22 апреля, 6:47 Квартира Феникса Райта
Феникс встает из-за кухонного стола и снова нажимает кнопку на кофеварке. Из гостиной храпит Ларри, который так и не уехал к себе вчера — остался на ночевку. Сказал, что не собирается по темноте плестись к метро и потом теряться во дворах и вместо этого предложил заказать доставку пиццы. Трюси поддержала. Платил, конечно же, как обычно Феникс. А теперь вынужден перешагивать через картонные коробки и мусорные пакеты, которые только предстояло вынести. Феникс лишь надеется, что не разбудил своими шорохами Трюси — она только под утро задремала, укутавшись в одеяло, как в спальный мешок. Сам же Феникс почти не спал, несмотря на выходной. Едва ли вздремнул на кресле прямо с документами в руках, а когда проснулся — еще даже не рассвело. Он уже в который раз за утро наливает себе кружку кофе, только чтобы не вырубиться прямо за кухонным столом. Нельзя. Потому что именно сейчас, наконец-то, все детали начали собираться в единую картину, как огромный пазл. Он уже догадывается, почему Зак и Валант были готовы исполнить любой приказ Магнифи. Он понимает, ради чего Валант мог подделать место преступления — как раз из-за его поступка подозрения и пали на Зака. Феникс даже в теории представляет, как именно умер Магнифи, и — ко всему прочему — почти имеет на руках портрет клиента Мишамов, заказавшего фальшивую страницу. Ему остаются лишь сущие крупицы. И Феникс сидит над ними всю ночь напролет, не замечая, как стрелка часов летит мимо цифр. Тайны и мотивы Валанта Грамарье, черный душевный замок Клавьера Гэвина — вот и все, впрочем, что осталось прояснить. Как только правда всплывет, как только Дрю Мишам пришлет письмо с портретом клиента, дело будет раскрыто. Но до тех пор Феникс опять наливает себе кофе и надеется не посадить сердце с концами. На кухне прохладно из-за приоткрытой форточки. Слабо пахнет эспрессо, чей аромат уже приелся. Феникс усаживается обратно за стол и шуршит бумагами, подытоживая все, что успел придумать. Очевидно, следующий пункт по плану — следственный изолятор, допрос Валанта Грамарье, и для него у Феникса накопилось прилично загадок… — …Старичок? Феникс оборачивается на тихий голос из прохода. Трюси, лохматая и кудрявая после сна, трет глаза. На ней забытая сиреневая пижама Перлс, которую та не забрала перед отъездом в Кураин — немного маловата, но в целом неплоха, с орнаментом дурацких слоников в балетных пачках. В край растерянная, будто вскочившая впопыхах, Трюси не отворачивается от Феникса и смотрит на него почти непонимающе. — Ты чего не спишь, малышка? — спрашивает он, подзывая ее к себе. Трюси послушно топает босиком по кухонной плитке и плюхается на стул напротив Феникса. — Не знаю… — она жует губу, все еще мутным после сна разглядывает теперь уже кухню. — Мне приснился странный сон. И дядя Ларри громко храпит, прямо как настоящий трактор. Феникс тихо и понимающе смеется. — Да уж, сложно не проснуться от такого. — Ты тоже поэтому не спишь? — спрашивает Трюси, укладывая голову на ладони — и Феникс уже знает, что значит этот жест. Любопытство вперемешку с растерянностью, проявляющееся когда Трюси пытается что-то осторожно разузнать. — Тебя тоже дядя Ларри разбудил? Феникс снова смеется: — Нет, не он, — он кивает в сторону раскрытой папки дела Грамарье. — Работа разбудила. Мне сегодня предстоит насыщенный денек, так что надо подготовиться. Трюси тянет долгое «М-м-м…» и, все еще покусывая нижнюю губу, рассматривает теперь уже быстрые пометки Феникса. Вряд ли она разбирает что-то в его сумбурном, торопливо размашистом почерке — Феникс и сам порой долго вглядывается, пытаясь прочитать хоть слово. Обычно он пишет намного аккуратнее. Хотя… смотря с кем сравнивать. Трюси не очень торопится уходить обратно в кровать, хотя она явно хочет снова лечь спать. У нее слипаются веки. — А что тебе снилось? — спрашивает Феникс, ища корень проблемы. Трюси напрягает плечи и усерднее грызет губу. Она сначала даже не обращает, казалось бы, на вопрос внимания, но потом оглядывается на Феникса. И смотрит пристально, изучающе. Феникс отвечает самой согревающей и понимающей улыбкой, на которую только может быть способен сонным и уставшим. Этого хватает. Трюси сдувается, как воздушный шарик, и ее плечи расслабляются. — Мне снился