For Want Of A Relic

В некоторых районах Фуюки было бы легко забыть, что ещё прошлой ночью произошел ужасный катаклизм. На дороге, по которой шла пара, была видна лишь высокая металлическая арка моста, а под ней не было ни разрушенной земли, ни искореженной реки. Наверняка в этих местах люди неустанно трудились над устранением разрушений, причину источника которых они даже не могли понять. Ассоциация Магов и Святая Церковь, вероятно, пребывали в полнейшем хаосе, пытаясь скрыть ночные события, чтобы существование тайного мира не стало широко известно. А где-то маги и герои собирались снова сражаться и убивать друг друга. Но здесь, на пустой дороге, освещенной розово-оранжевым сиянием начинающегося заката, всё было спокойно. Он почти забыл, что в тени идет война, и что оставшиеся Мастера вновь группируются, чтобы продолжать её, пока не останется лишь кто-то один. Вэйвер мог хоть на мгновение забыть о том, что это была безнадежная затея. — Мастер? — Вэйвер остановился, погрузившись в размышления и глядя на далекий горизонт Фуюки под дрейфующими серо-фиолетовыми облаками. В нескольких шагах впереди Лансер тоже замер, обернувшись с озабоченным видом: — Что-то не так? Что не так? С прошлой ночи он чувствовал себя… безнадежно. Вэйвер, сам того не осознавая, уже был на последнем издыхании, а послеобеденная встреча с Айрисвиль и Арчером — с Гильгамешем — только ещё больше вогнала его в отчаяние. Теперь он тонул в ситуации, созданной им самим, и всё, чего ему удалось добиться в этой Войне за Святой Грааль, — это увлечь за собой ещё кого-то. — Я… сожалею, — сумел сказать он, глядя на город, а не на Лансера. — Это… я не мог этого предусмотреть. Никто не смог бы предусмотреть ничего из случившегося. Может быть, Арчер прав, и война действительно закончилась в тот момент, когда началась, — Лансер сделал шаг или два вперед, чтобы сократить расстояние между ними, нахмурился в замешательстве и поднял свои солнцезащитные очки. — Разве я… сделал что-то такое, из-за чего вы потеряли веру в мои способности, милорд? — Нет--боже, дело не в этом, — Вэйвер сжал переносицу в знак недовольства, что, по общему признанию, было лучшим проявлением чувств, чем «ничего». — Ты… ты замечательный, ясно? Ты быстрый, ловкий, и тебе даже не требуется много магической энергии. Для кого-то вроде меня, ты идеальный Слуга, — рука, отмеченная двумя оставшимися Командными Печатями, опустилась от лица Вэйвера и сжалась в кулак. — Но это… просто. Ты… Вэйвер глубоко вздохнул и, наконец, посмотрел на Лансера, который, казалось, готовился к пощечине. —…Я сдерживаю тебя, — Вэйвер наконец признался, рот его Слуги был открыт от шока. — У тебя… у тебя есть желание, которое ты хочешь исполнить, которое ты должен исполнить. Я… ты потеряешь свой шанс на это, потому что я твой никчемный Мастер. — При всём уважении, милорд, ты не удерживаешь меня от того, чего я не желаю, — Лансер прервался, встретив взгляд Вэйвера со спокойным напряжением, когда первоначальное удивление исчезло с его лица. — Единственное желание в моем сердце… это не желание для самого Святого Грааля, а то, что уже было исполнено. Затем настала очередь Вэйвера ошеломленно замолчать. Это… было невозможно. Слуги могли быть призваны потому, что у Героических Духов была причина бороться за Грааль. Даже такой демон, как Кастер должен был желать чего-то невозможного, что могло бы исполнить только чудо. В глубине души Вэйвер знал, что Лансер не посмеет ему солгать, и на лице копьеносца не было написано ничего, кроме искренней решимости. Но если это действительно так, то… — Значит… значит, тебя это устраивает?! Ты не против сражаться и умирать не за что?! Если это… если это так, то зачем мы вообще здесь?! — прижав обе руки к голове, Вэйвер понял, что всё рушится в один миг: все события предыдущей ночи пронеслись в памяти, словно пластинка с неконтролируемо прыгающей иглой. Гильгамеш, мастерская, орел из света и проволоки, едва живой выброшенный труп… для чего всё это было? Признание? Неужели признание Часовой Башни стоило того? — Я не могу сделать это, Лансер, — признался он, и силы покинули его голос: — Это не просто бой между фамильярами, как я думал. Ты… гораздо больше, чем просто фамильяр. Ты действительно слушаешь меня, ты продолжаешь подбадривать и хвалить меня, даже когда я не справляюсь, я не могу позволить тебе встретиться с кем-то вроде Гильгамеша, зная, что это проигрышная битва, — его взгляд упал на землю: — Если