Как долго ему суждено продержаться? А суждено ли вовсе?
Вновь и вновь задаваясь этим вопросом, Салих не заметил, как к нему опять пришёл врач. Он снова принёс настойку. Снова говорит о том, что после неё станет легче. Но, ведь они оба знают, что это не так. Оба знают, что в случае мужчины стоит надеяться только на милость всевышнего. И эта милость представляет собой дожить до будущего лета. — Сегодня должны были ко мне приехать. Ничего не слышно? — Нет, Господи. Но вы не переживайте, как только появятся люди, мы сразу вас оповестим. — мужчина средних лет, забрал опустевший пузырёк стоявший на столе. Он с усталостью в глазах смотрел на своего пациента. Его тяжёлое состояние выматывает всё сильней. Силы так же на исходе. И больше всего их исчерпывает чувство вины. Вины за загубленную жизнь, которую он же и пытался спасти всеми возможными средствами. — Хорошо, буду ждать. — прохрипел Салих, вновь содрогаясь. В памяти невинно всплыли воспоминания о последних днях его жены. О её бледном лице, которое несмотря на всё, оставалось таким же прекрасным. Салих помнит всё. Помнит, что она так же мучилась, а он, словно маленький мальчик, искренне верил, что всё наладится. Только оказавшись на её месте, мужчина понял, насколько сильно она страдала. Страдала, но продолжала бороться. Огонёк в её глазах потух лишь тогда, когда она испустила свой последний вздох. Он тогда увидел этот кукольный взгляд. Совершенно не живой. Пустой. И этот миг он не забудет никогда. Господин Узерли вновь тянется к своему смартфону. Вновь пишет смс, которое он никогда не отправит. Его содержание и слог всегда был различным, но его суть всегда одна. Это прощальное смс, которое смогло бы оставить хоть каплю тепла и напоминания о себе, после ухода. Но каждый раз останавливаясь, мужчина понимал, что пока не время. Слишком рано. Страшно представить сколько сотен подобных копий находится в заметках телефона. Прижимая гаджет к груди, Салих всё же позволяет себе пропустить пару слезинок. И плачет он вовсе не по своей участи. После очередной операции и её последствий, он почти сразу начал понимать, что из этой больницы — своими ногами он не выйдет. Сколько бы не говорили врачи, о том, что всё будет замечательно, моментальное осознание больно пронзило голову. Хотя, нет… Сначала всё же появились судороги, а понимание пришло лишь после. Когда они начались впервые, Салих и вовсе посчитал, что он умирает. Так и было. Всего-навсего вопрос времени. По началу он отказывался принимать этот факт. Вновь, превращаясь в маленького мальчика, он искренне верил, что всё наладится и решится само собой. Что это всего лишь реакция его уставшего организма на очередной стресс и постороннее вмешательство. Но увы, столь прекрасные миражи очень быстро исчезли.А плачет же он, поскольку не смог выполнить данное обещание. Обещание любимой супруге, и дочери. Он обещал, что никогда её не оставит. Не осмелится уйти, пока Мерьем не будет твёрдо стоять на ногах. Не уйдет, пока она не будет счастлива. Он не смог. Не смог.