папа. И что с ним что-то случилось, — говорит она тихонько, секретно. — Как будто он в длинной темной комнате совсем один. Я его звала, а он не обернулся. Феникс чувствует, как у него в груди образуется тяжелый ноющий ком. Но Трюси продолжает, выговаривая все как на духу: — Я хотела переступить порог и шагнуть к папе прямо в темноту, но не смогла, потому что меня кто-то очень теплый взял за руку. Я подняла глаза, а рядом стоял ты, старичок, — она смотрит на Феникса снизу вверх, как несчастный щеночек, и все равно кривит губы в неестественной улыбке. Рассказ от этого не становится веселее, совсем наоборот — воздух наполняется тусклостью тоски. — Ты сжал мою руку и отвел подальше от комнаты. Сказал ждать здесь, и что скоро вернешься, а сам зашел в самую темноту к папе. И я осталась одна… Трюси сжимает губы в тонкую линию. Ее лицо бледное и несчастное, она всеми правдами и неправдами, задерживая дыхание, пытается отогнать слезы, от которых уже блестят голубые глаза. Феникс может только сидеть рядом и бессильно хватать воздух короткими вздохами в унисон с Трюси. — Я ждала, как ты и сказал. И ждала. Очень долго ждала, правда… но так и не дождалась и проснулась, — она почти всхлипывает, но вытирает нос рукавом пижамы со слониками и упрямо продолжает, теперь уже вскинув голову. — Ты ведь не оставишь меня, правда? Ты же не бросишь меня?.. В огромных голубых глазах крошится крохотная детская вселенная. Феникс смотрит в них, и видит себя. И видит девочку, которой очень нужен рядом человек. И видит ребенка, который слишком наивно и одновременно слишком осмысленно цепляется за протянутую руку. Хватка крепкая, пусть пальцы и совсем маленькие, отчаянная. Будто больше нет ничего, за что можно было бы держаться. Феникс для Трюси — единственная подпорка, последняя надежда на руинах стертого детства. Словно вся эта крохотная вселенная протянута Фениксу. И разве можно от этого — всего этого безграничного доверия — просто отречься? — О, боже, Трюси, — на грани слышимости сипит Феникс, больше не в силах собирать обломки разбитого сердца. Нет. Нельзя. Просто невозможно. Он в одно движение оказывается рядом с Трюси и прижимает ее к себе. Ее нос утыкается в плечо, и Феникс уже не слышит — чувствует, как та судорожно вдыхает. Цепкие пальцы сжимаются на рубашке, пока Феникс своими руками закрывает детскую спину от любого удара. — Нет, малышка… — шепчет он, обнимая Трюси. — Господи. Нет, конечно нет… Феникс будет ее броней, ее щитом. Он закроет ее от каждого удара и примет все на себя. Он станет ее опорой и ее очагом… — Трюси, солнце, послушай: я ни за что тебя не брошу. Ты больше не останешься одна. Я всегда — слышишь? — всегда буду рядом с тобой. Поверь мне, пожалуйста. …и если понадобится, Феникс станет ее отцом. Но он больше никогда и никому не даст Трюси в обиду. Тихие всхлипы и сбитые детские благодарности еще долго звучат на кухне, заглушенные тканью рубашки.22 апреля, 10:03 Следственный изолятор
Феникс заходит в здание сразу с открытием входной двери. У него нет права задерживаться — укладывая Трюси обратно в кровать, он пообещал ей вернуться как можно раньше. Даже проснувшийся Ларри взял с него клятву приехать к обеду вместе с двумя пакетами сладостей — один Трюси, один Батцу. Возмущающе, но Феникс и правда у Ларри в долгу. Тот очень помогает, приглядывая за малышкой. Поэтому до обеда у Феникса времени ровно на допрос Валанта Грамарье и на поход в магазин. В общем, некогда прохлаждаться. Спустя несколько минут Феникс уже сидит в допросной комнате, а за толстым стеклом рисуется картина знаменитого Валанта Грамарье. Его под руки усаживают на стул и цепляют наручниками к столу. За эти пару дней в следственном изоляторе волшебник немного осунулся, носогубную складку припорошила щетина, но прежний оттенок высокомерия во взгляде не исчез ни на долю. Кроме того, желтый цилиндр и плащ, а также розовый посох, все еще при мистере Валанте, так что образ как и раньше узнаваем. Эти изменения и рядом не стоят с теми, что произошли с Заком — тот из жаждущей внимания знаменитости превратился в странника, таящегося в тенях. Вместо приветствия мистер Валант хмыкает и принимается крутить посох между пальцев. — Здравствуйте, — говорит Феникс не из вежливости, а скорее чтобы привлечь внимание. Это