Печенье к кофе

Рука тянется за стаканом холодного лимонада; сделав глоток, Юнги переворачивает страницу. Шея немного затекает: стоило подложить под голову подушку. Щебетание птичек — уютный аккомпанемент для ленивого полуденного чтения. В связи с напряжённым графиком словить волну удовольствия от погружения в придуманные литературные миры удаётся нечасто, и сейчас музыкант с упоением проглатывает одну страницу романа за другой: детективная история несказанно увлекательна, и Юнги в предвкушении поимки предполагаемого Кровавого Палача. Хлопок закрывшейся двери. Шарканье тапочек по паркету. Мин знает, что уже не один, поэтому никак не реагирует за громкое «Ав» в самое ухо. Не отрываясь от чтения, он бормочет: — Ты не принял душ? От тебя разит потом. На самом деле это не так. Нет, потом действительно пахнет, но приятно: сладковатый аромат чистой взмокшей кожи мешается с одеколоном и дезодорантом. Юнги нравится, но он не признается. — Ты мало что понимаешь. От мужчины и должно так пахнуть, — фыркает в ответ Чонгук и обходит диван. — Где ребята? Мин отвлекается от книги, чтобы мазнуть по одногруппнику любопытным взглядом: голый торс блестит от влаги, кожа гладкая, загорелая, разогретые мышцы под ней сокращаются; коротенькие шорты съехали слишком низко, обнажая тазовые косточки и ямку аккуратного пупка; мокрая чёлка липнет ко лбу, с короткого ёжика на затылке капает, щёки румяные, губы красные. Занимательное зрелище. — Намджун с Тэхёном поехали в супермаркет за продуктами. Они не стали дожидаться, пока ты насюсюкаешься со штангой. — А ты? — Чон кивает в сторону лежебоки и скрещивает руки на груди, отчего его мышцы на бицепсах только набухают. Мин салютует книгой. — Я занят. — Лучше бы послушал мой альбом. Ты единственный, кто не высказался. Даже ребята с армии отписались в Какао. — Ты и так знаешь моё мнение. Гук закатывает глаза. — Мне двадцать шесть, хён. Тема подростковых любовных пиздостраданий себя изжила — мне неинтересно. — Угу, ты уже взрослый мальчик, который знает, что такое секс, — комментирует Юнги, возвращаясь к чтению. — Айщ! — цокает языком и склоняется, чтобы ущипнуть мужчину за бедро. — Будто ты не знаешь! И вообще! Что за старпёрское занудство! — Чон хватает со стола чужой стакан с лимонадом и осушает до дна — Юнги усмехается уголком губ. — Я просто не знаю, как показать, что уже не малыш Гуки. Тебя не воспринимают несмышлёным ребёнком — легко рассуждать. Я стал заложником образа! Крошка-зайчонок, которого все хотят помять за щёчки, даже если их нет! — Да что ты говоришь! — тянет насмешливо, а после захлопывает книгу. — Зайди на Ватпад и почитай работы с моим участием: котёнок Юнги втекает в чат с анальной пробкой. Мин готов поклясться, что парниша покраснел. Ну очень взрослый, не поспоришь. — Не знал, что у тебя хобби по вечерам фанфики читать, — бубнит, удивлённо хлопая длинными ресницами. — Я к тому, что глупо это — доказывать что-то. Пиши о том, что у тебя на душе и что тебе близко, а не используй творчество как инструмент убеждения. Если фаны видят тебя малышом, то продолжат несмотря ни на что, и тут даже форма Шварценеггера не поможет. Вот, например, я: ты всегда будешь моей сладкой булочкой, даже в свои пятьдесят. — Но им нравится. — Пожимает плечами. — Всё это. — Опускает голову и обводит взглядом тело. — Новая версия меня. — Если тебя любят, то примут любым, даже дурашливым непоседливым обжоркой-щеночком. Не нужно меняться ради кого-то, даже если этот кто-то — твой хлеб и