spying & terror

Когда Киллиан впервые пришёл в дом Уолтера не как подопечный и коллега, а как вторая половинка, их обоих на пороге посетила одна и та же мысль: больше никаких «до завтра» и «до свидания». По телу обоих тут же разлилось тёплое волнительное чувство, и оно не ослабело ни на миг, пока Уолтер проводил экскурсию по дому. Киллиан неоднократно ходил по этим коридорам и комнатам после выпуска из тюрьмы, и всё же окрыляющее осознание, что он остаётся здесь надолго (слово «навсегда» было бесспорно привлекательным и, тем не менее, невыносимо тревожащим для человека, проведшего полжизни в бегах) и на совершенно других правах, навевала томительное ощущение новизны. Теперь всё иначе, по-особенному — это читалось в каждом пересечении их взглядов, случайных прикосновениях и приподнятых интонациях. Никто напрямую не говорил о сожительстве, но всё и так было очевидно. Вещей у Киллиана было немного, и практически все они уже находились в доме Уолтера — человека, который до сих пор официально числился его координатором и наблюдателем. — …Лежат в гостевой. Часть я уже постирал, а остальное планировал сегодня, — Уолтер наконец закончил вещание и c бодрой улыбкой поднял на него глаза. — Обе свободные комнаты на втором этаже. Обустраивайся, где тебе угодно… Он замялся на полсекунды, смущённо отведя взгляд, но в следующее мгновение совладал с собой, поднял голову и как бы между прочим добавил: — Можешь и у меня. Выражение лица Киллиана неуловимо изменилось, выражая сдержанную ироническую благодарность. — Пожалуй, я… — он прервался на полуслове, заметив на стене, прямо над головой Уолтера, странное пятно неопределённого оттенка. Внутри у него всё противно зазвенело от отвращения. Уолтер проследил его взгляд и невнятно усмехнулся. — Ох, это. Осталось после неудачного эксперимента, совершенно безопасно, — он снова повернулся к нему и улыбнулся. Киллиан переводил взгляд с Уолтера на пятно и обратно, недоумевая, как он мог так беспечно делать вид, будто их ничто не отвлекало от разговора. — И? — только и смог спросить он, переведя взгляд в другой угол комнаты с расчётом отдохнуть от неприятного зрелища и малоприятного ощущения, что он чего-то не понимает. Его глаза остановились на куче барахла неизвестного назначения, сваленной вкривь и вкось прямо под покосившейся полкой, наглухо забитой всякими склянками, колбами и бутылочками. Уолтер за его плечом рассыпался в каких-то невнятных объяснениях и рассказывал детали неудачного эксперимента, а Киллиан всё больше жалел, что системы искусственного интеллекта, чутко отслеживавшие каждую его мысль, напрочь игнорировали его душевное состояние. Он в целом был внимательным человеком, балансирующим на тонкой грани между завидной вдумчивостью и нездоровой паранойей, и уже видел больше, чем хотелось бы — засохшие пятна неизвестного происхождения на потолке, расслаивающиеся обои в углу, сметённые под шкаф осколки стекла, брошенные где попало грязные чашки, — но чувствительный глазной протез, многократно увеличивающий каждую обнаруженную пылинку, соринку и Бог знает что ещё, добивал его окончательно. Понимание наконец пришло, но вместо ожидаемой лёгкости он ощутил только неприятное копошение в груди. — …Так что оно блестит каждый вторник, — закончил Уолтер, вернувшись из мира грёз в реальность и сфокусировав взгляд на Киллиане. Он никак не отреагировал на его рассказ и даже не обернулся. Его глаза скользили по комнате с каким-то затаённым, чуть ли не остервенелым напряжением, а пальцы живой руки стали неестественно недвижными. — Трис? — позвал Уолтер, растерянно изломив брови. Киллиан в ответ лишь разомкнул сухие губы и что-то забормотал себе под нос. Он выглядел так, будто находился где-то в другом месте и совершенно его не слышал. В сердце Уолтера завозилось беспокойство. — Трис? — повторил он, мысленно просматривая заученный порядок действий. Это не походило на прежние рецидивы, но в этом вопросе он предпочитал готовиться заранее. — Я в порядке, — наконец отозвался Киллиан. Он чувствовал, как чуткий взгляд Уолтера ощупывает его лицо, но не мог отвести глаза от замызганного какой-то химией дивана и сделать вид, что всё в порядке. — Просто задумался. Уолтер шагнул к нему и приобнял одной рукой, задрав голову в