Этот бой теперь — всё, что я знаю, и верно,
Нет судьбы, кроме той, что мы вершим сами,
Благородной, как клятва, что мы и дали,
Мы великий Отряд Звездного Света!
С тех пор как он понял истинную сущность Берсеркера, у Диармайда зародилось слабое подозрение относительно того, каким героем была Сэйбер. Он сомневался, что даже Арчер видел настоящую цель своего насильно захваченного воздушного корабля, но острые глаза рыцаря копья не подвели его. Кем бы ни была Сэйбер, это был тот, кого Берсеркер презирал. А знание истинного имени Ланселота значительно сужало круг подозреваемых. Логика подсказывала, что это мог быть Гавейн или кто-то другой, но сердце говорило совсем другую правду — ведь если бы это был сам Диармайд, обезумевший от страха, кого бы он проклял в своей глубочайшей обиде? Не иначе, как на своего господина — вывод напрашивался один, и сейчас у него не хватало духу объяснить это своему Мастеру. Часть его надеялась, что это не было необходимой информацией, но, столкнувшись с принужденной женщиной на мосту, он испытал лишь отвращение. К неизвестному Мастеру Сэйбер за такую жестокость, к этой войне, что позволила таким обстоятельствам исказить благородные поля сражений между рыцарями… к самому себе за то, что молчал и был так беспомощен сейчас. Они не обменялись ни одним словом — он даже не был уверен, что Сэйбер сможет сейчас заставить слова вырваться из её горла. Каждый её удар сотрясал землю, копья содрогались от напряжения, блокируя и защищаясь. Он должен был перейти в наступление, как только найдет возможность, но даже микросекундная ошибка могла стать роковой. Инстинкт воина и разум Слуги прокручивали полдюжины возможностей, и почти ни одна из них не сулила ему благоприятного исхода. Но это была ещё одна причина сражаться всем телом и душой. Как бы ни возмущался Диармайд, как бы ни сочувствовал он страданиям Артура Пендрагон, и как бы ни хотел положить им конец… какая-то часть его души испытывала облегчение от того, что он может доверять своему Мастеру. Существование таких магов, как Кейнет и безликого лорда Сэйбер, не давало ему покоя, и его вызов действительно был удачей, превосходящей всё, чего он мог ожидать. Поднялся золотой свет, и тысячи расчетов остановились. Несомненно смерть настанет в следующее мгновение, но если он сможет действовать достаточно быстро, то это будет взаимное уничтожение. Gae Dearg была длиннее Экскалибура, так что прямой удар в сердце стал бы неожиданным концом для неё в тот же миг, что и уничтоживший его в свою очередь выпущенный Благородный Фантазм Сэйбер. Мрачный вывод заставил Диармайда нахмуриться — это не гарантировало выживания его Мастера, но это был лучший исход, на который он мог бы рассчитывать. Если бы не ужасные обстоятельства, в которых оказалась Сэйбер, он мог бы даже улыбнуться. Однако Король Героев возвестил о своем прибытии ещё до того, как бой был предрешен, и судьба, казалось, приготовила для них другие планы. Хотя Диармайд снова предпочел не говорить о своих мыслях, его терзали сомнения: эта война была поистине отвратительной, если все маги были такими, как Мастера Берсеркера и Сэйбера. Если общество магов действительно было таким, как о нем говорил его господин, то за прошедшие века мир превратился в жалкое подобие былого. И всё же… такие люди, как Вэйвер, всё ещё существовали. Сквозь гнев и разочарование в его сознании промелькнуло неопровержимое доказательство того, что эта война не была пустой тратой времени. Что он всё ещё может защищать и сражаться за кого-то доблестного и доброго, что он может обрести то, что было утеряно давным-давно, и доказать свою собственную ценность как другим, так и самому себе. И несмотря на то, что все шансы остановить форсированную атаку Сэйбер стремительно улетучивались, исчезая вдали, всё вдруг забылось благодаря импульсу магии и сиянию руки того самого Мастера.***
Сэйбер и Арчер рванули вдаль, бог в помощь всем мирным жителям и постройкам на их пути. Война разворачивалась вокруг них, и именно потому, что это был конец, Вэйверу нужно было убедиться, что всё, что нужно было сказать, будет сказано им как можно быстрее. Последняя печать на его руке засветилась в ночной тьме, и он поднял глаза на своего Слугу, сжимая руку рыцаря в своих руках. — Я-я не… я не стою ничего из этого. Пока нет, — сказал Вэйвер, поспешно, но твердо, несмотря на ошеломленное молчание рыцаря. Он так много хотел сказать, но большинство слов ускользало от его способности сформулировать мысль. Диармайд открыл рот, чтобы ответить, и Вэйвер слегка сжал его руки, призывая подождать мгновение. Ещё одно мгновение, которого у них почти не было. Тряхнув головой, алхимик выбросил из головы тысячу запутанных слов и понятий, и свел всю идею к самому главному: — Я не собираюсь быть рыцарем, который смотрит на небо и решает погнаться за падающей звездой. Я собираюсь… я собираюсь стать самой звездой. Однажды герой посмотрел на небо и решил, что он вспыхнет на короткое время, но с блеском. Вэйвер постоянно держал эту историю в памяти, и вот теперь он наконец сумел собрать её воедино. Воплощать храбрость и героизм рыцаря, действовать ради кого-то, кроме себя, но при этом стремиться к собственным идеалам и признанию… эти два понятия не были взаимоисключающими. Эгоистичное желание не обязательно может быть только лишь