Съешь что-нибудь!

      Арсений тянет носочки и сладко зевает, высовывая руки из-под одеяла. В полусонном состоянии пробегает осознание того, почему он никогда не замечал, какая у него мягкая кровать? Будто спишь на сладкой вате или воздушном облаке, которые ласкают твоё тело. Неземная мягкость. Мужчина, чуть поерзав, с трудом открывает глаза и, ещё раз зевнув, спускает ноги на пол, садясь ровно и витая в ранних мыслях, как он обычно любит делать каждое утро. В широкое окно льётся приятный солнечный свет и... и тёплый весенний ветерок колышеееет... прозрачные... длинные занавески... Странно... Арсений щурится сонно и задумчиво, ловя за хвост мысль о том, что все это уже с ним происходило... Вот, буквально вчера... Дежавю?       Хуежавю!       Он резко вскакивает с кровати, однако падает обратно, когда голову кружит, — кружит голову так до упаду, — и в глазах темнеет от резкого движения. — Бляяять, — тянет Арсений долго и тихо, пряча лицо в руках. — Ну бляяяяять.       В голове сразу, моментально, со скоростью внеземной турбо ракеты, возникает ярким красочным пятном вспышка собственной просьбы:

«Знаете, вот если бы вы отвезли меня сейчас к себе, а с утра приготовили завтрак, это ответило бы на половину моих вопросов.»

— Блять, блять, блять! Вот долбоеб! — повторяет шёпотом Арсений и встаёт с кровати, только сейчас замечая и оглядывая коричневую мягкую пижаму, в которую его одели. Пиздец, блин, теперь он похож на медведя после зимней спячки, приехали. Попов сводит губы неодобрительно и оглядывает комнату в поиске своего телефона, забирает его с тумбочки и, на мгновение прикрыв глаза в беззвучной мольбе, просовывает голову в дверной проем.       Это прекрасное солнечное утро совершенно не отличалось бы от предыдущего, если бы не одно но. Одно такое большое жирное НО. На кухне, судя по звукам, кто-то есть. А чтобы догадаться кто именно там есть, хватит и одной попытки за долю секунды. — Черт, — снова шепчет Арсений, на миг стопорясь на месте перед открытой дверью и прикрывая глаза. Вот и как прикажете ему сейчас появиться перед Антоном, без желания провалиться сквозь землю от стыда?! Без малейшего понятия, как себя с ним вести и о чем говорить! Без чёткой мысли о том, как реагировать, дышать, существовать рядом с ним! Они, блять, вчера такое делали, что Арсению даже бы не приснилось! Не померещилось, не показалось, не подумалось!!! Да о чем вы вообще? Ещё недавно Шастун грубо посылал его нахуй и тоже недавно, но уже чуть ли не посадил его на него, припадал нежно к губам и шее, зацеловывал ключицы, обдавал кожу жаром своего дыхания и творил руками просто непозволительные вещи... Это все... Арсений делает судорожный и отчаянный выдох, успокаиваясь. Ладно. Но это все ещё пиздец кристально чистой артезианской воды. Гребаный тотальный пушистый писец. Он невольно вспоминает губы Антона на своих, и внутри что-то мощно, жарко крутит, а на щеках появляется розовый румянец. Нет, по крайней мере первое время у него точно не получится поверить во все и устаканить в голове, что происходило вчера в туалете. Пока так, а дальше будет видно.       Арсений вздыхает тяжело и включает телефон. На экране цифры 9:12 и надо бы уже собираться на работу, хорошо, что Стас разрешил всем, кто был на мероприятии, сегодня прийти попозже. Мужчина выключает телефон, забирает свои вещи, висящие на кресле и, под звонкий гул собственного сердца, крадется в ванную комнату. И даже близко не хочет думать о том, каким образом Шастун его переодевал в пижаму. И где он спал интересно? Как в прошлый раз в зале или... Да какое или, блять, Арсений, ты совсем что ли крышей поехал? Приди в себя наконец! И кто тебя только за язык тянул? Отвезите меня на свою мягкую кровать. Придурок!       Через 10 минут, приведя себя в порядок и надев костюм, Арсений несмело выходит из ванной, останавливаясь в одном шаге от входа на кухню. Снова слышит учащенное биение своего сердца, которое отдаёт диким пульсом в висках. Да почему так страшно-то? Ну подрочили друг другу, с кем не бывает. Да, блять, со всеми бывает. Переспоривает он собственные мысли в голове. Но, наверное, краем сознания все же понимает, почему боится: для Антона то, что было вчера, может ничего не значить. Может... Нет, для такого как Антон — это точно ничего не значит. Все, похуй, надо собраться. Нельзя же бегать до бесконечности! Они взрослые люди.       Вдох-выдох.       Арсений делает робкий шаг на кухню, не зная, куда деть свои руки, подрагивающие от нервозности, и тут же лицезреет невероятной степени непотребство, заставляющее что-то внизу живота сжаться в жалкий комочек. Антон достаёт молоко из холодильника, видимо, чтоб налить его в кофе, параллельно сосредоточенно и хмуря брови читает что-то в телефоне, а ещё стоит он только лишь в растянутых домашних штанах, замечает застывшего в проходе мужчину и его хмурое выражение лица сменяется на лучезарную улыбку. — Доброе утро, голубоглазка. Как спалось? — он откладывает телефон на стол и наливает молоко в кружки с кофе.       Арсений ничем не отвечает, кроме хриплого кашля, трёт затылок рукой и, стараясь не смотреть на обнажённые шею и ключицы, присаживается на стул, опуская взгляд на свои руки, сложенные на коленях. Если бы только хоть один человек на этой грёбаной земле знал, насколько ему сейчас неловко и как хочется просто взять и сбежать, ни говорить, ни смотреть, ни вспоминать, то наверняка бы помог в этом, сжалившись, но так делать ни в коем случае нельзя! Они взрослые люди, которые обязаны поговорить, обсудить то, что было. Только вот судя по спокойному и безмятежному состоянию парня, его что, блять, совсем не волнует происходящее? Какого хера он такой, сука, спокойный?       Антон ставит одну из двух кружек с кофе на стол, а потом опирается на столешницу позади и делает несколько глотков своего утреннего напитка, смотря с усмешкой. Совершает ещё одну попытку начать разговор: — Как твоё самочувствие? Голова не болит? — А вы что Айболит? — фыркает Арсений, разглядывая что угодно, только бы не смотреть на голый торс почти перед своим носом. Он все сильнее злится из-за этого, поправляет нервно воротник рубашки и неосознанно начинает трясти ногой, стараясь изо всех сил не перевести взгляд чуть левее плиты. Издевается, блядский Шастун, сто процентов издевается. Ну как можно быть таким, сука... Невозможно, Господи. Попов шумно выдыхает через нос и понимает, что с каждой секундой сидеть на стуле становится все труднее и труднее, а желание сбежать от стыда — все сильнее и сильнее.       Антон же только тихо усмехается чему-то своему, делает очередной глоток кофе и, поставив кружку на кухонную тумбу, уходит.       Арсений сразу выдыхает облегченно, благодаря судьбу за передышку от напряжения. Слишком сложно, почему так сложно? Наверное, у него в голове Антон просто ещё ассоциируется со злобным начальником, поэтому трудно его сейчас воспринимать как-то иначе. Он отпивает пару больших глотков кофе из кружки на столе, но снова напрягается, чуть было им не поперхнувшись, когда возвращается Шастун. — Может, хоть так посмотришь на меня? — говорит тот полностью одетый и, садясь на корточки перед мужчиной, кладет свои руки на его колени. Арсений от удивления поднимает глаза, встречаясь один на один с таинственностью дремучей тайги напротив, от чего дыхание сразу становится медленным и тягучим, а место, где лежат ладони, горит огнём. — Завтракать будешь? — Может, лучше объясните, что все это значит? — тихо спрашивает брюнет, теряя в себе здравомыслящие клетки с каждой секундой все больше, пока Антон находится так близко. А все внимание вообще сконцентрировано только на пальцах, мирно сжимающих колени.       Шастун коротко смеётся. — Арсений, разве не ты вчера сказал, что если я привезу тебя домой и накормлю завтраком, то это ответит на половину твоих вопросов, а по итогу, их как будто бы даже стало больше, — смотрит мягко в голубые глаза с очаровательной смешинкой на губах. — Простите, — единственное, что находит сказать правильным в ответ Арсений, замирая на болотных радужках. Извиняется за то, что позволил себе вольность в виде просьбы остаться на ночь. Они никто друг для друга, и с его стороны это было неуместно. — Да какое, нахуй, «простите»? — тем временем слегка раздражённо реагирует Антон, вставая и подходя к плите. — Был, конечно, какой-то прикол в том, что ты обращаешься ко мне на «вы», но, может, уже пора и на «ты» перейти? — Ставит на стол тарелку с аппетитным, покрытым золотой корочкой омлетом.       Арсений не моргая уставляется нечитаемым взглядом на еду в тарелке. Он в прострации, он в параллельной вселенной, он в другом измерении, он не здесь, это нереально, это сон, иллюзия, мираж, розыгрыш, это, блять, какой-то ебаный сюр. Извините, но в какой момент все изменилось настолько крупно, что Антон теперь готовит ему завтрак и просит обращаться на ты? И почему он, блять, сука, такой спокойный? — Антон! — вдруг резко выпаливает Арсений, раздражаясь вопросам без ответов в своей башке и отодвигая тарелку подальше, смотрит решительным взглядом на парня, стоящего напротив и попивающего кофе, и уже было хочет расставить все точки над и, хоть это странно, ведь точки больше подошли бы букве е, как тушуется и сникает быстро. — Я это, наверное, пойду домой лучше.       Дурак, дурак, дурак, ну какой же дурак! Арсений мысленно корит себя за трусость и поднимается с места, собираясь убежать из кухни как можно быстрее. И дело не в том, что он передумал или хочет все замять, дело в том, что он банально не понимает, что от него хочет сам Антон, по сути, по всем параметрам, вовсе не горящий желанием начинать обсуждать вчерашний вечер. Или тот всего лишь медлит с предложением снова пойти на хуй и больше не появляться в его жизни? Короче, что бы там ни было, говорить парень точно не намерен. — Стоять, — грубо приказывает Шастун, и Арсений, только успевший сделать два шага из кухни, в неком ступоре медленно усаживает свою пятую точку обратно на стул, смотря встревоженно. Парень откладывает кофе и подходит ближе, снова садясь на корточки и укладывая руки на его колени. — Голубоглазка, Арсений, Арс, — теперь голос мягкий и тихий, ласкающий ухо, а глаза полны неподдельного понимания и внимательности. — Ну чего ты хочешь? — Поговорить, — отвечает брюнет, сглатывая и смотря смущённо на того сверху вниз. Утро становится реальной пыткой. Или попыткой наладить какую-никакую связь. Только как ее наладить, когда провод оборван... только что искрит. — Давай поговорим, — соглашается спокойно Антон, как мать с обидевшимся ребёнком, поглаживает чужое колено большим пальцем и неотрывно разглядывает оттенки голубого напротив себя, — спрашивай все, что тебя интересует.       