Мы расстались на выходе из СИЗО — ее забрала на машине какая-то девушка, подруга, которой она позвонила сразу же, как ей вернули телефон. Я хотел было сам ее подвезти, потому как чувствовал в некоторой степени свою ответственность, но она отказалась. Мы даже не попрощались — когда я посадил ее в машину, ей все еще было тяжело говорить. Я понимал, что ее сейчас лучше вообще не трогать, нужно дать ей время справиться с горем, и был рад, что рядом с ней есть кто-то, что она не в полном одиночестве.
Григорий мне больше не звонил. Это странно, поскольку я знал его, как человека слова. но я и не ждал оплаты — в том, что освободили Алису, моей заслуги, по сути, не было.
И все-таки я пробил по своим каналам ради интереса — и выяснилось, что никто не знал, где Гриша Будапешт. Зато я узнал многое о том противостоянии, в которое были втянуты он и Миронов. Я начал понимать, что тут явно нечто большее, чем обычные бандитские разборки и дележ территории — тут точно была замешана женщина, за которую Григорий так страстно просил. Мне оставалось только догадываться о том, какая драма разыгралась внутри этого любовного треугольника.
Следователи завершали дело Глеба Миронова, сшивали и убирали подальше целые тома, которые так и не пригодились. Некому было выдвинуть обвинения, некого допросить. Всё многолетние расследование пошло прахом. Его блестящий преступный синдикат стал историей. Всё принадлежавшее Миронову кто-то сейчас пытается распилить и поделить.
Проезжая поздним вечером мимо элитного стрипушника, которым он еще недавно владел и в котором работала его еще тогда будущая супруга, я заметил, что огни, некогда освещавшие всю округу, больше не горят. Империя развалилась. Столько вложено усилий, столько пролито крови за нее и такой итог.
Я уже занимался другим делом, был полностью в него погружен и забыл об этих двух бандитах и их женщине, когда вдруг Алиса сама напомнила о себе. Позвонила в разгар рабочего дня и предложила встретиться, а, получив согласие, заявила, что заедет за мной прямо сейчас. Она сказала, что ей нужна моя помощь, и я, признаюсь, был не только удивлен и заинтригован, но и рад, что еще раз ее увижу.
Я вышел на стоянку бизнес-центра и едва узнал ее в роскошно одетой блондинке в черных очках, которая стояла, облокотившись на капот «Мерседеса». Можно сказать, что она приложила усилия для того, чтобы ее не узнавали. Это была странная маскировка — темные волосы выкрашены в бесцветный блонд, яркие, выразительные глаза закрыты широкими очками. Кроваво-красная помада и тяжелое пальто с чужого плеча прибавили ей возраста. На голове завязан черный полупрозрачный платок, лицо совершенно белое, обескровленное.
— Мы можем поговорить внутри? — проговорила она вместо приветствия.
— Конечно, пройдемте в мой офис, — я поежился от холода. Поздняя осень уже вступила в свои права. Стоянку засыпало липким снегом, который шел с самого утра, а я выскочил к ней на встречу в одном костюме.
— Нет. Пойдемте лучше ко мне. Мне надо… Мне очень нужна ваша помощь, — она произнесла это тихо, почти не разжимая губ.
— Конечно, — я с трудом избавился от ощущения, что говорю с совершенно другим человеком — настолько она была непохожа на девочку из СИЗО. Но первая растерянность ушла, и я с готовностью принял приглашение. Мне было интересно, как обстоят у нее дела, как она держится после всего случившегося.
Мы сели в машину и довольно долго молчали. Она сразу же предложила мне сигарету и закурила сама.
— В СИЗО вы сказали, что не курите, — напомнил я, глядя на ее уверенные жесты курильщика. Здесь, в ее шикарной машине, глядя на весь ее роскошный и дорогой вид, мне показалось неуместным ей «тыкать», как я делал в тюрьме.
— Вообще да. Но сейчас без сигареты не вывезу, — она постукивала по рулю пальцами, и я обратил внимание на толстый, отливающий желтизной, брильянт необычной, грушевидной формы. Страшно представить сколько стоит такое кольцо.