практически не работает. Посох лишь на мгновение замирает, чтобы начать вращаться с пущей увлеченностью. — Чем быстрее вы ответите на мои вопросы, тем быстрее мы закончим, мистер Валант. Хорошо и для вас, и для меня. — Как и раньше дерзки в выражениях, мистер адвокат! — притворно возмущается волшебник, всплеснув руками. — Выдернули меня ни свет ни заря, а теперь требуете каких-то ответов!.. Откуда ж мне знать, что вам понадобилось? У Феникса чудом не дергается глаз, но он терпеливо втягивает воздух носом. Рука в кармане сжимает магатаму. Четыре красных замка снова горят напротив ухмыляющегося мистера Валанта. — Была причина, почему Магнифи Грамарье вызвал вас и Зака, зная, что вы не откажете. Ведь никто в здравом уме не согласился бы прийти в палату наставника, чтобы убить его, правда? Даже если это полностью его воля, — без новых предисловий чеканит Феникс и пристально смотрит, как самый левый замок начинает трястись. Валант никак не реагирует. — Но у мистера Магнифи Грамарье был способ заставить вас. Рычаг давления, которым он пользовался много лет. У мистера Валанта уходят все краски с лица. Он становится похож на полотно и замирает, как будто притаиться — единственный выход, чтобы точно спастись. Феникс не собирается его отпускать: — Таласса. Одно имя, как волшебное заклинание, — и первый замок обращается в красную пыль. Она невидимыми хлопьями оседает на столешнице и исчезает, не замеченная никем, кроме Феникса. Но тот буравит взглядом только растворяющуюся спесь на лице Валанта Грамарье. Он не торопится произносить хоть что-то в свое оправдание, только ошарашено молчит, и искривившаяся ухмылка больше похожа на кривую линию. «Значит, будем по-плохому», — Феникс дергает бровью. — Трюк, названный быстрой стрельбой Зака и Валанта. Вы репетировали, но что-то пошло не так, и– — Хватит. Лицо Валанта перекошено неподдельной болью. Он отворачивается, прячась за полями цилиндра, и видно только как сильно стиснуты его челюсти. Феникс виновато поджимает губы, но — с покалыванием в груди — все равно откладывает сочувствие в дальний ящик. — Это и впрямь подло, мистер адвокат, заводить разговор о ней, — приглушенно цокает мистер Валант, совладав с собой. Он выпрямляется обратно. — Но откуда? Неужели… он?.. — Да, мы виделись. Это он рассказал мне все о том случае, — отвечает Феникс, заполняя короткую заминку. Валант безрадостно хохочет, и сходств между этим смехом и смехом Зака вспоминается куда больше, чем может показаться на первый взгляд. — Ясно… Ничего другого я, впрочем, от него и не ждал, — мистер Валант пожимает плечами. — Что до Магнифи… Он знал, на что давить, и всегда виртуозно этим пользовался. Мы так долго жили в подвешенном состоянии, как заблудшие в тумане слепцы, пока он направлял нас ровно туда, куда ему хотелось. Нет ничего хорошего в такой жизни, но мы с Заком, как видите, привыкли. И привыкли настолько, что любую… просьбу выполняли без нареканий. «И такую тоже» остается непроизнесенным, но понятно висит в воздухе. Феникс заставляет себя быстро опомниться и вернуться мыслями к расследованию. Он ловит взглядом следующий замок. — Любое поручение, — повторяет Феникс, как попугай. Мистер Валант неохотно кивает, но в подробности вдаваться явно не планирует. — Если вы так говорите… неужели признаетесь, что на самом деле убили Магнифи по его… поручению? Валант едко усмехается: — И снова ваши дешевые, непродуманные ходы! — он возвращается к увлеченному верчению посоха. Верный знак, что подступиться стоит с другой стороны. — Подумайте. Если бы я убил его, то сидел бы тут? Вряд ли. Надо мной бы прямо сейчас вели суд, а не подвергали допросу от какого-то сомнительного адвоката с иголками вместо волос. Чем укладываетесь, кстати? Пропустить шпильку в свой адрес Фениксу удается с блестящим самообладанием. Он качает головой. — Вы подделали место преступления и пытались солгать суду. Так делают виновные, чтобы скрыть следы, — давит Феникс. — И это дело ваших рук, а не Зака. Если вы не работали сообща, что очень маловероятно, то объяснение у меня пока только одно — это вы убили Магнифи, а затем решили попытаться незаметно свалить всю вину на того, кто удобно попался под руку — Зака. Валант дергается; он выпрямляется на стуле, резко напряженный и натянутый как