***
– Доброго дня, мистер Баттонс, – начинает Иззи, присоединяясь к последнему за штурвалом. – Чудесная погода для плавания. Баттонс медленно поворачивается с широко раскрытыми глазами. На его лице отображается подлинный ужас. – Вы что-то нынче захворали? Али капитан довел вас до помешательства? – Просто испытываю новую тактику, – отвечает Иззи. – Хорошая работа, продолжайте в том же духе. Он улыбается. Баттонс завывает в отчаянии. Про себя Иззи думает, что, быть может, что-то все-таки есть во всей этой «убийственной доброте». Он уже чувствует себя на подъеме.***
– День добрый, – говорит Иззи Олуванде. – Превосходно справились с палубой, на ней ни пятнышка. – О, ради всего… – стонет Олуванде. – Клык, он опять за свое! – Оно того не стоит, Иззи! – вскрикивает Клык. Полкоманды тут же материализуется как из ниоткуда. – Не позволяй капитану Боннету взять верх! – Какого хера— – Баттонс говорит, ты сошел с ума, потому что ты послал нахуй Черную Бороду, и что-то в тебе переломилось, – сообщает Френчи, возникая у Иззи под локтем. Иззи не вздрагивает от неожиданности. – Очень круто было с твоей стороны, – хвалит Джим. – Никогда не думал, что увижу подобное, – говорит Айвен. – Горжусь тобой, дружище. – Капитанов иногда тяжело выносить, это да, – соглашается Олуванде. – Хочешь поговорить об этом? – спрашивает Швед. – Мы можем собрать Кружок Чувств. Иззи бы скорее согласился быть протащенным под килем, чем уточнил, что такое, блядь, Кружок Чувств. – Я хочу, чтобы вы все вернулись к сраным поручениям и прекратили трепаться обо мне у меня же перед лицом! – Вот и снова он, – счастливо отзывается Клык. Команда расходится, и Иззи силится не уделять внимания разливающейся в груди теплоте. Аллергия, наверное, и ничего более.***
Стид возникает на палубе вечером того же дня после ужина, держа в руках книгу. Иззи, чересчур поглощенный своей обидой, совсем позабыл, что настало время для команды слушать свою дурацкую еженедельную сказку на ночь. Все остальные уже угнездились в гамаках и располагаются поудобнее, ведя между собой дружеские беседы, пока Стид занимает положенное ему место. Иззи, невзирая на все его попытки отвести глаза, продолжает искать причины посматривать туда, где усаживается для чтения Стид. Ему просто нравится быть в курсе событий, вот и все. Присутствует большая часть команды, а значит, это его обязанность — следить за происходящим. Так уж совпало, что Стид тоже там. Это ничего не означает. Стид поднимает голову, и они пересекаются взглядами. На лицо Стида опускается сложное выражение, и он открывает рот, будто бы вот-вот что-то скажет, — подзовет Иззи, быть может? Иззи же, как извечный трус, сбегает на нижнюю палубу, прежде чем у него появляется шанс узнать наверняка.***
Позже его обнаруживает Эд. Иззи снова валяется в гамаке, усиленно делая вид, что не дуется. Это уже чуть ли не смехотворно — у них с Эдом были ссоры, и никогда прежде он так себя не вел. Он не сумеет вечно избегать Стида — он ведь его гребанный капитан. Может, завтра Иззи будет смелее; поднимется на палубу, будет цивилен с Эдом и Стидом, поведет себя, словно ничего и не произошло. Эд вваливается без стука, как и следовало ожидать. В обычной ситуации Иззи бы вскочил и выпрямился на построение, готовый к любым приказам своего капитана, - но сейчас он даже не утруждается кивком в его сторону. Эда, кажется, это ни капли не волнует. – Ты не пошел на сказку, – говорит Эд. Если бы он хоть иногда уделял внимание кому-нибудь, помимо Стида, то знал бы, что Иззи никогда на нее не приходит. Чудо еще, что Эд каким-то хреном умудрился запомнить имена членов экипажа. – Как и ты, – отвечает Иззи. – Я отправился тебя искать, – отмечает Эд. – Разумеется. – Разумеется, – повторяет Иззи. Давным-давно, когда все было иначе, — когда они были настоящими пиратами и хорошими приятелями, а не просто терпели друг друга, — подобного рода жест бы и впрямь само собой разумелся. Эд часто навещал Иззи в его комнате, чтобы провести время вместе. Только в такие моменты они переставали быть капитаном Черной Бородой и первым помощником Хэндсом, вновь