21 апреля, 11:52 Студия Дрю
Но прежде чем назначать ужин Кристофу Гэвину, Феникс решил навестить Дрю Мишама, на которого дал наводку Клавьер. В досье с фотографией усатого мужчины любезно написали и адрес, по которому Феникс приехал сразу после завтрака. Трюси пришлось взять с собой — Ларри сказал, что освободится только ближе к вечеру, потому что у него горят дедлайны по сдаче иллюстраций. В любом случае, сейчас Феникс стоит на пороге потрепанного одноэтажного дома с незаметной, застенчивой вывеской — «Студия Дрю». Трюси любопытно рассматривает потрепанную дверь и пытается заглянуть в плотно зашторенное окно. Они держатся за руки всю дорогу от квартиры до студии. Перчатки Трюси тихо скрипят, когда она поудобнее устраивает ладонь в хватке Феникса. Задумчиво дуя губы, Трюси вытягивается и отклоняется в сторону, переваливаясь на правую ногу, чтобы получить больше обзора окна. Феникс охает и резко напрягает руку, чтобы мягко дернуть малышку обратно и не позволить ей завалиться на бок мешком картошки. — Трюси, невежливо подглядывать в окна, — слегка журит он. — Тем более, там все равно ничего не видно. Трюси разворачивает голову — розовый цилиндр соскальзывает на лоб — и показывает Фениксу язык: — Если бы было видно, я бы и не заглядывала! — говорит она так, будто это какая-то прописная истина. Феникс скептически вскидывает брови. Трюси предпочитает это проигнорировать и снова повернуться к окну. — Мне просто показалось, что я видела какой-то просвет в шторе. И оттуда точно кто-то смотрел! — Ну, нам так даже проще, — Феникс пожимает плечами и нажимает кнопку звонка. Тишина. Феникс недоверчиво переглядывается с переминающейся на месте Трюси. Неужели никого? Ну уж нет. Феникс упрямо нажимает на звонок снова. На этот раз за дверью раздается нерешительный шорох; в глазке входной двери что-то мелькает. — Кто там? — наконец раздается приглушенное. — Феникс Райт, адвокат защиты, — выпаливает он и только через ощутимое мгновение понимает, что Дрю Мишаму его имя вряд ли о чем-то говорит. Тихо вздыхает. — Я тот, к кому попала фальшивая улика… я знаю, что вы — ее создатель, и я должен задать вам несколько вопросов. Молчание Дрю Мишама затягивается. Феникс спешно добавляет: — К вам нет никаких претензий, мистер Мишам. Я правда хочу поговорить с вами только как со свидетелем. Еще секунду никто за дверью не произносит ни слова, звучит лишь новый приглушенный шорох, как будто чей-то неразборчивый шепот. Феникс снова переглядывается с Трюси. — …А рядом с вами?.. — наконец заговаривает мистер Мишам. — Профессиональная волшебница Трюси Грамарье к вашим услугам! — звонко и с грациозным поклоном отвечает Трюси, не дав Фениксу времени даже слово вставить. Тому остается только тихо усмехнуться. Мистер Мишам еще несколько мгновений проводит, похоже, в раздумьях, но затем тяжелая входная дверь распахивается. Дрю Мишам напряженно улыбается, избегая смотреть Фениксу в глаза, но все равно не отворачивается. А из-за его спины стеснительно выглядывает маленькая девочка с красивыми волнистыми синими волосами, похожая на испуганного, но любопытного зверька. И смотрит девочка вовсе не на Феникса, а на сияющую, как в свете софитов, Трюси. — Проходите, мистер Райт, — говорит Дрю Мишам, ласково проведя рукой по макушке синеволосой девочки. Та дергает его за край зеленого пиджака, и мистер Мишам тут же поворачивается к Трюси. — О, и, мисс Грамарье… моя дочь Вера очень хотела бы с вами познакомиться. Вы не против? Ей нравятся фокусы труппы Грамарье. Слушая, как учтиво и внимательно мистер Мишам обращается с Трюси и как отзывается о собственной дочери, Феникс непроизвольно проникается к нему симпатией. Трюси требуется секунда, чтобы оценить ситуацию; она беглым взглядом изучает стеснительную фигуру Веры, явно замечает и ее восторженно горящие темные глаза, и нетерпеливо перебирающие кольца блокнота пальцы, и смущенно покрасневшие щеки. Трюси уже знакомо загорается как звездочка и подскакивает к Вере, радостно щебеча: — Значит, тебе нравятся фокусы! Хочешь, я покажу тебе парочку? — она мягко касается сначала плеча, а затем и ладони Веры и утаскивает в соседнюю приоткрытую комнату. — Нам же можно туда? Не будем мешать скучным старичкам обсуждать скучные вещи. — Там моя комната… — тихим певучим голосом отзывается Вера и улыбается. Феникс замечает, как мистер Мишам, все это время взволнованно наблюдающий за дочерью, коротко — грустно и одновременно слишком радостно — поджимает губы. — Она давно не была такой счастливой, — скорее в пустоту бросает Дрю Мишам, обнимая себя за плечи. Девочки скрываются в комнате Веры. — Однажды ее пытались