Никто не любит басистов

— Только не сознавайся, пожалуйста, что ты уже слышала нашу музыку, — попросил Бертольд и виновато улыбнулся. — Я им об этом не сказал, так что они попытаются тебя впечатлить. Энни пожала плечами, и Гувер отворил дверь, пропуская девушку вперёд. В репетиционной пахло сыростью, пластиком и потом. С низкого потолка подвального помещения свисал баннер какого-то университетского музыкального феста прошлых лет. Энни запустила руки в карман толстовки и шагнула внутрь, и на неё сразу же обратились взгляды всех присутствующих. — Леонхарт, какими судьбами? — подкручивая колок на грифе, обыденно бросил Райнер, так, словно Бертольд вчера в общаге не прожужжал ему все уши о том, что смог убедить её участвовать. — Не по твою душу, не волнуйся, — ощерилась Энни и присела на подлокотник дивана в углу. — Ты, стало быть, наша новая соло-гитара? — ухмыльнулся Порко и шагнул ей навстречу, протягивая руку. — Временная, — поправила Леонхарт. — Окей, — примирительно кивнул Гальярд и жестом обвёл всех в репетиционной. — С Райнером вы, видимо, уже знакомы, он ритм-гитара, — Браун изобразил на лице нарочито натянутую улыбку. — Пик — вокал, — девушка приветливо помахала рукой из другого угла помещения, — я на ударных. А это, кстати, Зик, твой предшественник, — Энни только сейчас заметила в углу дивана обросшего мужчину в старомодных окулярах, что коротко махнул рукой и указал на вторую, в гипсе, исписанном какими-то словечками и знаками «пис». — Ну и Берт, наш басист. Бертольд неловко шаркнул ногой по ковролину и прислонился к стене. — Наконец-то ещё одна прекрасная девушка в этом узколобом мужском коллективе! — Пик, шурша подолом длинной юбки, пересекла репетиционную и, лучезарно улыбнувшись, взяла ладони Энни в свои. — Временно, — повторила Леонхарт, быстро высвобождая руки. Ей стало дико неловко и странно от такой чрезмерной тактильности девушки. — Ну, не говори наперёд, — Пик убрала за ухо прядь волнистых вороных волос и заговорщицки подмигнула. — Эй, я вообще-то ещё здесь, — обиженно буркнул Зик. Порко хлопнул в ладоши, и звук глухо ударился о стены без эха. — Так, давайте отрепетируем ещё раз, а потом расскажем тебе, что и как, — громко скомандовал он. Энни пожала плечами, соглашаясь, а Гальярд и Пик рассредоточились по помещению, каждый на своё место. Райнер подключил кабель и пару раз провёл медиатором по струнам «Стратокастера». — Песня называется «Лечь на камни Трои», — объявил Порко, перекручивая между пальцами барабанные палочки. — Эй, этой песни не было на ди… — вспомнила Энни, но мгновенно встретилась глазами с тревожным, предостерегающим взглядом Бертольда и тут же осеклась. Она встряхнула руками и подпёрла подбородок кулаком. — Я слушаю. Гальярд пропустил её слова мимо ушей и четыре раза постучал палочками друг об друга, задавая ритм. Бертольд же подхватил с подставки чёрную бас-гитару и перекинул длинный ремень через плечо. Тёмный свитер крупной вязки пошёл волнами по его торсу — он сильно большемерил, поскольку все вещи на худом, угловатом теле Гувера смотрелись мешковато, а если и находилась одежда ему по размеру, ей всегда не хватало длины в рукавах и подоле. Бертольд немного ссутулился, и узкий длинный гриф с четырьмя колками удобно лёг в такую же узкую ладонь. Порко несколько раз ударил по хай-хэту, и из комбоусилителей хлынула музыка. Райнер брал квинты, Гальярд держал темп, но всё внимание Энни вдруг оказалось занято Бертольдом. Верно говорят, басисту грех играть медиатором, и Гувер не пренебрегал этим правилом: он без труда справлялся