***
Стид созывает собрание практически сразу же; Иззи и Люциус отираются рядом, пока остальные члены команды стекаются поближе. Даже Эд на месте — присел на бочку и наблюдает с интересом. Этот день, вероятно, уже завоевал звание самого худшего в жизни Иззи. – Я подумал, нам стоит воспользоваться этим моментом, чтобы немного поговорить, – начинает Стид. – Вы могли заметить некоторые изменения в нашем первом помощнике— – О Боже, он и впрямь умирает?! – Я так и знал— – Ох, Клык, нет, не плачь— – Никто не умирает! – вскрикивает Стид поверх всеобщего гомона. – Иззи в полном порядке! – О, славно, – говорит Пит. – Мы, типа, рассчитывали сами его кокнуть. Без обид, Иззи. – Совершенно взаимно, – отвечает Иззи. – Будь моя воля, половина из вас уже, к черту, была бы в могиле. Это не особенно поразительное откровение. Некоторые из собравшихся пожимают плечами. Роач и Крошка Джон кивают. Френчи соглашается: – Н-да, все по-честному. Стид, однако же, ужасается. – Иззи! Это именно то, чего мы стараемся избежать на этом корабле! Нельзя, чтобы ты разгуливал тут и — и угрожал избавиться от экипажа! – Он же прежде только этим и занимался, – отвечает Люциус. – Ну да, – подтверждает из толпы Олуванде. – Просто, типа, так уж Иззи устроен. – Не то чтобы это была особая проблема, – поясняет Джим. Следуют несколько кивков от команды. Иззи в очередной раз чувствует, будто бы у него едет крыша. – У нас есть график, – говорит Швед. – Мы все меняемся по очереди, чтобы каждый день Иззи мог покричать на кого-то другого. – Погодите, – встревает Иззи, – вы, народ, завели себе чертов график? Вы что, лажаете со своими поручениями специально, чтобы я на вас наорал? – Чуток, – отвечает Роач. – Просто ты выглядишь таким счастливым, когда выпадает возможность покричать на кого-то, – добавляет Клык. – Капитан читает нам сказки и разрешает делать всякие штуки ради развлечения, – говорит Крошка Джон. – Нам надо было удостовериться, что вы тоже сможете поразвлечься. Иззи пораженно молчит. Он-то полагал, что ведет себя жутко и угрожающе, потому что экипажу это необходимо и потому что первым помощникам таковыми быть и положено. А тут выясняется, что, по-видимому, команда не только спокойно восприняла его вспышки гнева, но даже составила для него расписание дежурств. Потому что им всем показалось, что для него в развлечение кричать на людей. Потому что, по их мнению, он заслуживает повеселиться, пускай его представление о веселье и не завязано на декоративно-прикладном искусстве или рассказывании сказок. В этом жесте столько блядской заботы. Ему хочется кричать. – Отлично, дело закрыто, – говорит Иззи. – Мне нормально, им нормально, можем мы теперь вернуться к работе? – Нет! – недовольно говорит Стид. – Никто не должен развлекаться, причиняя страдания другим! Здесь мы все делаем иначе! Иззи очень учтиво продемонстрировал семь привычек, которым все мы отныне будем следовать, и все мы будем их строго соблюдать! – Но мы не хотим, чтобы Иззи вел себя иначе— Стид не обращает внимания на комментарий Айвена и зачитывает список. – Однако же, я назвал их привычками, а не правилами, потому что быть добрым — это, в сущности, привычка. Это сродни мышце, которую вы должны натренировать, что поначалу может ощущаться странно и непривычно, но чем больше вы практикуетесь, тем легче вам будет потом. Иззи и Люциус проиллюстрируют для вас каждую привычку. Есть ли у кого-нибудь не терпящие отлагательства вопросы перед тем, как мы начнем? Баттонс поднимает руку. – Вы сказали, что привычек семь, капитан. А назвали только пять. Если бы Иззи получал по доллару всякий раз, когда кто-то это подмечает, он бы уже накопил достаточно, чтобы купить собственный корабль и убраться к чертовой матери подальше от Стида Боннета и его развеселой шайки умалишенных. – Да, я осведомлен, – нахохливается Стид. – Работа еще ведется. Я предположил, что последние две привычки мы могли бы додумать вместе как команда. – Пять — это уже немало, – размышляет Крошка Джон. – Никто из нас не умеет читать, – говорит Олуванде. – Как нам тогда их усвоить? – Путем практики! Мы можем побеспокоиться о последних двух, когда все вы немного пообвыкнетесь. Иззи и Люциус сейчас покажут в действии те пять привычек, что у нас есть. Как только я пойму, что вы их запомнили, мы вновь