попытке поймать его взгляд. Киллиан молча водил глазами по комнате и, кажется, больше не вспоминал о нём. — О чём? — с нажимом спросил Уолтер. Киллиан в ответ только недовольно дёрнул щекой. Он прищурил живой глаз, и из его глазного протеза вырвался яркий сканирующий луч, располосовавший комнату световыми движущимися линиями. На лице Уолтера отразилось недовольство. — Да в чём дело? — с неприкрытыми обидными нотками воскликнул он, ощутимо дёрнув его за лацканы пиджака. — Перестань! Киллиан продолжал осознанно и совершенно нагло игнорировать его. Отчаявшись заполучить зрительный контакт на добровольных началах, Уолтер завёл руку за его шею, вцепился пальцами в угольно чёрный загривок и потянул на себя. Физических сил у него, может, было и немного, но упрямости — не занимать. Примерно через пять секунд Киллиан оборвал процесс сканирования и опустил голову, встретившись с ним взглядом: абсолютно ясным, но при этом укоризненным, недовольным и будто бы разочарованным. Уолтер мгновенно вспомнил, кто ещё одаривал его таким взглядом, и покачал головой. — Нет, только не говори… — Если ты уже всё понял, к чему вопросы? — тщательно контролируя интонации, перебил Киллиан. Почувствовав, как Уолтер опустил ладонь с его шеи с явным намерением улизнуть, он завёл искусственную руку за его спину и прижал к себе. — Ты не избежишь этого разговора. Когда Киллиан впервые ступил на порог дома Уолтера, он особенно не присматривался к его убранству и на многие вещи не обращал внимание, да, но не заметить такое он просто не мог. Также как и Уолтер не мог так просто взять и загадить свой дом на ровном месте. Он ещё пару дней назад был здесь, и обстановка казалась вполне нормальной. — Не начинай, а?.. — насупился Уолтер, надавив ладонью на его живое плечо. — Ты же учёный, Уолтер, — приподнял бровь Киллиан, искренне недоумевая, как в этом идеальном создании, совмещающем в себе исключительно положительные качества, очутилась такая гадость. — Более того — химик. Как ты можешь жить в таком… В чём? Помойке? Свинарнике? Скорее уж голубятнике, но это было бы слишком мягко сказано, а Киллиан не собирался потакать Уолтеру в его привычке. — Мой дом — мои правила, — раздражённо заявил Уолтер. — Отсутствие правил, ты хотел сказать, — демонстративно игнорируя его суетливые попытки выбраться, Киллиан с досадой вздохнул. — У меня слов не хватает. Уолтер сжал губы в тонкую линию и уже приготовился проскочить на волю под его искусственной рукой, но Киллиан сообразил быстрее и стиснул его ещё сильнее. — Это называется творческий хаос! — воскликнул Уолтер, посмотрев ему прямо в глаза. Ни намёка на раскаянье, только слепое, чуть ли не ребяческое упрямство. — Лень, — поправил Киллиан, нахмурив единственную бровь; голограмма на второй половине лица в точности, без малейшей заминки повторила этот жест. — Давай ты не будешь строить из себя моего папашу, — буркнул Уолтер, оставив попытки вылезти. Это был запрещённый приём. На лице Киллиана не дёрнулась ни одна мышца, но его взгляд стал давящим и физически тяжёлым. Уолтер честно старался держаться, говорил себе, что это не он пустился в нравоучения и собрался устанавливать в чужом доме собственные правила, и всё же ощущать, как в теле Киллиана нарастает напряжение, ему было совестно. Они затрагивали эту тему в лучшем случае пару раз, и Киллиан ни разу не выказывал каких-либо чувств по этому поводу, но Уолтер и так прекрасно видел, что разница в возрасте заботила его куда сильнее, чем его самого. Он объективно понимал, что двадцать с лишним лет — это большой срок, но это ни в коей мере не умаляло его чувства, и оттого вопросы в духе «Как ты это видишь через пятнадцать лет?», вскользь задаваемые Киллианом первое время, будили в нём страшную злость. Ему довольно быстро удалось вытравить в нём эту дурную привычку, но то самое выражение в его глазах, периодически вылезающее на поверхность, так никуда и не делось. У Уолтера уже злости не хватало на его непробиваемую убеждённость в ограниченности их «долгого и счастливого», и он честно старался каждый день, мало-помалу, поступками, а не словами, подпиливать под ним эту скептичную табуретку и даже мельком не поднимать эту тему. До сих пор. — Трис, — вздохнул Уолтер, опустив глаза. Стало только хуже — теперь он во всех деталях видел, как при каждом медленном, выверенном вздохе натягивалась рубашка на его груди. — Послушай… — То есть без указки ты даже не задумываешься о таком? Уолтер вздрогнул. В интонациях Киллиана не чувствовалось злости или глухого смирения — только язвительная сухость, и от этого на его душе стало ещё гаже. — Просто… — он неловко сжал пальцами его плечо, чувствуя, как внутри всё начинает панически трястись. — В чём проблема, Уолтер? Горячая живая ладонь легла под его ухо, а большой палец скользнул по щеке и с нажимом уткнулся под подбородок. Уолтер с бездумным смирением приподнял голову и поджал губы. Киллиан вопросительно приподнял брови. Напряжение в выражении его глаз бесследно исчезло, словно не появлялось вовсе, а напряжённое глубокое дыхание стало естественным, не привлекающим внимания. У Уолтера в голове не укладывалось, как он мог так беспечно делать вид, будто ничего не случилось. — Ну? — перешёл на более мягкие и тягучие интонации Киллиан, призрачно улыбнувшись. Смущённое напряжение, всплывшее откуда-то из глубин души Уолтера, обожгло его щёки. Ну не мог он, чисто физически не мог признаться, что не любил убираться — так просто и так глупо. Стоило ему только попытаться сформулировать это как-нибудь покрасивее и мудрёнее, как его горло тут же сужалось. Мама всеми правдами и неправдами пыталась привить ему чистоплотность, но из-за плотного рабочего графика редко когда могла проконтролировать, а бабушка, под присмотром которой Уолтер часто оставался в детстве, была подслеповата и не отличала груды мусора от скопления игрушек. Совместными усилиями, ещё до того, как старушка стала его полноценной и единственной опекуншей, им удалось воспитать в нём только моральную чистоплотность и простую опрятность. А спустя годы, когда Уолтер унаследовал дом и начал жить самостоятельно, читать ему нотации стало некому, а нежная любовь к птицам и выматывающая работа в агентстве поставили финальный штрих. — У меня мозги не работают в других условиях, — промямлил он, снова пряча глаза. — У тебя работают мозги, только если весь дом в голубином помёте? — в голосе Киллиана не было даже намёка на смешливость, но что-то в том, как он поставил вопрос, подсказало Уолтеру, что его взгляд выражал ехидство и скепсис. — Я пока не заметил изменений. Врёшь ты также скверно, как на работе. Уолтер побагровел ещё сильнее и дёрнулся — скорее чтобы показать характер, чем вырваться. Раз Киллиан использовал только искусственную руку, значит, он будет удерживать до конца, пока не получит, что хочет. Он всегда так делал, когда понимал, что Уолтер будет избегать прямых ответов и увиливать от вопросов, а то и вовсе улизнёт, сославшись на внезапно свалившуюся срочность. Не самая лучшая манера — что у того, что у другого, но прямо сейчас Уолтер был слишком пристыжен, чтобы обратить его внимание на этот нюанс и попытаться соскочить с неприятной темы. — Мне некогда… — выжал он из себя, нервно сжимая пальцами рукава его пиджака и с тихим ужасом понимая, что его сейчас расколют. Проблема была в том, что он и сам не знал, что окажется под скорлупками. — Уолтер, мне не нужны твои оправдания, — произнёс Киллиан, с тихим раздражением наблюдая за его нервно мечущимся взглядом. Он завёл ладонь с его шеи на затылок, запустил пальцы в волосы и, убедившись, что Уолтер сфокусировал взгляд точно и только на нём, продолжил: — Мне доводилось жить в таких местах, куда, кроме тараканов, ни одно уважающее себя создание носа не сунет. Нас было много, а возможностей нормально обустроить своё хотя и временное, но жильё — с воробьиный нос. Но среди моих сослуживцев не было ни одного, кто гадил там же, где спал. Уолтер воззрился на него большими-большими глазами, в которых искреннее изумление красиво переплеталось с одухотворённым трепетом. Чтобы Киллиан заговорил о своём лихом прошлом, должен был произойти парад планет, не меньше. Во всех других случаях он молчал, как партизан, и убедить его раскрыть рот могли только люди из Федерального бюро расследований. Даже Лэнс, не понаслышке знакомый с той ситуацией в Киргизии, на все вопросы Уолтера не говорил ничего конкретного, юлил или ограничивался сухим: «Всё было плохо»; про Марси, о которой они все знали исключительно