Карт-бланш, блин. Нихрена себе.       Арсений мнет губы, решаясь несколько мгновений, а затем осторожно спрашивает сразу самое главное, чтобы не тянуть кота за хвост, тем более, он и так его слишком долго мучил: — Всё, что было вчера — имеет для вас какое-то значение?       И сразу: тыдыщ, тыдыщ, тыдыщ. Сердце, кажется, по звуку сейчас должно вот-вот пробить грудную клетку и упасть в ладони Антона, не шевелясь больше никогда. Так страшно услышать ответ, особенно, если он будет идти вразрез ожиданиям.       Антон выдыхает шумно и скептично поджимает губы, смотря осуждающе. — Я не буду отвечать на твои вопросы, пока они не перестанут быть официальными. — Блин, простите, то есть прости, прости, мне трудно так сразу переключиться, — мельтешит Арсений, теряясь и от этого ещё больше покрываясь румянцем. Да че ж так кроет-то, сука?! Он скоро будет похож на сочный, свежий, только созревший огородный помидор. Мужчина который раз ругает себя за слабость и глупое поведение, потому что не понимает, когда успел стать настолько робким. С ним такого никогда не было, вот, честно, никто ни разу в жизни не заставлял его чувствовать смущение, как Антон одним своим внимательным и заинтересованным взглядом. И это немного злит, раздражает, потому что хочется вернуть обычного смелого и не лезущего за словом в карман Арсения, который первый подкатывает и сыпет несуразными комплиментами, ухаживает и проявляет знаки внимания. А не вот это вот... То, что сидит сейчас на стуле и пытается не заплакать только потому, что на него смотрят не отрывая глаз. Тьфу, блин. — Голубоглазка, — Шастун выводит из мыслей, становясь серьёзным и сосредоточенным, — ты правда считаешь, что я настолько, блять, ужасный и все, что было вчера для меня ничего не значит? — Да не знаю я! Просто, твое отношение ко мне всегда было очень... — Арсений запинается, подбирая более менее мягкое выражение, — холодным.       Антон опускает глаза на мгновение. — Ну... да, прости. Но я вёл себя так грубо и злился, потому что понимал, что... — он останавливается, задумчиво пропадая в голубых ледниках, а потом выдыхает со смирением и смущённо опуская голову, когда получает в ответ нетерпеливый взгляд: — потому что понимал, что начинаю что-то чувствовать к тебе что ли.       Арсений округляет глаза, выдаёт нервный, совершенно не верящий услышанному смешок, и резко подскакивает со стула, заставляя Антона убрать руки и тоже встать в недоумении. — Горло пересохло, — хрипло объясняет он и наливает воду из-под крана, после чего в несколько больших глотков осушает белую фарфоровую кружку. Но не успевает отойти от шока и решить что-то на этот счёт, как его запирает в кольце из рук, поставленных на столешницу позади, Шастун. Тот на мгновение заглядывает в глаза, а затем нежно, но коротко касается губ. Кажется, это вместо любых других доказательств его слов. — Ты съешь омлет? — спрашивает со смешинками в глазах, довольный реакцией, когда отстраняется. — Мг, — зажато и загнанно отвечает Арсений, поджав губы. Плохи его дела, ой плохи...       Антон делает шаг назад, указывая ладонью на стул, на что мужчина медленно отлипает жопой от плиты и садится, беря в руки вилку. Он отламывает робко кусочек от омлета под пристальным наблюдением со стороны и пробует на вкус. Естественно, омлет его сейчас совершенно не интересует, хоть тот и получился просто невъебически шикарным, но кто б сомневался. Кусок в горло лезет с большим трудом, потому что Арсений все ещё напряжен. Где-то, блять, должен быть подъеб! Просто обязан быть! Так не бывает, чтоб все было идеально! Может, Антон сейчас в голос заржет и скажет: "Повёлся?" Даст поджопника и выгонит нахуй? А может, потом будет издеваться над его чувствами, рассказывая всем на работе, какой он наивный дурачок? Ну или... — Как омлет? — очень вовремя спрашивает Антон, все также стоя и попивая свой кофе. — Это риторический вопрос? — Попов поднимает на него немного недовольный взгляд из-под ресниц. Где-то! Сука! Должен! Быть! Подвох! — Да, — кивает парень, — но может быть, ты, блять, уже скажешь что-нибудь, потому что я чувствую себя очень неловко, если честно, — видно, что тоже начинает раздражаться.       Арсений в ответ только нервно усмехается, снова опуская взгляд в тарелку и отправляя в рот последний кусочек роскошного завтрака. Он, к слову, готов есть такой каждый день. Если путь к сердцу лежит через желудок, то омлет явно прямо сейчас прокопал его для Антона. — Слушайте, — Попов выдыхает и поджимает губы, тут же исправляясь: — слушай. Для меня все это больше, чем странно, я не привык видеть тебя таким, — останавливается на миг, — ну вот таким, какой ты сейчас, поэтому мне надо время, чтоб привыкнуть. Вот только я не знаю, стоит ли это делать, если все окажется одноразовой акцией. — Вообще-то, это ты ведёшь себя так, будто хочешь, чтоб все оказалось одноразовой акцией, — становится хмурым Антон, отставляя допитый кофе и складывая руки на груди. — Я не хочу! — сразу как-то резко и отчаянно вырывается у Арсения. — И я, — пожимает плечами Шастун, — не хочу. — Хорошо, — сникает и чуть смущённо улыбается Арсений, умиляясь немного надутому и непонимающему виду того, — тогда я к тебе привыкну.       Антон щурит глаза, словно думает — верить или нет, оценивает обстановку, а затем выдыхает, ловя глазами пасмурный взгляд голубых глаз. — Прости, — говорит он, опуская голову и начиная теребить пальцами кольцо, — мне было немного трудно в последнее время принять тот факт, что ты мне стал не безразличен. — Да что ж такое! — шепчет Арсений, сглатывая и снова покрываясь румянцем от очередного признания, — может, ты уже перестанешь это повторять? — Почему тебя это так смущает? — улыбаясь нахальной улыбкой, отвечает вопросом на вопрос Антон.       Арсений замирает, не зная, как сказать, что он просто не верит. Пока, не верит. Информация в данную минуту очень медленно обрабатывается. Но до него дойдёт, позже, но дойдёт. — Ладно, мне нужно ещё успеть заехать домой, переодеться, а потом как-то забрать свою машину, — соскальзывает с темы мужчина, разблокируясь и хлопая себя по коленям. — Я тебя подвезу, — тоже благосклонно решает не продолжать тему Шастун, поправляя чёлку, — только оденусь. — Нет, — Арсений встаёт и хватает его за руку, — не надо меня подвозить, сам доберусь. Ты лучше езжай на работу, а то будет странно, если мы вдвоём опоздаем.       Антон опускает голову и перехватывает его пальцы своими, поглаживая ладонь и задумчиво наблюдая за этим. — Как хочешь. — Антон? — Арсений же наоборот смотрит на лицо того, разглядывая притягательные черты. До сих пор не верит, что все происходит наяву. Кажется, он слишком счастлив, чтоб считать происходящее реальностью. Но, пожалуйста, если это сон, то пусть он никогда не заканчивается. Только так ведь не бывает, да? — М? — Шастун все ещё не поднимает голову, задумчиво переминая губами и играя с чужими пальцами. — Антон... — Арсений явно собирался говорить больше пяти букв, но вместо этого не сдерживается и прыскает со смеху, поднимая тут же руки, когда встречает непонимающий и настороженный взгляд. — Прости, прости, пожалуйста.       Антон внимательно прослеживает его действия с вопросом в глазах и недоумением на лице. — Прости, правда, — мужчина пытается сдержать острый приступ смеха, — ладно, прости, все, но это действительно ты? То есть, ты тот же человек, который буквально вчера послал меня нахуй в своём кабинете? Ты тот грозный и неприступный Антон Шастун, которого мы знаем?       Тот самый «грозный и неприступный Антон Шастун» строит губы в одну линию, осуждающе наклоняет голову и ставит руки по бокам. — Иди ты, знаешь куда, голубоглазка, — чуть обиженно отвечает он, смерив Арсения скептичным взглядом, а затем вальяжно направляется в сторону своей спальни, добавляя уже спокойно: — за машиной своей едь, а то на работу опоздаешь.       Брюнет все ещё тихо посмеивается, опуская голову. Не, ну вы видели, как робко и осторожно этот демон сейчас взял его за руку, словно она фарфоровая и сломается? Арсению кажется, что он открыл новый вид Антона Шастуна доселе невиданный человечеству. И это... Хорошо? Это пиздец, как ахуенно, потому что такой Антон — отвал не только башки.       Арсений улыбается, просто улыбается, потому что не может не, когда надевает кроссовки и пиджак. А затем быстро улезает в дверной проем, громко хлопая дверью. Но он не специально. Сквозняк-истеричка. В темпе вальса спускается по лестнице, да и вообще чувствует себя так... так по-весеннему хорошо, легко, свободно. Так по-весеннему влюблённо. Чувства внутри трепещут, как если бы бабочки в животе касались своими крылышками всех органов. И это окрыляет. Арсений чувствует себя по уши влюблённым подростком. Он даже сейчас вот идет по улице, щурится, наслаждаясь лучами солнца, играющими бликами на его лице, и никак не может сдержать идиотскую улыбку, так и норовящую расплыться до ушей. Блять, и когда его настолько размотало? Он, словно влюбленная в дождь лужа, с нетерпением ждёт каждой следующей встречи. Хотя, пока все ещё непонятно, кто они друг другу, но тот факт, что Антон теперь относится к нему по-особому, кроет так сильно, что пульс подскакивает раза в три, если не больше, а дыхание проходит спиралью в легких, не давая облегчения даже на выдохе. Нет, ну подумать только! Антон, тот самый Антон, недосягаемый, грубый, жестокий и как пуля резкий — теперь мягкий, заботливый и внимательный. Блять! Да ну нахуй! Кому расскажи — не поверят. Скажут сбрендил. Да Арсений и сам не верит, ведь это все сказка, сон, мечты, фантазии, все что угодно, только не реальность. Ему хочется закрыть уши руками и петь: "Ля-ля-ля, я вас не слышу нихуя" — только б и правда не слышать свои мысли, потому что, быть может, он настолько влюбился в Антона, что теперь просто сходит с ума? Это все плод его больной фантазии? Да он ёбнулся, вот и все.       