соберемся и обсудим оставшиеся две. Звучит приемлемо? Ни один из присутствующих не выглядит особенно вдохновленным этой идеей. Стид, тем не менее, принимает череду неразборчивых бормотаний и пожиманий плечами как знак одобрения. – Итак, что касается привычки один: мы проговариваем проблемы как одна команда, – озвучивает Стид. – У нас уже был некоторый опыт с данным правилом, но давайте все же взглянем, как представят его Люциус и Иззи. – О, нет, – монотонно оглашает Люциус. Хотелось бы Иззи тоже уметь читать, чтобы он мог следовать за сценарием. – Старпом Хэндс, я случайно уронил свою метлу за борт. – Мистер Сприггс, от этого мне… Грустно, выдает Люциус одними губами. – Грустно, – неуклюже заканчивает Иззи. – Мне грустно оттого, что вы не можете выполнять свои обязанности. – Из-за того, что вам грустно, и мне становится грустно, – Люциус захлопывает книгу и снова поворачивается к Стиду. – Превосходно, – поощряет Стид с гордым видом. Иззи кидает беглый взгляд в сторону стоящей команды — от нее веет равнодушием и скукой. На лице Эда, как обычно, прочесть ничего невозможно. Иззи бы предпочел, чтобы тот не наблюдал на разворачивающимся фарсом, но Иззи давно успел понять, что то, чего он хочет, и то, с чем ему приходится иметь дело, — это две очень и очень разные категории. – Уловили ли все то, как им удалось выразить свои чувства друг к другу, не используя крики и не опускаясь до насилия? – Но ведь насилие — самая здоровская часть, – возмущается Роач. – Я так и сказал… – отзывается Иззи, с удивлением обнаруживший себя на стороне остальной команды. – Привычка два, – громко объявляет Стид, – это быть на позитиве. Преподносить критику как предложение. – Старпом Хэндс, – снова зачитывает сценарий Люциус, – у меня есть предложение. Вместо того, чтобы угрожать мне нанесением телесных увечий всякий раз, как мы пересекаемся, я бы посоветовал вам здороваться. – Спасибо за ваш положительный отзыв, – пересказывает Иззи. Айвен издает громкий зевок. Иззи прошел через много чего унизительного в своей профессии, и все же, каким-то образом происходящее сейчас берет верх. Это удивительно постыдно — стоять вот так, в присутствии остальной команды, неловко зачитывая притянутый за уши диалог, пока все собравшиеся возражают против вводящихся изменений. Еще хуже становится от осознания, что эти привычки нацелены исключительно на него; эти правила нужны не для того, чтобы держать команду в строю, а чтобы держать его на поводке. Может быть, в следующий раз, когда Стид позовет его на ночевку, он доберется до одной из тех дурацких пуховых подушек и придушит Стида во сне. Эда тоже, за те услуги, что он Иззи сейчас оказывает. – Привычка три, побуждать. Если хотите, чтобы кто-то что-то для вас сделал, неплохо бы было предложить что-то взамен. – Если мы выполним свои поручения к полудню, можно нашей наградой будет то, что нам не придется больше это выслушивать? – отзывается Крошка Джон. Среди команды раздается приглушенный смех. Эд со своего поста раздражённо позыркивает. Иззи на мгновение тянет вступиться — уладить конфликт, который вот-вот выплеснется наружу. Но он отчего-то не чувствует прилива милосердия. Пускай Стид побарахтается. Пускай до Эда дойдет, что команда здесь находится, чтобы работать, а не ублажать Стида с его хотелками. – Да, отличный пример! – подстраивается Стид. – Следующая: стремись понять и быть понятым. Важно проявлять эмпатию по отношению к окружающим и быть восприимчивыми к их нуждам. Иззи думается, что это правило, должно быть, распространяется на всех, кроме Стида Боннета. Ему и Люциусу явно неуютно, никто из членов экипажа не хочет быть здесь — более того, они ясно дали понять, что у них к Иззи претензий нет. А есть лишь у Стида. Иззи, очевидно, не вписывается в картину волшебной фантастической реальности, в которой Стид проживает и где пираты обязательно дружные, отзывчивые и добрые, а все вокруг существуют ровно в той манере, в какой Стиду заблагорассудится. Он почти что поймал и самого Иззи в ловушку — почти что успешно промыл ему мозги своей чрезвычайной роскошью, чаем и мягкими улыбками. Иззи подпустил его к себе слишком близко, и где он теперь? Разыгрывает гребанную тренировочную постановку, пока его так называемый капитан подрывает его репутацию как человека и как первого