струна, и выглядит неестественно поблекшим на фоне ядреного желтого плаща. — Ну? — Феникс хмурится. — Я прав или нет? — Я не убивал Магнифи… — бормочет он так тихо, что микрофон по ту сторону стекла едва улавливает. Затем мистер Валант прочищает горло и ухмыляется с подрагивающим уголком губ. — Вы зря подозреваете меня, мистер адвокат, я вам не нужен. Лучше займитесь Заком. Это он подозреваемый, который сбежал прямо посреди заседания, а не я, к которому вы отчего-то намертво прицепились. Феникс и впрямь бесконечно устал — от недосыпа и вездесущих утаек; от грусти и слез Трюси, которым не в силах помочь; от отсутствия маячащей совсем близко разгадки. У него нет ни времени, ни даже сил выслушивать весь этот бред. — Зак сбежал, потому что верил, что это единственный способ уберечь искусство Грамарье, — резко выпаливает Феникс и больше не сдерживается в выражениях. — С пользой или без, но он сделал это, чтобы труппа Грамарье не исчезла. Чтобы и вы в частности, мистер Валант, не исчезли. Тот ошарашено приоткрывает рот, но не может ничего возразить. Не успевает. Феникс твердо настроен расколоть Валанта Грамарье. — Вот уж не знаю, что именно происходит в вашей труппе, но мне явно ясно одно: волшебство для вас — главная ценность. Важнее семьи и жизни, оно стоит на первом месте, — говорит Феникс, чеканя буквы. — Поэтому, если вы на самом деле дорожите им и не хотите, чтобы все труды канули в лету, вам лучше начать говорить правду. Только с ней я смогу восстановить справедливость, и жизнь вернется на круги своя. И, помедлив, мрачно добавляет: — При условии, конечно, что вы вообще хотите куда-то вернуться. Валант долгую секунду не сводит взгляда с Феникса, но смотрит явно сквозь него, как будто позади написана какая-то неожиданная, отрезвляющая истина. Когда мистер Валант наконец моргает и отворачивается, его глаза встревоженно блестят. Это лишь короткая секунда, но ощущается чересчур явно, как прохладным осенним порывом ветра по голой коже. В то же мгновение следующие два замка раскалываются на мириады частиц, которые исчезают еще быстрее, чем в прошлый раз. — …Я пришел к Магнифи в палату ровно ко времени, — начинает мистер Валант неожиданно слабым голосом. — Я не смог выстрелить, как бы ни пытался — я только смотрел на его бледное, болезненное лицо и думал, что случится со всеми нами после его смерти. И, уже когда я уходил, Магнифи внезапно открыл глаза и подозвал меня к себе. Рассказ ненадолго прерывается. Валант прочищает горло и продолжает более твердо, хотя проскальзывающая дрожь все еще местами просачивается и придает звукам нервный звон: — Он сказал, что передал все Заку, — поля цилиндра прикрывают лицо и набрасывают на него тень. — От волшебства до труппы — все, не оставив мне и малейшей крохи, оставив меня — как и прежде — всего лишь волшебником; тенью руководителя, получающего все почести. И у Магнифи еще хватило наглости просить меня «поддержать Зака»… Я просто молча кивнул и вышел. Что еще мне было делать? Магнифи так и не дал мне шанса. Он всегда ставил Зака выше меня. Новых замков не появляется. Валант Грамарье наконец-то говорит правду без утайки. — И когда я шагнул за дверь, — продолжает он тише, — то услышал выстрел прямо из палаты. Феникс недоуменно вскидывает брови, пока в голове уже множатся теории. Кто-то дождался, пока Валант выйдет, чтобы зайти и пристрелить Магнифи? Или убийца на тот момент уже находился в палате? В любом случае, камеры должны были засечь что-нибудь. Если только… Опустошенно скорбящий вид мистера Валанта вдруг становится самой очевидной подсказкой. — …вы же не хотите сказать, что он… — Именно, мистер адвокат, — хмыкает Валант, смотря исключительно в сторону. — Магнифи никто не убивал. Он застрелился сам. Если бы Феникс сейчас стоял, то безвольно осел бы на стул. Сейчас он просто ослабше откидывается назад и смотрит на стекло с таким неверием, будто это оно только что сообщило самую ошеломляющую новость последних суток. Магнифи совершил самоубийство. И все это — весь хаос, разрушающий жизни — началось «с его легкой руки». Каким бы умным манипулятором Магнифи ни был, используя тайну исчезновения Талассы в своих целях, это не помогло ему предсказать череду последовавших за самоубийством событий. Хотя, кажется Фениксу, Магнифи могло быть