Мужчина заезжает домой, быстренько переодевается, забирает свою машину, оставленную на парковке возле нового ресторана, затем приезжает на любимую работу. Свою любимую работу теперь без но. Ебать копать. То есть в этом ресторане у него больше нет самого заклятого врага? Правильно говорят, что от ненависти до любви один шаг. Или один пиджак. Арсений только сейчас задумывается о том, что изначально планировал добиться проявления чувств от Шастуна с помощью костюма и ревности, а судьба параллельно вела свою игру, тоже задействовав пиджак. И в итоге получается, что горячая смесь — это ревность и пиджак. И зря он на судьбу ругался, не плохая она баба. — Дарова, Димон, — Арсений подпрыгивает, оперевшись ладонями на плечи друга, когда встречает того в коридоре на втором этаже ресторана. — Прекрасный день, не правда ли?       Позов нервно ведёт плечами, чтобы избавиться от бешеного товарища и поворачивается к тому лицом, в котором не читается ничего хоть каплю похожего на оптимистический настрой. — Арс, — выдыхает раздражённо, — к Стасу зайди.       Попов сразу подутихает, настораживаясь, а глупая счастливая улыбка прячется за уголками губ. Ну начинается... — Только не говори, что опять что-то случилось. — Я сам десять минут назад пришёл и охуел, пошли, — берет мужчину за запястье, — сейчас все узнаешь. — Суукаа, ну почему? — хнычет жалобно Арсений, волочась следом. А начиналось так красиво, он был так счастлив, верните его к Антону, с ним было хорошо рядом, никаких проблем, одно лишь чувство защищённости и умиротворения, и это даже несмотря на первичный стыд и смущение.       Позов стучит по деревянной двери, когда они оказываются в конце затемненного коридора, и первый заходит. — Стас, он приперся.       Арсений уныло ступает следом, ловит тяжёлый взгляд директора и махает ему рукой. Тот пародирует его, тоже махая рукой в ответ. — И что у нас сегодня на повестке дня? — брюнет сжимает руки в замок за спиной и вопросительно смотрит то на Шеминова, то на Диму. Любимая работа. Как же он любит свою работу. Нести изысканные блюда клиентам, мммм, нет, решать самые сложные задачи, о дааа. Любимая работа. — Да как обычно — пиздец, — со вздохом отвечает Стас после задумчивых гляделок и, обойдя стол, приседает на его край. — Пиздец и без меня? — наигранно расстраивается Арсений. — Так, во-первых, ты у меня ещё пиздюлей за вчерашнюю выходку не получил! — меняет тон на грозный директор, — ещё раз так набухаешься и я тебя ко всем чертям закодирую, уяснил? — Да это форс-мажор был, — поднимает руки Арсений, — а так я ж вообще не пью! — Ой, все, заткнись, я тебя предупредил, Попов! Только попробуй ещё раз хоть каплю в рот взять и я из тебя всю душу вытрясу, — грозится Стас, тряся пальцем в воздухе. Дима молчаливо наблюдает с боку. — Так точно, капитан, — балуется брюнет, пытаясь сдержать улыбку. — Короче, — Шеминов смиряет его предупреждающим взглядом, а затем продолжает даже как-то неловко: — сегодня в наш ресторан должна приехать санэпидемстанция. В комнате воцаряется минутная тишина. — И? Это все? — недоумевает Арсений. — Нет, — реагирует Стас, — час назад... у одной нашей посетительницы... — переминает неловко плечами, — сбежал ручной тарантул и...       Арсений не сдерживается и прыскает со смеху. — Чего? Это сейчас шутка такая, да? — Нет, — не разделяя его веселья, хмуро продолжает директор, а улыбка брюнета медленно сползает с лица вместе с каждым последующим словом: — она пронесла его в ресторан в кармане своей куртки, так как не хотела оставлять одного в террариуме в машине, а потом не заметила, как он вылез и обратилась к нам. Так что теперь наша задача любой ценой найти его, желательно до прихода СЭС.       Арсений пшикает нервно. — Где я, блять, работаю? — шепчет он, а затем говорит громче: — то есть, ты хочешь сказать, что с минуты на минуту к нам должен приехать человек, от которого зависит репутация ресторана, а у нас, блять, где-то по залу бегает ебучий тарантул и это при том, что и сейчас там сидят немаловажные люди?       Шеминов в ответ только легко кивает. Арсений кивает следом, подняв брови и высказав свое фирменное: — Заебись. — Заебись, Попов, да, согласен, полное заебись, поэтому вы сейчас вдвоём с Димой идете и ебетесь с этим. Делаете, что хотите, но чтоб к приходу санэпидемстанции, этого паука в ресторане не было, — Стас садится на свое кресло и демонстративно уставляется в компьютер, показывая, что разговор окончен.       У Арсения больше нет слов, он только взмахивает руками и выходит из кабинета. Вчера Шеминов предупредил, что оставшийся месяц до перехода в новое заведение, он будет работать администратором. Учиться у Позова и набираться опыта, так сказать, чтоб войти в открывающийся ресторан подготовленным и без всяких косяков. Хотя Арсений и так не курит и знает, как в ресторане все устроено от А до Я, но доказывать тому все же ничего не стал. И вот на тебе. Паука на голову. Да даже не просто паука, а огромного страшного тарантула, из-за которого у них и без СЭС проблем может быть выше крыши. И Арсений уже понимает, что не ко всему-то он и готов, например, как встретиться глаза в глаза с этим восьмилапым чудовищем. А ведь настроение было такое хорошее, весь мир сиял и благоухал. — Ты уже сказал кухне и официантам, чтоб смотрели в оба? — мужчина меняет ванильную окрыленность на боевую готовность, оборачиваясь к товарищу, идущему позади него. — Ещё нет, — Позов тоже принимает серьёзный вид и включает холодный ум.       Они спускаются на кухню к поварам, о чем-то яро переговариваясь и споря. — А если ты наведёшь здесь ещё больше переполоху? О женской половине коллектива подумай, они ж как только первые три буквы услышат, сразу из ресторана ломанутся, — шепчет Дима, оглядывая быстрым взглядом трудящихся над заказами поваров. Арсений задумывается над его словами, тоже устремляя взгляд на коллег, а в особенности на девушек. — Ну да, ты прав, я и то, знаешь ли, к личной встрече не готов, — отворачивается, рассматривая какие-то поварские заметки на стене. — Я, если честно, тоже. Просто при Стасе не хотел говорить, — признается Дима. — Бля, — тихо смеётся Арсений, зажмуривая глаза, а затем давая тому пятюню. — Сто процентов он тоже обосрался, поэтому из кабинета сегодня не выйдет.       Позов еле сдерживает громкие порывы смеха, на секунду расслабляясь. — Это точно.       Они хихикают так пару минут, пока из кабинета не выходит Антон, тут же заполняя пространство своей сногсшибающей харизмой и пафосом, моментально показывая, кто на кухне хозяин. Он идёт медленной походкой вдоль одного из длинных столов, рассматривая придирчивым взглядом кто что делает, некоторым бросает пару замечаний, сложив руки в замок за спиной. Дима при виде его тут же замолкает и перестаёт улыбаться, а Арсений забывает об утреннем разговоре и о том, что грозный шеф, на секундочку, признался ему в чувствах, только со страхом внутри уставляется на того. Делает на инстинктах выживания шаг назад, не замечая Свету, которая, чтоб спасти блюдо на подносе, толкает его обратно вперёд, от чего он вписывается тазовой косточкой в угол стола. — Сукааа, — шипит Арсений, морщась болезненно, а девушка шепчет искреннее "прости", наскоро проводя рукой по его спине и убегая в зал. — Очень больно? — Шастун неожиданно оказывается тут как тут, заглядывает в глаза встревоженно и прикладывает руку к тому месту, где вскоре должен появиться огромный синяк. — Дааа... нет, — стушёванно мямлит Арсений, проглатывая вой от дикой тянущей боли, потому что единственное, что его сейчас волнует и затмевает собой желание расплакаться, это кристально чистый ахуй в глазах абсолютно всех коллег на кухне, в этот момент смотрящих только на них двоих чуть ли не с открытыми ртами. Он от этого выдаёт нервный, пропитанный до краёв неловкостью смешок и через силу выпрямляется, стараясь, как можно не заметнее, убрать чужую руку от своего живота. — Кхмг, Антон, неужели, вы переживаете за меня? Это так мило, — тон наигранно язвительный, а в глазах, устремленных в зелёные радужки, жирный, толстенный намек.       Секундное недоумение Шастуна такой реакцией моментально сменяется на секундную растерянность. Он прочищает горло. — Ага, голубоглазка, только в твоих мечтах. Я просто не хотел, чтоб ты своим воем распугал всех посетителей.       Хорош. Грубый голос парня вызывает неизменные мурашки по коже и стягивающийся комок внутри. Арсению даже мерещится, будто между ними не таяли никакие такие ледники и они как были врагами, так и остались. — Сергей, есть для меня что-нибудь? — Антон тем временем обращается к своему заму, подразумевая в виду заказы на блюда от шефа, но взглядом прикован к голубым озерам, восхищенно и неотрывно смотрящим на него. — Нет, шеф, пока ничего, — отточено отвечает Матвиенко, скептично и подозрительно разглядывая обоих.       Антон ещё пару секунд не сводит задумчивый взгляд с замеревшего Арсения, а потом разворачивается в сторону своего кабинета, строго и немного грубо кидая: — Голубоглазка, зайди на минуту. — Он сейчас занят. — Дима героически принимает удар зелёных лазеров убийц. — Я же сказал: на минуту, — цедит Шастун, делая два шага в его сторону. По сути, они с Димой на равных, оба занимают руководящие должности, один в зале, другой на кухне, и если Арсений не имеет особого права возразить кучерявому монстру, то у его друга такая привилегия имеется.       Антон нависает над Позовым, наблюдая за ним суровым взглядом сверху вниз. — Ладно, но только на минуту, — хрипит Дима, сглатывая, но героически не разрывая зрительного контакта.       Арсений выдаёт смешок. Держался неплохо. Считайте, побил рекорд, потому что до этого тот вообще почти никогда не перечил Антону. Ладно, он бы и сам под таким взглядом уже давно поднял руки вверх, так что ничего постыдного здесь нет. Но есть в том, что если Антон злодей, то Арсений теперь пойдёт за ним куда угодно и оправдает любое его действие. Вот такая она обратная сторона влюблённости.       