(не) спасай меня.

С возвращения Юнги домой из офиса Чона прошла неделя, на протяжении которой он не выходил из дома, а только лежал в постели, спал и пытался не говорить вслух о том, что не переживёт эту простуду, чтобы Хосок, находящий все эти дни рядом с ним, не надавал подзатыльников. Сейчас Юнги почти выздоровел и собирался вернуться на учёбу, не смотря на уговоры дяди Хэ побыть дома ещё пару дней. Даже с присутствием Хосока ему слишком скучно находиться в окружении четырёх стен и ничего не делать, не привык он так. Была и ещё одна причина такого рвения Мина, ему нужно было чем-то заниматься, чтобы не оставалось ни времени, ни места в голове на всяких Чон Чонгуков. За всю эту неделю у Юнги не было ни одного видения, связанного с ним, да и вообще никаких не было. А если и были, он просто не понял и не заметил их из-за того, в каком состоянии он находился. Так плохо ему не было уже очень давно, но он старался не думать об этом. Только мысли, пропитанные воспоминаниями о том разговоре на улице, всё никак не отпускали его. Даже находясь в лихорадочном бреду, Юнги видел перед собой чужое лицо, и снова думал о том, что оно непозволительно, но так желанно близко… Именно эти, совершенно не правильные и такие ненужные мысли, заставляли Юнги делать что-то, что не давало бы тонуть в них. Сегодня он проснулся рано, когда на часах и пяти утра не было, а когда понял, что уснуть больше не удастся, принялся прибираться в комнате. Собрал с пола всю одежду и бумагу, подобрал и промыл кисти, составил развалившиеся под окном ряды книг ровно, а потом подготовил и даже погладил свою рубашку. Да дядю, как и Хосока, наверное, удар хватит, когда они увидят его в поглаженной рубашке, но Юнги уже просто не знал, чем ещё можно было убить время, которое, как назло, двигалось мучительно медленно. В какой-то момент ему даже показалось, что его часы сломались, и стрелка на самом деле двигалась намного медленнее, чем должна была, и тогда он сверился с часами на телефоне, время оставалось тем же. Это не часы сломались, это что-то внутри Юнги нарушилось. Он чувствовал себя предельно странно. Так, как никогда не чувствовал и это состояние нельзя было отнести к физическому недугу. Он будто нервничал из-за чего-то, но причин для этого у него не было, ни одной. Он точно знает, что Чонгук жив и на самом деле сменил машину. Успел прочитать в интернете свежую статью о нём, в которой мужчина был запечатлён на фоне новой машины, глубокого тёмно-синего цвета, а с ним снова была та иностранная девушка. Увидев её, Юнги отбросил телефон на кровать и дочитывать не стал после того как узнал, что имя этой девушки начинается на букву «Э», что тоже странно для него. Какое Юнги дело до того, почему и с кем проводит время этот совершенно незнакомый ему человек, встреча с которым произошла максимально случайно? Почему он чувствует несвойственное ему раздражение, когда думает об этом, когда вспоминает то, как на фото Чон держал её под локоть? Почему хочется кричать от того, как хорошо они смотрятся вместе? И крик этот отнюдь не радостью будет наполнен. Серьёзно, почему он вообще продолжает о нём думать и вспоминать его лицо, особенно тот момент, когда они стояли так близко, когда Юнги казалось, что он чувствовал его тёплое дыхание на своём носе и губах? — Айщ, да что со мной не так? — Юнги стучит ногами по полу и соскакивает с кресла, снова собираясь найти, чем бы занять себя, но стоит ему развернуться, как он видит прошедшего в комнату Хосока. — И что же с тобой не так? — интересуется он, оглядывая друга, пока сам Юнги готов под землю провалиться. Действительно, что с ним не так? И почему это не так именно с ним? — Я просто, — это было единственное, что он смог сказать, после чего обречённо выпустить воздух. — Я, кажется, схожу с ума, — понуро