абсолютно все равно. Он выбрал наследника своего искусства, а остальное его, должно быть, мало волновало. Но открывшийся факт подобно солнечному лучу проливает свет на действия Валанта. — Выходит… вы, услышав выстрел, вбежали в палату, а затем… Полагаю, решили подстроить все в свою пользу? — от Феникса не ускользает поникшая усмешка Валанта, но тот все же продолжает молчать. — Подставили Зака, зная, что именно он приходил к Магнифи до вас. Для этого вы и подделали тот препарат в капельнице, а еще, наверное, убрали пистолет. А потом свидетельствовали против Зака в суде. На короткую секунду желание поспорить загорается на лице Валанта, больше похожее на неуловимо мелькнувший блик на стекле, и так же быстро исчезает. Вместе с ним пропадает и последний замок. Валант опускает руки на стол и сжимает пальцы. — Я был смертельно зол, мистер адвокат. Волшебство — моя жизнь; я посвятил этому десятки лет, начиная с самых пеленок и по сей день, добиваясь славы трудом и потом. Я не мог просто смириться с тем, чего меня лишили, — будто раскаиваясь на исповеди, бормочет Валант. — Я увидел в этом шанс обрести то, что я заслужил. Тем более, я и не думал, что все дойдет до такого… Все, чего я хотел, — это немного подпортить репутацию Заку. Чтобы хоть немного любви фанатов, направленной на него, передалось мне. Я ведь тружусь ничуть не меньше Зака, знаете ли. Желтый плащ кажется потускневшим, а розовый посох одиноко блестит на столе, отложенный. — …а теперь, на время моего ареста, вообще неизвестно, что ждет труппу, — следует тяжелый вздох. — Что будет с волшебством, если и Зак не вернется? Кому достанутся наши бесценные труды?.. Что-то абсолютно искренне разбитое читается в чертах Валанта — человека, всю жизнь бывшего на сцене, но стоящего в тени софитов. Те прожигали светом лишь фигуры поблизости, а Валанта оставляли насыщаться жгучими осколками внимания. Феникс не сочувствует ему в полной мере, но ощущает зародыши горечи на сердце. Он-то знает чуть больше. И знает, что завещание, лежащее в самом укромном месте, навсегда отодвинет лидерство над труппой Грамарье от Валанта. Ему никогда не возглавить то, чем он так горит. Но Феникс молчит, как и просил Зак, до поры до времени сохраняя тайну абсолютно ото всех. — Зак — живучий таракан, — едко усмехается Валант, продолжая, — и если он вылез даже сейчас, значит, вообще ничего не боится. Не удивлюсь, если он еще тогда догадался, что я захлебнусь завистью и решу его подставить. Слишком уж быстро нашелся его первый адвокат. Феникс удивленно выпрямляется на стуле. До сих пор еще никто не упоминал о первом адвокате Зака Грамарье вслух. — А вы знакомы с ним? — уточняет Феникс, нервно втягивая густеющий воздух. — Ну конечно, — Валанта заметно передергивает; он цокает языком. — Весьма сомнительный персонаж, можете поверить на слово. Скользкий, как змея, и улыбка скорее хищный оскал. Пришел расспрашивать меня, словно намеревался не раскрыть дело, а насмехнуться над всем судом. Хотя, судя по слухам, из него действительно неплохой адвокат — ни одного проигранного дела, как вам, мистер Райт? Не завидно? Что-то в груди поднимается мерзким предчувствием, как волной. Феникс гулко сглатывает, игнорируя очередную колкость. — …может, вы помните имя?.. Валант вскидывает брови: — Как такое забыть? Кристоф Гэвин, так его зовут. Странно, что вы не в курсе, мистер адвокат. И в этот миг последняя проклятая деталь гребанного дела наконец встает четко на свое чертово место. У Феникса кружится голова. Он не слышит слов Валанта, которые тот продолжает бормотать. Пазл сложен. Мир расплывается в мутные краски, становясь лишь фоном для полной картины. Подброшенная фальшивая улика в руках невинной Трюси. Осведомленность и уверенность Клавьера Гэвина. Клиент Мишамов. Фальшивое дружелюбие Кристофа и его слова за ужином. Магнифи застрелился сам. Валант подделал место преступление. Кристоф заказал и подложил фальшивую страницу. Вот и все, что прятало дело Грамарье. Феникс прощается с Валантом и поднимается со стула, чтобы вернуться в офис за всеми необходимыми документами и возобновить приостановленный суд. Теперь у него на самом деле есть шанс все исправить. Предобеденный поход в магазин за сладостями откладывается до лучших времен.22 апреля, 13:34 Адвокатская контора «Райт и партнёры»