я умру в этой войне, то… хорошо. Жить и умереть как нечто никчемное — это, наверное, то, чего я заслуживаю, но я никогда не хотел увлечь за собой кого-то ещё. И уж тем более такого человека, как ты. Слуга коротко тряхнул головой, очищая её от нескольких мыслей, постичь которые Вэйвер был не в состоянии. Он всерьез задумался над словами своего господина, поднеся руку к лицу в глубоком раздумье. В пустом пространстве между ними повисло молчание. Розовые и оранжевые цвета начали уходить вдаль, переходя в серебристо-голубые с проблесками звезд, мерцающих далеко над головой. Наконец, Лансер заговорил: —…Я не считаю, что пасть в этой войне — это «умереть не за что». Прежде чем его реакция или очень простой ответ были подвергнуты сомнению, он повернулся, чтобы пройти несколько шагов к краю дороги, перекинув длинные ноги через ограждение, чтобы сесть на него: — Масте-… Вэйвер. Присядь со мной на минутку, я хотел бы поделиться с тобой тем, что мне однажды поведали. Лансер просит его о чем-то? Даже предварительно не спросив разрешение, он обратился к нему с просьбой как нормальный человек. Пораженный до глубины души, Вэйвер быстро добрался до ограждения, при этом он чуть не упал и не скатился с холма по другую его сторону. Он залез на перила и устроился на холодном металле, а, пока он это делал, Лансер смотрел на небо, на первые намеки мерцающих звезд раннего вечера. — Это… история моей родины, которая всегда была дорога моему сердцу, — в голосе Слуги было что-то необычное, он постепенно терял чопорную официальность, которой придерживался, когда говорил с Мастером, и становился каким-то… печальным. — Это была часть сказки, рассказанной мне моим отцом, и она старше всех легенд, в которых можно найти моё собственное имя. Его… отец? Это имело смысл — даже у героев должны быть родители, даже если он не мог представить Лансера ребенком. Вэйвер быстро кивнул, не решаясь прервать его: в этом было что-то священное, момент, который никогда не удастся восстановить, если нарушить его хрупкость. — Давным-давно жил мальчик, гораздо моложе, чем ты сейчас, мечтающий стать воином. Он отправился в крепость, где обучали молодых солдат, и благодаря своей невероятной силе легко превзошел их всех в бою. Отец говорил, что его физическая доблесть превосходила лишь его безрассудный характер, ибо он так любил сражаться, что наводил ужас на всех, кто его окружал. Смеясь под нос, Лансер поднял руку и указал на небо, прочертив одним пальцем линию по потемневшему звездному полотну. — Однажды утром на горизонте наступил рассвет, и падающая звезда пересекла небо над крепостью. Это был знак пророчества, что воина, который решит взять в руки оружие в этот день, ждет вечная слава, — его рука опустилась на перила, и Вэйвер завороженно наблюдал за происходящим. — Жизнь воина будет подобна той самой звезде: она будет ярко сиять и будет видна всем, кто ходит по земле, но вскоре сгорит. — Т… так… — голос Вэйвера перешел почти на шепот, когда он осмелился заговорить в наступившей тяжелой тишине, взгляд Лансера переместился со звезд на своего Мастера рядом с ним. —…Значит, он умрет молодым, но будет известен во все времена? Он… нет, ты бы не рассказывал мне об этом, если бы он всё равно этого не сделал. Слуга копья ответил легким кивком и снова посмотрел на ночное небо. Сегодня по нему ничего не проносилось — ни звезд, ни кораблей, ни колесниц, — но он всё равно наблюдал за ним, золотистые глаза за темными линзами безуспешно искали знакомые созвездия. — Он настойчиво добивался этого. Он не пренебрег пророчеством, а наоборот, принял его. Так и случилось: он прожил жизнь, полную битв и завоеваний, приключений, в которых были и радость, и ярость, и горе. Когда пришло время, когда он должен был встретить свой конец… некоторые могут сказать, что на него обрушилось его же собственное проклятие, или, скорее, что проклятие было снято так, чтобы лишить его сил, — бросив короткий взгляд на метку под глазом Лансера, Вэйвер открыл рот, чтобы спросить, но тут же закрыл его снова. В далекой части его сознания, не слишком внимательно слушавшей его, что-то складывалось воедино, и ему предстояло разобраться с этим позже. — Оттуда он встретил свой конец на поле битвы, стоя гордо и высоко даже перед смертью. Без сомнения, его имя сейчас высечено на Троне Героев, ведь именно такие истории вдохновили меня в детстве пойти по выбранному пути, — наконец оторвав взгляд от неба, Лансер посмотрел