то, что она рассказывала сама, и говорить было нечего. Самого Киллиана ему расспрашивать было неловко. Уолтер хотел верить, что когда-нибудь он расскажет всё сам. — А ты? — продолжил Киллиан с таким бесстрастным видом, будто не он сейчас претворял в жизнь его давнюю грёзу. — Ты не в розыске и не в бегах. У тебя слаженная жизнь, хорошая работа и прекрасный дом. И ты же пытаешься скормить мне оправдания в духе «нет времени» или «и так сойдёт»? — Погоди, — Уолтер очнулся от магического оцепенения и вскинул ладони. — Я понял, о чём ты, но… — Причина, — даже не спросил, а потребовал с невозмутимым видом Киллиан. — Не дави на меня! — Я не давлю, а выражаю недовольство, — мельком приподнятый уголок губ на непроницаемом, холодном лице выглядел самой что ни на есть злодейской ухмылкой. — Терапевт рекомендовал мне ничего не держать в себе. — Между «выражать недовольство» и «откровенно пилить» есть грань! — Причина, — полуулыбка истинного зла сгинула в невыразительном выражении, подобном каменной маске древнего зловещего бога. На этом лице выделялись только глаза — один был льдисто синим, а другой отливал опасным рубиновым. — Не хочу я! — с тревожной смесью раздражения и бессилия воскликнул Уолтер. Ему вдруг стало очень плохо, а предательски ослабевшие руки затряслись. Он весь встрепенулся, как в конвульсии, и стукнул Киллиана по механическому плечу. — Отцепись от меня! В прямом взгляде Киллиана отразилось нехорошее подозрение, и он завёл кибернетическое плечо за спину. Ему-то больно не было, а вот Уолтер так запросто мог сбить себе костяшки. Уолтер быстрым, нервным, обиженным движением отпрянул от него и обессиленно свалился на диван, накренившись к дальнему краю. Он и не подозревал, что сам был таким скрытным и малообщительным, что его лучшие друзья и коллеги — профессиональные агенты, способные раскрывать международные заговоры — даже не подозревали о наличии проблемы. Сейчас Киллиан отчётливо — впервые — её увидел. Она дрожала в резко взвившемся голосе Уолтера, пряталась в его ладонях, нервно потирающих выступающую линию позвоночника на шее, и отражалась в нездорово блестящем, напряжённом взгляде. Проблема — в курлыкании Лави, спорхнувшей откуда-то с верхней полки над диваном и усевшейся на голове Уолтера, как в гнезде. Проблема — в захламленном и запущенном доме и вопиющем, абсолютно неестественном акте безответственности. Переборов агрессивную взвинченность — пробежать поле под градом пуль представлялось ему куда более лёгкой (и намного более приятной) задачей, чем распутать чьи-то переплетения чувств, — Киллиан подошёл и подсел к Уолтеру, прижавшись к его бедру своим. — Птенчик, — позвал он и помолчал. Когда козырь не сработал — Уолтер не подал реакции, — он положил живую ладонь на его колено и сжал пальцы. Снова никакой реакции, но Киллиана ободрило уже то, что он не попытался сбросить его руку. — Ты не думал о переезде? — Не хочу, — глухо повторил Уолтер, мрачно глядя куда-то в угол. Неуловимая исступлённая нотка в его быстром ответе и категоричной интонации навела Киллиана на мысль, что он не прогадал, и дом Уолтеру был действительно неприятен. Это открытие сразу породило много нехороших мыслей и вопросов — ведь, если ему не изменяла память, Уолтер жил здесь с малых лет, — но Киллиан решил промолчать. Если Уолтер захочет, то сам расскажет. — Ремонт? — продолжил Киллиан, перебравшись ладонью выше по его узкому бедру. Уолтер раздражённо поморщился, но, опять-таки, ничего серьёзного не предпринял. — Уолтер. Вместо ответа Уолтер сухо дёрнул уголком губ, и Киллиан уверенно продолжил: — Я помогу, — игнорируя недовольно зыркающую на него Лави, он скользнул ладонью за его расслабившуюся спину, прижал к себе и перехватил его взгляд. Его лучшая завлекающая улыбка, которая в своё время уговорила пару человек оставить бомбы в общественных местах, не тронула Уолтера, всё ещё мрачного, но уже похожего на себя живого. — Сменим обои, прибьём полки, купим новую мебель… Можем и демонтаж устроить. — Тебе так точно демонтаж нужен, — огрызнулся Уолтер. Его всего разрывало от злости и обиды, и что хуже всего, он не мог точно определить, что конкретно выбило его из колеи. Он никогда не задумывался, в чём его проблема с домом. Он вовсе не видел проблемы. Но ведь