отвечает, снова падая в кресло. — Ну, в общепринятых рамках ты уже считался сумасшедшим, так смысл переживать? — с лёгкой улыбкой проговаривает парень, а Юнги хоть на толику, но становится чуть легче. В такие моменты он как никогда благодарит судьбу или того, кто там посодействовал их встрече в том парке? Неважно. Юнги очень рад, что у него есть Хосок, ведь этот человек является его спасательным кругом на протяжении уже долгого времени и ни разу его не подвёл. Так может, стоит рассказать Хосоку о том, что с ним происходит последнюю неделю? — У тебя бывало когда-нибудь такое, что тебя начинает раздражать, если с одним человеком, которого ты знаешь, находится ещё кто-то, — Юнги замолкает под внимательным взглядом друга, пытаясь подобрать слова, которыми бы смог выразить то, что чувствует, но как-то так, чтобы не говорить об этом прямо. Точнее, чтобы это было как-то… к чёрту, думает Юнги и продолжает как есть, — или когда этот человек касается кого-то. Чтобы прямо не на своём месте себя чувствовал и казалось, будто что-то внутри тебя взрывается. Бывало у тебя такое? Знаешь, что это и как от этого избавиться? Засыпая друга вопросами, Юнги не замечает, как друг меняется в лице, моментально понимая, что с ним происходит. А Хосок действительно понимает и сейчас совсем не знает, как ему следует вести себя. Ему нужно быть другом, который выслушает, поймёт, что-то посоветует, но к этому он был не готов. То есть он предполагал, что когда-то у Юнги может кто-то появиться, и что это будет не он, но он не думал, что это произойдёт так резко, и когда он успел вообще? Ладно, неважно. Сейчас Юнги нужен друг, и Хосок является тем самым другом, а свои чувства можно засунуть куда подальше. — И кого же ты так ревнуешь? — стараясь сохранять лицо естественным, а тон непринуждённым, Хосок задаёт этот вопрос, усаживаясь на край заправленной, неужели, кровати. Юнги поворачивается к старшему и смотрит на него так, будто тот обвинил его в самом страшном преступлении против всего человечества, ещё и доказательства все при нём. Само только слово «ревность», произнесённое старшим, стучит по черепной коробке так, что хочется обхватить голову руками и сжимать её, чтобы та на части не распалась. Оно так нелепо, так глупо, но больше обвиняющее, и слышать его, как и думать о нём, так тяжело и совсем не хочется. Что за вздор? Какая ревность? Он совсем не знает этого человека, они друг другу никто и Юнги никоим образом не касается личная жизнь этого человека. Он даже права не имеет допускать подобных мыслей…. Но тогда почему Юнги от этого вопроса чувствует себя таким виноватым? Неужели, пока этот человек, Чон Чонгук, стоял напротив него слишком близко, Юнги успел что-то почувствовать? Да нет, точно бред. Юнги, наверно, как и любой другой человек, бывает падок на прекрасное, но он точно не мог почувствовать что-то большее, чем обыкновенная симпатия, за эти несколько секунд. Тем более прекрасным в том моменте была лишь внешность Чона, большего Юнги и не знает, вообще ничего об этом человеке не знает, так с чего бы ему испытывать ревность? — Ревность? Нет, что за бред? — Юнги не сразу понимает, как произнёс это вслух, а усмешка Хосока на сказанное совсем не ободряет. — Я спросил об этом, сделав вывод из сказанных тобой слов, — пожимает плечами, — у тебя кто-то вызвал симпатию, и сейчас тебе не нравится, что этот кто-то контактирует с кем-то другим. Да ты, друг мой, настоящий собственник. — Не правда, — бурчит Юнги, отметая от себя все эти слова, не желая даже запоминать их, чтобы потом они не крутились в его голове и не донимали его своим существованием. Всё это не правда, Юнги равнодушен к этому мужчине и тогда, неделю назад, между ними ничего не произошло. Единственное, о чём он думал, так это о том, чтобы не позволить ему умереть. Вроде, у