с толстыми струнами пальцами, ловко вплетая в обычную игру слэп. Обычно расслабленный и спокойный, сейчас Бертольд казался особенно сосредоточенным. Он не смотрел ни на гриф, ни на деку, полностью доверяя ритму и темпу товарищей по группе, прекрасно чувствуя такты и то, где нужно поставить ударные доли. Его руки жили отдельной жизнью — бережно, но сильно ласкали струны, подушечками впитывая металлическую текстуру. Энни не могла не отметить, что Бертольд был весь похож на свой инструмент: такой же продолговатый, полноразмерный, где-то обтекаемый, а где-то — почти геометрический, и такой же неприметный. Бас-гитара редко бывает ведущим инструментом, чаще всего её не слышно за переплетением аккордов, ударных и соло, но она придаёт звуку объёма, глубины, является фундаментом для остальных партий. И лучшего инструмента, казалось, для него не найти. По правде сказать, Энни песня вообще не впечатлила — ни внятного посыла, ни целостного звучания она не уловила. Вокал, признаться, был хорош, но тоже как-то чересчур. — Ну, как тебе? — смахнув пот с виска, улыбнулся из-за ударной установки Порко. По его гордому лицу было понятно, что он не ждал ничего, кроме похвалы и оваций. Энни было собиралась отпустить какую-нибудь колкость в своём стиле, но вдруг наткнулась на молчаливый взгляд Бертольда. Такой мягкий, усталый и немного печальный, что слова сами растворились на языке, словно их и не бывало. — В целом… неплохо, — уклончиво ответила Леонхарт, — но с вокальной партией переборщили. Слишком надрывно. «Для такой простецкой песни», — мысленно добавила она. — К женскому вокалу всегда больше претензий, — невинно пожала плечами Пик. — Поэтому изворачиваемся, как можем. — Теперь твоя очередь, — сказал Райнер и высвободился из-под ремня. — Покажи, что умеешь. Он протянул Энни свою гитару. Та подхватила ремень и закинула на плечо, и инструмент сразу свис ниже положенного. Гитара, подстроенная специально под рослого Брауна, оказалась неудобной для миниатюрной Энни, и ей пришлось убирать длину ремня. Все в репетиционной с интересом ждали перформанса. Даже Зик, до этого равнодушно прошаривающий соцсети, отложил смартфон и с изучающим прищуром уставился на девушку. Только Бертольд, оставив бас на подставке, спокойно опёрся о стену, всем своим видом как бы говоря: «Я знаю, на что ты способна». Энни не стала растекаться мыслью по древу и сразу зашла с соло, которое в полной тишине помещения взорвалось так громко и быстро, что остальные не успели и опомниться. Рука Леонхарт споро забегала по грифу, переминаясь на хаммеры, не отставая от быстрого темпа. «Mötley Crüe?» — предположил Бертольд. — «Похоже». Энни хоть и ненадолго, но снова погрузилась в это невероятное состояние полной отдачи музыке, хотя это не требовало от неё ничего особенного. Она просто проживала музыку, чувствовала её на всех уровнях. Соло оборвалось так же резко, как началось. Энни покрутила запястьем и сложила руки на груди. — Воу… впечатляет, — с глуповатой улыбкой произнёс Порко. — Энни, это было просто суперкруто! — восторженно воскликнула Пик. — Где ты училась? — Я самоучка, — глухо ответила Энни. Она стянула с себя гитару и вернула её Райнеру. — Мне идти надо, что-нибудь ещё? — А, да, да, — встрепенулся Гальярд. — Мы в конкурсе участвуем, ты знаешь? Так вот, у нас есть две недели, чтобы довести номер до идеала. Зик даст тебе текст соло-партии, постарайся выучить его как можно быстрее. В плечо Энни что-то ткнулось — Йегер протягивал ей нотные листы. Девушка быстро пробежала по строкам глазами и сунула в