жгучие, зудящие, мерзкие чувства появились не на пустом месте? — Злобный чурбан. — Ещё какой, — честно согласился Киллиан, втайне испытывая глубокое облегчение от того, что Уолтер практически лёг на него. Лави перелетала на подлокотник дивана, не прекращая поощрительно курлыкать. Ему не пришлось долго думать, чтобы понять, на чьей она стороне. — Придурок и говнюк, — продолжал рычать Уолтер, со всей силы тыкая пальцем в одну и ту же точку на его животе. Первые пять раз Киллиану пришлось наступить себе на горло, чтобы не расплыться в улыбке от щекотки, но после шестого стало действительно неприятно, и его лоб расчертили морщины. — Псих конченный, ещё про терапевта что-то мелет… — Полностью согласен, — кивнул Киллиан, морщась уже болезненно. От его поддакивания Уолтер резко взвился ещё сильнее — как ни парадоксально, в этой вспышке он воспринимал всё более осознанно, чем полминуты назад, будучи в глухой сдавленной разбитости — и хлопнул ладонями по его груди. — Пилишь и пилишь, никак не заткнёшься. Что я в тебе вообще нашёл?! — Я тоже не понимаю, — Киллиан, в отличие подчинённого злости Уолтера, был совершенно искренен. — Бесишь, — вопреки своим словам, гневно (или просто устало?) дышащий Уолтер обхватил его руками, прижался всем телом и уткнулся носом ему в ухо. В его прояснившейся голове снова и снова проносилась краткая история Киллиана, переплетённая с его собственной фразой — мой дом мои правила мой дом мои правила мой дом мой дом только мой мой МОЙ, — и от этого его желудок сводило спазмами. — Спасибо. — Было бы за что, — фыркнул Киллиан, положив обе руки на его спину. Подобная отходчивость не переставала его изумлять и вызывать в нём зависть, особенно когда он сравнивал её со своей патологичной злопамятностью. — Что поделился, — вздохнул Уолтер, на этот раз — спокойно, даже облегчённо. Не получив ответа, он поднял голову и остановил взгляд на недоумённо поморщившем лоб Киллиане. — Что? — Ты не знаешь? — неожиданно севшим голосом спросил Киллиан. Он вглядывался в него пристально и как-то отчаянно, словно надеялся, что это шутка. Уолтер помолчал, хмурясь, справляясь с собой и пытаясь разложить мысли в правильном порядке. Киллиан расслабил лоб и неестественно нервно усмехнулся. — Что ж, это многое объясняет, — он мельком глянул на его руки, вцепившиеся в него в крепком объятии, и тоскливо, неприятно улыбнулся. — В том числе и это. — Сбавь обороты, — вмиг посерьёзнел Уолтер, ощутив, как тяжесть рук на его спине отступила. — Положил на место. Я знаю ровно столько, сколько нужно. — Неужели? — возвёл бровь ко лбу Киллиан, впрочем, подчинившись и вернув руки туда, куда им хотелось больше всего. — Без деталей, — рассеянно признался Уолтер. — Я даже не уверен, что имею право знать это. Киллиан не стал ничего уточнять, но немая оторопь, отразившаяся на его вытянувшемся лице, опасно близко пересекалась с мнительностью. — Трис, мы же секретные агенты, — напомнил Уолтер тоном, которым детям объясняют нечто само собой разумеющееся. — Секретные агенты, раскрывающие и хранящие секреты. Слышал когда-нибудь об издержках профессии? Киллиан глядел на него с крайней озадаченностью, невольно напомнив кульминацию тех давних событий с погонями и расследованиями, когда Уолтер на высоте нескольких тысяч футов назвал себя Обнимашкином. Однако затем он сомкнул и разомкнул веки, как бы перезагружаясь, и опустил затылок на край дивана. — Кто за это отвечает? — с глухой обречённостью в голосе спросил он, воззрившись в потолок. — Вроде Марси, — повёл плечом Уолтер. Чуть подумав, он искренне добавил: — Если ты против… — Я против, — в очередной раз озлобленно перебил Киллиан. Секунда — и он искривил линию рта, приняв почти пристыженный вид. — Но ты должен знать. — Ты уверен? — спокойно уточнил Уолтер. Киллиан поднял голову и кивнул, пристально и безэмоционально глядя куда-то сквозь него. Внутри Уолтера завозилось что-то нехорошее. — Я не уйду. Киллиан возвёл на него скептичный взгляд и насмешливо хмыкнул, но Уолтер прекрасно видел, что он чувствовал на самом деле: уязвленность. — Ну тогда звони ей. И именно это Уолтер и сделал, после того как дал Киллиану то, что было ему так остро, невыносимо необходимо: долгий ласковый поцелуй, содержащий в себе немое обещание.