него получилось, и на этом участие Юнги в жизни Чонгука окончено. — Никто мне не нравится и уж тем более я никого не ревную. — добавляет и тут же жалеет об этом. Слишком жалко и как-то по-детски. Юнги и сам это понимает, а забавляющееся лицо Хосока служит неопровержимым подтверждением. — Ладно, как скажешь, — сдерживая рвущийся наружу смешок, Хосок поднимает вверх ладони в сдающемся жесте и думает о том, что сейчас парень выглядит как никогда мило, если не считать того, что он пытается отрицать очевидное. И что это очевидное не относится к нему. Юнги на самом деле кто-то понравился. И этот кто-то, вероятнее всего, Чон Чонгук. Тот, кого он пытался спасти, тот, у кого действительно есть пара. И если Юнги на самом деле не влюбился в него, Хосок будет только рад, потому что если наоборот, то Юнги будет очень и очень больно. Он бы не хотел такого для друга. — Но, может, расскажешь, кто именно является причиной твоего обыкновенного раздражения? — Хосок уверен, что он думает правильно, но всё же хочет лелеять надежду на то, что Юнги понравился кто угодно, только не тот, о ком он подумал. — Это тот человек, которого ты хотел спасти? — добивающий вопрос, и добивает он обоих. Юнги не отвечает, только лицо его с мило недовольного меняется на грустное, виноватое, и отворачивается, а Хосоку этого уже достаточно, чтобы всё понять. Юнги понравился тот, кто не ответит ему взаимностью. И не только потому, что занят, а еще и потому, что он не воспринимает подобных отношений. Потому что это слишком, а он лицемерно правильный, потому что в корне отличается от того, кто бы мог полюбить и сделать счастливым его друга. Чонгук не тот, во всех смыслах, и как Юнги угораздило почувствовать к нему хоть какую-то симпатию, для Хосока остаётся непонятным. — Давай просто забудем всё то, что я только что сказал, — тихо проговаривает Юнги и, поднявшись с кресла, поднимает с пола свой рюкзак и закидывает его на плечо, — нам пора. — Но ведь ты не забудешь, — Хосок и сам не хочет продолжать эту тему, потому что видит, как Юнги от этого тяжело, потому что самому от всего этого паршиво. Но также Хосок знает, что кроме него, Юнги не с кем будет поговорить об этом, у него есть только он, Хосок — его лучший и единственный друг. — Не забуду, — подтверждает тот и первым покидает комнату. Юнги на самом деле не забудет, ещё долго будут в его голове прокручиваться слова друга и его собственные. Но говорить об этом он не станет, чтобы не добавлять ещё больше, чтобы окончательно от этих мыслей не взорваться. Нужно просто перестать. Взять заданий побольше, потом пойти помогать к дяде в мастерскую и просто занимать себя чем угодно, только бы не думать обо всём этом, не оставлять себе времени и возможностей для отслеживания мероприятий Чон Чонгука. В конце концов, если с ним что-то случится, Юнги об этом сразу узнает и сделать ничего не сможет, равно как если будет просматривать его фото в интернете, избегая тех, где он со своей девушкой, и беситься из-за этого. Это не девушка на них лишняя, это глаза Юнги на этих фото лишние, как и его мысли, которыми он слишком часто возвращается в тот момент, которого быть не должно. Когда они были настолько близко, что Юнги почувствовал крохотную влюблённость, которая непременно пройдёт, если игнорировать того, на кого она направлена. Больше ни одной статьи, фото, никаких уходов в воспоминания, ничего. Чон Чонгук всего лишь крошечный эпизод в его жизни, и он уже в прошлом. Они больше не увидятся, а если их встреча и произойдёт, то лишь в универе где-то издалека, и то, наверное, он и не узнает его. Так даже будет лучше. Юнги бы хотелось, чтобы этот мужчина не помнил его, чтобы и Юнги смог стереть его из своей памяти и головы. Если бы только он мог это сделать, взять и на самом деле забыть. Чёртово проклятье….