помощника, телеграфируя всему экипажу, что то, как он себя ведет, неправильно. Что он тут не к месту. Видимо, попытки узнать друг друга поближе не отражали искреннее стремление Стида найти компромисс: он с самого начала выстроил план с целью изменить Иззи точно так же, как и Эда. Разница здесь только в том, что Иззи, блядь, отказывается меняться – Эд, может быть, мягок, слаб и готов позволить Стиду превратить его неизвестно во что, но Иззи не таков. Он не собирается кромсать себя на симпатичные маленькие кусочки только ради удобства ебучего Стида Боннета. – А знаете, нахуй все это, – заявляет Иззи посреди лекции Стида про привычку четыре. – Меня эта хрень по горло достала. Это — это унизительно. Мистер Сприггс и я не желаем здесь находиться, команда открыто, черт возьми, сообщила, что не желает здесь находиться— – Важно, чтобы все научились лучше коммуницировать, – сообщает Стид раздраженно. Иззи его слова лишь сильнее выводят из себя. – Брехня, – срывается Иззи. – Ты хочешь сказать, что это я должен научиться коммуницировать так, как тебе, блядь, хочется. Эта чушь началась потому, что ты получил жалобы на мой счет. Больше ни на чей. – Да, но я— – И потом! – продолжает Иззи, распаляясь. – Я все равно последовал твоим тупым ебучим правилам! Я сменил стиль общения с командой, и команде это не понравилось, и тем не менее ты подвергаешь нас всех этому гребанному дебилизму, потому что ты все знаешь лучше нас— – Однако же, это несправедливо— – Да, это, черт подери, несправедливо! – рычит Иззи. Какая-то отдаленная часть его разума понимает, что он открыто проявляет неуважение к капитану на глазах у экипажа, на глазах у Эда. Понимает, что потом он будет стыдиться столь яркого проявления чувств перед всеми. Но сейчас его сжигают ярость, обида и унижение. – Ты ведешь себя так, словно мы кучка диких зверей, которых тебе нужно надрессировать — нам не подходит быть такими, какие мы есть, потому что мы для тебя недостаточно цивилизованные. Хотя это ты выбрал съебаться, чтобы стать гребанным пиратом! Мы, черт возьми, тоже люди, Боннет. Мы не куклы, которых ты можешь разодеть и которыми можешь командовать, раз уж мы не подходим под критерии твоего ухоженного, маленького, идеального уебищного мирка. Если тебе так хочется цивильности, надо было оставаться в цивилизованном обществе. – Иззи… – начинает Эд. Он продолжает сидеть, и его лицо не искажено гневом, как бывает обычно, когда кто-то Стиду перечит. Но в данный момент Иззи не способен заставить себя выслушать его — капитан он или нет, но, если Эд сейчас заступится за Стида, Иззи совершенно точно слетит с катушек. – Нахуй вас обоих, – огрызается он, точно зная, что потом Эд заставит его пожалеть о сказанном. Команда переговаривается тихим шепотом. Люциус пораженно застыл. Иззи не может найти в себе силы поднять на Эда или Стида взгляд. Вместо этого он поворачивается спиной к ним всем и отправляется мариноваться в уединении своей каюты.***
По прошествии какого-то времени раздается тихий стук в дверь. Иззи не утруждает себя ответом; будь это Эд, он бы ворвался без стука, а что Стид отправится сейчас его искать — сомнительно. Да и если бы отправился, последнее, чего Иззи сейчас хочется, так это с ним разговаривать. Пижама, прежде оставленная Иззи аккуратно сложенной в гамаке, теперь откинута в другой конец комнаты и мятой кучей оставлена протирать пол. В Иззи зреет надежда, что грязь с пола въестся в мягкую, деликатную кремовую ткань и бесповоротно ее испортит. Что Стиду никогда не удастся разгладить собравшиеся складки. Может быть, когда он в следующий раз выйдет на палубу, то швырнет ее за борт, просто чтобы Стиду досадить. Если на стороне Иззи будет хоть толика удачи, шок от подобного обращения с его до нелепости вычурной одеждой отправит Стида прямиком на тот свет, и для Иззи наконец настанут светлые дни. Стук звучит вновь. Иззи не обращает на него внимания. Дверь приоткрывается. Иззи так порядочно удивлен, подметив проскальзывающего в комнату Люциуса, что напрочь забывает на него разозлиться. – Я пришел с миром, – сообщает Люциус, поднимая руки в знак капитуляции. – Просто хотел проверить, как дела. Ты там, это, нехило вспылил. Иззи невесело усмехается. – Меня не интересуют задушевные беседы лишь с той стати, что я в кои-то веки поставил