Шастун заходит в свой кабинет, а брюнет, показав товарищу утешительный кулачок, потом тоже скрывается за дубовой дверью, прикрывая её и тут же опираясь о неё спиной. Вздрагивает, не ожидая увидеть перед своим носом Антона. — Покажи, сильно ударился? — парень без зазрения совести задирает край рубашки, наклоняясь и всматриваясь в место удара — Всё нормально, ну, Антон, перестань, ммм, — Арсений болезненно мычит, стискивая чужие широкие плечи руками сильнее, когда косточка отдаёт токовым зарядом от прикосновения окольцованных пальцев. — Ну где нормально, блять? — отзывается Шастун, хмуро и сосредоточенно оглядываясь по сторонам. Он отстраняется, ища что-то глазами. — Надо срочно холодное приложить. — Да нет у меня времени! — жалобно тянет Арсений, резко разворачиваясь, чтоб выскользнуть, но вместо этого упирается лбом в дверь, прикрывая глаза. От крутого поворота бок прошибло тянущей болью. — Сядь, я сейчас лёд принесу, — в голосе явный упрёк, но брюнет сдаваться не намерен. У него, ёбан бобан, блять, и на все четыре стороны, тарантул по залу ползает, некогда ему здесь булки греть, даже если и очень хочется побыть рядом с Антоном. Подышать с ним одним воздухом, прижаться к нему, вдохнуть запах духов, позволить позаботиться о себе, поговорить о чем-нибудь, позалипать на его улыбку и отливающие северным сиянием глаза. Нельзя! Нет времени. Тем более, боль скоро должна пройти, у Арсения такое уже было. Это как мизинец на ноге ударить. Сначала думаешь, что все, сейчас умрёшь, ну а потом отпускает и кажется зачем столько драмы разводил. — Антон, пожалуйста, не преувеличивай, это всего лишь ушиб, — Попов загораживает собой двери, смотрит непоколебимо во взволнованные зелёные глаза и не может сдержать умиленной улыбки. Заботится. И правда ведь заботится. Нихуя себе, блин!       Антон выдыхает шумно и почти со смирением. — Потом будет огромный синяк, такого же цвета, как твои глаза, блин, — предпринимает последнюю попытку. — Ну и хуй с ним, — фыркает Арсений.       Парень наклоняет голову, смотря осуждающе и скрестив руки на груди. Молчит.       Арсений чувствует себя немного неловко. Антон ведь недавно смирял Диму таким взглядом, что теперь страшно за ментальное здоровье того, а вот уже сейчас зелёные глаза полны волнения и трепета. Он ещё не привык, что они теперь не воюют. А такая забота вообще отдаётся глюками и ошибками в голове. Мозг просто не может её принять. Он в принципе не может принять тот факт, что Антон способен о ком-то заботиться. Стоит вот, смотрит немного насупившись, изучает своими зелёными. И чего только хочет добиться? Свести с ума? Так уже и свёл, вроде. — Ладно, иди, — выдыхает Антон, отрывая взгляд и разворачиваясь к столу, но Арсений ловит его запястье рукой, тут же опуская на то глаза, когда пальцами нащупывает знакомый браслет. Внутри моментально что-то взрывается детским наивным восторгом и мужчина поднимает голову, встречаясь с выжидающим взглядом. Он не думая, чуть поддается вперёд, цепляясь своими губами за чужие, как тонущий за спасательный круг. Кроет. Прошибает. Сносит. Топит. Дурманит. Сводит. Сжигает. Прикиньте, как бывает. Он тот особенный кролик, которого страшный лев не будет есть, а наоборот, защитит от всех других хищников.       Антон кладёт свою руку на его затылок, поглаживая и отвечая на поцелуй не спеша и нежно, тем самым пуская кучу в жопу ужаленых мурашек по всему телу. Арсений не хочет отстраняться, но мысленно словно оттаскивает себя за волосы от невероятно манящих губ. — Всё, я пошёл, — делает шаг назад, будто это не он первый присосался как пиявка.       Шастун только сжимает губы и кивает, мол, да-да иди. А по лицу и расфокусированным глазам видно, что отпускать не хочет и от такого действия сам прихренел, но в хорошем смысле.       Арсений хмыкает довольно и разворачивается к двери, хватаясь за ручку, но вспоминает кое-что и поворачивает голову к все ещё находящемуся в неком трансе парню. — Это, если вдруг, ну, чисто случайно, увидишь где-то тарантула, дай знать, хорошо? — И закрывает за собой дверь прежде, чем тот успевает открыть рот. Быстрым шагом выходит из кухни и находит Диму, хлопая того по спине. — Короче, план такой, мы сейчас с тобой разделяемся, значит, и осматриваем каждый угол ресторана. Помощи просить нам не у кого, разве что найти пару-тройку надёжных людей, которые не боятся пауков и не проболтаются остальным, а так придётся действовать скрытно. — Пытается сосредоточиться на проблеме, но губы слишком отчётливо помнят мягкий поцелуй, заставляя сердце влюблённо трепетать. — Вася не боится пауков. Илья, Ева тоже. Думаю, их стоит подключить, — предлагает Позов, скрещивая руки и внимательно осматриваясь по сторонам. — Хорошо, скажи им, а я начну проверять первый этаж, кухню и подвал, — соглашается, возвращаясь в реальность, Арсений и направляется в сторону коридора.       Он и правда осматривает там абсолютно каждый угол, стену, миллиметр пола, заглядывает с фонариком в самые тёмные места и щели, о которых даже не знал до этого дня. Сам до ужаса боится натолкнуться на мохнатое восьмилапое чудище, но выбора не остаётся. У него с собой небольшая банка, в которую он планирует заточить обнаглевшего беглеца, и самое главное сейчас, чтобы паук не оказался в зале и не навел там шумихи — на следующий день все тут же окажется в прессе. Такой себе пиар, естественно.       Не найдя ничего интересного в коридоре и умело избегая вопросов от проходящих мимо коллег о том, почему он полдня стоит раком, Арсений заходит на кухню, тут же сгибаясь и внимательно осматривая поверхности. Залазит под каждый стол и проверяет пустые ёмкости, не обращая внимания на странно косящихся на него поваров. — Серёжа, тарантулов боишься? — резко вырастает перед другом, загадочно улыбаясь. — Тьфу, напугал, — выдыхает Матвиенко, прикладывая ладонь к сердцу, — ну, не то, чтоб сильно, но в руки бы взять точно не смог. — Мммм, — кивает своим мыслям в голове Попов, опираясь двумя руками о стол. — Ну пищать же не будешь? — Нет, конечно, — фыркает тот, — а к чему все эти вопросы вообще? — перестаёт тушить овощи и подозрительно уставляется на друга. — Да так, — Арсений вертит пару секунд в руках петрушку, поднимая её на уровень носа и смотря с прищуром, а затем продолжает нерасторопно и спокойно: — у нас тут просто у одной тётки тарантул сбежал, — медленно переводит взгляд с петрушки на своего товарища, чтоб увидеть реакцию. — Чего? — громко реагирует и округляет глаза Серёжа. — Тише ты, дурак, — шикает Арсений, осматриваясь по сторонам и уже жалея о том, что рассказал. — Это сейчас прикол такой? — не верит Матвиенко, зачем-то делая два шага от стола и всматриваясь в пол. — Вот и я сначала тоже так подумал, — выдыхает задумчиво Арсений, — в общем, если увидишь его где, ори, — выставляет палец, — но только моё имя, окей? — Да иди ты в жопу, — возмущается Сергей, ударом убирая его выставленную руку, — не ресторан, а черти что, блять. — Не говори, — снова задумчиво соглашается Попов и отходит, заканчивая осмотр кухни. Порывается уже было забежать к Антону, но останавливает себя. Вряд ли тарантул смог заползти к тому. Хотя зайти хотелось и не по этому поводу, если честно, а просто, чтоб увидеть. Может быть, украдкой коснуться мягких губ, залезть под рубашку и провести ладонью по узкой талии, рёбрам и выше. Тьфу ты, Арсений, совсем страх потерял? Антон все ещё страшный и грозный лев, а ты маленький и глупый кроль. Одумайся, блять! Одумайся!!! Но все равно об одном воспоминании губ парня, у Арсения сердце начинает биться чаще, а лёгкие срочно требуют большую поставку кислорода.       Он делает глубокий вдох и шумный выдох, затем спускается в подвал, чтоб осмотреть все и там. Встречает в подсобке Арчи, который возится с вином и расставляет прибывшую партию по полкам. — Ничего не спрашивай, — тут же отрезает Попов, когда замечает на себе пристальный взгляд карих глаз. Пусть коллега и не любит, когда в его медитацию с вином кто-то вмешивается, но у него нет выбора. — Хотя, стой, тарантулов боишься? — Нет, — твердо заявляет Арчи, бережно вытирая тёмное стекло бутылки от пыли, словно мать попку младенца. — У нас тут у мадам сбежал один, если увидишь, свистнешь, хорошо? — серьёзно просит Арсений, вновь нагибаясь и светя фонариком под огромным стеллажом для алкоголя. — Ага, — зажато соглашается коллега, явно не настроенный на разговор, а только желающий, чтобы все лишние побыстрее покинули помещение и оставили его наедине с крепкими напитками.       Попов считывает это желание по воздуху, поэтому не задерживается долго. Он вообще думает, что тот уже немного свихнулся на своих разноцветных бутылках и их содержимом. Но пока это не сказывается на его профессионализме — жить можно.       Осмотрев все закутки, Арсений поднимается на кухню, а затем выходит в зал. Где искать дальше — непонятно. Что делать — тоже. Остаётся только второй этаж и сам зал, но они были на Диме, который прямо сейчас быстрым шагом движется к нему. — Ну что, какой итог? — спрашивает от чего-то запыхавшийся Позов, когда подходит и кладёт руки на барную стойку. — Никакой, — угрюмо отвечает Арсений, смотря вдаль. — А у тебя? — Те же 7 букв, — Дима тоскливо опускает голову на руки. — Что дальше делать будем?       Арсений долгое время молчит, рассматривая сидящих за столиками людей. Снимать трусы — не вариант, но ещё побегать можно. — Поменяемся, теперь ты осматриваешь нижний, кухню и подвал, а я второй этаж и зал. — И какой в этом смысл? — без энтузиазма спрашивает Позов, подложив ладонь под щеку и уставившись на друга по несчастью. — Те же 7 букв, Дима, те же 7 букв, — отвечает со вздохом брюнет, отлипая от барной стойки. — Ладно, так уж и быть, давай ещё раз все проверим, чтобы наверняка, — соглашается Дима и уходит на кухню.       Арсений лениво поднимается на второй этаж. Он уже устал, у него нет ни одной догадки, где носит этого мохнатого ублюдка, но пусть тот тогда хотя бы имеет совесть не вылезать до конца дня и не светить нигде своей восьмиглазой мордой. Они же уже всё обыскали, везде залезли, каждую дырку осмотрели, вот где его черти носят? Разве что зацепился за одного из посетителей и тот его снёс с собой. Мужчина выдаёт смешок. Вот это сюрприз, наверняка, ждёт того счастливчика дома, когда он будет переодеваться. Мем смешной, конечно, но ситуация страшная.       Арсений становится на колени и, включив на телефоне фонарик, заглядывает под стоящий в коридоре стеллаж для всяких бумаг и прочей херни. — Где же ты, мой хороший, а ну-ка вылезай, — умоляет он тоненьким голоском, но слышит его только пыль на полу. — Голубоглазка, не двигайся! Замри!       Арсений судорожно застывает на месте, пугаясь такого встревоженного голоса Антона и первой ударившей в голову мысли. — Что такое? Он где-то на мне? — Да, у тебя на ноге, только не кричи, — очень стремным голосом отвечает парень, выставляя руки вперёд и подходя ближе.       