сумку. — В четверг репетиция, — бросил ей вслед Порко. Энни кивнула, коротко попрощалась и, вскользь встретившись взглядом с Бертольдом, скрылась за дверью. — Тяжёлый случай, — устало выдохнул Порко. — Давайте ещё раз прогоним середину. Берт, можешь отдохнуть. Бертольд качнул головой и опустился на старый запыленный диван подле Зика. Поначалу он не ощутил ничего странного, но стоило ему тронуть собственную щёку холодными от струн пальцами, как почувствовал, что те отчего-то горят адским пламенем. — Где ты её откопал? — вдруг спросил Зик, когда по помещению вновь разлились звуки аккордов. — Девчонка твоя? Бертольд готов был под землю провалиться от страшного смущения, которое в одну секунду захлестнуло пунцом до кончиков ушей. Зик внимательный, всё видит и чувствует, даже когда кажется безучастным. — Нет, конечно… со школы знакомы, — смущение Гувера грозило ему сломанными суставами пальцев, которыми он нервно похрустывал. — А-а, ну, понятное дело, — хрипло усмехнулся Йегер. — Басистов же никто не любит. Бертольд округлил глаза и непонимающе нахмурился. — В смысле? Зик притих, будто уже жалея, что ляпнул подобное. Он криво, неловко посмеялся и сказал: — Ну, знаешь, устойчивый прикол такой у музыкантов. Мол, все лавры достаются вокалистам и гитаристам, а басисты всегда в сторонке остаются. Не бери в голову, я шучу. Гувер испустил глухой вздох. Теперь к страшной неловкости примешалось непонимание и досада.

***

Бертольд, полулёжа на койке в комнате общежития, бессмысленно смотрел в диалог с Энни в мессенджере, который не обновлялся с прошлой недели. Ему почему-то до нетерпения хотелось, чтобы статус пользователя сменился с «был(а) в сети 6 часов назад» на «онлайн» и сверху забегал значок «печатает». — Райнер, — позвал Гувер, — почему говорят, что девушки не любят басистов? Браун, мечась по комнате и кое-как скидывая вещи в рюкзак, неопределённо бросил: — Не знаю. Пальцы слишком мозолистые, наверное. — И что? — Гувер моргнул, успокаивая саднящие глаза. Райнер тихо хмыкнул. — Боже, Берт, ты такой одуванчик. Он застегнул рюкзак и проверил заряд телефона. — А что, это мисс Ван Хален заставляет тебя этим озаботиться? — между делом спросил он. Бертольд мгновенно подорвался, садясь на кровати и эксцентрично размахивая руками. — Что? Почему… Да нет, не в этом дело!.. — Кого ты пытаешься обмануть? — хищно ухмыльнулся Райнер. — Ты ещё со школы на неё слюни пускал. — Мудак, — сквозь зубы ругнулся Гувер. — Неправда. — В любом случае, — продолжал Браун, — вряд ли у тебя с ней что-то выгорит, так что не парься. А после феста наверняка будет куча пьяных девчонок, можно и гримёрку выделить. — Нет, спасибо. — Душнила. — Озабоченный. — О, боже, так меня ещё никто не оскорблял! — Райнер наигранно схватился за сердце, но сразу же довольно ухмыльнулся и закинул рюкзак на плечо. — Удачи, Ромео, я ушёл. Хлопнула дверь, и в комнате воцарилась тишина. Бертольд нервно выдохнул и нацепил на голову беспроводные наушники. Секунда — и в уши хлынули знакомые риффы «Scorpions». Гувер откинул голову и блаженно закрыл глаза, утопая в переливах любимой музыки. «Интересно, каково это — писать такую музыку?» — невольно подумал Бертольд. Юноша не понял, сколько прошло времени, когда сквозь музыку услышал глухой стук в дверь. «Опять забыл что-то», — нахмурился Бертольд, не открывая глаз. Стук настойчиво повторился. «Не придуривайся, Браун, у тебя есть ключ». Телефон вдруг хрипло завибрировал, и Гувер, к своему огромному удивлению, увидел на экране сообщение от Энни. «Я вижу что ты внутри, может