И тут меня вдруг запоздало осенило, почему она одета так, к чему на голове этот черный платок. Я же знал заранее, но заработался и запутался в числах — а между тем сегодня были похороны. Возможно, она прямо с них и приехала.
Я и сам туда собирался, по долгу службы — планировал встретить там много потенциальных клиентов. Должно быть, там собралась вся бандитская Москва, вернее, то, что от нее осталось.
Алиса молчала, а я не знал с чего начать разговор. О чем вообще говорят с человеком, у которого такое огромное горе?
— Уже знаете, что будете делать дальше? — я решил расспросить об ее планах, поскольку она выглядела довольно спокойной, только очень задумчивой. — Останетесь здесь, в Москве, или в родной город уедете?
Она пожала плечами, не отвечая ни да, ни нет, и постучала ногтем по сигарете, стряхивая за окошко серый пепел и выпуская туда же дым.
— Так вы хотели меня о чем-то попросить? — напомнил я, устав играть в молчанку
— Да, — она сразу как-то быстро собралась, с нее слетела эта задумчивость. — Мне нужна ваша помощь. Подскажите, как я могу нанять киллера?
И пока я ошарашенно молчал, Алиса продолжила:
— Вы же знаете, наших перебили всех… Мне просто не к кому больше обратиться. Всех, кто работал с Мироновым, постреляли. Вообще всех, каждого.
— Нннет, — выжал я из себя. — Это не ко мне за такими услугами.
— Но вы со многими знакомы, — Алиса сняла очки и посмотрела мне прямо в душу этими своими пронзительно-голубыми глазами. — Вы же многих бандитов вытащили из тюрьмы. Не стройте из себя невинную целку, господин адвокат, куча наемников на свободе именно на вашей совести!
— И все же я вынужден сказать нет, — я удивился тому, как много решимости в этой маленькой девочке, и подумал, что мне бы не хотелось быть тем, кто окажется у нее на пути. Тем, для кого она захочет нанять киллера.
— Хорошо, — она вздохнула, одела очки. — Тогда просто съездите со мной за деньгами. Я же должна вам заплатить. Гриша обещал вам и пропал, а услуги адвоката должны быть оплачены.
— Ерунда, сочтемся, — я ни минуты не сомневался, что Будапешт заплатит, если он, конечно, все еще жив. — В любом случае, я не собираюсь брать деньги с вас. То, что вас выпустили из тюрьмы, к сожалению, совершенно не моя заслуга.
— Мне все равно нужно их забрать, мне же надо на что-то жить. Глеб мне оставил кое-что, — бессознательным жестом она положила раскрытую ладонь на живот, но тут же убрала руку.
— Есть квартира, о которой знали только мы. Там он и спрятал наличку, — девушка завела мотор и вырулила с парковки на дорогу. — Он же готовился… Знал, что за ним идет охота. И сейчас мне нужно ее забрать.
Старый московский дворик, в котором мы остановились, летом, по-видимому, утопал в зелени. Но сейчас он был неуютный и темным, и утопал в мокрой, снежной каше.
— Побудьте здесь, — попросила она. — Если через минут пятнадцать не выйду…
— Вызвать полицию? — предположил я.
— Нет, не надо ментов, — девушка отрицательно покачала головой и прикусила сильно накрашенные губы. — Тогда просто уезжайте. Машина останется вам. Документы на нее в бардачке.
— Вы чего-то боитесь? Вам угрожают? Давайте я попрошу своих людей… Давайте я вызову вам охрану?
— Нет, нет и нет, — наотрез отказалась Алиса. — Я пойду одна.
— Я могу сопровождать, — я засуетился — не хотелось отсиживаться здесь, пока женщина подвергает себя опасности.
— Нет, подождите здесь, прошу вас. Я просто заберу нал. Присмотрите за машиной, — чтобы не спорить со мной, она просто выскользнула из авто, оставив ключи в замке зажигания, и в следующую минуту уже скрылась в подъезде, с грохотом прикрыв за собой тяжелую металлическую дверь.