Арсений тихо скулит, а затем так вообще не выдерживает и встряхивает ногой с очень смешным звуком отвращения, но никакого паука на своей конечности не наблюдает, поэтому смотрит непонимающе с пола вверх на Шастуна. Тот только поджимает губы, сдерживая смех, а сам Арсений в секунду озаряется. — Шутка. — Шутка, — смеётся, подтверждая, Антон, после как ни в чем не бывало топая дальше по коридору. — Козёл, — шепчет и улыбается, смотря ему вслед, Попов. Вот же ж жук. Он тут чуть душу в свободный полет не отправил, а этому смешно. Но злиться Арсений не может, наоборот, только как дурачок улыбается все время, пока осматривает коридор. У него теперь, кажется, так всегда будет при одном лишь виде Антона или его упоминании. Влюблённость она такая. Делает из человека розовое облако. Вон, посмотрите, что с Антоном сделалось. Ага. Влюблённость штука мощная. А любовь так вообще. Даже думать страшно.       Арсений, безрезультатно закончив со вторым этажом, спускается в зал, где задача предстоит посложнее. Мало того, что нужно осмотреть каждый закуток, одежду и стол, так ещё и сделать все надо максимально беспалевно и незаметно. А это не так-то просто, здесь нужна смекалка. Интересно, что Димка придумал? Или он не заморачивался и поверхностно все осмотрел? Хер его знает. Мужчина вытирает вспотевший от нервов и сгибаний-разгибаний лоб, после чего с идеей в башке направляется к одному из ближайших столиков.       Дальше все по отточенному плану: — Здравствуйте, приятного аппетита, меня зовут Арсений, я администратор этого ресторана. Могу ли я проверить исправность вашего стола? У нас просто сегодня один сломался, хотим убедиться, что остальные в порядке, — уже устало и еле поднимая губы в улыбке, наверное, раз тридцатый спрашивает одно и то же Арсений, подходя к последнему столику. Получив одобрительный кивок, он присаживается на корточки и осматривает низ стола, ножки стульев и, собственно, самих посетителей. В очередной раз встаёт, ничего не найдя, и извиняется перед двумя девушками, после направляясь к бару.       Нет. Бесполезно. Это все бесполезно. Все. Нет его нигде. Пошло все нахрен. И так половину дня на это угробили, другой работы навалом, а они херней страдают. Надо так Стасу и передать, а если не поверит, то пусть сам поднимет свою пятую точку и поищет, раз такой умный. Задолбал, блин.       Арсений останавливается и контрольный раз внимательно осматривает зал, так, для галочки, уже и не надеясь найти что-либо. Вокруг все довольные, счастливые, у всех все в поря... Он присматривается, сужая глаза к двенадцатому столику прямо перед собой по курсу. А если быть конкретнее, то присматривается он к правой ноге девушки, сидящей там. Потому что... быть может ему просто мерещится... но... как будто... на правой ноге блондинки, чуть выше щиколотки, удобно пристроил свой мохнатый зад их беглец. Арсений, затаив дыхание, подходит на несколько шагов ближе. Блять! Отворачивается, в панике прижимая руку ко рту. И как он его только не заметил, подходил же к их столику?!       Попов со страхом сглатывает, смотря на небольшую плоскую баночку в своей руке и представляя, что ему предстоит дальше. Напуган ли он? Да он просто в дичайшем ужасе. Это ему сейчас надо подойти туда и как-то незаметно умудриться стряхнуть паука в контейнер, сделав это так, чтобы у девушки даже лишней мысли в голове не проскочило. Но до этого, сначала, нужно откуда-то раздобыть смелости, чтобы дотронуться рукой до огромного мохнатого тарантула. И откуда взять эту смелость, Арсений вот в душе не ебёт, застывая столбом на месте. Вдруг замечает Диму и в голову бьёт осознанием: а почему, собственно, страдать всегда должен он? Всегда, если случается какая-то хрень, Арсений первый, кто бежит к ней с распростертыми объятиями и получает по морде. Так может, перестать уже наконец ловить каждый кулак своим лицом и подставить под него другое? Пускай, они с Димой будут по очереди ловить удары. Этот вот, получается, Димин. — Дима, я его нашёл, — Попов подбегает к товарищу и всучивает тому стеклянную посуду, — он там, на ноге девушки за двенадцатым столом. Дим, надо срочно что-то делать, пока она не заметила, Дим.       Позов округляет глаза и долго грузит, пытаясь анализировать полученную информацию и решить, что с ней делать, через секунду перемещается ближе к нужному столику и вглядывается, хмурясь. — Блять, — только выпаливает он и, с шокирующей смелостью спартанца, движется в сторону нашедшегося паука.       Арсений удивлённо опускает губы. Фига се. Он то думал, что того придётся долго уговаривать или, в крайнем случае, шантажировать, да и на такое он был готов, но Дима взял все в свои руки. Браво. Настоящий зам. директор. Попов, закусив губу, со смешинками в глазах наблюдает за тем, как Дима подходит к девушке, говорит что-то ей и её спутнику, затем наклоняется и на секунду стопорится, держа в одной из рук открытую банку.       Арсений без зазрения совести посмеивается с него и прикладывает ладонь ко рту. Давай, бро, ты сможешь, сделай это. Наблюдает за происходящим, словно смотрит новую серию приключенческого сериала, где главному герою нужно срочно провернуть спасательную операцию, но в один момент все идёт не так. И в один момент все действительно идёт не так. Арсений морщится и перекладывает руку на лоб, когда видит, как паук ползёт по ноге девушки вверх, пока Дима медлит с его заточением. И это стремно, Арсений даже делает шаг вперёд, решая помочь, но Позов отмирает раньше и, состроив драматичное лицо, одним махом руки по чужой ноге сбрасывает мохнатого монстра прямо в банку, после чего закрывает ее и прячет за пиджак, но не успевает подняться, как блондинка вскакивает со своего места, шокировано вопя: — Артём, он меня лапает! Он трогал мою ногу прямо сейчас! Артём, сделай что-нибудь!       Дима поднимает руки в успокаивающем жесте и хочет было придумать оправдание, но его запыхавшееся и красное лицо, словно он реально домогался до девушки секунду назад и его застали врасплох, заставляет того самого Артёма встать с места. — Мужик, ты совсем что ли охренел? — злобно выпаливает парень и бьёт Позова по лицу. — Скотина, зови мне сюда, блять, свое начальство. Понабирают извращенцев.       На этом моменте Арсений перестаёт смеяться, держась за живот, и гордой, вальяжной, совершенно нерасторопной, какой же Дима лох, походкой приближается к компашке. — Я начальство, что у вас произошло? — пряча растекающуюся на всю ситуацию улыбку и строя деловой тон, спрашивает Арсений и параллельно включает актёра. — Этот кретин трогал мою девушку за ноги, прикинувшись, будто ищет под столом чью-то бриллиантовую серёжку, — пыша огнём, объясняет молодой гость. — Да вы что? Правда? — смешно до нельзя наигранно удивляется Попов, поворачиваясь к другу, держащемуся за щеку. — Он у нас такой скромный обычно, тихий, даже не знаю, что вам сказать, — снова прячет лезущую по губам улыбку. — А ничего и не надо говорить, просто сделайте так, что бы мы его больше не видели, — уже спокойнее просит молодой человек, присаживаясь на свое место вслед за спутницей. — О, конечно, мы сейчас же примем всевозможные меры, чтобы больше такого никогда не повторилось, — со смешинками в глазах смотря на коллегу, убеждает Арсений. Дима только одними губами произносит матерное "скотина", все ещё надуто потирая ушибленное место.       Арсений напоследок заглаживает инцидент перед парой выпивкой за счёт заведения и уводит друга куда подальше. — Конченый, блять, — досадует Позов, пока они поднимаются наверх, чтобы отдать паука Стасу.       Арсений еле сдерживает смех, топая рядом. — Очень смешно, — попрекает Дима, поворачивая к нему голову. — Вот это видишь? — Арсений показывает на ещё видный синяк в районе скулы, — 2:1. — Ты же знал, что так будет, да? — Позов останавливается, впериваясь в того взглядом.       Арсений поднимает глаза к потолку и, напевая какую-то мелодию, продолжает свое движение, сдерживая расплывающиеся уголки губ. — Ах ты пидорас вонючий, — Позов пихает его в плечо, — сучара, ты специально!       Брюнет во весь голос смеётся. — Это было великолепно. И твоё лицо и то, как тебе по нему вмазали. — Падла, — бухтит обиженно Дима. — Это тебе за все мои страдания, между прочим! — парирует Попов, выставляя палец. — Иди ты, козёл, — только отвечает друг перед тем, как зайти в кабинет Стаса. Они отдают директору паука, получают немного пиздюлей за инцидент в зале и расходятся по своим делам.       Арсений спускается вниз и выходит во двор, подышать свежим воздухом. Таинственно оглядывается по сторонам, проверяя, чтоб никого рядом не было. С боку здания, он уже давно прилюбовал себе укромный уголок, куда не заглядывают коллеги и где его не смогут побеспокоить. Вот сюда-то он и направляется. Присаживается на небольшой выступ, обычно служащий скамейкой, и достаёт из кармана пачку сигарет. Да, он не курит, но сигареты всегда лежат в кармане на случай, если нужно подумать или снять стресс, или пережить какую-то другую хуету. Так легче, это психология, мозг сосредотачивается на плывущем в воздухе дыме и тебя ненадолго отпускает, появляется возможность нормально вздохнуть. Арсений несколько минут смотрит вдаль, за забор, туда, где по трассе гоняют разношерстные автомобили и наконец все-таки подносит никотиновую палочку к губам, поджигая ее край.       