**
Дверь со стеклянными вставками вновь открывается. На пороге стоит всё тот же врач, и Билги. Она в тёмно-зелёной дублёнке, сверху которую украшает массивный шарф с цветочным орнаментом. В руках уже по привычке достаточно большая кожаная сумка, ну а волосы, в свою очередь, были аккуратно уложены. По всей видимости в ход вновь пошли излюбленные женщиной бигуди. От неё вновь пахло восхитительными духами. Ещё с раннего детства, Салих боготворил этот запах, и со временем отношение к нему не изменилось. — Сыночек, — женщина приветливо улыбнулась слегка посмеиваясь. Наверняка она уже выплакала все слёзы в коридоре, дабы не показывать свою слабость. Она никогда не позволяла себе плакать при детях. И навряд ли посмеет дать себе эту возможность. — Как я рада тебя видеть, мой дорогой. Мужчина радостно привстал, утопая в объятиях матери. Она слегка покачивала его из стороны в сторону, будто бы убаюкивала. Так никто и никогда не мог обнимать. Ни от одних других объятий, по телу не разливалось такое тепло. Странно, что в серьез мужчина начал об этом задумываться только сейчас. — Я тоже, мам. Я тоже очень рад. — они отстранились, а след от тёплых рук до сих пор остался на спине. Женщина отсела на небольшой диванчик возле койки. Её массивная сумка красовалась на коленях, а она продолжала так же искренне улыбаться. Салих тоже. Он старался улыбаться. Он хотел хотя бы перед матерью не показывать своей слабости, именно поэтому максимально старался не обращать внимание на режущую всё тело боль. Всего-навсего напрягал мышцы живота, и сжимал до скрежета зубы. Это действительно стоило много усилий. — Салих, мой дорогой, — от Билги естественно не скрылся тот факт, что сын себя сдерживает и не позволяет себе лишних движений. Она видит всё. И это её самое большое наказание. — Тебе не легче от микстурки? Он нервно усмехнулся. Ему уже было даже забавно наблюдать за тем, как его мать всё ещё надеется поставить его на ноги. Она повторяет его историю. Чувствует всё то же, что и он когда-то. — Мам, ты же обо всём знаешь. — в ответ гробовое молчание. Она ведь и вправду обо всём знает. Ей рассказывают о каждом его вздохе. — Скажи мне лучше, почему ты опять приехала одна? Мерьем не хочет приезжать? — Я ей сказала, что в этот раз мы бы не смогли тебя навестить. — Билги с виной в глазах посмотрела на сына. — Но, и ты меня пойми. Мерьем ведь тоже человек. Ты бы только знал, как она устаёт от школьной программы, от постоянной подготовки. А в последние дни, она и вовсе как выжатый лимон. — Мам, пойми, Мерьем — мой ребёнок. — мужчина вновь весь сжался. Словно от продолжительного кросса, на его лоб выступили капельки пота. — И в каком бы состоянии я не был, я хочу её видеть. Мне осталось немного. Мы оба это понимаем. И я не хочу умирать, так и не увидев лицо своей дочери. — Не смей так говорить. — казалось, что от собственного гнева Билги сейчас может снести всю эту больницу к чертям собачьим. На подсознании она это понимала, но понять и принять — вещи совершенно разные. — Ты должен жить. Ты должен хотеть жить! Должен бороться до конца. Если не ради себя, то ради своей дочери. Она не должна остаться сиротой. И я, делаю всё возможное, чтобы ты вышел из этой больницы своими ногами. И сделаю ещё столько же, чтобы добиться этого. — глаза женщины были покрасневшими, из-за того, что та не моргала. Таким образом Билги сдерживала горькие слёзы, которыми могла бы залить всю комнату, и после утонуть в своих же страданиях. Салих прикусил щёки, игнорируя агрессию матери. В некотором она права. Но, опять же повторяясь, пока ты сам не окажешься в такой ситуации — ты никогда не сможешь понять человека. Он знал, что женщине больно слышать этим слова. Но она должна была их услышать. Она должна перестать тешить себя пустыми надеждами. — Хорошо, мам. Прости. — Единственное, что смог выдавить из себя Салих. Он посмотрел на Билги, которая всё так же была с красными глазами. Она не плакала. Нет. Она терпела. — Надеюсь врачи мне помогут, но всё равно, в следующий раз я жду тебя с Мерьем. Без неё, в палату будет платный пропуск. — мужчина попытался пошутить, но смог вызвать лишь недолгую улыбку. Всё же лучше, чем ничего.**
Проходя уже по выученным улицам, женщина шаталась из стороны в сторону. На улице была метель, которая застила своей пеленой всё вокруг. Тем не менее она не смогла помешать людям, которые её не замечая, беззаботно гуляли по улице, решая предпраздничные вопросы. Это уже будет второй новый год, когда сына не будет рядом. В замёрзшей руке находился пакет с новыми документами. Билги была готова выкинуть их. Разорвать. Сжечь. Уничтожить, дабы не увидеть их снова. Идя по заснеженной дороге, женщина вновь вспомнила те слова, которые сказал ей доктор. Только Аллах знает, как она боялась их услышать.«Мне очень жаль, Госпожа Узерли. Это ужасная ошибка, которую допустили во время одной из последних операций. Мы и сами недавно это заметили, если бы признаки проявились чуть раньше, мы бы смогли что-то сделать, сейчас же… Стоит надеяться лишь на благословение свыше и молиться о том, чтобы ваш сын дожил до лета».