***

В универе всё проходит как обычно. Всё те же местами скучные пары, студенты, большинство из которых приходит на них только для галочки, и серое небо за большими окнами. Единственным моментом, внесшим разнообразие, стал новый преподаватель английского языка, который привлёк к себе повышенное внимание многих студентов за счёт своего молодого возраста и привлекательной внешности. По виду он и сам был похож на студента, и совсем не скажешь, что ему уже почти тридцать. Яркий и позитивный, он будто своим приходом вытеснил из аудитории всю серость и тоску, а своей улыбкой заставлял почувствовать приятное тепло. Его речь не звучала монотонно, как у многих других, он с интересом рассказывал о своём предмете, и таким же интересом заражал многих других, и Юнги даже подумалось, что было бы неплохо, если бы Ким Сокджин вёл не английский, а историю. С его ораторскими навыками этот предмет стал бы живее, чем в чопорном изложении директора Кима. Вот забава, оба Кимы, а такие разные. Буквально яркий жаркий огонь и холодный бесцветный лёд. Юнги даже не замечает того, как пара быстро заканчивается и все начинают собираться, а в дверях уже показывается макушка нетерпеливого друга, который показывает ему быстрее собираться. И откуда только столько эмоций? Обречённо вздохнув, Юнги начинает собирать свои вещи в сумку, а Хосок решает подойти к нему и не замечает, как задевает плечом идущего ему навстречу преподавателя с бумагами, которые от столкновения разлетаются и падают на пол. — Ох, простите, — Хосок присаживается на пол и помогает мужчине всё поднять, пусть тот и заверяет, что ничего страшного не произошло, и он справится сам. — Благодарю, но правда, не стоило утруждаться, — улыбается Ким, поднимаясь на ноги и разглядывая лицо парня. — О, я вас, кажется, уже видел. Вы на каком курсе? Хосок поднимает взгляд на лицо мужчины и замирает. Слишком знакомо, слишком сильно заставляет нервничать, слишком напоминает о том, что он самозванец. — Это Чхве Хосок, он на третьем курсе, — отвечает за друга подошедший к ним Юнги, так как тот замер и молчит уже минуты полторы. — Чхве? — переспрашивает Джин, Юнги кивает ему и подталкивает друга локтем в бок, чтобы тот отмер. — Хорошо, тогда, увидимся в следующий раз, Чхве Хосок. — Сокджин чуть склоняет голову в поклоне, то же делают и ребята, и первым выходит из аудитории. — Эй, что с тобой? — Юнги щёлкает пальцами перед лицом друга, пытаясь привлечь к себе внимание. — Так сильно понравился новый профессор? — Профессор? — пропитанным недоверием голосом переспрашивает тот только об этом, проигнорировав слова Юнги о симпатии, чего не бывало никогда. — Да, Ким Сокджин, теперь он будет английский вести. – отвечает юноша, наблюдая за тем, как лицо друга с каждым сказанным Юнги словом всё больше меняется и принимает более задумчивый вид. Хотелось бы узнать, что так напрягает его, но вместо этого он решает пока перевести тему. – Ты, вроде, торопил меня куда-то? — напоминает. — Ах, да, — Хосок мотает головой из стороны в сторону, решая обдумать эту новую появившуюся проблему позже и, взяв Юнги за руку, ведёт его к выходу, — ты должен это увидеть. Ничего не понимая, Юнги просто идёт следом за другом, радуясь только тому, что тот снова ожил, но, когда Хосок приводит его в галерею, радости в нём остаётся уже не так много. А когда они останавливаются напротив слишком знакомой картины, последние её остатки и вовсе испаряются. Юнги смотрит на картину, оглядывается по сторонам, снова убеждаясь в том, что они действительно находятся в галерее, куда выставлены лучшие работы. Снова поворачивается к картине, моргает, но осознать и принять эту реальность не