Глубокая затяжка, и он блаженно прикрывает глаза, после выдыхая белый смог и смотря, как тот рассеивается медленно в пространстве. Странное утро не покидает голову. Точнее, странный Антон. От одного его имени сердце уже бешено клокочет и спотыкается об свои же удары. Да, Арсений сильно влип и только поэтому сейчас травит лёгкие, чтоб немного привести мысли в порядок. Ладно, хорошо, он понял: Антон — хороший. Очень хороший, заботливый, нежный, мягкий, но что тогда с ним было до этого? Почему произошла такая огромная перемена? И какая переменная на это повлияла? Неужели, он? Арсений стал этой переменной? Тяжело. Очень тяжело принять. Сегодня. Пока он искал паука, то думал об этом. И неожиданно вспомнил про прошлогодний разговор с давним приятелем Шастуна из Франции, когда тот приезжал на какую-то конференцию в Москву. Они тогда остались наедине, после того, как все разошлись, и Арсений в шутку спросил, какого это дружить с таким человеком, как Антон, на что Филипп состроил непонятливое лицо с вопросом: "А что с ним не так?" Арсений рассказал про взрывной характер парня, а тот ответил, что такого не может быть и он знает Антона исключительно как доброго, светлого и всегда готового помочь человека. Арсений тогда отшутился и замял тему, не придав словам Филиппа какого-либо значения. А теперь, кажется, у него есть ответ на ту его странность, да и на все вопросы в целом. И он не стал чем-то новым. То, что во всем виновата Диана, бывшая девушка Антона, не стало откровением, но помогло понять, почему Филипп тогда не поверил, ведь тот знал лишь Антона, которому не разбивали сердце. Девушка так сильно ранила весёлого и беззаботного Антона, что парень попросту перестал верить в любовь и стал бояться даже малейшего проявления чувств, заточив себя в клетку ненависти и агрессии. Наверняка, Шастун очень сильно любил её, ведь просто так предложения делать не собираются, а та его предала, да ещё и сделала это с лучшим другом. И почему-то Арсений так серьёзно задумывается обо всем только сейчас. Задумывается о том, что Антон просто доверился, как бездомная собачка незнакомому человеку, отдал свое сердце, свою душу, а в ответ узнал только боль, потому что не все люди готовы отдавать взамен. Арсений представляет, как парень окружает Диану заботой, любовью, делает для неё все, что только та попросит, а в итоге... Он сглатывает, опуская голову, когда внутри что-то противно щемит. Ему больно за Антона. И стыдно за себя, что он никогда даже не пытался хоть каплю понять его, как и все, видя лишь грубую оболочку, а не то раненое сердце за колючей проволокой, которое тот обнес просто потому, что ему было страшно снова пораниться.       Мужчина только хочет поднести сигарету к губам, совершая вторую затяжку, как её кто-то перехватывает, вытаскивая из пальцев. Арсений поднимает удивлённый взгляд, не ожидая, что кто-то ещё знает про это место и тут же приоткрывает рот, сталкиваясь со спокойными зелёными глазами. — Я же говорил, плохой способ расслабиться, голубоглазка, — Антон присаживается рядом, так, что их ноги и плечи соприкасаются, сам делает затяжку, стряхивая пепел и выпуская белый клуб дыма. Смотрит вдаль, как тот застилает собой вид на проезжающие машины.       Арсений не сводит с него удивлённого и одновременно восторженного взгляда. Он скучал, очень сильно скучал, хотя с последней встречи прошло не больше трех часов. Но в свете последних мыслей, единственное, что ему хочется сейчас сделать, это обнять парня и попросить прощения за всех людей, которые разрушали его веру в любовь. — Спасибо. — За что? — Шастун поворачивает голову, смотря спокойно и тепло. — За то, что доверился мне. — Теперь все стало на свои места. Теперь понятно, почему Антон так себя вёл, почему постоянно отталкивал, избегал, грубил. Он просто хотел уберечь свое сердце. Ему. Просто. Было. Страшно.       Парень замирает с поднесенной к губам сигаретой, не ожидая услышать сказанного. А Арсений успевает за этот короткий ступор и прежде, чем тот снова отвернёт голову, затягиваясь, увидеть блик печали в самых любимых глазах на свете. Он был прав. Во всем. И ему очень жаль. За все.       Арсений тоже отворачивает голову, уставляясь на трассу впереди. Да, опять же, пусть пока и непонятно, кто они друг для друга, но он никогда не сделает Антону больно — это понимает точно. Если раньше Арсений думал, что ничего не знает о шеф-поваре их ресторана, то сейчас становится очевидно, что это не так. Всё то время, что они работают вместе, он неосознанно запоминал каждую мелочь связанную с парнем. Например, в какие дни и какие кольца тот носит, знает, что когда Антон расстроен, то надевает только розу ветров, или когда хорошее настроение, то кольца можно увидеть почти на всех его пальцах. Ещё Арсений знает, как придирчив Шастун к одежде, что у него аллергия на рис и по выходным парень играет с друзьями в баскетбол, какую марку пива предпочитает и в какие игры рубится, когда появляется свободное время. Знает, что Антон всегда очень волнуется, когда разрабатывает новые блюда и часто сомневается в себе, когда в ресторан приходят критики, может долго сидеть на одном месте в ожидании и трясти ногой, уставившись в пятно на стене. Ещё он смешно морщит нос, когда с чем-то не согласен и мило поджимает губы, когда смущается. Но самое любимое у Арсения — это его редкий искренний смех и то, как парень топает ногами, не сдерживая свои эмоции. И это даже не половина всего того, что он успел заметить. Можно, конечно, подумать, что только Арсений такой внимательный, а Шастун о нем ничего не знает, но это не так. Даже сейчас, парень оказался единственным, кто узнал про место, где Арсений всегда прячется. Антон доказывал обратное так много раз, что Арсению становится стыдно, почему он всего этого никогда не замечал. А не замечал он ничего, потому что единственное, на чем был зациклен, так это на его грубости и жестокости.       За своими тугими размышлениями Арсений не сразу ловит изучающий взгляд на себе. Он поворачивает голову, сталкиваясь с грустными и задумчивыми глазами, застывшими на его профиле. — Всё хорошо? — не шевелится, пытаясь остановить свое колотящееся сердце. Он не знает, уместен ли этот вопрос сейчас, но меньше всего хочет думать, что печаль появилась в глазах того благодаря его недавним словам.       Антон опускает голову, туша окурок о бетонный выступ. — Просто соскучился по тебе, — голос неожиданно серьёзный, но тихий. — Это, наверное, глупо, да?       Через сердце будто пропускают иглу, нанося точечный удар. Почему он так думает? Почему думает, что скучать — это глупо? Арсений оплетает пальцами чужую ладонь, привлекая внимание. — Я тоже скучал, хорошо, что ты нашёл меня, — мягко смотрит в глубокие зелёные леса, пытаясь передать свои чувства, а особенно уверенность, что тот все делает правильно.       Шастун скрывает облегченную и счастливую улыбку, опуская взгляд на их переплетенные руки. — Как твой живот? Болит? — переводит тему и, высвободив свою ладонь, снова задирает край рубашки, жаль только не замечая, как Арсений тут же возмущённо смущается, прикусывая губу. И как только у того получается взбить трогательную атмосферу до состояния ужасной неловкости? — Болит... — брюнет встречает хмурый взгляд и тут же переобувается: — Болит, но не критично, так, слегка ноет. — У меня дома есть хорошая мазь, я могу... — взволнованно предлагает Антон, но Арсений его перебивает: — Я не поеду к тебе домой сегодня. И так уже вторую ночь подряд ночую у тебя, — ставит локти на колени, а под голову подставляет ладони, устремляя взгляд вперёд.       Антон прочищает горло. — Я всего лишь хотел сказать, что могу привезти мазь и отдать её тебе.       Повисает неловкая пауза. Но неловкая она только у Арсения, потому что ему очень неловко. Его, оказывается, даже никто не собирался звать, а он надумал уже себе... всякого. Какая стыдоба. Мужчина чувствует, что чем дольше висит ебучая пауза, тем меньше влаги становится у него в горле, потому что вся жидкость уходит в ладони, которые он трёт о брюки. Молчание становится настолько тяжёлым, что он не выдерживает и выбрасывает первую пойманную в голове мысль: — Мы поедем ко мне. — Круто. Стало ещё лучше. Арсений покрывается румянцем, топя себя ещё глубже, но с надеждой и долей смущения поворачивает голову к парню, теряясь под пристальным взглядом. — То есть, как хочешь, я не настаиваю, просто приглашаю, ты ж у меня никогда не был, а мы вроде как... короче, ладно, забей, прости, — накрывает лицо рукой и усмехается нервно, — что я, блять, несу.       Сбоку слышится тихое фырчание, и Арсений убирает ладонь от лица. — Какой же ты... — смеётся Антон, смотря на него со всей мягкостью и теплотой в глазах. А затем, так же смеясь, притягивает к себе за край пиджака, втягивая в короткий, но глубокий поцелуй. — Да встречаемся мы, встречаемся, — улыбается со всей добротой улыбки человеческой. — Реально встречаемся? — воодушевленно и скромно улыбается в ответ Арсений, застревая в болотных. У него внутри китайские фейерверки разрывают грудную клетку, не переставая залпы, а губы ноют, прося больше касаний чужих губ.       Антон только счастливо улыбается, ничего не отвечая, и тоже разглядывает притягательные черты лица перед собой. Арсений мельком анализирует свое состояние, подмечая, что чувствует себя невероятно уютно и окрыленно. В правильном месте и с правильным человеком, с которым даже молчать комфортно. Конечно, если не считать те моменты, когда он несёт несусветную чушь. Его влюбленные друзья почему-то всегда об этом говорили, о том, что с нужным человеком и молчать комфортно, а он не понимал этого раньше. А теперь понимает. Теперь он понимает все. Ведь раньше у него просто не было нужного человека.       Разорвать долгий зрительный контакт заставляет телефон, оглушительно разразившийся банальной айфоновской мелодией. — Да, Дим, — со вздохом отвечает на звонок Попов, а Антон отворачивает голову, сжимая пальцами края бетонного выступа. — Хорошо, сейчас буду. — Арсений выключает телефон, вновь восстанавливая зрительный контакт с парнем. — Ты такой красивый, смотрел бы на тебя вечность, но мне пора. — Внутри все победно ликует и топит радостью, когда Антон смущается, приподнимая краешки губ, рвано вздыхая и отводя взгляд. Да, не один ты так умеешь, Антош.       Антош... Звучит... Непривычно, но так хорошо. Прикольно, конечно, с какой скоростью Антон Андреевич в его жизни превратился в «Антошу». — Там из СЭС приехали, мне надо идти, — брюнет встаёт первым, за ним поднимается и Шастун, но он не уходит, а преграждает собой дорогу и, заглянув со смешинками в голубые глаза, кладёт руку на шею, тут же втягивая в поцелуй. На этот раз не кроткий и нежный, ванильный и безмятежный, а долгий, страстный, огненно-опасный, показывающий его превосходство, напористый, с ног сбивающий и выхватывающий весь воздух из лёгких. — Увидимся вечером, — спокойно бросает с все тем же смешком в голосе Антон, когда направляется в сторону выхода и поправляет воротник своей белой идеальной формы.       Арсений несколько раз заторможено моргает, стоя на месте и провожая того с открытым от шока ртом.       Чтоб меня... Черти покусали...       