Я принялся ждать — в машине было жарко, под капотом уютно гудел мотор, за окном стремительно вечерело.
***
Очень тихо, стараясь быть практически бесшумной, Алиса открыла замок, вошла, с порога оглядела квартиру. Ничто в ней не выдавало ни чужого присутствия, ни даже посещения, но она все равно уловила висящую в воздухе опасность. Возможно, она просто уже привыкла к ней или она въелась ей в мозг — последние месяцы жизни с Глебом были пропитаны ею, как пропитаны жирным кремом коржи торта «наполеон». Да и не только последние месяцы — если задуматься, вся ее жизнь. Она научилась ходить, оглядываясь, чутко прислушиваться и чувствовать чужой взгляд. Возможно, именно это сейчас и спасло ей жизнь.
Она вышла в середину зала.
— Гриша, выходи, — громко сказала она. — От меня не западло прятаться?
Подождала, пока в коридоре послышатся шаги и засунула правую руку в карман тяжелого пальто.
Он вошел в комнату, улыбаясь.
— Я знал, что ты придешь, родная. Рад встрече. Очень рад, — в его лице причудливо переплелась вполне себе искренняя радость с оскалом хищника, который ощущает опасность. Он насторожен и собран, он как пантера, готовая к прыжку. И, как обычно, чем сильнее он чувствует опасность, тем смелее и нахальнее себя ведет. Но Алису эта нарочитая развязность не обманет.
— Один? — бросила она. У нее меж бровей морщинка — так сильно нахмурилась, пытаясь просчитать вероятность удара.
Гриша, не отвечая, двигается прямо на нее.
— Ты один здесь? — повторила увереннее и громче, чувствуя, как предательски начинают дрожать колени. Ведь в любую секунду он может ее ударить, даже убить. И никто не спасет, не поможет.
— На свидание хожу только в одиночестве, — ответил Гриша, разводя руки в стороны, чтобы ее обнять.
Тогда Алиса вытащила правую руку из кармана и выставила вперед пистолет.
— Ооо, — Гриша засмеялся, словно это была очень смешная шутка, нарочито вскинул руки вверх. — Я так и знал. Тебе, как всегда, нужна драма. Любишь же ты все усложнять.
Он мог бы выбить пистолет из ее ослабевших рук, мог бы в недолгой борьбе его отнять, но он не сделал ни того, ни этого. Гриша предпочел подойти ближе, так, что ствол уперся ему прямо в висок — он сам повернулся боком и даже наклонился слегка, чтобы ей было удобнее целиться.
— Ты не сделаешь этого, — заявил он, выждав несколько секунд. — Давай не будем тратить время на ерунду, ни мое, ни твое. Мы и так уже много времени у себя украли.
— С чего ты взял, что не сделаю? — произнесла Алиса, приказав своему голосу не дрожать.
— Я слишком хорошо тебя знаю, мышка. Никто не знает тебя лучше, маленькая моя.
— Если ты знаешь меня хорошо, значит знаешь, что я выстрелю, — процедила девушка, нервно сглотнув. — Что отомщу за него. Ты все разрушил!
— Ничего личного, просто бизнес, — Гриша отвел пистолет чуть в сторону от своего виска, словно он был лишь досадной помехой для разговора. — Хотя и личное тоже… Я же должен был отомстить за то, что он забрал тебя у меня. Украл. Увел из-под носа.
— Он не забирал меня. Ты сам меня бросил. Одну! В полном одиночестве! Умирающую от страха! — голос у девушки срывался и дрожал, и Гриша посмотрел на нее внимательнее, чувствуя, как внутри загорается надежда. Он подумал о том, что она не остыла, раз воспоминания о тех обстоятельствах, при которых они расстались, вгоняют ее в истерику.
Он вздохнул, пытаясь погасить настороженность во взгляде.
— Лисенок! — вкрадчиво произнес Гриша, подходя на шаг ближе. — Я убил человека ради тебя! И не одного!