на молодого мага, сидевшего рядом с ним: — Ты понимаешь, почему я рассказываю тебе об этом сейчас? В этом был какой-то смысл? Вэйвер тяжело сглотнул и стал подыскивать объяснение — для него это звучало как определение «умереть зря». Этот герой не обязан был следовать такому пророчеству, но он пожертвовал долгой жизнью только для того, чтобы стать известным спустя долгое время после её окончания, ради награды, которую он никогда не увидит. — Я… я… нет. Я не думаю, что понимаю, — Вэйвер покачал головой, он перевел взгляд с Лансера на небо, как будто там он мог найти хоть какой-то ответ. Слуга улыбнулся в ответ, стянул с головы солнечные очки и стал без дела вертеть их в руках, как заветный талисман. — У каждого есть нечто, ради чего он живет — это могут быть идеалы, человек, или ремесло. Да, возможно, что есть и чудовищные причины — я не сомневаюсь, что Кастер делал всё это ради своей цели, несмотря на то, насколько это было отвратительно, и хотя его Мастер, конечно, не пожелал бы умереть таким ужасным образом, несомненно он вступил в эту войну из-за цели, ради которой стоило играть в азартные игры со своей жизнью. Даже… — он запнулся на мгновение, и рыцарь заговорил так, словно и впрямь дрогнул. —…даже если смерть человека считается позорной, разве она ничего не стоит, если он прожил свою жизнь в соответствии со своими убеждениями? Сказать, что это не так, значит не уважать сам факт жизни. — Возьми Арчера к примеру. Мы с ним резко отличаемся по характеру, статусу и тому, что считаем ценным. Но однажды, очень скоро, всё, что мы собой представляем — наши жизни, наши мечты, наши желания — могут столкнуться насмерть. Означает ли тот факт, что мы враги, которые никогда не смогут договориться или сосуществовать, что его жизнь не имеет ценности? Думать так — значит быть не лучше Кастера, чьи собственные цели были ужасны сверх всякой меры, а методы — демоническими. Но быть призванным в Войну Святого Грааля — быть Мастером в Войне Святого Грааля — значит верить, что твое дело стоит того, чтобы жить и умереть за него. — Но ты сказал, что у тебя нет желания. Тогда почему… ты здесь? — Потому что ты призвал меня. За долгим объяснением последовал очень простой ответ, улыбка Лансера была яркой, как солнце, скрывшееся за горизонтом: — Ты, Вэйвер Вельвет, призвал Слугу, потому что у тебя было нечто, за что ты готов сражаться и умереть. Если ты считаешь себя недостойным магом, это не страшно: ты протянул руку, и герой, недостойный этого слова, ответил. Моим единственным желанием было то, что я уже получил: сражаться на службе у Мастера, который бы верил в мою честь и верность. Ты, каким бы недостойным себя ни называл, это всё, что я мог просить у самого Святого Грааля. В глазах Вэйвера что-то резко кольнуло, а горло болезненно сжалось. Он по-прежнему чувствовал на себе взгляд этих золотых глаз, слышал нежную улыбку в словах своего Слуги, и всё же во всё это казалось слишком невозможно поверить. Маг в третьем поколении, который не смог сделать ни одной правильной вещи, который украл катализатор и вступил в Войну за Грааль из злобы и гнева… имел ценность настоящего чуда для этого рыцаря, который стоял непоколебимо против даже Звезды Творения, чтобы защитить его. — Я говорю тебе это, чтобы ты понял: у каждой жизни есть смысл и цель, как у самого страшного чудовища, так и у величайшей легенды. Смерть ничем не отличается. В этом отношении ты ничем не отличаешься от того героя: вы оба обладаете волей выбирать, на каком поле боя сражаться, и ради какой цели или причины стоит отдать всё, что у тебя есть. Теперь уже ужасно поздно, и я боюсь, что говорил слишком долго. Может быть, вернемся? Удовлетворенный таким выводом, Лансер перекинул ноги через ограждение и встал, оглянувшись на Вэйвера, чьи глаза по-прежнему были устремлены в небо задумчивым взглядом. — Мое желание… — Вэйвер услышал свои слова, глядя на звезды в раннем ночном небе. — Я просто хочу быть признанным. Мир магов держится на таких нелепых вещах, как семья и кровное родство, а такие, как я… неважно, как усердно я работаю и чего добиваюсь, в глазах таких ублюдков, как Кейнет и Тосака, это всё ничтожный удел. Я украл его катализатор и вступил в эту войну, чтобы… чтобы либо победить и доказать, что все ошибаются, либо умереть, пытаясь. Я думал, что не будет иметь значения, если я умру — никто не будет скучать по мне. Теперь я просто… боюсь. Если Война за Святой Грааль — последнее, что я