Вот козёл. Мягкий и пушистый? Ага. Ему предстоит ещё многое узнать, прежде чем в следующий раз записать Шастуна в зефирки. — Демон, — решает наконец Арсений, отмирая и двигаясь в сторону входа в ресторан. Но его демон. Демон, который вынуждает теперь опускать рубашку как можно ниже. И кто только тебя за язык тянул смущать его? Смотри, вон, какие последствия. Ещё раз, Антон лев, лев, запомни, а ты кроль! Это ты мягкий и пушистый, как облако шелковистый, а Антон нет, Антон как орёл, наблюдающий за всеми с высоты Эвереста. Каким бы зверем он не был, они все с удовольствием жрут таких глупых кроликов, как ты, на завтрак, обед и ужин. Так что в следующий раз, лучше подумать, перед тем как что-то сделать.       Приём санстанции проходит спокойно и без происшествий. Те остаются всем довольны, ещё и с восхищением жмут перед своим уходом руку Шастуну, хваля его золотые умения, под гордую улыбку наблюдающего за ними Арсения с другого конца зала. Почти к закрытию подъезжает дамочка, потерявшая паука, и забирает своего питомца домой со слезами счастья и благодарности. Арсений решает пару проблем в зале и помогает Диме заполнить отчёты, которых у того накопилась целая стопка. Ругает его из-за такой халатности и грозится, что в следующий раз помогать не будет. После выходит в зал и там занимается косяками стажёров. Вечные от них неприятности. Нет, есть конечно те, кто уже понабрался уму разуму, но такие как Саша остаются и медленно убивают все светлое в мужчине. — Хороших выходных, Арсений Сергеевич, — ехидно желает парниша, когда собирается уходить домой. — Ты мне тут тему не переводи, — строго и, состроив грозное лицо, отвечает Арсений. Он ставит одну руку на стол, преграждая тому путь. Между ними воцаряется недолгое молчание, а в помещении становится слишком тихо, будто все замерли и ждут развязки. Остальные практиканты давно разошлись по домам, половина поваров тоже, на кухне осталось лишь несколько людей, включая Шастуна, которые заканчивают с последними заказами и убирают кухню. — Ну что ещё? — наконец, не выдержав пристального взгляда, выдыхает заебисто Саша, уставляясь на мужчину. — Ты понял, что я тебе сказал? — Попов устал, но не приклонен. — Да. — Что? — Больше никогда не добавлять в блюда ничего лишнего, — монотонно лепечет младший. — Не добавлять лишние ингредиенты в блюда только потому, что тебе так захотелось, — ещё раз повторяет строго Арсений, не отрывая сурового взора. — Я понял, Арсений Сергеевич, правда. — Как же ты меня достал, — вздыхает брюнет, закатывая глаза. — Можно, я пойду? — у парня в голосе прослеживается слишком много оптимизма. — Да иди ты куда хочешь, — фыркает Арсений, убирая руку. Его и правда уже достал этот проблемный подросток. Каждый день с ним какие-то приключения на зад. И вот он всегда говорит, что да, мол, понял все, а потом чудит опять. Будто назло. Специально. Мстит, наверное. Заставляет Арсения периодически краснеть и смущаться перед гостями. И так, тут в ресторане уже прикалываются, будто они ведут себя, чисто как отец и сын, но Арсений не хочет себе такого сына, упаси Господь. Тот хотя бы отчество его недавно запомнил и больше не называет Семёновичем. Как говорится, и на том спасибо. — Сергей, — Арсений отлипает от стены взглядом и направляется к другу, складывающему что-то в другом конце кухни. — Чаго тебе? — Матвиенко отвлекается от своей работы, готовый принимать и обрабатывать информацию. — В зале последний посетитель, — Арсений поворачивается к Антону, который приблизился, чтоб взять кастрюлю со стола, — можно отпускать поваров.       Шастун передумывает уходить с кастрюлей, вместо этого опираясь одной рукой о стол, а второй — в бок. — Тебе не кажется, что ты слишком строг с Сашей? — спрашивает он неожиданно, с долей усмешки, но без интереса в голосе, потому что весь интерес сейчас в его болотных глазах, изучающих красивое лицо напротив. — Кстати, да, — удивлённый участливостью своего шефа, но соглашается с ним Серёжа. — Нет! Нееет! — в момент ощетинивается Арсений, вновь становясь нервным. — Ну пидора ответ, Арсен, — подкалывает Сергей, смеясь, а Антон опускает голову, пряча улыбку.       Попов с выражением лица человека, не оценившего прикола, смотрит то на Серёжу, то на Антона. Весело им, блять. Подружились уже, смотрю. Хотя не может не заметить, что стоять и вот так вот болтать втроём, подкалывать друг друга, смеяться и шутить — очень круто в общем. И эта мечта сейчас не кажется такой уж далёкой в свете последних событий. Арсений, правда, ещё не знает, как и когда расскажет Серёже про эту «Свету последних событий» и про те колоссальные изменения в их с Антоном отношениях, но он расскажет, честно.       Шастун тем временем неловко кашляет, пытаясь скрыть смех, а Сергей смотрит на него с неподдельным восторгом. И Арсений может его понять, ведь никогда друг ещё так просто не стоял и не разговаривал с шефом. — Круто, ты все сказал? — несмотря на этот факт, недовольно складывает он руки, обращаясь к товарищу. — Прости, но ты правда слишком строг с парнишкой, — оправдывается Матвиенко. — Я отношусь к нему ровно так же, как он относится ко мне, — в голосе мужчины уже прослеживаются нотки злости. — Но ты должен быть умнее, — усмехается и умиляется одновременно его надутому виду Антон. — Вот посмотрел бы я на вас, окажись вы на моем месте, — не желая что-либо больше слушать, раздражённо бурчит Арсений, уходя проверять зал и отпускать официантов.       Что за бред? Он и так умнее, это и без доказательств очевидно. Просто, Саша сам напрашивается на грубость своим глупым поведением. Сам выводит из себя, выставляя Арсения в плохом свете. А он не плохой! Просто не любит, когда люди относятся халатно к своей работе. Вот и все. И ничего он не слишком с ним строг. Пристали все, если так жалко, то пусть сами с ним повозятся. Он бы с удовольствием посмотрел на их лица через неделю.       Арсений стоит, оперевшись на свою машину спиной, и разглядывает ночной город. Свежий, относительно тёплый, ветерок щекочет лицо, проникает в лёгкие и выходит с облегчённым выдохом. Впереди спешат по домам незнакомые люди, выходят покурить работающие допоздна бизнесмены, машины останавливаются, чтобы пропустить заждавшихся зелёного пешеходов. И один Арсений, который стоит, наблюдает за всей этой городской суетой в ожидании Антона. Он не знает, что они будут делать, когда приедут домой, но знает, что хочет, чтобы они делали, когда приедут домой. Но о таком все ещё сложно думать, поэтому мужчина оставляет все на самотёк. В любом случае, общество Антона приятно, даже если они просто попьют чай и лягут спать. Желательно в обнимку.       Арсений вздрагивает, когда кто-то быстро целует его в щеку. — Поехали, — как ни в чем не бывало кидает Шастун, после чего идёт обратно к своей машине, скрываясь в её салоне.       Арсений грустно и задумчиво улыбается краешком губ и тоже садится за руль, выруливая на оживленную трассу. Антон своей непредсказуемостью поражает и восхищает одновременно. Его хочется узнавать до мельчайших подробностей и деталей, изучать, как самый одержимый наукой учёный, с ним хочется говорить, расспрашивая обо всем и в то же время молчать, не произнося ни слова, с ним хочется лежать в обнимку и целовать до покрасневших и опухших губ. С ним хочется и этого уже достаточно, чтобы Арсений бледнел от одного осознания, насколько сильно он влип. И это уже даже не влюблённость. Это любовь, которая не появилась сегодня или вчера. Она томилась в сердце очень давно, лишь мирно ожидая в тени, пока её примут и выпустят на свет.       Около высокой одиннадцатиэтажки мужчины оказываются через час, и брюнет, приехав первым, пару минут дышит свежим воздухом, дожидаясь, пока доедет и припаркуется Антон. Замечает, что вечер приобретает совсем другие нотки, когда вот так вот стоишь и не понимаешь, что будет дальше. Но определенно откуда-то веет романтической загадочностью и таинственностью. Хотя, вообще-то, это почти одно и то же. Разница лишь в том, что загадку нужно разгадать, а тайну лучше сохранить навсегда. Когда Антон выходит из машины и пристраивается рядом, то они молча идут к подъезду, где Арсений открывает дверь электронным ключом. Они также молча поднимаются на пятый этаж и мужчина галантно пропускает долгожданного гостя пройти первым в квартиру, после закрывая за собой двери. — Я повешу здесь? — спрашивает Шастун, снимая свою кофту и показывая на один из металлических крючков в стене. Он украдкой разглядывает уютную и красивую студию, светлый коридор в бежевых оттенках и такую же минималистичную мебель. — Да, конечно. Пойдём, я дам тебе вещи переодеться, — Арсений по-хозяйски суетится, убирая что-то в полки, сам снимает кроссовки и кидает парню тапочки. После идёт в свою комнату и, недолго копаясь в шкафу, кладёт на кровать позади лёгкие спортивные штаны и обычную черную майку. — Вот, надень это, а я пока закажу нам что-нибудь поесть, да? — Арс, не суетись так, — Антон хватает его за локоть, улыбаясь тепло, но тоже наверняка чувствует себя сейчас немного неловко и растерянно. — «Арс»? — Арсений ехидно щурит глаза. И нет, он не суетится, он пиздец как волнуется. Пока непонятно только из-за чего, но какое-то томительное ожидание заставляет все внутри клокотать.       Антон только шумно выдыхает и убирает руку. — Я схожу в душ? — Да, да, он там, — Попов указывает рукой в сторону и опускает голову, совершая глубокий вдох, когда парень проходит мимо слишком близко. Его приятный запах окутывает стенки лёгких, заставляя делать больше вдохов, чтобы только ещё раз почувствовать тот у себя в груди. — Веди себя адекватно, Арсений, ну еб твою мать! — шёпотом корит себя Арсений, когда вечерний гость скрывается за белой дверью ванной комнаты. В грудной клетке то же волнительное ожидание чего-то сносит крышу, а руки слегка трясутся, пока он ищет что можно заказать в доставке еды. Волнуется, как девчонка, впервые пригласившая парня к себе домой. Только хуже всего, что Антон у Арсения не первый, в его доме было много кого, но никогда он так не трусил. Ни перед кем не волновался до трясущихся рук и тяжёлого дыхания. И даже если у них сегодня случится, ну, ...это ...то самое... ну... кхм... ну, секс, блять, непонятно, почему он так боится, будто его первый раз. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Ясно только одно: он перестаёт понимать себя и свои эмоции рядом с Антоном.       