Она помнит каждое слово. Каждую паузу. То, как ему было неловко говорить, что по вине его сотрудников сейчас умирает её ребёнок. Она помнит, как хотела разорвать этого человека в клочья, вместе со всеми остальными. И на всю оставшуюся жизнь, она запомнила то, как её сердце наполняется ненавистью. Боль, скорбь, а так же чувство вины пришли позже. Ненамного, но всё же. Прокручивая всё сказанное в голове вновь и вновь, Билги почувствовала, что ей очень тяжело идти. Очень тяжёлая сумка, пакет. Да даже собственные сапоги стали не подъемными. Картинка в глазах стала ещё менее чёткой. Рыдания, которые она так долго сдерживала, наконец вырвались наружу. — За что мне всё это. — от собственного горя, женщина падает на колени. Кожа спрятанная за капроном, касается снега. Она была готова завыть от того, насколько сильно разрывалась её душа. — Боже, за что я плачу́?! За какие грехи мне отведены эти мучения. Что я такого сделала, что должна похоронить собственного ребёнка?! — её взор устремился к небесам. Билги надеялась на ответ, ведь действительно, как и сказал специалист, сейчас стоит уповать лишь на волю господа. Она плакала навзрыд, не переживая о том, какая сейчас реакция у окружающих. Что уж там, она и вовсе их не замечала. Билги даже не почувствовала, что какая-то женщина дотронулась до её плеча, интересуясь, чем можно помочь. А чем помочь? Разве можно в этой ситуации чем-то помочь? Возможно ли вообще утешить женщину, у которой сын умирает буквально на глазах?Настоящее время.
Секунды постепенно превращались в минуты, часы.. А после они становились днями, которые сопровождались вечной слабостью во всём теле и головной болью. Как оказалось у Мерьем был ГРИП. Без всяких приувеличений, девушка на самом деле думала, что умирает. Тело болело до такой степени, что порой, она даже просыпалась от того, что больно лежать. Вместо положенного сна, Узерли ходила по комнате кругами, моментами пуская слёзы от собственной усталости и невозможности её утолить. Так же большую тоску наводило то, что уже буквально на пороге был новый год, а она не сможет в полной мере насладиться этим прекрасным праздником. Не сможет получить от него удовольствие, поскольку единственное, что на данной момент ей приносит радость — это сон. Бесконечный и глубокий сон с самыми разными сюжетами, красками и персонажами. Правда, учитывая тот факт, что температура девушки поднимается примерно до тридцати девяти, её сны в большей мере похожи на бредни сумасшедшего.**
— Наша соня проснулась. — тридцать первое декабря, Билги хлопочет на кухне. Запах от очередного блюда разносился по всей квартире, если не по всему дому. — А ну, попробуй. — женщина поднесла деревянную массивную ложку ко рту внучки с каким-то соусом, дабы та дала свою оценку. — Очень вкусно. — Мерьем забрала столовой прибор из рук бабушки, доедая остатки продукта на ней. Она обожала всё то, что делает женщина, поскольку это всегда выйдет изумительно. — А зачем так много? Не думаю, что это всё мы сможем съесть даже за неделю. — Мерьем, я позвала пару своих знакомых, чтобы нам было не так тоскливо. — не отвлекаясь от готовки проговорила женщина. Её голос был уже не таким уверенным, а моментами она запиналась. Билги почувствовала, что провинилась перед девушкой, поскольку даже не поинтересовалась, не против-ли та. — Хельга и Аланур. Возможно они придут со своими мужьями. — Классно! А почему раньше не сказала? — да, девушка прекрасно помнила подружек бабушки. Две очень милые женщины, которые каждый раз отправляют ей в телеграмм открытки с поздравлениями. Мерьем даже не обратила внимание на то, что бабушка с ней не посоветовалась. Не спросила её мнения. В другой ситуации её бы это возмутило, и даже обидело. Но этот день был слишком хорошим, дабы портить его лишними ссорами. — Да, как-то всё закрутилось, что я и забыла. Ты же не против? — получив положительный ответ, Билги решила немного сменить тему. — Как там твои друзья? Пишут тебе? — С Халитом недавно переписывалась. Он передавал тебе привет.— Вспоминая «своего молодого человека», Мерьем даже невольно скривилась. Безусловно Эргенч был очень порядочным человеком, и хорошим собеседником и партнёром. Но это не её человек, и как только Узерли сможет полностью оправиться от болезни, сразу решит этот вопрос с парнем. — И с Селеной тоже пару раз перекидывались сообщениями, и на этом всё наверное. — В руках всё по-прежнему находилась уже чистая деревянная ложка, без единого намёка на соус. — А Сельма? Как у неё дела? Давно что-то я о ней не слышала. Не болеет? — Если честно, то сама ничего не знаю. Я ей писала. Много писала. И звонила. Она ответила мне всего пару раз, и на этом закончилось. — это действительно было очень печально. Обычно при любой возможности подруга заходила в гости, или звала к себе. Писала и звонила на