Боннета на место. – Не очень-то в духе первой привычки, знаешь ли, – уголок рта Люциуса дергается вверх. Иззи издает протяжный стон. – Если я еще хоть раз услышу про семь привычек, я выброшусь за борт. – Боюсь, мне в таком случае пришлось бы к тебе присоединиться, – соглашается Люциус. Он потихоньку продвигается в глубь каюты, очевидно, воодушевленный тем, что Иззи пока что предпочитает на него не нападать. – Это было малость унизительно. Иззи, честно говоря, слишком задолбался, чтобы во всем этом копаться. Ярость, которую он ощущал на палубе, поостыла и перетекла в клубок чувств, который он еще не знает, как собирается распутывать. Он по большей части попросту ощущает себя идиотом оттого, что едва не позволил Боннету превратить себя в новый домашний эксперимент и что допустил в себе слабость, пускай и на мгновение. – А сейчас я кое-что хотел бы сказать, так что, пожалуйста, воздержись от физического насилия, пока я не закончу, – Люциус ждет, наверное, что последуют какие-либо возражения. Иззи же уставился в потолок и продолжает перебирать в уме все способы, которыми Стид Боннет испортил ему жизнь. – Ты не был неправ в том, что сказал. Стид действительно иногда чересчур увлекается с приказами. Мне думается, что ты поразил его тем, как ты решил преподнести свои чувства. – Превосходно, – бормочет Иззи обиженно. – Пошел он нахуй. – Но кое-что из твоей речи мне показалось немножко… личным, – продолжает Люциус, словно бы Иззи ничего не произносил. – Та часть про «разодеть и командовать». Он не напоминает про одежду, но ему и не нужно. Иззи поворачивает голову ровно настолько, чтобы суметь уловить многозначительный взгляд Люциуса. – Боннет пребывает в волшебном сказочном мире, где ему дозволено делать все, что душе угодно, совершенно без последствий, – отвечает Иззи. – Он ожидает, что мы изменим себя изнутри, что будем обслуживать его деликатные вкусы. Я отказываюсь становиться очередной жертвой боннетовской программы по сраной реабилитации. – Справедливо, – мягко замечает Люциус. – Как бы то ни шло, остальные не хотят, чтобы ты менялся. Это бы испортило график, что мы для тебя составили. – Я думал, вы все ненавидите большого и злого старпома, – закатывает глаза Иззи. – А вы тут планируете дежурства и удостоверяетесь, что я, что, выплесну всю свою агрессию за день? – Что-то вроде того, да, – отвечает Люциус. – Ты только лаешь, но не кусаешь, по большому счету. Мы успели попривыкнуть. Иззи провел всю жизнь, выстраивая вокруг себя суровую и непреодолимую крепость. Он жесток и неприятен в обществе, и ему это по нраву. Легче защититься, если заранее знаешь, как другие тебя воспринимают и как они к тебе относятся. И однако же, эта кучка фриков имеет наглость все равно быть к нему расположенной, пытаться подстроиться под его невыносимый характер и принимать его словно часть команды. Иззи, к своему ужасу, чувствует, как к глазам подступают слезы. Он отворачивается обратно лицом в потолок и молит Бога, чтобы Люциус ничего не подметил. – Съебитесь с глаз моих, мистер Сприггс. – Оу, да, так точненько. Съебываюсь прямо сию секунду. Спасибо, что не отхватил мне еще несколько пальцев— – Вообще-то, прежде, чем уйдешь, – отзывается Иззи, внезапно пораженный идеей. Он делает взмах рукой в сторону кучи стидовской пижамы. – Верни это Боннету, а? Если я пойду сам, высока вероятность, что я заеду ему кулаком по лицу. Люциус поглядывает с сомнением. – Все же, пусть у тебя есть все причины сердиться, но ты уверен, что так будет правильно? Я имею в виду— – Сейчас же! – Да будет известно, что я делаю это исключительно из сочувствия к тебе, – произносит Люциус. – Я дам знать, как он это воспримет. – Меня ни малейше не ебут чувства Стида Боннета, – фыркает Иззи. Он отрывает глаза от потолка, чтобы посмотреть на Люциуса, мнущегося у двери. Вид этой дурацкой ебучей пижамы у Люциуса в руках вызывает в нем странные эмоции, и он почти что порывается выхватить ее обратно. Как же он жалок. Немного проявленного дружелюбия, и вот до чего он опустился — унижение перед всем экипажем и собственичество по отношению к вещам, ему не принадлежащим. – Нет, – тихо произносит Люциус, – я думаю, как раз наоборот. Он быстро захлопывает дверь, едва успевая увернуться от набедренной фляги, которую Иззи запускает в его сторону.