похитить на пути домой… с тех пор мой цветочек всегда молчит и сторонится людей. Сегодня она впервые сама захотела с кем-то поговорить… Он смахивает слезы и поворачивается к Фениксу с самым несчастным выражением лица, при взгляде на которое сердце обливается кровью. Мистер Мишам указывает на небольшой потертый диванчик, местами покрытый засохшими каплями краски и крошками от шоколадного печенья. Фениксу не предлагают чая, но он и, если честно, не ждет. Бедная маленькая девочка. Феникс не может даже представить, что чувствовал бы, случись такое с Перлс — и она даже не его дочь. В горле скапливается ком. — Мне очень жаль, — искренне произносит он. Мистер Мишам только моргает, потом заторможено кивает: — Пожалуйста, задавайте ваши вопросы, мистер Райт… Я отвечу на все, что смогу. В противоположном углу помещения царит творческий беспорядок — разбросаны банки краски, грязная вода для кисточек, холсты разного размера — пустые и таящие на себе что-то, но развернутые к серой неухоженной стене. Один из холстов смотрит рисунком с вулканом наружу — признаться, выглядит не слишком хорошо; заметных недостатков много. Художнику явно не хватает навыков. Над дальним столом висит пробковая доска, но там нет никаких быстрых скетчей, только сумбурные заметки. Фениксу такая обстановка знакома еще со времен колледжа. Перед поступлением туда у него было несколько месяцев запойного рисования, когда он тратил литры краски и сотни холстов на оттачивание навыка. И поначалу картины были того же уровня. Хотя Дрю Мишам, вроде как, уже профессиональный художник. — Судя по всему, вы художник… Но бизнес как-то не идет?.. — сочувствующе спрашивает Феникс без капли осуждения. Сам после смерти Мии с трудом концы с концами сводил: никому не сдался неизвестный адвокат. — Да уж, не густо, — уныло соглашается мистер Мишам. Он зарывается рукой в свои пышные серые волосы. — Я до сих пор ни одной картины не продал. Был бы один, то справился бы, но Вера… Я не хочу, чтобы она в чем-то нуждалась, а после развода с ее матерью все так усложнилось, и мне пришлось… пришлось… Феникс поджимает губы: — …начать делать подделки? Дрю Мишам отвечает безрадостным вздохом. Он весь сжимается, как будто пытается спрятаться, и прикрывает лицо рукой, склонивший голову с искренним раскаянием. Из-за стены доносится звонкий смех Трюси. — Я знаю, что делаю… — глухим голосом произносит мистер Мишам в сторону. — Большинство картин, что мне приносят для копирования, — украдены, и одному богу известно, для чего потом используют мои подделки… Глупо даже думать, что для чего-то законного. Но подобный случай… с этой проклятой страницей… На короткий миг он зажмуривается, трясет головой — сожаление льется из каждого жеста; из каждого слова. — Поверите ли вы, если я скажу, что никогда до этого не подделывал ничего, кроме картин?.. И что взялся за эту работу только из-за огромной суммы, не зная, зачем та страница понадобилась заказчику? И что теперь безмерно сожалею, что согласился? Феникс складывает руки на груди и смотрит на Дрю Мишама со смесью из сочувствия и осуждения в груди. Вздыхает: — Сделанного не воротишь. Нам остается только справляться с последствиями, — Феникс непроизвольно устремляет взгляд на дверь в комнату Веры, где сидит и Трюси. Малышка, о которой Феникс поклялся заботиться изо всех сил. Он качает головой и снова поворачивается к Дрю Мишаму. Тот тоже печально смотрит в сторону детской. — …Поэтому, пожалуйста, мистер Мишам, расскажите о странице все, что знаете. Любая деталь может помочь. Дрю Мишам безрадостно вздыхает и кивает; похоже, он и не собирался ничего утаивать. У него на душе лежит тяжелый груз, и он явно ничуть не легче того, что у Феникса. — На самом деле, заказчик не просил меня сделать копию… задача стояла иная, — мистер Мишам делает паузу, подбирая слова и хмуря брови. — Заказчик предоставил мне распечатанный текст и образец почерка, которым нужно было переписать тот текст. Могу только предположить, что его составил сам заказчик… — Но вы не знаете, кто он? — торопит Феникс, сжимая магатаму в кармане брюк. Дрю Мишам уныло склоняется над столом, его лицо полно печали: — Нет, мистер Райт, увы, — никаких душевных замков не возникает. Феникс недоверчиво поправляет хватку на магатаме, но та снова не выдает никакой реакции. Даже так? — Странно, — Феникс отказывается отпускать эту тему просто так. — Неужели вы совсем не пытались разузнать что-нибудь о заказчике? Он же сделал такой подозрительный запрос. Будь я на вашем месте, то ни за что не оставил бы это без внимания. Мистер Мишам нервно отводит взгляд, чешет предплечье: — Я не… он