может. Она не должна быть тут. Юнги не помнит, почему, но точно помнит, что это приведёт к плохим последствиям. — Что она тут делает? — нечленораздельно спрашивает, не отводя глаз от картины, пытаясь вспомнить, что именно он видел, связанного с ней. Хосок начинает что-то радостно говорить и активно жестикулировать, но Юнги его уже не слышит, он ушёл в себя перерывать свои воспоминания. Он будто фильмы проматывает на высокой скорости, в какой-то момент даже чувствует, как голова начинает кружиться, но его это не останавливает. Он продолжает до тех пор, пока не добирается до нужного момента. Да, он уже видел это около трёх месяцев назад, его очень долго мучил этот сон и видения, связанные с ним. Он видел, как картина оказалась в галерее и что она стала причиной гибели человека, лица которого он не видел. Юнги тогда очень испугался и попросил снять его картину с кандидатуры быть выставленной, и собирался забрать её позже домой, чтобы точно быть уверенным, что эти каракули никого не убьют. Но потом эти видения и сны резко пропали, и он успокоился и забыл об этом, а следующее посетило его лишь неделю назад, с Чонгуком в нем. — Нужно убрать её отсюда, срочно, — Юнги не успел даже до конца открыть глаза, а слова уже срываются с его губ, а когда чужой, но такой знакомый голос не даёт ему снова заговорить, он вздрагивает и только потом распахивает глаза. Чонгук смотрит на него так, будто на его лице что-то написано мелким неразборчивым почерком, и он пытается разобрать эти слова, а Юнги готов прямо сейчас закричать. Чонгук напротив него и снова слишком близко, если говорить о правилах приличия, а ещё Юнги слишком точно помнит этот тёмно-бордовый пиджак с чёрной рубашкой. Эта картина упала на человека именно в этом одеянии. — Так вы мне ответите на вопрос, Юнги? Почему эта картина не должна быть здесь? — Чонгук повторяет свой вопрос, уверенный, что парень его не слышал и что ему не ответят. Во всяком случае, чем-то разумным. — Это вы сделали? Вы приказали принести её сюда? — догадавшись по взгляду, Юнги берётся за раму и собирается снять картину с подставки, но чужие широкие ладони укладываются поверх его и не дают этого сделать. — Что ты делаешь? — Это вы что делаете? Студент, написавший её, не давал разрешения на выставление этой картины здесь. — Изначально давал, и он так и не забрал её как обещал, и я подумал, что ты передумал и решил оставить её. — спокойно отвечает, продолжая держать Юнги за руки. — Почему ты так не хочешь, чтобы она была тут? — А почему ты так жаждешь умереть? — едва различимым шёпотом этот вопрос срывается с онемевших губ Юнги, а Чону кажется, будто он выкрикнул его на запредельной громкости. Почему всё снова склоняется к его гибели? И почему в этом вопросе столько боли? Почему теперь Чон обращается к нему так же не формально? Почему просто не позволит ему забрать эту картину? Почему хочется спорить с ним и препираться? И почему тело мальчишки так дрожит? — Юнги не забрал её по личным причинам, объяснять которые не обязан, как объяснять и своё нежелание выставлять её здесь. И вы должны были обговорить этот момент с ним, а не руководствоваться только своими догадками, господин Чон. А потому позвольте забрать картину и не нарушайте личное пространство студента. — молодой человек чеканит настолько холодно и жёстко, что у Юнги мурашки побежали от такого тона Хосока, которого он никогда от него не слышал. Но, как бы то ни было, это срабатывает, и Чонгук убирает свои руки, и теперь Юнги может забрать картину с подставки. Прижав её к себе, Юнги поворачивается к другу и видит на его лице смесь неописуемых эмоций. Он смотрел на Чона так, будто испытывает