откроешь?» Бертольд как ошпаренный вскочил на ноги и, пересёкши комнату, в полузабытьи отворил дверь. — Ты спишь что ли? — вздёрнула бровь Энни и по-хозяйски прошла внутрь. — Н… нет, — пролепетал Бертольд и кинулся к кровати Райнера, сметая разбросанные вещи в угол. — Извини… за бардак извини, это Райнер собирался… Энни села на соседнюю койку и со вздохом произнесла: — Мне нужна помощь. Бертольд заметил в её руках листы, которые недавно вручил ей Зик. — С чем? Энни протянула листы и ответила: — Я не понимаю ноты. Только табулатуру. В её голосе Гувер уловил нотки неловкости и смущения, что так сильно контрастировало с её привычным образом, сложившемся в голове юноши. — Не знаю, почему сразу не сказала, — продолжала Энни. — Наверное, не хотела позорить тебя перед друзьями. Нашёл, мол, особо непонятливую. — Нет, Энни, никаких проблем, — бросился успокаивать её Бертольд. — Я могу расписать по струнам и ладам. Только это займёт какое-то время… — Я не тороплюсь, — слабо улыбнулась Леонхарт. Бертольд кивнул, неловко стоя посреди комнаты перед Энни с нотными листами в руках. — Если хочешь, можешь включить музыку… — Я найду, чем себя занять, — спокойно ответила Энни, — не переживай. И, убрав за ухо прядь лёгких волос, тихо добавила: — Спасибо. Бертольд опустился за рабочий стол и, стараясь не думать о том, что прямо сейчас в его комнате, за его спиной находится Энни Леонхарт, принялся за разбор написанных от руки Зиком нот. Периодически он слышал сзади шуршание и шаги — Энни, должно быть, осматривала их с Райнером жилище, и от этой мысли щёки Гувера бесконтрольно рдели. Он на автомате расписывал под каждой нотой соответствующую струну и лад, а мысли были заняты только девушкой, разгуливающей по его комнате. — Ну, как дела? — вдруг совсем близко, над самым ухом раздался голос Энни. Не успел Гувер опомниться, как его обладательница склонилась над столом, нависнув над юношей со спины. Всё тело Бертольда мгновенно сковало: он вжал плечи, стараясь не задеть её, и выронил карандаш. — Почти всё… — еле слышно проговорил он, поскольку весь воздух из лёгких словно выкачали в одну секунду. Энни задумчиво прищурилась, разглядывая записи, и склонила голову набок. Её волосы, всегда выпущенные из причёски у лица, колыхнулись и вдруг невесомо коснулись щеки Бертольда. От этого Гувер незаметно вздрогнул и собрал все силы, чтобы не последовать за их манящим флёром, который бескомпромиссно вёл к тонкой белоснежной шее. — Супер, — наконец нарушила ужасно неловкое молчание Энни. Бертольд поднял оторопелый взгляд на её лицо: оно находилось в такой близости, что стоило ему самую малость привстать, он бы коснулся носом её нижней челюсти. Взгляд Энни вдруг скользнул по столу и уцепился за что-то. — А это что? Она тут же подхватила со стола раскрытую тетрадь. Сердце Бертольда завязалось в узел и взорвалось, и он моментально вскочил с места вслед за Энни. — Энни, нет… стой! — вскрикнул он и взмахнул рукой, пытаясь уцепиться за тетрадь. — Что это? — такая реакция только добавила Леонхарт азарта. Она ловко увернулась под руку Бертольду и скользнула ему за спину. — Просто… не надо, отдай, пожалуйста! — с мольбой проговорил Гувер, тщетно пытаясь угнаться за вёрткой девушкой. — Конспекты? Теории заговора? Грязные секреты? — Энни подобно дикой кошке петляла по комнате, без труда уворачиваясь от выпадов Бертольда и пряча тетрадь за спину. — Что это, Берти? Вдруг Гуверу удалось подгадать момент и выхватить тетрадь, из которой посыпались вложенные листы. Он задрал руку вверх, чтобы Энни не смогла