действительно много заплатил, и я… с ним встречался не я лично, и я-я… — и, конечно же, на этих словах воздух прорезают знакомые алые замки. В них даже нет нужды, Фениксу все ясно уже и без помощи магатамы. Он качает головой. — «Не вы лично»? — спрашивает Феникс твердым голосом, которым обычно загоняет свидетелей в угол. Мистер Мишам мгновенно бледнеет и делает сбитый судорожный вздох. Феникса это не останавливает; он начинает думать вслух. — Значит, не вы, а кто-то другой… Кто? Кого вы можете сознательно прикрывать, подвергая себя такому риску? Кто-то, о ком вы беспокоитесь больше, чем о собственной жизни; кто-то, ради кого готовы пожертвовать собой… Именно в этот момент Феникс слышит приглушенный стеной тихий голос Веры Мишам. Вспоминает блеснувшие в глазах Дрю Мишама слезы. Все складывается в печальную, но цельную картину. — …Под это описание подходит лишь ваша дочь, — заключает Феникс почти жестко. Лицо Дрю Мишама бледнее свежего холста. У него опускаются плечи, пальцы перестают тревожно теребить друг друга, даже пышные волосы торчат как будто более уныло. И весь он — крупный мужчина высокого роста — вдруг кажется неподходяще маленьким, придавленным грузом собственных пороков к самой земле. Замки ломаются, как стекло. — …Не знаю, как вы догадались, мистер Райт, — сдается мистер Мишам, отводя полный горечи взгляд в сторону, — но да… Моя дочь делает подделки, не я. У Феникса на короткий миг сводит желудок; он чудом не кривится, лишь насилу сохраняя хладнокровный вид. Вере Мишам на вид максимум двенадцать — у нее огромные грустные глаза и болезненный, слабый вид. И, трудами родного отца, она — фальсификатор. Тем же образом, что и Трюси, из которой Зак сделал пособницу. — Мой цветочек — потрясающий талант, — рассказывает Дрю Мишам с искренней отцовской гордостью и любовью. Как минимум этого у него не отнять. — Она сидела в моей студии, наблюдала за тем, как я рисовал, и в какой-то момент начала повторять мои картины. Рисовать точные копии, представляете? Даже я, автор, не мог отличить оригинал от ее работы!.. — Значит, вы не знаете, кто заказчик, — снова торопит Феникс. — А Вера? Дрю Мишам вздыхает. — На самом деле… — долгую секунду он будто раздумывает, может ли продолжить говорить, и смотрит на дверь в комнату Веры. Опять вздыхает — тяжело и виновато. — Заказчик приходил сюда, в студию, однажды. Но на нем была маска, да и он просто, можно сказать, прошел мимо меня. Он разговаривал только с Верой. Кулаки в карманах брюк, честное слово, от ярости сжимаются сами по себе. Фениксу хочется высказать Дрю Мишаму много неприятных вещей: как он посмел оставить родную дочь с незнакомцем наедине? как он вообще пришел к тому, что заставлять маленькую девочку делать подделки — нормальная идея? почему он не мог попытаться найти себе другую работу, а не пользоваться талантом дочери? Но Феникс вынужден моментально проглотить все претензии, потому что внезапно дверь в детскую распахивается и оттуда выскакивает счастливая Трюси под руку с улыбающейся Верой. — Что такое? — сразу переключается Феникс, его голос мягок. — Можно я ему покажу, Вера? Можно, можно? Старичок — хороший человек! Он вернет это, можешь даже не волноваться, — суетится Трюси, светящаяся и подпрыгивающая на месте. Феникс не видел ее такой счастливой с того утра перед злополучным судом над Заком Грамарье. Вера стеснительно кивает. — Ура! Старичок, посмотри, что есть у Веры! Посмотри, кто это! Трюси хватает Феникса за запястье и вкладывает в ладонь крохотную деревянную рамку. Из-за стекла, запечатленные на лимитированной почтовой марке, улыбаются уже лично или по слухам знакомые люди — Зак, Валант и Таласса Грамарье. Мама Трюси. — Надо же… Это же труппа Грамарье, — вскидывает брови Феникс, разглядывая марку. — Ага! — Трюси радостно хихикает и, все еще держа Веру за руку, плюхается на диван у самого бока Феникса. — Представляешь, Вера — фанатка Грамарье! Она знает меня! Она хотела со мной встретиться и поэтому попросила своего папу нас впустить! Феникс улыбается восторгу маленькой волшебницы и Вере, которая очаровательно краснеет с каждым словом все сильнее. — Никогда не видел такой марки. Откуда она у тебя? — улыбается Феникс и протягивает Вере рамку обратно. Она с трепетом возвращает ее к себе и прижимает в кулаке к груди, смущенно поджимая губы. Ей заметно сложно радоваться так же открыто, как Трюси, но она не перестает смотреть на все взволнованно распахнутыми глазами. Феникс замечает, как у Дрю Мишама дрожат губы. — Это было в письме от клиента, — говорит тот, совладав с голосом. — Он отправил ее с письмом и попросил прислать ответ с этой маркой, но