к нему не просто неприязнь, а самую настоящую ненависть, и в следующую же секунду набросится на него. Откуда столько негативных эмоций к этому человеку? — Я думаю, у него есть язык, и он способен ответить сам, — Чонгук учтиво отходит на пару шагов назад, но продолжает смотреть на Хосока с каким-то вызовом, что заставляет Юнги думать о том, что эти двое точно знакомы, причём лично. После сказанных слов Чон снова переводит взгляд на Юнги, тем самым вынуждая его заговорить: — Я не давал разрешения, и не даю его сейчас, — кое-как отвечает Юнги и, кивнув Хосоку, уходит первым. Он не знает, что происходит между этими двумя, но признаться честно, и не хочет знать. Ему достаточно того, что он снова увидел этого человека, а в момент, когда его ладони легли на его руки, внутренний мир Юнги снова перевернулся на триста шестьдесят градусов. Так быть не должно. — Нет, хватит, забудь, — снова не замечает, как произносит эти слова вслух и, мотая головой, спешит по коридору, не замечая никого перед собой. У него в голове была только одна мысль — как можно скорее сбежать из этого места и уничтожить эту чёртову картину. Юнги выбегает на улицу, забыв про куртку, не чувствует холода и бежит в сторону дома, но останавливается, когда чувствует чужую хватку на локте. Юнги стоит, не оборачивается, он уже знает, чья рука сейчас не позволяет ему уйти, и вскоре эта догадка подтверждается, когда Юнги слышит голос этого человека: — То ты преследуешь меня, то сбегаешь, ответь, почему? — У меня тот же вопрос, — проглотив неясно откуда взявшийся страх, Юнги поворачивается к мужчине, — ты сказал, если я продолжу, то ты напишешь на меня заявление, а сейчас сам не даёшь мне уйти. Почему? — Юнги смотрит в тёмные омуты напротив, пытается в них ответы найти, но чувствует себя так, будто пытается дно колодца рассмотреть, что не доступно его взору, а мозг подсказывает, что и не нужно ему знать, что таится на том дне. — Почему ты не хочешь выставить картину? — игнорирует сказанное мужчина, потому что отвечать на этот вопрос ему нечем, даже самому себе. — Потому что она убьёт тебя, — говорит прямо и плевать, что ему снова не поверят. Юнги хочет говорить с этим человеком так — прямо, откровенно, искренне. Юнги продолжает хотеть, чтобы Чонгук понял его, поверил ему. — Снова страшный сон? С аварией разобрались, а теперь мне угрожает картина? — Чонгук говорит без сарказма, и толики едкости в голос не вкладывает, но Юнги по этим глазам видит, что он не верит, скорее, за умалишённого принимает. И ведь с какой-то стороны он прав, Юнги действительно сумасшедший, потому что до сих пор желает спасти этого человека. Пусть он после этого его обвинит во всём и собственноручно на том самом чёрном ауди в психушку увезёт, Юнги будет всё равно, только бы Чонгук жив остался. — И как же я умру из-за неё? — Снова спрашивает, вырывая парня из его размышлений. — Я не знаю, но я видел, что она падала на вас с высоты. — Ты решил вспомнить о формальностях? — усмехается Чон, стараясь отогнать от себя сказанное, потому что изначально он сам хотел повесить её в другом месте, на стене второго этажа галереи, но решил пока отложить эту идею. — Вы первый плюнули на них, — Юнги вспоминает то, как Чон заговорил с ним, как только подошёл. — А ты ещё раньше, — подобно ребёнку, припоминает их самый первый разговор, когда Юнги позвал его по имени. — Я не знаю, что там за сны тебя мучают, и понятия не имею, почему они относятся к моей смерти, но ты ведь и сам видел, что она стоит внизу, следовательно, со мной ничего не случится. Если ты решил забрать её только из страха за мою жизнь, то можешь не волноваться об этом, — проговаривает