных волнений, она почти могла разглядеть видение Гермионы, одетой в ее белую рубашку, как неземной богини, наблюдающей за ней. Снова погружаясь в сон, она могла бы поклясться, что почувствовала поцелуй на лбу, широко улыбаясь, прежде чем темнота поглотила ее. Беллатрикс проснулась рано и послала сову, прежде чем отправиться обратно в школу. Она не была уверена, в какое время прибудет ее подарок, но она нервничала из-за этого больше, чем из-за отправки цветов. Она, конечно, интересовалась другими цветочными композициями, которые каждое утро приветствовали Гермиону в ее классе, но почему-то знала, что что-то более личное и продуманное будет более оценено. Ее письмо, отправленное с особенно злющей птицей, было не очень вежливым подталкиванием к ускорению ее заказа, хотя она обещала заплатить вдвое больше, если оно прибудет до окончания учебного дня. Это был простой подарок. Ничего слишком сложного или безвкусного. Ничего, что могло бы подчеркнуть их огромную разницу в богатстве и положении. Может быть, именно поэтому она так чрезмерно нервничала, размышляя, накалывая вилкой стебель брокколи и прислушиваясь к звукам приходящих и уходящих к обеду в Большом зале. Она видела Гермиону всего несколько раз с момента их последнего разговора за пределами класса Трансфигурации, но мучительно скучала по ней и жаждала зарыться лицом в ее волосы и почувствовать запах ее кожи, осыпая поцелуями ее подбородок и шею. Беллатрикс могла только надеяться, что сможет повторить действие, и из комментария Гермионы предположила, что ей это будет позволено. Но сначала им нужно было поговорить. Беллатрикс знала это. Даже уважала это. Хотела рассказать Гермионе все с самого начала и молиться, чтобы они могли начать что-то большее между ними. Что-то постоянное и вечное. Беллатрикс хотела подарить ей мир, но знала, что это будет нелегким подвигом для кого-то вроде нее. И все же, хотя все подарки, которые она подарила, были с благодарностью приняты, некоторые с большей неохотой, чем другие, которые она признала, вспоминая Новый год, на самом деле было только одно, чего Гермиона хотела все это время. Она доела последний кусочек еды на своей тарелке, прежде чем встать и отодвинуть свой стул, бросив быстрый взгляд вдоль стола на пустое место на другом конце. Она вздохнула, в ее глазах появилась грусть из-за невозможности увидеть то, чего они жаждали. Маленькая комната за дверью не была пуста, когда она вышла из Зала. Она улыбнулась Сибилле, которая выглядела удивленной, но сумела ответить тем же, прежде чем она оказалась на пороге дверного проема и коридора за ним. Ее плечо задело дверь, когда она проходила через нее, и чуть не столкнулась с человеком, вошедшим с другой стороны; ее рука инстинктивно остановилась на талии, чтобы удержать кого-то в вертикальном положении. “Извини”. — Она охрипла, ее ноздри вдыхали запах, по которому она скучала, ее пальцы уже скручивались в черно-красную мантию, когда знакомый запах проникал в ее ноздри. Ее встретили нежной улыбкой и теплыми карими глазами, которые остановили ее и она твердо застряла в дверном проеме, когда их тела соприкоснулись. "Привет. - выдохнула Гермиона, ее голос был как шелк на коже. Беллатрикс едва сдерживалась, чтобы не застонать от удовольствия. “Привет”. — Ответила Блэк мягко, ее пальцы нашли пристанище на обтянутой хлопком талии. “Ты поела?” Вопрос казался каким-то странным, как мать, спрашивающая своего ребенка, закончил ли он с едой, и все же ей было приятно его услышать, зная, как сильно юная ведьма беспокоилась о ее аппетите. “Да”. “Хорошо”. Они смотрели друг другу в глаза неподходящее время, прежде чем Беллатрикс услышала короткое покашливание позади нее; Гораций прочистил горло, желая пройти мимо них. Двигаясь в коридор, чтобы он мог пройти, они каким-то образом сохраняли свое положение друг против друга, ее пальцы рисовали узоры на блузке Гермионы, теряясь в изгибе ее позвоночника. “Я рада, что увидела тебя сегодня”. — Сказала Гермиона, смущенно опустив взгляд в землю, ее лицо слегка порозовело. “Да?” — Хрипло произнесла Блэк, наблюдая за изгибом горла девушки, когда та кивнула. “Да. Сегодня мне кое-что доставили”. “Правда?” — Она застенчиво улыбнулась, их глаза снова встретились. — “Расскажи”. Беллатрикс почувствовала, как участилось ее сердцебиение, когда пальцы Гермионы начали играть с ее галстуком, точно так же, как она делала несколько дней назад. Это вызвало волну жара между ее бедер, ее вены горели от желания, когда она изучала лицо девушки, которая, казалось, была загипнотизирована своими собственными действиями. “Это была авторучка. Платиновая, я полагаю, в деревянном футляре с изумрудно-золотыми чернилами”. “Хм. Звучит красиво. Я бы предположила, что это также и практично”. “Да, и так заботливо”. Беллатрикс оставалась тихой, наслаждаясь их близостью, слушая тихие выдохи Гермионы, когда она пыталась сосчитать веснушки на ее носу и щеках. “Но мне больше всего понравилась прикрепленная записка”. “О?” — Ответила Беллатрикс, в ее животе собирались бури, кружась внутри нее, как буря неистовой энергии. “Хочешь знать, что там было написано?” "Скажи". - прошептала она, прижимаясь лбом ко лбу Гермионы; ее собственное горячее дыхание касалось теплой кожи. “Я дарю тебе ручку в качестве обещания, что если ты когда-нибудь снова напишешь мне, я всегда отвечу. Я клянусь тебе в этом”. “Довольно поэтично”. - дерзко сказала Беллатрикс; ее слова вызвали тихий смешок в ответ. “Да, полагаю, так и есть”. Тишина опустилась на них, пока они цеплялись за тени в углу каменного коридора. Это было похоже на их собственный личный мир, но Беллатрикс слышала звуки далеких голосов и ее постоянно терзала мысль, что их момент подходит к концу. Тем не менее, она сохранила свою хватку, как и Гермиона, которая почти сжала галстук в кулак, прижав костяшки пальцев к горлу, и, казалось, держалась за него, как за спасательный круг. “Пятница”. — Наконец сказала Беллатрикс, вытаскивая руку из-под мантии и мгновенно скучая по теплу девушки на своей коже. “Пятница”. — Гермиона почти вздохнула, подняв на нее глаза, когда та сделала шаг назад. Беллатрикс улыбнулась и кивнула, выходя из угла, чтобы дать Гермионе лучший доступ к дверному проему и комнате за ним. “И спасибо тебе. Это действительно был идеальный подарок”. “Пожалуйста. Я рада, что тебе понравилось”. “Теперь у меня в классе есть частичка тебя”. “Хм, да. Хотя, мисс Грейнджер, я верю, что она у вас есть уже довольно давно”. Она наблюдала, как Гермиона густо покраснела, а Беллатрикс одарила ее улыбкой, которая, как она надеялась, передаст, насколько переполнено ее сердце в тот момент. Как отчаянно она хотела поцеловать ее и признаться в своей вечной любви. Но эти вещи придут. Сначала нужно было сказать больше. Девушка заслуживала большего. Жаль, что пятница не могла наступить прямо сейчас.