потом я увидел, как она понравилась Вере, и… у меня просто рука не поднялась. Феникс понимающе хмыкает. — Мистер клиент — хороший человек… — застенчиво произносит Вера, принимаясь грызть ноготь. Если бы она не была маленьким доверчивым ребенком, Феникс бы уже разразился громким циничным хохотом. От него не укрывается и то, как теряет краски до этого светящееся лицо Трюси; ее улыбка немеет. Она точно не согласна с Верой, но чтобы не выдать себя предпочитает просто отключиться. Феникс утешающе накрывает ее ладошку, лежащую на диване, своей, и потирает большим пальцем. Губы Трюси вздрагивают, когда она пытается вернуть на них подобие радости. — Когда он приходил сюда, мы много-много говорили о труппе Грамарье… — не заметив этого, продолжает Вера. — Я уверена, он тоже большой фанат! Он так внимательно слушал мои рассказы о фокусах! И так приятно улыбался! Я была только рада ему помочь! Феникс отбрасывает в сторону бурлящее желание протеста и цепляется за детали: — …погоди, Вера, ты видела лицо мистера клиента? — Ну да, — моргает она и нерешительно переглядывается со своим отцом, не переставая грызть ногти. — Он был очень-очень красивым. Я хорошо его рассмотрела, пока мы разговаривали. — Хорошо рассмотрела… — задумчиво повторяет Феникс, как попугай, и вдруг широко распахивает глаза. — Постой, ты… ты запомнила его? — дождавшись короткого кивка, Феникс шумно вздыхает. — А ты могла бы… попробовать нарисовать его? Вера абсолютно растеряна. — Зачем?.. — она оборачивается к мистеру Мишаму, потом быстро смотрит на Трюси. Та покрепче сжимает руку Феникса. — Мистер клиент — хороший человек, он даже сказал, что мне не обязательно выходить к людям на улицу, если я не захочу. А если придется, то мне нужно просто взять талисман удачи. Он хороший! И он попросил никому про него не рассказывать. Он много для меня сделал, я тоже хочу что-нибудь для него сделать. Феникс не ожидал столкнуться с такой уверенностью. Даже мистер Мишам выглядит потрясенным. И только Трюси вдруг вмешивается, со свойственной себе находчивостью: — На самом деле, я тоже хотела попросить у тебя рисунок мистера клиента, — она поджимает губы, ее взгляд бегает по пустому кофейному столику. — Просто я-я… тоже иногда боюсь выходить на улицу одна… — Трюси… — Вера потрясенно ахает, прикрывая рот рукой. — После того, что случилось с моим дедушкой, мне везде кажутся злые люди… Вдруг кто-нибудь из них на самом деле убил моего дедушку? — продолжает Трюси, и в ее словах, кажется, нет лжи как таковой, лишь преувеличенная правда. — И когда ты сказала о талисмане удачи, который мог бы защитить от злых людей на улице… Я подумала: может, тот добрый мистер клиент мог бы подарить талисман и мне?.. Но если ты не знаешь его имени и не можешь нарисовать его, как же нам со старичком найти его… Трюси тихонько всхлипывает и хочет сказать что-то еще, но в этом уже нет нужды. Вера с удивительной для себя энергией подскакивает с дивана: — Я нарисую! — восклицает она, хватая Трюси за руки. — Я нарисую мистера клиента, и вы с ним встретитесь! Он будет только рад познакомиться с тобой, Трюси, я уверена! А потом Вера, не колеблясь ни секунды, вытаскивает из кармана своего вязаного коричневого кардигана маленькую хрустальную бутылочку — дорогой лак для ногтей, похожий скорее на крохотную скульптуру, чем на простую косметику. Вера вкладывает ее в ладони Трюси. — А пока возьми мой талисман, — говорит Вера абсолютно уверенно. Дрю Мишам охает. — Тебе он сейчас нужнее, чем мне. Ты же ходишь в школу, да? А я нет. Мне не нужно часто бывать на улице. Трюси неверяще пялится на лак для ногтей в своих руках. — П-правда можно?.. — Вера задорно кивает в ответ. — Я верну! Я верну его, обещаю, Вера! Большое спасибо! Та смеется, и этот звук похож на пение ангелов или тоненький звон колокольчиков. Феникс вслушивается, наверное, ничуть не менее внимательно, чем все присутствующие — и особенно Дрю Мишам, у которого горят и блестят уставшие глаза. — Вернешь взамен на портрет мистера клиента, — отвечает Вера. Трюси ответственно кивает. Девочки продолжают о чем-то болтать, пока Феникс и мистер Мишам обмениваются контактами. У Феникса слишком много надежд на этот портрет от Веры — в конце концов, она единственная, с кем заказчик общался с глазу на глаз. Даже Трюси недавно призналась, что получила страницу от человека в маске, которого даже не попыталась успеть рассмотреть. Только Вера видела заказчика в лицо. «Она в опасности, если заказчик решит избавиться от свидетелей», — мрачно думает Феникс, протягивая Дрю Мишаму свою визитку. Тот настолько увлечен улыбкой и общительностью дочери, что