достать, но та вцепилась в его локоть и легонько толкнула под колено. Секунда — и Бертольд почувствовал, что падает. Через мгновение он лежал на полу, неслабо припечатавшись головой, а тетрадь уже вновь была в руках Энни. Бертольд не сразу осознал, что Леонхарт каким-то образом оказалась сидящей поперёк его тела, оседлав его, как ретивого жеребца. Гувер зажмурился и впечатал ладони в лицо, всеми силами пытаясь спрятать стыдливый румянец. Лёгким ужасно не хватало воздуха, и Бертольд судорожно вдохнул глубже, издав то ли стон, то ли всхлип. — Так что это? — послышался вкрадчивый голос Энни. — Песня, — еле слышно ответил Гувер в собственные ладони. — Но я её ещё не дописал… Всё тело сводило от напряжения, и Бертольд по самые локти зарылся в собственных руках, предполагая, что цветом уже начал походить на алый ремень своей бас-гитары. «Просто кошмар, кошмар, кошмар…» — набатом била в голове единственная мысль. — Что-то личное? — понизила голос Энни. — Нет, просто… — неокрепшим голосом пролепетал Бертольд. — …не люблю, когда читают незаконченное. — Ты хотел сказать, дураку полработы не показывают? — усмехнулась Леонхарт. — Нет, нет! — Бертольд оторвал руки от лица и слегка приподнялся, пытаясь переубедить девушку. Его ладони вдруг легли на крепкие, округлые бёдра Энни, и он в страхе мгновенно отдёрнул руки, словно обжегшись. — Я не хотел тебе показывать… В смысле, я не думаю, что ты дура… Ты не дура, совсем наоборот!.. Боже, — он бессильно уронил голову обратно на пол и страдальчески сморщился от собственных бредней. — Не хочешь, чтобы я читала? — ровным голосом спросила Энни. — Это не потому, что я считаю тебя… — Просто ответь. Бертольд посмотрел на девушку снизу вверх. Её тонкие пальцы бережно держали потрёпанную тетрадь, но смотрела она прямо в глаза юноше. Гувер невольно подумал о том, как хорошо, что она играет медиатором — струны не должны терзать и калечить такие пальцы. Аккуратные, наверняка очень нежные и потрясающе красивые. Энни ждала ответа, и Бертольд молча помотал головой из стороны в сторону. — Хорошо, — спокойно ответила Леонхарт и отложила тетрадь в сторону. Ситуация стала в сотню раз более неловкой. Бертольд шумно сглотнул и сделал несколько частых вдохов, а Энни молча смотрела в его лицо, думая о чём-то своём. Наконец она убрала волосы от лица и поднялась на ноги, давая Гуверу наконец отдышаться. Леонхарт обыденно отряхнулась и начала собирать с пола листы. Видимо, от стыда и смущения сгорал только Бертольд. — Стемнело уже… — он сел на полу и попытался перевести тему. — Скоро вернётся Райнер, если нужно, он может довезти тебя до дома… — Я не собираюсь сегодня домой, — вручив листы Бертольду, заявила Энни. Гувер непонимающе похлопал глазами. — А… куда? В ответ Энни неопределённо пожала плечами. — Куда-нибудь. Погуляю. Может, к Хитч съезжу. Она бросила взгляд на время на экране смартфона. — Кстати о птичках. Мой автобус через полчаса, так что я пойду. Спасибо ещё раз за помощь. — За тобой кто-нибудь зайдёт? — обеспокоенно спросил Бертольд. — Что, автобус прямо в кампус должен приехать? — хмыкнула Энни. — Я провожу тебя, — поднявшись с пола, сказал Гувер. — Не, не стоит. — Я не могу отпустить тебя одну, — вдруг твёрдо произнёс Бертольд. — Я понимаю, что ты себя в обиду не дашь, но мне так будет спокойнее. Можно я провожу тебя? Энни смерила взглядом его долговязую фигуру и мысленно хихикнула, заметив растрепавшиеся во все стороны волосы. — Можно, — ответила она. На улице моросил прохладный летний дождь, остужая раскалившуюся за день землю. Бертольд