постоянной основе. А особенно, когда Мерьем болела, пыталась как-то её подбодрить. Сейчас же совершенно ничего. Её будто бы подменили. Не объяснив ничего, девушка просто исчезла из жизни подруги. И так постоянно в течение этого месяца. — Солнце, ты только не расстраивайся. Мы же знаем, что за ужасы сейчас с ней происходят. Возможно её на время стоит оставить одну. — Билги действительно имела общее представление о ситуации Эргеч, но естественно не во всех подробностях. Ей было безумно жаль девочку, поскольку она действительно была достойна лучшего отношения. — Возможно, так и есть. Но... Она же знает, что я всегда на её стороне. Что я всегда готова помочь и всё в таком духе. Бабушка, почему она так делает? — Мерьем сделала небольшую паузу. На самом деле, да. Было очень неприятно. И наверное обидно, что подруга поступает подобным образом, зная о том, как Мерьем за неё переживает. — А может это обстоятельства мешают? Не думала?Конечно она думала. Безусловно так и было, но ведь это было не впервые. Такие ситуации случались и ранее, но Сельма как-то находила возможность позвонить или написать ей.
— Стыдно признаться, но нет. Моя голова видимо занята чем-то другим, раз у меня даже не было таких мыслей. — безупречное враньё. Она не хотела посвящать бабушку в такие поверхностные проблемы. Да, возможно это эгоистично, но Мерьем действительно считала эту проблему поверхностной. Её голова была занята совершенно другим. И девушка прекрасно знала кем. И как же всё-таки это неправильно. Она должна беспокоиться о другом. Должна думать о других людях. Но нет. Она думает о ней без устали! Это можно даже посчитать чертовой одержимостью, но, о, боже! Так и есть. Когда настал тот период, когда Нур Феттахоглу смогла вытеснить из головы Мерьем мысли о предстоящих экзаменах. О будущем. О поступлении. О проблемах отца и подруги. О недоверии к Окану. Как это всё могло незаметно исчезнуть? Как?! За всё время рассуждений даже головная боль ушла на второй план. К слову, сегодня она даже не так сильно болит. Возможно самовнушение, а возможно Узерли наконец становится лучше, и в скором времени её организм прейдёт в норму. — Ты общалась с моей учительницей? Как она тебе? — Узерли не имеет совершенно никакого понятия, для чего задала эти вопросы. Ей просто хотелось поговорить. Поговорить о том, что больше всего её беспокоит. О том, что является причиной каждого её сна. Будь то кошмар, либо счастливые будни в «радужном мире». — Да, но мы почти и не разговаривали. Она была такой задумчивой. Возможно и у неё что-то случилось, кто знает. — ох, Мерьем знает. Знает лучше всех. — Она такая молодая и уже взяла на себя ответственность классного руководителя. Большая молодец. — Не могу не согласиться. Она невероятная. — Кто-то может сказать, что в тоне Узерли было слишком много восхищения. Но, как понять «слишком много»? Где начинается и заканчивается его норма? Разве можно выставлять рамки в подобном вопросе? Нет. Определённо нет. Билги лишь усмехнулась, пожелав оставить внучку без своего ответа.———
Сидя с подогнутыми коленями, Сельма безжизненно смотрела в окно. Шёл дождь. Будто бы погода специально подстраивалась под её настроение. Какой день она уже сидит в этой комнате? Второй? Третий? Четвёртый?! После того как мать забрала её из рук отца, весь социум девушки заканчивался на школе. Эргеч лишили всех возможных средств связи. Начиная от телефона и заканчивая смарт часами. Безусловно, было несколько поблажек, когда девушке выдавался гаджет на определенное время. При каждом его включении она видела огромное количество звонков, а так же сообщений от Узерли. Почему же Сельма не расскажет обо всём как обычно? Почему не попросит поддержки и совета? Потому что стыдно. Ей стыдно нагружать Узерли с ещё большей силой и по такому идиотскому поводу. Подумаешь, лишили полной социализации, оправдывая это заботой... С кем не бывает, ни правда ли? Даже праздник не стал поводом, дабы покинуть эти злосчастные четыре стены. Дабы, было немного понятней, с недавно времени на дверях Эргеч находился замок. Действительно, самой настоящий замок. Будто у заключённой. Так что, как только Сельму забирали из школы, она прямиком направлялась в эту комнату, в которой помимо её вещей и учебников есть только телевизор. Единственное развлечение. Вдруг Сельма услышала стук в окно. Будто бы кто-то кинул в него камушек. Маленький, дабы стекло не разбилось. Перед тем, как подойти к источнику исходящего звука, Сельма придумала невероятный сюжет в своей голове, о том, как это Ялабык кидает небольшие бусинки, дабы его возлюбленная показалась. После он героически спасёт прекрасную принцессу из лап грозного дракона, и они вместе направятся в прекрасное будущее. Такой расклад был бы более, чем прекрасный. Одним словом — мечта.Которая к сожалению таковой и осталась.