и подходит ещё на шаг, снова посылая к чёрту все приличия, он укладывает свою ладонь поверх чужой, что сжимает раму. — Она слишком прекрасна, чтобы прятать её дома из-за таких глупостей. Да, возможно, это просто паранойя Юнги, ведь на самом деле картина внизу и никак не могла бы упасть на Чона сверху. И если судить по сегодняшней одежде Чонгука, то и произойти это должно было сегодня. Что-то пошло не так. Юнги снова прокручивает в голове то видение и сказанные сейчас слова мужчины, но почему-то мозг решил зацепится именно за последнее слово. — Твоя жизнь для тебя глупость? — выгнув бровь, Юнги смотрит на чужую ладонь, как она полностью покрывает его собственную и думает лишь о том, как это не правильно, но и стряхивать её с себя так не хочется. — В последнее время она напоминает мне именно её, — пускает смешок, но Юнги не находит ничего смешного в сказанном, а потому хмурится и, убрав с себя чужую руку, отходит дальше от Чона. — Так хотите эту картину? — спрашивает совершенно другим, казалось, и не своим совсем, тоном. И Чонгуку даже кажется, что он точно знает, какие слова последуют дальше. — Забирайте. — Укладывает её на асфальт и, не говоря больше ни слова, развернувшись, уходит. — Юнги, постой. — И, если вы сделаете ещё шаг, заявлю на вас я, — останавливается лишь для того, чтобы сказать это, но лица не поворачивает. Не хочет показывать, как по щеке слеза скатилась, не хочет видеть этого человека, не хочет чувствовать то, что чувствует. — И не нарушайте правил приличия только потому, что я позволил себе это, вы старше и должны понимать, что делать можно, а что нельзя. — добавляет, проглатывая горький ком, и уходит. Юнги забывает о том, что у него ещё пара, которую ведёт директор, и его отсутствие не принесёт ему ничего хорошего, забывает об одежде и о том, что он только переболел. Даже про оставшегося в галерее Хосока не вспоминает. Ему глубочайше всё равно. Единственное, что занимало мысли Юнги, так это Чон Чонгук, который снова появился в его жизни, а ведь он только сегодня утром думал о том, что забудет его, и был уверен, что у него начало получаться, ведь он не вспоминал о нём во время занятий. И вот этот человек снова появляется и рушит то крохотное спокойствие, которое ему удалось найти. Он не верит его словам и его снам, но зачем-то продолжает спрашивать о них и слушает так, будто для него это важно, при этом называя этот момент своей жизни глупостью. Хм, конечно, глупость. Глупость, когда кто-то вздрагивает по ночам, просыпаясь в холодном поту, и тут же просматривает все сводки новостей, переживая, что видение сбылось. Глупость, когда ищешь этого человека или дожидаешься под дождём, пока этот придурок выйдет со своей чёртовой работы. Глупости, когда пытаешься уберечь кого-то — так, как никого и никогда. Когда кажется, что сам морально умрёшь и никогда не простишь себе, если не спасёшь, а над тобой вот так насмехаются. Да, очевидно, глупости. И самая главная глупость Юнги в том, что он бы не отцепил от себя его руку, не знай он, что у того есть девушка, которая вряд ли одобрила бы подобное, совсем не приличное поведение своего парня. — Я лишь хотел спасти тебя, но почему мне кажется, что это желание в итоге погубит меня самого? — сам себя спрашивает и останавливается, когда с неба на него падают крупные капли дождя. Идеально для глупого драматического фильма, где Юнги отнюдь не главный герой. Потому что главные всегда в центре, потому что потом всё заканчивается хорошо, а Юнги же этого не светит. Он лишь тот, кто на заднем плане, являющийся двигателем сюжета, в котором главные герои, Чон Чонгук и его девушка, имя которой начинается на букву «Э».