когда-либо сделаю, тогда… хорошо. Но от этого я не стану меньше бояться, что меня убьют. Что-то изменилось в выражении лица Лансера при словах Вэйвера: его улыбка превратилась в нечто ностальгическое, казалось, что он смотрит на своего молодого Мастера, и видит далекое эхо чего-то давно минувшего. — И что в этом плохого? Многие герои боятся смерти, Вэйвер, даже сам Гильгамеш стремился к бессмертию, когда столкнулся с неизбежным. Страх — это не какой-то недостаток, от которого нужно избавиться, а врожденное свойство, и лишь сам человек должен решать, что с ним делать. Позволить ему управлять тобой или признать свои страхи и овладеть ими. Противостоять всему, что тебя пугает, или поддаться этому. Если придет такое время… я чувствую, что ты будешь знать, как преодолеть то, что тебя мучает, — Лансер протянул руку, и Вэйвер наконец-то посмотрел на своего Слугу. Он чувствовал себя… спокойнее, как-то так. Вэйвер всё ещё ожидал, что эта война станет его концом, но теперь, услышав слова Лансера? Казалось, что всё так или иначе разрешится. Что даже если они проиграют… это будет что-то значить. Вэйвер медленно выдохнул, взяв Лансера за руку, чтобы оттолкнуться от ограждения. — Я не хочу просто лечь и умереть здесь. Я думаю… я думаю, я хочу выиграть Войну за Святой Грааль. Если мы не сможем — это тоже хорошо. Я не хочу, чтобы мы умерли, но я хочу научиться понимать, что ты имеешь в виду. Ради чего… стоит жить и умирать, — его хватка на руке рыцаря изменилась, превратившись в крепкое рукопожатие: — Так что продолжай бороться со мной… и я постараюсь больше не сдаваться. Всё это время они хотели признания, подтверждения, кого-то, кто мог бы посмотреть на них и сказать, что они достойны чего-то. Как бы Вэйвер ни рассматривал это, факт оставался фактом… их желания всегда были одинаковыми. Одно рождалось из эгоистичного стремления, другое отчаянно жаждало искупления, и оба кричали о том, чтобы кто-то протянул к ним руку в знак понимания. — Клянусь честью рыцаря. Мы вместе дойдем до конца, независимо от того, будет ли это наш конец или наших врагов, — сегодня, а может быть, и сейчас, в Лансере было что-то другое. Как будто он был доволен чем-то, что осталось невысказанным. Его улыбка была мягкой, рука надежно держала руку Вэйвера, прежде чем отпустить её и повернуться, чтобы продолжить путь. Как только он развернулся спиной, Вэйвер поднял правую руку… и ударил себя по лбу. Идиот. Как он мог не догадываться об этом до сегодняшнего вечера? Он был настолько поглощен своими глупыми проблемами, что даже не задумывался об этом. Любой дурак мог бы собрать всё воедино, и он проклял собственную слепую глупость. Рыцарь Ирландии, несущий на своем лице проклятие любви и владеющий двумя проклятыми копьями — Багровой Розой Изгнания и Желтой Розой Смерти. …Кто может быть более покорным, более боящимся расстроить своего господина, чем верный рыцарь, погибший из-за обиды своего милорда? На несколько шагов впереди него Лансер держался чуть прямее, чем раньше, высоко подняв голову и, без сомнения, всё ещё улыбаясь. В течение жизни за ним гонялись более великие люди, чем Вэйвер, более храбрые рыцари и герои, чем он мог мечтать. Каждый из них был признан недостойным, и даже когда он отвернулся от своего господина, рыцарь сохранил как можно больше чести, вплоть до того, что великий герой, которого он предал, в конце концов, покорился минутной мести. «Если здесь мне суждено умереть, я не в силах избежать этого». — Ди… — имя было прервано ощущением удушья в горле и вырвалось в виде почти неслышного вздоха. Если бы Вэйвер Вельвет начал бежать, и более уже не останавливался до конца своих дней, смог бы он догнать человека, которого бесконечно преследовал? Сможет ли он жить дальше, минуя эту войну, и даже стать кем-то достойным возглавлять этого рыцаря? Лансер сделал паузу и оглянулся через плечо, наклонив голову к дороге перед ними с яркой улыбкой. Пойдем, — произнес он без слов, и Вэйвер почувствовал, как в его груди что-то зажглось и запылало. Может быть, они потерпят поражение, и оба погибнут в этой схватке. А может быть, они победят и получат всё, чего когда-либо хотели. Теперь уже не имело значения, какой исход ожидает их в конце пути. Какой бы страх или неуверенность ни подстерегали его на этом пути, Вэйвер будет бежать до тех пор, пока в легких не кончится дыхание, а в теле — силы. Даже если Грааль ускользнет от них… сегодня он будет чувствовать себя победителем.