Классики.

Любовь расцветает в сердце не сразу. Хрупкими бутонами зарождается симпатия, проклюнувшимися лепестками переходя в нечто большее, закручиваясь в сложное (или совсем простое) соцветие полураспустившегося, пока, сонма чувств и ощущений. Уловив тепло другого сердца, цветы раскрываются, наполняя душу тонким и нежным ароматом хрупкой возможности счастья; окутывают разум светло-розовым маревом, ласковым шелком касаются нервных окончаний, даря те яркие и волнительные ощущения, что так свойственны первому наивному чувству влюбленности. Или погибают, не обретя взаимной поддержки, натолкнувшись на гранитную стену предательства. Цветы замерзают, оставляя острые шипы, питающиеся гармонией сердца, забирающие теплоту и нежность самого сильного и самого слабого двигателя человеческого тела. Гокудера Хаято знал, что такое любовь. Родительская, семейная… Была даже зеленоглазая девочка в детском саду, которая нравилась ему не так, как мама. У нее были чудесные волосы цвета жженой карамели и немножко неровные передние зубы, и еще смешливые ямочки на щеках в момент, когда она улыбалась. Хаято пару раз держал ее за руку. Она подарила ему невесомый поцелуй в щеку. Несмотря на итальянскую кровь, хоть и смешанную, они оба были скромными детьми. Летом ее увезли в Америку. Самолет разбился, похоронив ее под бесконечным покрывалом Атлантического океана. Маму убили. Он сам в первый раз забрал жизнь у человека. Потом был бордель, три дня на «обучение», испуганный владелец, узнавший в новом мальчике «того самого» и отдавший его первым встречным. Ямамото Такеши, убивший двух человек, не задумываясь. Рассмеялся, взял к себе, обработал раны, обогрел и накормил. Растопил замерзшие цветы, позволив им набрать новые бутоны, и отдал их в руки тем, кому они не предназначались… Бесконечная война с сестрой, невозможно занятый отец, и слухи, словно мухи, прилипшие к твоему телу. Презрительные, брезгливые взгляды воспитателей и не следящая за языком прислуга. Завистливые, неоправданно гордые одноклассники и легкое недоумение учителей, терпящих «такого умного и талантливого, но крайне невоспитанного» ребенка такой «благородной» семьи. «Чего еще ждать от полукровки….» Чертов мир мафии со своими дебильными законами. Сброд бешеных дворовых собак, сбившихся в стаю и посчитавших себя породистыми. Секс, наркотики и рок-н-ролл на лезвии ножа, чтоб им всем пусто было. Игра с Реборном – лишний повод, чтобы почувствовать жизнь. Шипы справились со своей задачей: их можно увидеть в каждой частичке твоего тела. Когда сердце умерло, какое дело до того, что испытывает вместилище разрозненной души? - Синьор Ямамото согласился стать твоим телохранителем до 10 числа. Надеюсь, ты будешь вести себя благоразумно. Отец ловит тебя на балконе в тот момент, когда все положенные приветствия отданы и три танца с вовремя подсунутыми дочками уже закончены. Табачный дым оседает в легких, загрязняя их привычными смолами и прочей дрянью, связанной с никотиновой зависимостью. На выдохе произносишь легкое: - Нет. - Хаято. – В голосе родителя звучит угроза. - Как я могу вести себя благоразумно с человеком, которого сам поцеловал десять лет назад? Лицо отца остается неизменным, но руки слегка дергаются. Ямамото не скрывает улыбки. «Да, я тебя помню», - говоришь ему мысленно, - «но эти воспоминания не назовешь хорошими». Он, улыбаясь, подходит к тебе ближе и протягивает руку: - Предлагаю познакомиться еще раз, - итальянский с легким акцентом, - Ямамото Такеши, приступаю к обязанностям твоего телохранителя с завтрашнего дня. - Гокудера Хаято, - выдыхаешь дым в сторону, пропуская приветственное рукопожатие. – Не помню, чтобы мы переходили на «ты». Необычная грубость для столь вежливых японцев, или я что-то упустил, Ямамото-сан? Твой японский почти идеальный. Не слишком вежливый, чтобы считаться безупречным, но в остальном не придерешься. - Можно просто Такеши, - родной язык все-таки ближе, - и не поздно ли думать о вежливости, после того, как сам поцеловал меня 10 лет назад? - Лучше поздно, чем никогда. Я так понимаю, выбора у меня нет, как обычно? Ответа не требуется, но упустить лишнюю возможность наступить на больную мозоль отца было бы глупо. - Реборн в курсе? – тоже можно оставить без ответа, но следует знать, на всякий случай. - Ему все равно. «Он и так убьет тебя», - добавлять не надо. В конце концов, так даже интересней. «Предыдущие телохранители не переживали и двух недель, как в прямом, так и в переносном смысле», - произносишь вслух, но Такеши отвечает лишь: - Посмотрим. - Смотри внимательней, - выдыхаешь в него вместе с ядовитым дымом и гасишь окурок в пепельнице. – Меня сегодня не будет, - бросаешь отцу и выходишь, с балкона, вдоль гостиной и далее вниз по лестнице. - Вы не пойдете за ним? Дон Гокудера выглядит уставшим. Раскрывается перед тобой, пытаясь вызвать взаимное доверие, но без лести и заигрываний. С богатым чувством собственного достоинства, как и положено Дону. - Я приступаю к своим обязанностям только завтра. В настоящий момент основная моя задача - сопроводить Босса. Ты уходишь с балкона, оставляя Гокудеру-старшего одного. Слышится едва уловимое «Удачи», но его заглушает мелодия очередного веселого вальса. Чайковский, «Вальс цветов». И ты совсем не разбираешься в музыке. Просто почти уже бывший босс любил слушать всякую классику. Горячий, заводной рок-н-ролл, способный растопить даже самые охлажденные души, тебе намного ближе. И пусть его танцуют на лезвии ножа под постоянным контролем дула пистолета. Так интересней. Был бы только партнер с хорошим чувством ритма. И в этом вопросе тебе, кажется, повезло.