***

Чонгук вернулся домой ещё несколько часов назад, но за всё это время ни разу не вышел из кабинета, но и не занялся запланированными делами. Всё, что он делал, так это сидел в развёрнутом к окну кресле и разглядывал картину, которую не отнёс обратно в галерею, а зачем-то уехал с ней домой. Вот действительно, кто ещё из них двоих, него и Мин Юнги, более чокнутый, невоспитанный и бестактный? — Чонгук, ты занят? — Чон моргает, повернув голову к приоткрытой двери, из-за которой выглядывает белокурая макушка. — Я тогда позже зайду. — Нет, Эмили. Что-то случилось? — Чон поднимается с кресла и подходит к девушке. Она выглядела обеспокоенной и пока что он не мог понять причину этих переживаний. — Нет, но мои родители приезжают в среду, и твой отец хочет устроить ужин, — отвечает, смахивая с чужого напряжённого плеча невидимые пылинки. И не получив ответа, добавляет. — А ещё я хотела спросить, всё ли у тебя хорошо. Ты выглядишь подавленно в последние дни. Чонгук вздыхает, беря в свои руки чужие ладони, и поднимает взгляд на изумрудные глаза девушки, снова поражаясь тому, какая она красивая и как она не пробуждает в нём ничего, кроме осознания этого самого слова, хотя красота далеко не главная особенность Эмили. Помимо этого, она достаточно умная и образованная, сговорчивая, мягкая и добрая, без капли напускной лести. Чонгуку нравятся в ней эти качества, но каких-то высоких чувств или эмоций, как бы он ни пытался, он к ней не испытывал. — Нет, я в порядке, просто работы в последнее время прибавилось чуть больше, чем я предполагал. Так, когда наши родители хотят собраться? — В среду, примерно в семь. Они сказали, что поймут, если ты опоздаешь или не сможешь присутствовать. — Это семейный ужин, так что я сделаю всё возможное, чтобы быть там. — обвив руками чужую тонкую талию, Чон оставляет мягкий поцелуй на румяной щеке и вдыхает запах собранных в пучок волос. — У тебя новые духи? — опустив голову, заглядывает в необычно красивые глаза. — Да, тебе нравится? — Очень, — снова вдыхает, нарочно делая это громче и прижимая девушку к себе теснее, после чего и вовсе поднимает её над полом, слушая звонкий смех. — Может, ляжешь сегодня спать пораньше, чтобы отдохнуть? — перебирая волосы на затылке мужчины, с лукавой улыбкой спрашивает она, и улыбка её становится еще шире, когда Чон изображает глубокую задумчивость. — Ну, если ты хочешь просто лечь спать, то я лучше ещё поработаю, — растягивая слова, Чонгук собирается поставить девушку на пол, но та начинает болтать своими ножками и обхватывает его только сильнее за шею, давая понять, что не слезет. — Побудь сегодня со мной, а я буду с тобой, хорошо? — смахивая чёлку со лба Чона, просит девушка, на что тот согласно кивает. Ему действительно стоит больше времени проводить с Эмили, чтобы вытравить из головы всякие глупости о мальчике, который якобы предсказывает будущее и пытается спасти его. Потому что Мин Юнги всего лишь случайный прохожий в его размеренной жизни, тогда как у Эмили есть ещё одна, и самая главная особенность. Эмили не девушка Чонгука, не невеста, а законная жена вот уже почти два года. И совсем неважно то, что он к ней ничего не чувствует. Мин Юнги, чья картина с изображением сакуры на фоне полной луны, с которой опадают лепестки, и которая теперь стоит в его кабинете, не спасёт его, даже если действительно способен предвидеть будущее. Чонгук чувствует, что именно этот мальчик с совершенно обычными глазами и станет его погибелью. От этого умирать Чонгуку не положено.