становясь всего лишь Иззи и Эдом, привычными к расслабленной уязвимости, которую они могли позволить себе только друг с другом и ни с кем более. Когда Эд травмировал свое колено, Иззи стырил табурет, чтобы тот сидел на нем во время своих визитов. Со временем визиты становились реже по мере того, как Эд все чаще уходил в свои мысли или впадал в уныние. Ко дню взятия «Мести» на абордаж эти посиделки прекратились вовсе. И все равно Иззи притащил табуретку с собой, отчасти в надежде, что когда-нибудь их жизнь вернется к тому, что было раньше. И теперь, когда Эд снова сидит в его каюте, это будит в Иззи странные чувства. – Отчего же ты не наверху, не помогаешь Стиду со второстепенными героями? – интересуется Иззи. Много воды утекло с тех пор, как эдово «я тебя искал» значило что-то положительное; то, что Эд внешне спокоен, не даст Иззи потерять бдительность. Ему-то лучше любого другого известно, как переменчиво у Эда бывает настроение. – Мы со Стидом говорили о тебе, вообще-то, – сообщает Эд. – О твоем небольшом срыве сегодня утром. Иззи хранит молчание, не уверенный, что ему положено отвечать. Когда-то он знал правила общения с Эдом. Каждый раз понимал, что именно нужно сказать, чтобы тот не вспылил. Теперь же Эд для него практически незнакомец, и Иззи находит, что чаще всего оказывается в абсолютной растерянности. – Он сильно расстроился из-за всего случившегося, – продолжает Эд непринужденно, будто бы Иззи заполнил пробел своей репликой, а не провел эти секунды в неловкой тишине. – Ему очень жаль. – Я не собираюсь извиняться за то, что сказал правду, – отрезает Иззи. Эд глубоко вздыхает. – Я здесь не для того, чтобы отправить тебя перед ним извиняться, Из. Я заступился за тебя, знаешь. Сказал, что это было неправильно, – то, как он унизил тебя перед командой. Нам нужно демонстрировать единый фронт с нашим первым помощником, и все такое. Иззи закатывает глаза и прикидывает, осознает ли сам Эд ироничность своих слов. Единый фронт возник, как только они ступили на борт этого блядского плавучего кошмара, и состоит он исключительно из Эда и Стида. Какое-то время казалось, что они пытались приобщить и Иззи тоже, — пока он не понял, что они лишь терпели его, ожидая, что он, как и все остальные, прогнется под Стида. – Если ему так жаль, он может сам передо мной извиниться, – отвечает Иззи тоном, обманчиво преисполненным спокойствия. – Обсудить проблемы как команда, или какой там у него новый слоган. – Он так и сделает, – убеждает Эд. – Я просто хотел попросить дать ему шанс и выслушать его. – Ебанный Господь, Эд, – выдыхает Иззи. – Тебе нет нужды постоянно охранять его, будто бы чертов цепной пес. Мы взрослые, блядь, люди. Если он хочет поговорить, мы поговорим. Не надо строить из себя нашего ангела-хранителя и упрашивать меня разыгрывать добрячка просто потому, что вы с ним встречаетесь. В выражении лица Эда проскальзывает раздражение. – Приятель, я не понимаю, почему всегда все с тобой должно превращаться в спор. Я же высказываю разумную просьбу. – Разумную! – восклицает Иззи. – Послушай себя! Боннет оскорбил меня и подорвал мою репутацию в присутствии всего экипажа — после того, как я выполнил все гребанные указания, что он мне давал, к твоему сведению, несмотря на то, что я плевать на них хотел, — и ты пришел просить меня пощадить его чувства, потому что ему жаль оттого, что он повел себя как мудак. – Я просто хочу для него лучшего, – спорит Эд. – Я в курсе, – огрызается Иззи. – Ты всегда хочешь лучшего только для него. – А это еще что должно значить? – ощетинивается Эд. – Это значит, что ты следуешь за ним повсюду днями и ночами и даже не удостаиваешь команду взглядом, если только Стид первый к ней не обратится. Ты меня воспринимаешь как пустое место, до тех пор, пока я не выказываю к Боннету неуважение. Я понимаю, что ты забил на Черную Бороду, и кому какая разница, это твой хренов выбор, но ты все еще блядский капитан! Ты свой собственный человек! Я-то полагал, ты хотел отныне быть Эдом, но пока что единственное, что из тебя получается, — это сучья тень Стида Боннета. Эд ничего не