почти не реагирует. — Постарайтесь ни с кем не контактировать, пока я не свяжусь с вами, — привлекает его внимание Феникс и мимолетно улыбается Трюси, уже готовой к выходу, чтобы через секунду снова посерьезнеть. Мистер Мишам оборачивается. — И ни в коем случае не пишите клиенту ответ. Скорее всего, он пытается как-то вас подставить. Сейчас вы и Вера находитесь под большой угрозой, сами понимаете. — Как скажете, мистер Райт. Я буду ждать вашего звонка, — Дрю Мишам внимательно кивает. — Спасибо, что зашли. Я не помню дня, когда моя девочка улыбалась шире. — Приходи еще, Трюси! — прощается Вера. Трюси машет ей в ответ, Феникс тоже. Они выходят из студии Дрю, держась за руки. Улыбка Трюси быстро рассеивается, превращаясь лишь в замерший безэмоциональный изгиб губ. Она опускает голову, почти прижимаясь подбородком к груди. Феникс думает спросить ее о том, что на уме, но Трюси кажется совсем далекой, совсем замкнувшейся в собственных мыслях. Он не решается и лишь поудобнее обхватывает ее холодные пальцы в перчатках. — …Хочешь пиццу? — почти на автомате предлагает он и неуверенно улыбается. Трюси моргает и растерянно вскидывает голову. — Я говорю… Тут за углом есть хорошее кафе, и там очень вкусная пицца. Хочешь? Трюси молчит долгую минуту, шагая в такт с Фениксом. Потом тихо спрашивает: — …А с грибами есть? — Даже с ананасами, — тут же отзывается Феникс. Трюси слабо хихикает. — Но ананасы — не в мою смену. Это тебе к дяде Ларри. Я такое сумасшествие, в отличие от него, не признаю. И, к счастью, в воздухе снова звучит звонкий детский смех.21 апреля, 14:31 Квартира Феникса Райта
Феникс едва успевает снять уличные ботинки, когда слышит откуда-то с подоконника надрывающуюся мелодию из Стального самурая. Он тут же мысленно бьет себя по лицу: придурок, как можно было оставить телефон дома! Приходится быстрее проскальзывать через коридор в комнату под удивленный взгляд Трюси. И на экране, пышущем уведомлениями о пропущенных звонках и сообщениях, горит номер Майлза Эджворта. Феникс тут же отвечает: — Алло, Эдж– — Я собираюсь подать на тебя в суд за доведение человека до нервного срыва, — звучит знакомый голос, одновременно и встревоженный, и строгий, и каким-то чудесным образом еще и облегченный. Феникс может поклясться, что слышит, как Эджворт резким движением снимает очки и долго трет переносицу. — Райт. Скажи, тебя что, не научили брать трубки? — Научили… — бурчит Феникс, плюхаясь на диван, и слегка устало подмигивает Трюси. Та весело подмигивает в ответ двумя глазами. — Просто я забыл телефон дома. Все нормально, никто не умер. — Еще бы кто-то умер, — вздыхает Эджворт. В этом звуке слишком много всего. Слышать голос Эджворта — даже по телефону, находясь от него на разных концах света, на расстоянии тысяч километров, — это настоящее облегчение. — Что-то случилось? — Феникс бросает взгляд на часы. — У тебя там уже почти полночь. — Нет… Господи, Райт, я!.. — раздается категоричный ответ. Потом слышится такой же категоричный вздох, в котором ругательств больше, чем может выдумать самый прожженный сапожник. — …Нет, черт с тобой. Просто скажи спасибо детективу Гамшу за то, что я все еще не сплю в это время, потому что именно он решил обеспокоить меня прямо перед сном. Ему, знаешь ли, не терпелось поделиться со мной некоторыми важными новостями. — Э-э?.. — у Феникса в мозгу короткое замыкание. Эджворта это, похоже, раздражает еще сильнее. — Честное слово, Райт, почему я вынужден узнавать крохи информации от паникующего детектива, вместо того чтобы получить адекватное и своевременное объяснение от тебя? — продолжает распинаться Эджворт, и в этом кроется явно больше раздражения и волнения, чем тот хочет. Тем не менее, Феникс недоумевает: — Я все еще ничего не понимаю, — говорит он смущенно. За последние несколько дней случилось много всякого, но Эджворт в курсе всего — Феникс писал ему чуть ли не каждый час, проклиная любого попавшегося в этом расследовании свидетеля. Начиная Клавьером Гэвином и заканчивая Валантом Грамарье. О чем тогда Феникс забыл рассказать Эджворту? — Страница все-таки оказалась фальшивой, и тебя могли лишить лицензии. Ах… вот о чем. — Детектив Гамшу звонил мне в такой тревоге, что я почти решил, будто тебя на самом деле обвинили в заказе подделки, — продолжает Эджворт уже скорее устало, чем разгневанно. — А потом он, так и не удостоив меня должными объяснениями, сбросил трубку. Что мне было думать? Феникс снова не успевает придумать нормальный ответ, как оказывается перебит новым потоком слов от Эджворта. Ему явно нужно выговориться. — Лишь потом выяснилось, что ему, оказывается, хватило