старался сделать так, чтобы зонт, который он нёс, полностью закрыл Энни, но и не коснуться её лишний раз. — Тебе понравилось, как мы играли? — Это было… терпимо, — отозвалась Леонхарт. — Тебе же не понравилась песня, да? По недолгому молчанию Бертольд понял, что попал в яблочко. — Кто её писал? — спросила Энни. — Порко и Зик. — Ясно, Гальярд не может в инструментал, — хмыкнула Энни. — Но твоя партия была неплоха. — Правда? — с надеждой переспросил Гувер. — Скажем так, это было лучше, чем неплохо. Бертольд поблагодарил небеса за то, что на улице было прохладно, иначе его снова бросило бы в жар. — Я переслушала ваш диск, — продолжила Энни. — Должна сказать, что в тех песнях, которые написал ты, бас очень достойный. — Прямо очень? — Ну, ты, конечно, не Клифф Бёртон, но некоторые моменты правда крутые. Да, очень. — Спасибо, — Бертольд не смог сдержать улыбки. — Почему ты не предложил для конкурса свою песню? — вдруг спросила Леонхарт. — Скажешь тоже, — горько усмехнулся Бертольд. — Для Порко это дело принципа, он бы ни за что не согласовал мою песню. — И ты даже не пытался, — закончила за него Энни. Бертольд потупил взгляд и согласно кивнул. — Мне всё равно его не переспорить, так к чему нервы тратить? — Плохая отмазка. А так у вас хотя бы был бы шанс победить. Они подошли к остановке, одиноко стоявшей вдоль лесополосы, и Гувер сложил зонт, прячась под её крышу. — Думаешь, мы не выиграем? — Если ты не приложишь к этому руку, Берти, — спокойно ответила Леонхарт. Энни встала напротив Бертольда, мягко глядя ему в глаза. Гувер не мог припомнить, чтобы она когда-либо называла его «Берти», кроме брошенной в погоне между делом фразы, которую он сначала принял за издёвку. Бертольд понял, что до сих пор так и не смог разгадать эту девушку и что ему вряд ли когда-нибудь удастся это сделать. Капли глухо стучали о стеклянную крышу остановки. Двое стояли друг напротив друга и не говорили ни слова — да говорить и не хотелось. Момент ощущался столь нереальным и интимным, что просто не было желания нарушать эту тишину пустыми словами. Энни разглядывала черты лица юноши, трогательного и чистого, а он боялся даже шелохнуться, чтобы не спугнуть этот волшебный момент. За спиной вдруг замаячил жёлтый свет фар. Леонхарт выглянула из-за плеча Бертольда и сказала: — Мой автобус. Бертольд сокрушённо поджал губы и произнёс: — Тогда увидимся на репетиции. Энни кивнула. Автобус подъехал, пара дежурных фраз были озвучены, и девушка уже была в полупустом салоне, заняв место у окна. Она посмотрела сквозь закапанное стекло на Гувера, который махнул ей рукой на прощание. Энни едва заметно улыбнулась и помахала в ответ. Автобус зашипел дверями и тронулся с места, оставляя остановку позади. Леонхарт запустила руку в карман толстовки в поисках наушников, но вдруг наткнулась на лист бумаги. Достав и развернув его, девушка обнаружила страницу с рукописными стихотворными строками, которую ненароком засунула в карман, пока собирала по полу результат их с Бертольдом небольшой погони. Любопытство взяло верх, и Энни погрузилась в стихи, которым суждено было стать новой песней. «Задние стёкла трамвая, Взмах твоей лёгкой руки. Я ухожу и сжигаю Ведущие к раю мосты. Что ж, не сбылось, не сложилось, Счастье туманом ушло, Как быть должно, так случилось, Так нам судьбой суждено,

Судьбой суждено.

Горькие слёзы забвенья Глаз не иссушат твоих, Глупость холодных сомнений Не посетит нас двоих. Вдаль убегает дорога, Меркнет твой образ в дожде, Пусть я ушёл… у порога Встретит лишь ветер во мгле

Снежным костром.