Будние дни подошли к концу, почти все офисы свободны. И тем не менее, здесь подозрительно тихо и темно даже для выходного. Феникс впервые ощущает такое опустошение в прежде оживленном бизнес-центре. Как будто абсолютно все одновременно ушли. Даже ресепшионистка так и не показывает своего приветливого лица и не здоровается по старой привычке. Ее вообще нет на рабочем месте. Дневной свет проскальзывает через панорамные окна, но никакие лампочки не горят. Осматриваясь, Феникс направляется к лифту. Бизнес-центр работает без выходных, оттого внезапное затишье напрягает вдвойне. — Хм?.. — Феникс дергает плечами в попытке сбросить неуместную тревогу. Он несколько раз нетерпеливо нажимает на кнопку лифта, пока не понимает, что ничего не происходит. — Вот черт. Неужели свет отключили? На ресепшене все еще никого, поэтому узнать наверняка невозможно. Скорее всего, проблему прямо сейчас устраняют. Феникс вздыхает. Подниматься на нужный этаж по лестнице очень лень, да и по времени чересчур затратно. Но выбирать не приходится. Уличный свет льется из окон, замирая на ступеньках. Но этажи, мимо которых Феникс, поднимаясь, проходит, смотрят пустыми глазницами прямо в лицо. Темные коридоры с потухшими лампами и однотонными стенами мигают коротко бликующими рамками картин, скалятся стеклом офисных дверей. Горшки с огромными цветами возвышаются вдали, похожие на мрачные силуэты. Феникс поднимается быстрее и попутно достает телефон, как будто яркость экрана убережет его от таящихся в углах призраков. Уже на нужном этаже Феникс торопится достать ключи от офиса, чтобы не проводить и секундой дольше положенного в затихнувшем коридоре. Вот только дверь, ровно как и вчера, не заперта. Она тихонько отворяется. Мерзотное дежавю поднимается комом в горле, и дурное предчувствие вяжет язык. Сквозь щель Феникс может разглядеть знакомый светлый пол… …и алое пятно. Феникс плотно стискивает челюсти. Он сжимает телефон и осторожно приоткрывает дверь, чтобы нерешительно шагнуть внутрь офиса. Светлый пол обезображен алыми каплями. Абсолютно не готовый к тому, что увидит, Феникс заворачивает из прихожей в приемную… А там, криво привалившись к стене, сидит мертвенно бледный Зак Грамарье. Его глаза безжизненно закатаны назад, а рука, вся в крови, безвольно покоится на ране в животе. Из нее торчит рукоять ножа. Пятно под телом на самом деле — лужа багряной крови, и она тянется надрывистым следом от самой двери. В темном помещении кромешная тишина. Феникс слышит только сумасшедшее биение своего сердца и чувствует заливающий грудь ужас. Он сдавленным вздохом сдерживает вскрик и тут же зажимает свободной рукой рот. Голова кружится. Зак Грамарье мертв. Феникс пытается совладать с панической оторопью, когда из его собственного кабинета доносится шорох. Дверь, скрипя, медленно приоткрывается. Оледеневшие пальцы, трясясь, сами нащупывают кнопку включения на телефоне. Судорожно жмут ровно пять раз. Отправляют сигнал SOS абоненту, чьего имени Феникс сейчас и не помнит. Он может думать только о силуэте, возникшем в проходе прямо напротив. И об искажающем его лицо оскале.22 апреля, 21:50 Квартира Феникса Райта
Лос-Анджелес встречает вечерними огнями и низким темно-синим небом. Майя помнит эти улицы, как свои пять пальцев. Еще будучи подростком она ездила к сестренке и проводила с ней долгожданные выходные, бродя по шумным улицам. Мия водила ее по любимым кафе, показывала аттракционы и покупала комиксы. А после ее смерти Майя начала ездить все в тот же офис, но уже к Нику. И тоже гулять по кафе, все чаще заглядывать в бургерные и чуть реже кататься на аттракционах. Но зато устраивать марафоны Стального самурая каждый вечер. В общем, Майя любит Лос-Анджелес. Он подарил ей Ника, новых знакомых и сотни приятных воспоминаний. У Перли их значительно меньше, но она все равно с восторгом скачет по уже знакомому маршруту. — А мы разве не должны были предупредить мистера Ника, что приедем?.. — в какой-то момент Перли притормаживает и смотрит на Майю, тесно сжимая ее руку. Майя широко-широко улыбается. — А как же сюрприз? — она весело кивает на пакет из любимой круглосуточной бургерной на перекрестке, который несет Нику. — Мы должны удивить его! Тем более, я уже говорила, кажется, что купила