ума звонить мне с такими известиями прямо посреди задержания! Если бы Эджворт не нервничал так сильно, Феникс бы расхохотался. Ему приходится прикусить щеку изнутри и сдерживать смешок. Детектив Гамшу — это нечто. — Но к тому моменту я уже успел придумать самые разные версии развития событий, начиная предъявлением тебе обвинений в подлоге улик и заканчивая лишением тебя адвокатской лицензии! Эджворт наконец замолкает. Воцаряется идеальная тишина. Слышно даже, как он намеренно ровно дышит; слышно, как шуршит чем-то вроде одеяла и как перебирает в руках очки. Он так волновался.? Ничего ведь на самом деле не случилось, но все переживания Эджворта явно чувствуются в повисшем безмолвии. Ему это вредно. Феникс твердо решает больше никогда в жизни не выходить из дома без чертового телефона. — Все нормально, Эджворт. Мне не предъявили никаких претензий, значок все еще при мне. Я точно не расстанусь с ним так просто, — он негромко, слегка виновато смеется. Эджворт, к счастью, приглушенно фыркает, а не злобно пыхтит в ответ. — Прости, что не рассказал о результатах экспертизы сразу. Честно говоря, я забегался. Ну, ты и сам знаешь — все эти свидетели просто сплошной кошмар!.. Снова раздается шорох, как если бы Эджворт надевал очки и случайно задел оправой телефон, а потом едва различимый шелест бумаги. — Ты выяснил что-то новое? — звучит голос, которым они последние пару месяцев обсуждали дела друг друга. Сосредоточенным, внимательным, готовым — пусть и не буквально — протянуть руку помощи. Эджворту каким-то чудесным образом не требуется даже находиться рядом, чтобы Феникс мог чувствовать его присутствие. — Что-то кроме того, что прокурор Гэвин был в курсе фальшивости улики и собирался привлечь тебя к ответственности за вопиющее нарушение, о котором ты даже не был осведомлен. Об этом я уже наслышан от детектива Гамшу, большая ему благодарность. Феникс весело хмыкает. Он украдкой бросает взгляд на Трюси, которая снова увлеченно складывает из бумаги оригами для фокусов, и поднимается с дивана. Отходит на кухню, чтобы не делать ее невольным слушателем, и ставит греться старый электрический чайник. — Узнал меньше, чем хотелось бы, — говорит Феникс, отходя к окну. Он опирается о подоконник локтями и смотрит вдаль, на спокойный будничный полдень. — Все в основном благодаря прокурору Гэвину. Он передал мне досье на свидетеля — автора поддельной страницы, и сегодня я ездил с ним разговаривать. В тишине по ту сторону трубки нет безразличного игнорирования, только просьба продолжать. Феникс за столько времени научился различать раздражение Эджворта, когда тот не хочет обидеть резким словом, но не может подобрать правильного, чтобы попросить перезвонить позже, от заинтересованности. Заинтересованное молчание Эджворта — это приглушенный хмык в динамик телефона, легкий шорох бумагой и короткий щелчок автоматической ручки. Он не произносит ни звука, чтобы не сбить с мысли, и в этом неуловимом жесте и кроется та крепчающая чуткость Эджворта, которой не было раньше. Все же он очень изменился. «И меняется до сих пор», — думает Феникс мягко. Он рассказывает Эджворту обо всем, что узнал за последние дни, без утайки. И о доверчивости маленькой Веры Мишам, и о тяжелом бремени Дрю Мишама. И о причастности Трюси к побегу Зака Грамарье, и о непрофессиональности пристава Майка Микинса. И снова жалуется на замки у Валанта Грамарье и Клавьера Гэвина… — …И все же, несмотря на мой первоначальный скептицизм, я вынужден признать, что у новичка-прокурора проклевывается большой потенциал, — подмечает Эджворт на этом моменте. Феникс смеется: — Я знал, что ты так скажешь! Есть что-то уютное в обсуждении расследования с Эджвортом по телефону, стоя на домашней кухне, под аккомпанемент шипения закипающего чайника и Трюси, нетерпеливо шаркающей домашними тапочками в проходе. Феникс улыбается ей, и та скромно, явно не желая мешать, указывает на чайник. — Хочешь чаю? — спрашивает у нее Феникс нежно. — Спасибо за предложение, Райт, но, при всем моем желании, между нами препятствие в виде шести тысяч миль, — доносится из телефона. Феникс секунду не соображает, напрочь забывший, что Эджворт не может знать, к кому он обращался. А потом громко хохочет. Трюси в любопытстве склоняет голову в бок, ее глаза тоже задорно горят, пока она смотрит на улыбку Феникса. — Господи, Эджворт, я не тебе, — смеясь, выдавливает он. Эджворт по ту сторону трубки издает приглушенный растерянный звук, от которого Феникс снова весело фыркает. — Не то чтобы я был против выпить с тобой чаю, но вообще-то я предлагал это Трюси. Держи, малышка. Он передает ей чашку теплого — заботливо разбавленного — чая и улыбается тому, как она крепко обхватывает ее двумя руками. Потом Трюси коротко шепчет «Спасибо», широко улыбается и возвращается в зал. Включается телевизор, там какая-то передача про знаменитых фокусников девятнадцатого столетия. — Трюси… дочь мистера Зака Грамарье, я верно помню? — слегка растерянно уточняет Эджворт. Феникс согласно мычит в ответ, параллельно наливая чай и себе. — Выходит, она осталась у тебя? Ты не упоминал об этом. Через секунду обвиняющего молчания он со вздохом добавляет: — …Хотя, знаешь, я уже этому не удивляюсь. — А с кем ей было оставаться? — спрашивает Феникс, будто это самая очевидная вещь в мире. Эджворт снова вздыхает. — Валант все еще в следственном изоляторе, Зак не пойми где, а больше родственников у нее нет. Я просто не мог оставить ее одну. Или в детском доме. Там еще хуже, честное слово. Между ними снова воцаряется тишина, полная всего. …Феникс, на самом деле, любит людей столько, сколько себя помнит. Он любит с ними разговаривать — такие разные, в своей степени придурковатые и сумасшедшие, увлеченные разными вещами, со своим собственным прошлым и неповторимым взглядом на будущее. И, пусть они местами выводят из себя, они остаются интересными. Разговоры с разными людьми, знакомство с ними поближе, — магия ничуть не слабее фокусов Грамарье. Но настоящее волшебство начинается, когда с этими людьми — в меру безумными индивидуальностями — становится комфортно молчать. Комфортно молчать было с Мией. Сидеть в маленьком офисе; Мия за компьютерным столом, Феникс — за кофейным, каждый над своими бумагами. Потом в какой-то момент воскликнуть «Вот черт!» и получить веселый открытый взгляд в ответ. Комфортно молчать с Майей и Перлс. Поздний вечер, телевизор уже выключен, а они сидят под боком и тихо жуют снеки. Потом Майя, не говоря ни слова, протягивает упаковку читающему материалы дела Фениксу. И тот, не отводя взгляда от текста, вслепую вытягивает несколько чипсинок только потому что Майя специально подвинула упаковку навстречу его руке. Комфортно молчать с Ларри — хотя почти нереально. Этот болтун вообще не умеет сидеть спокойно, но чудеса иногда случаются. В школе Ларри часто проводил перемены вместе с Фениксом на крыше и рассматривал журналы, периодически молча тыкая пальцем в интересные строчки статей. И, оказывается, с Эджвортом молчать тоже очень уютно. Феникс, на самом деле, помнит это еще из начальной школы. Тогда Эджворт просто садился рядом с книгой и, особо не обращая внимание на все остальное, спокойно читал, а Феникс украдкой посматривал в текст через плечо. Взрослый Эджворт в этом смысле совсем не изменился. Даже не находясь рядом, ему удается сеять атмосферу размеренного спокойствия. Как будто весенний ветер, слабо прошелестев кронами деревьев, не только принес тепло приближающегося лета, но и согрел душу. На какую-то короткую долю секунды Фениксу становится до боли жалко, что Эджворта здесь — физически — нет. — …На самом деле, — начинает Феникс внезапно даже для самого себя, — я хотел сказать… Хотел сказать спасибо, Эджворт. Тот — Феникс не видит, но может поклясться, что он это делает — удивленно вскидывает левую бровь и непонимающе моргает. — За что же? — За то, что ответил тогда, во время суда, — Фениксу не приходится даже подбирать слова. Они все родились когда-то давно и, может быть, все это время хранились на подкорке сознания. Он просто произносит то, что, такое ощущение, знал всегда. — И за то, что не дал мне совершить самую огромную ошибку. Правда. Спасибо, Майлз. По ту сторону телефонной трубки, кажется, Майлз даже не дышит — Феникс не улавливает характерного едва различимого шороха. Он уже успевает подумать, не сказал ли чего-то лишнего, когда Майлз хмыкает. И в этом коротком хмыке столько нежности, сколько Феникс никогда не слышал от Майлза. — Не за что, Феникс, — щеки теплеют. В груди — горячо-горячо. — Это все равно меньше, чем все, что ты сделал… нет, делаешь для меня. Поэтому я только рад помочь — и тогда, и сейчас, и в будущем, если когда-нибудь вновь понадоблюсь. Мой телефон всегда включен для тебя. Если бы Феникс подумал над этими словами немного дольше пяти секунд, то он наверняка нафантазировал для себя кучу глупостей. Поэтому он скорее смеется, чувствуя, как жар внутри согревает еще крепче. Движимый этим чудесным чувством, Феникс продолжает говорить, выпаливая, как на духу: — Вообще, я хотел спросить еще кое-что, но это уже не так срочно… И прерывается внезапным жужжанием собственного телефона. — Ох. Подожди секунду, — он заглядывает на экран, где высвечивается уведомление о входящем звонке на