Красных осенних закатов Уж не встречать нам с тобой И по ночам не шептаться О вечной любви неземной. Задние стёкла трамвая, Дождь заслоняет тебя. Я ухожу, забывая, Кем ты была для меня,

Любовь моя.»

Энни аккуратно сложила листок и улыбнулась краешками губ. Возможно, эта песня станет гимном разбитых сердец и мировым хитом.

***

— Ещё раз! — раздражённо крикнул Порко и сделал несколько ударов по бас-бочке. Репетиция совершенно не клеилась — Энни и Райнер никак не могли сыграться. Леонхарт назубок выучила соло и исполняла его безукоризненно, но в дуэте с Райнером музыка просто не шла. То в темп не попадут, то начнут с разное время — одним словом, крах и раздрай. — Слушай, когда я начну, — процедил Браун и лихо ударил по струнам. Бертольд наблюдал за пререканиями товарищей и гонял свою партию по кругу за неимением других вариантов. Пик уже изводилась от того, что приходилось снова и снова брать высокие ноты. — Да чёрт, Браун! — гневно вскрикнула Энни. — Ты ритм вообще слушаешь?! — Не истери, — огрызнулся Райнер, злобно скрипя зубами. Гувер вздохнул и начал по новой. После ещё одной неудачной попытки Порко отбросил палочки и стал наворачивать круги по репетиционной. — Такими темпами мы нихера не успеем! — зло повторял он. — А игра стоит свеч? — вдруг вклинилась Энни. Гальярд обернулся на неё и нахмурился. — В смысле? — В прямом. Бертольд вдруг понял, что сейчас произойдёт что-то непредвиденно ужасное. — Прямо говори, — глухо произнёс Райнер. — Если прямо — песня — откровенное говно! — бросила Леонхарт и демонстративно скрестила руки на груди. В помещении воцарилась тишина. У Порко едва не задёргался глаз. — С хера бы то? — Вы реально сами не слышите? — вскипела Энни. — Ударные живут своей жизнью, вокал — просто адище, ритм-партия никакая, — на этих словах Райнер раздул ноздри и фыркнул. Гальярд округлил глаза и претенциозно вскинул голову. — И чё ты предлагаешь? — Возьмите другую песню. Порко прыснул. — Это какую? — Какую-нибудь новую, которую Бертольд написал. Гуверу хотелось оказаться где угодно, хоть в пустыне Сахара, хоть в Атлантическом океане, только не здесь. — Мы не успеем отрепетировать новую, — злобно проговорил Порко сквозь зубы. — Не успеете — тогда возьмите старую. — Например? — «Last days of seventeen». Гальярд устало вздохнул и потёр переносицу. — Там слабая соло-партия. — Зато бас хорош, — не отступала Энни. — И вокал намного приятнее. Без обид, Пик. Фингер понимающе поджала губы, а Порко лишь коротко отмахнулся: — На это нет времени. — А время на то, чтобы найти нового гитариста, у вас есть? — с вызовом спросила Леонхарт. Все присутствующие безмолвно уставились на неё. — Короче так, — заявила Энни, — с этой песней выступление можно хоронить, даже не выходя на сцену. Так что либо «Last days of seventeen», либо ищите новую соло-гитару. Времени на это, боюсь, у вас в обрез. — Да ты охренела что ли… — угрожающе прорычал Райнер. — Браун, можешь даже втащить мне, как бы обратно не прилетело, — спокойно парировала Энни. — Ты знаешь, что так не делается? — процедил Порко. — Хватит шантажировать. — Никто не шантажирует, — пожала плечами Энни. — Просто хочу выступать с нормальной песней, а не с этим позорищем. Гальярд, казалось, готов был взорваться. Однако вместо этого он тяжело вздохнул и злобно проговорил: — Хер с тобой, сучка. Врубай «Last days». Бертольд облегчённо выдохнул, благодаря всех богов за то, что в этот раз им чудом удалось избежать настоящей катастрофы.