говорит долгое мгновение после этой речи. Иззи помнит времена, когда чертовски опасался в подобной манере с Эдом препираться. Но вот они здесь, проговаривают свои гребанные чувства. Нахуй Стида Боннета. – Иногда так сложно быть просто Эдом рядом с командой, – тихо признается Эд. – С тобой особенно. Я будто бы знаю только, как быть Черной Бородой, если Стида нет поблизости. Иззи внезапно чувствует чудовищный прилив усталости. Нахуй Стида Боннета, и Эдварда Тича, и всех остальных на этом клоунском корабле, из-за которого он переживает чувства последние несколько дней. С него довольно. – Когда-то я и Эду был другом. – Вот только, я не знаю, как к этому вернуться, – Эд смотрит на него открыто, уязвимо. – Усерднее пытайся, что ли. Я, блядь, не знаю. Эд моргает. – Когда-нибудь подумывал пойти в терапевты? – Чего? Ну нахуй, нет, конечно, – хмурится Иззи. – Отлично. Не смей бросать свою основную работу. – Завались, – отвечает Иззи. Он слушает, как Эд смеется над собственной шуткой, и от этого что-то щемит в его груди. Уже давно они не наслаждались вот так обществом друг друга — уже давно слова Иззи не вызывали у Эда смех. – Мир? – предлагает Эд. – Приходи потусить с нами на палубе. Можешь поиздеваться надо мной, когда я хреново подбираю героям голоса. У всех остальных для этого кишка тонка. Иззи думает о том, чтобы отказать, остаться в комнате и осмыслить все свои проебы в этой жизни. Но — он буквально только что отчитал Эда за недостаточные усилия. – Ладно. Кто-то ведь должен спускать тебя с небес на землю. Эд снова посмеивается, выуживая Иззи из гамака и подталкивая его к выходу на палубу, пропуская мимо ушей иззины ругательства. На краткий миг они будто бы вновь переживают давно ушедшие времена.***
Иззи приземляется слегка поодаль от остальных. Никто из них, кажется, не замечает его присутствия, будучи слишком поглощенными сказкой. Иззи не вслушивается; вместо этого он оглядывается на собравшихся на палубе членов команды, пребывающих на разных этапах отхода ко сну. Он размышляет о словах Айвена про «мы не хотим, чтобы Иззи вел себя иначе», о переживаниях Клыка, о расписании, которым, видимо, они все обзвелись, чтобы подстроиться под его настроения. На секунду он думает, что он понимает, почему Эду так симпатизирют эти идиоты. Стид поднимает взгляд и, приметив Иззи, останавливается на полуслове. В его лице читается неуверенность. Иззи, в кои-то веки, решает переступить через себя. – Ну же, Боннет. Не оставляй нас трепетать в напряжении. Некоторые из еще бодрствующих членов экипажа оборачиваются, явно удивленные его присутствию. Иззи не обращает на них внимания. Он смотрит исключительно на Стида. Стид одаривает его робкой благодарной улыбкой и возвращается к чтению. Иззи задерживается взглядом на дремлющем экипаже, на Эде и Стиде и задается вопросом, когда он перестал все это ненавидеть. Он из принципа не посещает вечера сказок, но когда-то одной лишь мысли о капитане, читающем своей команде сказки на ночь, было достаточно, чтобы вызвать в нем приступ негодующего гнева. Теперь это не так. Наконец, Стид захлопывает книгу. Иззи поднимается, собираясь уходить. – Иззи, – шепчет Стид, в чьих глазах столько надежды и искренности, что смотреть в них — выше иззиных сил. – Я рассчитывал, что мы могли бы поговорить. Если Иззи проведет сегодня хоть еще один откровенный разговор, у него слетит крыша. – День был очень долгий. Это может подождать? – Ох, да, конечно, – отвечает Стид. – Мне не стоило — извини. Разумеется. – Как насчет — завтра вечером? – спрашивает Иззи прежде, чем успевает одуматься. Нахуй Стида Боннета, и его тупую ебучую физиономию, и то, как он не стесняется открыто показывать свои чувства. Стид немедленно светлеет лицом. – Да! Да. Быть может, обсудим за ужином? – Я сам подойду тогда. – Спасибо тебе. Спокойной ночи, – тихо произносит Стид. Эд едва заметно кивает и машет на прощание рукой, когда оба они удаляются, и внезапно Иззи остается на палубе один. – Я знал, что тебе не все равно, – шепчет Люциус. Иззи только самую малость совестно, что он наступает Люциусу на пальцы, проходя мимо.