Естественно, под домом гуляли местные ребят лет семи-восьми, которые случайно попали очередным снежком в окно девушки. Они резвились с промокшим снегом, и казалось, что дождь им совершенно не помеха. Дети веселились от души, даже не подозревая о том, насколько сильно расстроили запертую в башне принцессу. Облокотившись о подоконник, девушка с упоением и разочарованием смотрела на резвящихся детей. И, о, всевышний, как же ей сейчас хотелось убедиться в том, что чудо существует. Насколько же велико было желание, что дверь на самом деле открыта, и она со спокойной душой может пойти куда захочет. Встретиться с кем пожелает. И навсегда забыть об этом месте. Словно о детском кошмаре. В слепой надежде, Эргеч подошла двери и несколько раз подёргала ручку. Сбылось ли чудо? Конечно нет. Дверь всё так же была заперта, а единственные ключи находились у матери. — Ненавижу. — прошептала девушка себе под нос. Это слово пронеслось эхом в её голове, и казалось таким громким, что можно было вполне оглохнуть. — Ненавижу. Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! — Сельма сорвалась на крик. Нервная система не выдерживала. Не найдя в себе силы дальше стоять на ногах, девушка медленно сползла на пол, закрывая лицо обеими ладонями. Не так она представляла этот год. Не так она представляла этот день. Не так она хотела жить.Действительно, порой Сельма хотела остаться в полном одиночестве. Без единой души рядом. Но, когда это одиночество начало поглощать её с головой, она испугалась. И боится до сих пор, потому что фактически утонула в бездонной пучине ненависти ко всему миру.
———
Лёжа на теплой постели, с головой укутавшись в одеяло, Мерьем взвешивает все "за" и "против". Они ведь и вправду уже давно переступили рамки дозволенного. Не такие отношения привыкли видеть окружающие между учительницей и ученицей. Да, в целом на окружающих плевать. Мерьем не привыкла. Ещё ни разу в своей жизни, она не встречала людей, у которых была бы подобная ситуация. — Да, даже если бы и была, они бы мне не рассказали. — агрессивно перевернувшись на другой бок, девушка продолжила рассуждать в слух. — А что я сейчас ей скажу? «Госпожа Феттахоглу, я не поняла, что произошло в больнице, давайте это просто забудем». — Узерли сделала паузу, повторяя в голове эту мысль. — Блять, что за бред я несу! Девушка приняла сидячее положение.Стоит.
Зайдя в чат с Феттахоглу, Мерьем быстро написала сообщение и без доли сомнений его отправила. Осталось только ждать ответа.———
Парень лежит на помятой кровати. В комнате полнейшая темнота. С первого этажа слышится звук работающего телевизора, а так же стеклянных бутылок соприкасающихся между собой. Очередной новый год пройдет в полнейшем пьяном беспамятстве. В этом весь его отец. Окан крутил в руках какой-то игральный кубик, который нашел совершенно спонтанно. Большим пальцем он вновь и вновь изучал его рельефы, пытаясь найти в нём что-нибудь новенькое. Чтобы могло его развлечь. Но, к великому сожалению, ничего так и не нашлось. Скука пожирала полностью. Находиться в этой дыре не хотелось, но и выбора то, особо не было. Можно было конечно безоговорочно пойти к Эргеч, но вспомнив её часовую истерику по поводу того, что её заперли в собственной комнате, молодой человек понял, что это совершенно не вариант. Да, и особого желания видеть эту девушку рядом с собой не было. По обычаю та повиснет у него на шее, требуя внимания и заботы. Всё-таки мерзко. И такое негативное отношение к излишнему вниманию зависит далеко не от того, что Окан не привык к нему, а потому что