билеты… Да и какая разница? Ник все равно обрадуется! Перли, поджимая губы, улыбается и снова шагает почти вприпрыжку. Майе не нужно даже звонить в дверь, чтобы попасть в дом. Она копается в небольшом рюкзаке с одеждой на эти выходные, и достает из потайного кармана связку запасных ключей. К ней прицеплен небольшой акриловый брелок с символом Стального самурая, который Ник подарил Майе во время ее недавней поездки в Лос-Анджелес. Брелок немного звенит, задевая ключи. — Ну же, скорее открывайте, мистическая Майя! — нетерпеливо переминается Перли на пороге. Майя улыбается: у нее еще свежи воспоминания, как Перли стеснялась Ника, а теперь он стал для нее настоящим дядей. Иногда Майе даже кажется, что Перли любит Ника больше, чем ее. Майя поворачивает ключ в замочной скважине, но вместо ожидаемой родной тишины квартиры ее встречает: — Старичо-о-ок! — Ник!!! Майя и Перли ошеломленно замирают на пороге, во все глаза уставившись на Ларри и незнакомую девочку прямо посреди прихожей. Те, моргнув, смотрят в ответ еще более удивленно. Майя на секунду думает, что ошиблась адресом. Перли, схватившая ее за подол юбки, растерянно вздыхает. — Ой, — через секунду всеобщего молчания брякает незнакомая девочка и оглядывается на Ларри. — Это не старичок. — О, Майя! — восклицает Ларри, вскидывая брови еще выше. Он пытается заглянуть Майе за спину, как будто ждет кого-то еще, но не находит ничего, кроме пустоты подъезда. — А где Ник? Майя зачем-то тоже оглядывается назад. — Без понятия… — растерянно отвечает она. — А он что, потерялся? — Ну, не прям потерялся… — Ларри переглядывается с незнакомой девочкой. Та поджимает губы, перебирая пальцами накинутый на плечи плед. — Но он ушел еще утром и до сих пор не вернулся. Хотя собирался, вроде как, к обеду… Мы с Трюс уже заждались, знаешь ли! Он обещал нам еды принести. Не позвонил, даже СМС-ку не написал… Червячок тревоги зарождается где-то в животе, но Майя все равно улыбается: — Что ж, не знаю, где там Ника носит, но, — она вытягивает руку с пакетом из бургерной, — у нас найдется, чем вас накормить! Давайте подкрепимся, м? Мы с Перли жуть как устали с дороги! Все усаживаются в гостиной; знакомятся. Незнакомая девочка оказывается той самой Трюси Грамарье, про которую Ник говорил. Она солнечная и разговорчивая, ничуть не стесняется малознакомой компании. Даже робкая Перли в считанные секунды раскрывается рядом с ней, хотя все равно продолжает держаться ближе к Майе. Будь здесь Ник, она бы жалась к его теплому боку, а Майю крепко держала за руку. — Старичок рассказывал мне о вас, — улыбается Трюси, держа в руках ненадкусанный бургер. — Он сказал, что вы его семья. У Майи, несмотря на мягкое пятно согревающего тепла в груди, все сильнее разрастается тревога. Ей и кусок не лезет в горло. Она только смотрит на купленную еду, а думать о ней — что крайне непривычно — совсем не может. Все мысли о Нике. Его нет с самого утра? Он никак не предупредил, что задержится, хотя обещал вернуться к обеду? Это на него совсем не похоже. Ник — забывчивый, суетливый, а когда погружается в расследование, то за уши не оттащишь, даже кормить чуть ли не с ложечки приходится. Но когда дело доходит до обещаний, то он всегда старается выполнить их. Никогда не забудет. Отвлечь его может только чрезвычайный, из ряда вон выходящий случай. Майя поджимает губы и поднимает взгляд на всех присутствующих. Никто так и не притронулся к еде. Все просто молча смотрят на стол. — …может, он уснул в офисе? — предполагает она, желая всех ободрить. Трюси задумчиво кивает: — Наверное… — она чешет подбородок. — Сегодня утром он пил много-много кофе и часто зевал. Мне кажется, он почти не спал. — Значит, решено! — Майя подскакивает с дивана и улыбается всем за столом, заряжая энергией. Трюси и Ларри подпрыгивают следом, а Перли немного неуклюже встает на ноги и смотрит большими взволнованными глазами. — Едем к Нику, да? Надо его разбудить и заставить нормально выспаться в кровати, как адекватного человека. Под унисонные воодушевленные возгласы все накидывают куртки и выходят из квартиры, отбросив ненужное беспокойство. Майя останавливается лишь на короткий миг, чтобы обернуться на одинокую гостиную. «И все же, что-то случилось», — невесело предчувствует Майя, но молчит. Запирает дверь.22 апреля, 22:18 Адвокатская контора «Райт и партнёры»