признание. Чонгук хочет улыбнуться, но запоздалое понимание сказанного разом стирает радостное сияние с глаз, парень мрачнеет и дуется. — В смысле щенок-обжора? Да я на сушке сижу какую неделю! Юнги не удерживается и хохочет. — Ладно, мой маленький альфа, я сделаю вид, что не спалил тебя вчера ночью у холодильника. — Не называй меня так! — Гук подскакивает к дивану и хватает подушку, а после бросает в ворчливого хёна. Юнги ловит снаряд и обнимает, продолжая смеяться. — А на сладкую булочку ты так остро не реагировал. Уперев руки в боки, подчёркивая тоненькую талию, за которую Юнги не прочь бы был прямо сейчас подержаться, парень в который раз закатывает глаза. — Где мои сигареты? — В магазине на прилавке. Ты из раза в раз стреляешь у меня или Тэхёна. — Хорошо, тогда где твои сигареты? Мин снова хохочет, но тянется в карман спортивок за пачкой и кидает одногруппнику. — Это им тоже нравится? — кивает на подожжённую сигарету, которую мелкий обхватывает припухшими губами. — Не ёрничай, — огрызается, а после делает затяжку и давится дымом: набрал слишком много. Прокашлявшись, стряхивает пепел в пустой лимонадный стакан. — Я курю, потому что сам этого хочу. Юнги удерживается от ответа — от очередной колкости, а вот взгляда пытливого с парня не сводит, ещё и улыбается гаденько, будто вскрыл черепушку и всё знает. — Чего пялишься? — Нравится твоё тело. Чонгук вновь давится и заходится кашлем. Глаза становятся круглыми и часто-часто моргают. — Дебильные у тебя шутки, хён. Взрослый человек, вон служишь какой месяц, а ребячества полные штаны. — Довольный маленькой местью, Гук улыбается, а после присасывается к сигарете для новой затяжки. Юнги лениво поднимается с дивана. — Армия не делает человека взрослый, как и песни про секс и курение. — Обойдя диван, мужчина подходит к Чону и вытаскивает сигарету из его губ. Крутит её в пальцах несколько секунд, изучает, а затем подносит к собственному рту. — Но везде есть свои плюсы. — Затягивается и в глаза смотрит, а Гук залипает, подмечая, как красив его хён: розовые губы, обхватывающие фильтр, тонкие фаланги, удерживающие белый хвостик тлеющей сигареты, чернота блестящих глаз, смазанная облачком дыма. Юнги выдыхает парню в лицо, а тот неосознанно вбирает в себя горьковатый воздух и сглатывает с упоением. Зрачок медленно топит шоколадную радужку. — Я в душ. Встреть ребят с магазина. Мин бросает окурок в тот же лимонадный стакан. Ничего — Тэхён отмоет. — Но… хён… Я… — Язык тяжелый. Мысли путаются, и возникшая заторможенность раздражает до чертиков. Хочется ударить себя по лицу. — Мне тоже нада. Влажные от слюны губы тянутся в улыбке. Юнги делает пару шагов и встаёт у младшенького за спиной, да так близко, что дыхание щекочет вспотевшую кожу. — Не думаю, мой маленький альфа. — Касается кончиком носа затылка и ведёт кривую линию вверх до роста волос. Вдыхает полной грудью и рокочет низким грудным смехом, больше напоминающим урчание довольной кошки. У Чонгука мурашки по всему телу. — Мужчины ведь и должны так пахнуть, не так ли? — Влажный поцелуй в выпирающую косточку заставляет парня вздрогнуть. Сжатые ладони потеют, а сердце пульсируют где-то в животе. — Так что побудешь большим мальчиком лишние полчаса. Чон послушно кивает, не понимая зачем, и стоит недвижно, пока тепло на шее не исчезает, а шлёпанье босых ног не удаляется в сторону ванной комнаты. Хочется позорно заскулить, но вместо этого парень плюхается на опустевший диван и утыкается покрасневшим лицом в подушку.