вторую линию. Неопознанный номер почему-то кажется отдаленно знакомым. — Черт. Мне звонят, наверное по поводу дела. Я напишу тебе потом, ладно? — Феникс снова быстро смотрит на часы. — А вообще, иди спать. У тебя там теперь точно уже за полночь. — Хорошо, — мягко и уже слегка сонно отвечает Майлз, явно сдерживая зевок. Феникс почти снова смеется от того, насколько по-домашнему это ощущается. — Удачи в расследовании. Отпишись, если выяснишь что-нибудь новое. — Обязательно! Спокойной ночи, Майлз, — тепло прощается Феникс, прежде чем сбросить звонок. Он на секунду опускает телефон от уха, чтобы снова быстро взглянуть на номер звонящего. У Феникса мелькает мимолетная идея, и он достает из кармана пиджака уже порядком завалявшуюся визитку Кристофа Гэвина. И да, Феникс оказывается на удивление прав. Впрочем, этот звонок ему только на руку. Он и сам уже собирался. Феникс отвечает: — Алло? — Добрый день, Феникс. Не узнать этот равномерный, вкрадчивый баритон невозможно, пускай Феникс и слышит его лишь второй раз в жизни. Создается впечатление, что Кристоф очень рад услышаться — Феникс представляет, как тот легко улыбается, чуть склоняя голову, и в этом жесте предельная вежливость граничит с искренностью. Непонятно только, в какую сторону перевес. — Надеюсь, я не отвлекаю вас от работы? Это Кристоф, если вы еще не догадались, мы встречались с вами в прокуратуре на днях. Хотя после разговора с Эджвортом голос Кристофа кажется совсем уж механическим. Нет ни едва различимых тонов, которые Феникс научился улавливать, ни трогательно человеческих попыток сдержать зевок. Феникс глупо улыбается. — М-м… — он вспоминает, что висит на линии с Кристофом, и заставляет себя переключиться, откашлявшись. — …Э-э. Нет, вы меня не отвлекаете. Что-то случилось? Я могу чем-то вам помочь? — О, нет-нет, ничего не произошло, не переживайте, — бархатисто смеется Кристоф. — Разве что я только что завершил судебное заседание, но это едва ли можно назвать происшествием. Хотя случай, признаться, крайне любопытный. — Хм? — Феникс не особо понимает, причем тут вообще он. В этот момент Трюси возвращается с пустой чашкой из-под чая и, привстав на цыпочки, убирает ее в раковину. Они обмениваются короткой переглядкой. Феникс быстро корчит дурацкую рожицу — Трюси хихикает, но тихонько, чтобы не мешать, и вскоре снова ускальзывает с кухни в зал. — И… Какой вынесли приговор? Кристоф снова смеется — но теперь в этом звуке филигранная воспитанность мешается с отчетливым, ощутимым брызгом едкого высокомерия. — Естественно оправдательный, Феникс, — отвечает Кристоф чересчур довольно и самоуверенно, как будто другого развития событий не может быть даже в теории. — Я, будет вам известно, никогда не проигрываю. Феникса передергивает. Он с трудом проглатывает горечь мерзотного дежавю и насилу улыбается, чтобы сохранить интонацию хотя бы отдаленно приветливой: — Поздравляю… — Как я и сказал, случай весьма неоднозначный, — тут же продолжает Кристоф, как будто и не услышал Феникса. Он поглощен скорее рассказом — монологом, — нежели беседой. Феникс делает унылый глоток подостывшего чая. — Даже я не сразу догадался, как в действительности обстоит дело. Но развязка, как только я ее осознал, оказалась довольно обескураживающей. Не нужно даже вслушиваться, чтобы понять, как сильно Кристоф Гэвин собой доволен. Немного утомительно. — И это плавно подводит нас к тому, зачем же я вас сегодня побеспокоил, — словно прочитав мысли Феникса, переводит тему Кристоф. Любые оттенки прежней ядовитой горделивости испаряются, как не бывало, и место остается только для уже знакомой выверенной учтивости. — Скажу напрямую. Я честно ждал вашего звонка и не хотел торопить с ужином, но уж очень мне любопытно обсудить с вами сегодняшнее мое заседание. Исключительно спортивный, можно сказать, интерес: как скоро вы догадаетесь, что произошло на самом деле? — Хотите подкинуть мне задачек? — спрашивает Феникс, даже немного заинтересованный. Кристоф фыркает в трубку. — Можно и так выразиться, — говорит он и делает короткую, но ощутимую паузу. — Я даже знаю одно подходящее место. Небольшой и атмосферный ресторан изысканной немецкой кухни. По будничным вечерам там не бывает толпы, поэтому мы сможем насладиться беседой без лишнего шума. Сегодня, ровно в шесть. Я сброшу адрес сообщением, а на обратном пути с удовольствием подвезу, куда скажете. Как звучит для вас? Феникс сам для себя пожимает плечами. Он не то чтобы фанат немецкой кухни и не то чтобы хочет проводить время наедине с Кристофом Гэвином, но это нужно для дела. Поэтому он изображает самый благодушный голос: — Договорились.