— Да! Потому что ты — чудовище! Ты — убийца! — прошептала Алиса. Губы у нее дрожали, побелевшие пальцы сжимали тяжелый ствол. Она мотнула им в сторону, и сама испугалась, когда неосторожным движением задела курок.
— Я не был им, мышка, пока не убил ради тебя, — Гриша попытался улыбнуться. — Вспомни, каким я был. Какими были мы вместе… И у нас еще не все потеряно. Я понял это, когда ты не дала Миронову меня убить. Я же был у него на крючке…
— И я буду жалеть об этом до конца своей жизни, — процедила Алиса, опуская пистолет — она больше не в силах была его держать, свинцовой тяжестью он давил на руку.
— Не говори так, лисенок, ты же знаешь, что это не правда. Вот так хорошо, вот так вот правильно, — увидев, что пистолет уже не направлен ему в голову, Гриша заметно приободрился. — Лисенок, все будет хорошо! Мы начнем новую жизнь, и ты очень скоро забудешь…
Гриша сделал еще шаг вперед, обнял девушку, и, осознав, что она не сопротивляется, прижал ближе к себе.
— Я так давно этого ждал, — произнес он, прикрывая глаза и вдыхая запах ее тела. — Я знал, что ты не сможешь…
В абсолютной тишине комнаты раздался щелчок, и глаза его распахнулись — удивленно, шокировано, неверяще.
-…меня убить… — по инерции он договорил эту фразу, после чего вцепился в девушку, пытаясь удержаться на ногах. Медленно, очень медленно он опускался вместе с ней на пол.
***
Тяжелая дверь подъезда приоткрылась, выпустив девушку на волю. Она вышла и немного постояла так, глядя в высокое и такое далекое небо, отражающееся в ее глазах. С крыш падали капли тающего снега, свет от фонаря заливал старый дворик, а Алиса жмурилась, глядя наверх.
Потом вроде как пришла в себя — запахнула на раскрытой груди пальто, поправила съехавший платок на голове. Когда она села в машину, я заметил, что она, очевидно, только что очень сильно и долго плакала.
— Вы дождались, — произнесла она. Голос спокойный, ровный, но какой-то пустой, ничего не выражающий. — Прошло больше пятнадцати минут.
— Прошло больше часа. На самом деле, — я сверился с телефоном, — прошло, кажется, больше двух. Я уже думал, что вы не вернетесь. На самом деле, я просто задремал.
— Мне нужно было нормально попрощаться. Попрощаться с прошлым. Со своей юностью. Многое вспомнить. А это, знаете ли, дело не пятнадцати минут.
— Прощались с юностью? Вам же вроде как нет и двадцати…
— После всего, что пришлось пережить, я чувствую себя древней старухой, — она слабо улыбнулась и раскрыла бумажный пакет, доверху набитый долларами.
— Это вам, — она протянула тонкую пачку. — От Григория. Он заплатил.
Я взял деньги молча, стараясь не глядеть на крохотные отметины крови на бумажном пакете.
— Если отвезете меня в аэропорт, то можете забрать машину, — сказала девушка, откинувшись на сиденье. Оставшиеся деньги она положила в сумку «эрмес», а бумажный пакет смяла. — Мне она все равно уже не пригодится.
Мне немедленно захотелось выйти. Не было желания ни брать кровавые деньги, ни влезать в эту авантюру с машиной. Но я, словно загипнотизированный, послушно поменялся с ней местами и повез в аэропорт. Всю дорогу до него мы молчали — Алиса даже попросила выключить радио, которым я пытался хоть немного разбавить гнетущую тишину. Она смотрела в окно, погруженная в свои мысли, а я не решался ее трогать и отвлекать.
Единственный раз она нарушила тишину, когда попросила притормозить. Это был опасный участок дороги, я не был уверен, что останавливаться вообще разрешено, но все равно прижался к мосту. Она высунулась из машины и выкинула в реку что-то, что до этого хранилось в ее кармане — и я готов поклясться, что это был пистолет.
Попрощались мы довольно холодно, но я был рад, что избавился от этой странной истории. Тогда я думал, что никогда ее больше не увижу.
Конечно же, она снова меня удивит.