Арсений идёт в душ после парня и долго там возится, заставляя первого заскучать в телефоне, а следом открыть двери курьеру, который привёз еду, а когда он переодевается в домашнюю одежду и наконец выходит из ванной, Антон уже достаёт на кухне ужин из пакетов. — Ты долго, — усмехается Шастун, встречая мужчину своим привычным изучающим взглядом. — Прости, — смущённо отвечает Арсений, облокачиваясь о дверной проем и опуская голову вниз. Какой красивый у него паркет, однако. Умалчивает о томящемся внутри волнении и колотящемся сердце. Поднимает глаза, только когда Антон вновь принимается за распаковку еды. Смотрит завороженно на такого домашнего парня, как тот по-свойски возится с тарелками, хозяйничает, будто не первый день уже живёт здесь. И откуда он только знает, где лежат вилки? Шастун тем временем морщится недовольно, когда открывает коробку с цезарем. — Ещё больше куски нарезали бы, — бухтит он тихо.       Арсений не сдерживается и пшикает. Какое же он чудо, ну честное слово. — Что? — Антон переводит на него внимание и улыбается непонимающе.       Арсений продолжает смеяться и, сложив руки на груди, подходит ближе к столу, становясь позади и рассматривая огромные куски курицы, листья салата и сухари. Да, действительно, могли вообще не резать, а просто положить филе и посыпать его сухарями. — Ты как будто впервые заказываешь что-то на дом, — говорит он, отодвигая салат в сторону, чтоб не травмировать нервную систему парня. — Могло быть и хуже.       Антон строит скептичное лицо. — Вот поэтому я ничего и не заказываю. — Ты умеешь готовить, а мне что прикажешь делать? — усмехается Арсений, украдкой наслаждаясь близостью и подмечая, что парню очень идёт запах его геля для душа. — Ну, например, влюбить в себя первоклассного шеф-повара, который точно сумеет приготовить цезарь на ужин, — Шастун разворачивается всем корпусом к нему, разглядывая обворожительные черты и кусая губы. — Хм, — Арсений тоже поворачивается и строит задумчивое лицо, подыгрывая, — допустим, я нашёл первоклассного шеф-повара, — делает паузу, когда Антон кивает важно, и надолго пропадает в будто зачарованных глазах, смотрящих на него пристально и с поволокой, а затем продолжает: — но он такой неподступный и холодный, что я не знаю, как мне его в себя влюбить.       Антон резко перестаёт подыгрывать их игре и становится серьёзным. В его глазах больше не пляшут игривые нотки, вместо них появляется какая-то необъяснимая стальная решимость и уверенность. Он невесомо кладёт свои руки на подбородок мужчины, все ещё не отрывая ни на секунду пронизывающего, словно январский мороз, взгляда. — Ты уже давно... Сделал это, Арс, — отчаянно припадает к чужим губам, но не властвует, позволяет брюнету вести, на что тот углубляет поцелуй и обхватывает широкие плечи пальцами. Антон только через долгую одну минуту забирает обратно свое лидерство, страстно вжимаясь в горячие сладкие губы. Он задирает руками футболку, обхватывает талию мужчины, заботливо не трогая лишь то место, что было ударено с утра, и притягивает ближе к себе, сокращая расстояние между их телами до минимума.       Арсений задыхается от горячих тягучих прикосновений и своих скрытых желаний, которые лезут в голову сплошным набатом, заставляя дыхание и сердце учащаться. Становится понятно, откуда взялось волнение, которое только теперь уходит в сторону под сносящим голову ураганом чувств. Ему никогда и ни с кем не было так хорошо. Как бы это банально, ванильно и приторно не звучало сейчас, но он ни с кем не желал так заняться сексом и никого так не хотел в своей жизни, как Антона. Поэтому, не разрывая поцелуй, небольшими, но верными шагами, Арсений приближает их тела к кровати, после чего первым падает спиной на неё, утягивая за собой и парня. Тот, слегка опешив, успевает выставить руки по обоим бокам от его головы и, выдохнув тяжело, в отместку кусает в шею, после поднимаясь мокрыми поцелуями к губам. Снова втягивает в страстный, напористый поцелуй, не давая ни единого шанса как-то противостоять ему. Хотя Арсений и так не пытается забрать инициативу, а лишь поддается, позволяя завладеть собой полностью. Душой, сердцем, телом. Позволяет чужим крепким рукам снять с себя футболку и спортивки, погулять по телу, огладить бедра и талию. И выпускает первый тихий стон, когда Шастун касается губами соска, играя с ним языком. Арсений блаженно выгибается, прикрывая глаза, но ему не нравится, что его голая кожа трется о ткань футболки, все ещё одетого и нависающего над ним парня. Он хочет чувствовать его горячую кожу своей, поэтому немедля тянет руки к одежде, избавляясь от неё полностью. Вот теперь самое то. На минуту оторвавшись от касаний, Арсений заводит руку за кровать и предусмотрительно достаёт смазку, впихивая её в ладонь Антона. Тот в ответ просто молча сжимает её пальцами, продолжая свое дело.       Хаотично разбросанные жаркие поцелуи по всему телу, сильные руки поглаживающие бедра и так издевательски останавливающиеся рядом с пахом — сводят с ума. Арсений не может привести ритм сердца в порядок и задыхается от самого же воздуха, когда Антон наконец пролазит пальцами через барьер боксеров и охватывает уже полностью готовый член. Губами же параллельно ведёт мокрую дорожку вниз от шеи и, на очередном рваном выдохе от мужчины, втягивает кожу в районе ключицы, после кусая саму выпирающую косточку. Попову хочется больше, ему не терпится, и так слишком долго ждал этого момента, поэтому когда парень на мгновение отрывается от кожи, то он переворачивает его на спину, взяв за плечи и тут же нависнув сверху. По затуманенному взгляду снизу понятно, что Антон ничего не успел сообразить, однако он быстро осваивается в новых условиях и, снова запустив руки в боксеры, сжимает упругие ягодицы пальцами, раздвигая их и проходясь по ложбинке. Арсений, с жадным напором и страстным выдохом от прикосновений к своему заду, впивается на несколько долгих минут в его губы, пока неугомонные руки на пятой точке не находят ту самую точку, от чего он выдыхает через рот, отстраняясь и поддаваясь навстречу уже измазанным смазкой пальцам. Шастун запускает сначала один, но, понимая, что тот проходит без труда, запускает и второй, а затем поднимает вопросительный взгляд на мужчину сверху, блаженно кусающего губы от удовольствия и капельки стыда за свою шалость. — Мне нужно было снять напряжение, — выдыхает Арсений, утыкаясь в знаки «?» перед собой. — Теперь понятно, почему ты так долго был в ванной, — усмехается Антон, вызывая яркий румянец у брюнета и с наслаждением пропихивая в того третий палец.       Арсений вбирает полную грудь воздуха и приглушенно мычит, когда по телу от встречи пальцев и простаты расходится невероятное чувство эйфории. Он все охотнее толкается навстречу этому удовольствию и цепляется за губы напротив своими. Внутри все крутит и крутит, ощущения, как снежный ком, становятся только больше и, если с этим что-то не сделать, то, кажется, его разорвёт изнутри. Поэтому Арсений берет все в свои руки, а точнее чужой член. Он, приподнявшись, стягивает с парня последний элемент одежды, после чего избавляется от него и у себя.       Антон не глупый мальчик и ловит очевидное желание на лету, поэтому, быстро выдавив смазку на ладонь, проводит ей по всей длине своего члена. Арсений давится воздухом от такого зрелища и не может сдержать потребности коснуться чужого органа. Он без труда и сопротивления заменяет руку Антона своей, делая несколько напористых, сильных движений вверх-вниз и смотря тому прямо в глаза, от чего грудь парня начинает вздыматься чаще, а губы приоткрываются от похотливых картинок в голове. Размазав всю смазку, Арсений раздвигает ноги по бокам от туловища Антона и направляет член в себя, толкаясь ему навстречу и вбирая сразу всю длину. Шастун для удобства сгибает ноги в коленях, протяжно мычит и откидывает голову назад, позволяя брюнету задавать темп, как хочется, да и вообще, делать все самому, что вызывает у того дикий прилив любви, ну и каплю недоумения с непривычки. Неприятные ощущения уходят после нескольких насаживаний на чужой горячий орган и Арсений, навалившись на парня всем телом, целует его, держа ровный ритм. — И почему мой приход вызывает у тебя напряжение? — с улыбкой, приоткрыв рот от возбуждения и того, как на очередном толчке Арсений прикрывает глаза и, закусив губу, стонет, спрашивает Антон, специально немного ускоряя движения, когда обхватывает чужой зад руками. Ему очевидно нравится издеваться над мужчиной, но скорее видеть его милое смущённое личико и то, как тот опускает стыдливо глаза, но параллельно громко мычит от удовольствия. — Не знаю... — Член толкается в простату, и Арсений, чуть отстранившись, тихо стонет на выдохе. Он довольно пластичный, поэтому ускорить темп в этой позе, почти лёжа на Антоне, ему удается легко, тем более парень тоже помогает, двигаясь бёдрами навстречу. Говорить становится труднее с каждым движением, как и дышать, слишком много эмоций вызывает чужой горячий орган, прямо в данную секунду распирающий чувствительные стенки изнутри, и уже это осознание в голове заставляет испытать мысленый инфаркт, но Арсений, чередуя слова со стонами, продолжает: — Возможно... Я боюсь... Сделать что-то не так.       Шастун кусает его за подбородок, затем долго зацеловывает шею. Сам уже не может что-либо отвечать, потому что его тяжело вздымающаяся грудь и рваное дыхание, перемешанное с тихими стонами, не позволяют выпустить даже пару лишних букв изо рта. — Это мне нужно бояться... сделать что-то не так, чтобы не потерять такого, как ты, Арс.       Антон втягивает мужчину в мокрый напористый поцелуй, ловя ртом жалостливые всхлипы, когда он сильными руками сжимает ягодицы до красных следов и ускоряет движения до их предела. А как только Арсений чуть отстраняется, ставя одну руку на кровать, а второй начиная судорожно водить по своему члену, то делает последний самый резкий и глубокий толчок, насаживая того на себя по самое основание и замирая. Он кончает, стиснув зубы и выпустив громкий полный блаженства стон почти вместе со стоном брюнета, после чувствуя, как горячая сперма того остывает каплями на животе.       Арсений, прикрыв глаза и сделав несколько тяжёлых обрывистых наборов воздуха, наконец слезает с парня, бросает свою майку ему на живот, чтоб вытерся, и сваливается на кровать, уставляясь в потолок с полным ощущением того, что так хорошо ему не было никогда. Антон лежит рядом в такой же позе и его тяжелое дыхание, почему-то, действует как успокоительное. Арсений находит в себе силы и поворачивается набок, ложа руку на грудь того, а голову на плечо. Антон же в ответ находит его пальцы своими и сплетает их, закрывая глаза.