Бизнес-центр близок к закрытию, когда они вчетвером добираются до нужного места. Ресепшионистка, бегая глазами по бумагам, выглядит донельзя напряженной и что-то судорожно заполняет в сразу нескольких отчетах. В здании совсем тихо, как и на улицах спального района. Солнце давно закатилось за горизонт. — Здравствуйте! — машет рукой Майя. Она уже знакома с миловидной работницей. Та вскидывает голову и, расслабляясь, тоже здоровается. — А Феникс Райт сегодня заходил? Ресепшионистка удивленно моргает. Потом, даже не смотря книгу посещений, стыдливо поджимает губы: — Насколько я знаю, нет, но… — она виновато пожимает плечами. — У нас с самого утра и до обеда были перебои с электричеством, ничего не работало. Мне приходилось несколько раз отлучаться и срочно решать все самой, потому что электрик отказался приезжать в выходной. Так что, возможно, мистер Райт зашел в тот момент, как я отошла… Он вообще-то единственный, кто регулярно появляется здесь по выходным. Майя переглядывается с Ларри и протягивает понятливое «А-а-а…». — Ну, мы поднимемся к нему в офис ненадолго? Нам кое-что забрать надо, это много времени не займет, — Майя подмигивает. — К закрытию как раз успеем. — Конечно, мисс Фей, — улыбается ресепшионистка. Она протягивает запасной ключ и возвращается к заполнению отчетов, явно обрадованная тем, что разговор так быстро закончился. Ларри поднимается быстрее остальных. Майя немного отстает вместе с девочками, почти теряя его из виду, а руки ее нервно холодеют. Она потирает ладони в надежде согреться. И холодно вовсе не оттого, что вечером заходит солнце. В висках пульсирует слабая, назойливая боль и мысль: «Что-то все-таки случилось». Майя молится, чтобы это оказалось ложью. В офис Ларри тоже заходит первым. С непривычным рвением он почти исчезает в темноте помещения, пока не включает на ощупь свет. Майя только хватается за ручку двери, когда воздух пронзает истошный вскрик. Что-то грохочет, падая откуда-то с полки, и тяжелое паническое дыхание Ларри становится похожим на хрип. — Ларри? — тихо сглатывает Майя. Следом за криком доносится дрожащее, сдавленное: — Не п-пускай сюда девочек… Майя мгновенно замирает в проходе, преграждая путь Перли и Трюси. Она может чувствовать, как те переглядываются у нее за спиной. Все тело потряхивает. В неразборчивом беспокойстве Майя осматривается по сторонам… И видит на полу кровавую лужу. Видит на стене алый след. Видит капли крови, хлебными крошками прочерчивающие дорогу вглубь офиса. Майя выталкивает девочек в коридор и звонко почти приказывает: — Стойте здесь, ладно? — и, дождавшись двух синхронных неуверенных кивков, стремглав бросается вслед за Ларри. Чтобы тут же подавиться воплем. Труп лежит прямо посреди офиса, лужа крови под ним засыхает. Майя не знает этого человека, но он лежит здесь — бледный, с дыркой в животе. Мертвый. Единственное, что удерживает Майю от отчаяния, это едва разборчивая мысль: «Это не Ник». Это не Ник, не Ник… Ник в порядке. Ник, возможно, где-то здесь. Или он даже не был здесь. Или он даже не в курсе, что у него в его гребанном офисе лежит чертов труп. Ник в порядке. Он жив, он цел… С ним все будет в порядке. Его нужно просто найти. Может, он просто гуляет по Лос-Анджелесу? Решил развеяться после рабочего дня? Ник должен быть, черт возьми, в порядке. Майя лихорадочно осматривается по сторонам, не разбирая тихого бормотания Ларри и доносящейся откуда-то приглушенной мелодии, когда замечает на кофейном столике записку и что-то еще. Что-то, блестящее в почти кромешной темноте ослепляющим золотом. Колени Майи подкашиваются, когда ноги сами ведут к столику. Всеми правдами и неправдами Майя удерживает себя от желания схватить несчастную бумажку и поднести к глазам, чтобы прочитать быстрее. Но Ник же учил не оставлять нигде отпечатков, разве Майя может… На записке знакомым почерком выведено: «Адвокат Феникс Райт выбирает смерть». А нечто золотое рядом насмешливо вспыхивает яркостью. Значок адвоката. Майя давится воздухом и падает на диван. Голос Ларри, похожий на надсадный визг пенопласта о стекло, прорывается в разум через пелену неотвратимой истерики, как сквозь вату: — Алло, Эджи?.. А все, что дальше — лишь неразборчивое, тошнотворное месиво.