эгоистичным: то, чего он хотел, потребует бесконечного упорного труда, чтобы заслужить ту власть, которая ему понадобится, власть, которая будет направлена на помощь как ему самому, так и другим бесчисленным людям. Однако он не сможет сделать ничего из этого, если будет думать так, как ожидает от него Часовая Башня. В глазах что-то кололо и жгло, затуманивая зрение, но Вэйвер продолжал, как бы неловко это ни звучало. Он сделал глубокий вдох и тяжело сглотнул, продолжая с новой решимостью: — Если я смогу пережить эту ночь, я знаю, что я хочу сделать… чего я желаю. Я не буду… я не могу быть таким как Кейнет или любой другой маг, я сделаю всё лучше. Я перестрою всю Ассоциацию с нуля, кусочек за кусочком. И я не смогу сделать это в одиночку, поэтому я должен стать тем, кто стоит всего того, о чем ты говорил и делал для меня всё это время. Я должен стать достоиным того, чтобы за мной следовали, благодаря своим собственным заслугам и достижениям. Поэтому я… я не могу быть твоим Мастером сейчас. Мне нужно, чтобы мы были на равных, перед тем как я попрошу тебя о чем-то, и поэтому я отдаю тебе этот последний приказ. Он будет сражаться не как маг, а как Вэйвер Вельвет. — Если ты не можешь следовать за таким мной, какой я есть сейчас… это нормально. В таком случае я хочу, чтобы ты шел вперед. Выиграй Святой Грааль и найди то, чего стоит желать. Но если… если ты можешь, то позволь мне закончить эту войну рядом с тобой, независимо от того, выживем мы или умрем. Я приказываю тебе, Диармайд Уа Дубне… поступать так, как ты считаешь правильным. Неясное повеление, не имеющее никакой реальной силы или принуждения, сожгло светящийся клинок с руки Вэйвера, оставив лишь слабые шрамы там, где когда-то был тройной знак контракта. На этом всё было кончено: хотя связь между Мастером и Слугой осталась, вся власть, которой обладал Вэйвер, была утрачена без шансов на восстановление. Обычно потеря власти означала, что Слуга убьет своего Мастера в поисках другого, но здесь такого страха не было. Зачем даже думать о том, что было за гранью невозможного? Напряженная тишина застыла на мгновение: если время действительно шло, то Вэйвер уже не замечал ни его, ни города, ни звуков лязга мечей вдалеке. В мире не было ничего, кроме них двоих. …И без предупреждения Диармайд начал смеяться, тем же самым звуком облегчения, который Вэйвер слышал лишь однажды после их поединка с Кейнетом и Ланселотом. — Ч-что…?! — прежде чем он успел прийти в себя настолько, чтобы рассердиться из-за такой реакции, он понял, что рыцарь опустился перед ним на одно колено. — Я осмелюсь зайти далеко, и скажу, что милорд на этот раз немного глуп. Но если я должен изложить очевидный факт, я скажу: в каждом своем сострадательном слове и решимости довести дело до конца ты с отвагой и блеском демонстрируешь идею Фианны. Ты уже более чем достоин быть одним из нас, Вэйвер Вельвет… и я был бы горд закончить эту битву рядом с тобой, — он слегка поцеловал тыльную сторону руки Вэйвера, где остались слабые следы Командных Заклинаний, и то ли от этого, то ли от сияющей похвалы у него закружилась голова, а кровь прилила прямо к лицу. …Одним из Фианны? — Вэйвер захлопнул рот, прежде чем спросить, уверен ли Диармайд, теперь в этом не могло быть никаких сомнений. У Слуги больше не было никаких обязательств перед своим господином, и рыцарю незачем было хвалить стоящего перед ним мальчика, если только эта похвала не была действительно искренней. Вэйверу больше не о чем было спрашивать: хотя путь, лежавший впереди, был неясен, перед ним была поставлена задача бежать так быстро, как только он мог. Не просто догнать Диармайда, но превзойти его настолько, чтобы первому копью пришлось догонять его самому. Он открыл рот, собираясь отдать приказ — как один рыцарь другому, между ними больше никогда не будет необходимости в печатях или принуждениях, — но не успел он вздохнуть, как на западе, далеко-далеко, прогремел взрыв, подняв столб черного дыма. Пара посмотрела на горизонт, а затем друг на друга, решимость мгновенно укрепилась, и они взлетели с быстротой кометы, несущейся по небу. Их цель была ясна, а точка обзора, расположенная высоко между крышами Фуюки, позволила Вэйверу, так хорошо изучившему карты и планировку города, в считанные мгновения определить источник взрыва. Поместье Тосаки лежало в дымящихся обломках, его остатки служили маяком скорого окончания войны для единственной пары Мастера и Слуги, что только появились здесь. …Ни следов Райдера, ни самого мага огня. Вэйвер не знал, почувствовал ли он облегчение или нет от того, что Слуг осталось только трое, а не четверо. Но на это не было времени, так как они приземлились на землю, где бушевала битва двоих: обломки мотоцикла валялись неподалеку от того места, где рыцарь в серебряных доспехах сражался с королем в золотых. Вавилонские Врата были широко распахнуты, клинки падали на землю, сверкали в воздухе, как фейерверки, когда Экскалибур отбивал их там, где в противном случае они непременно попали бы в цель. — Что нам делать? — на вопрос Диармайда Вэйвер быстро тряхнул головой, чтобы прояснить ситуацию. «Забудь на минуту о «как» и «почему», — сказал он себе, — «Что» это вопрос, который решит, как сложится сегодняшний вечер». — Замани Сэйбер, помоги Арчеру, если он вообще нуждается в этом, мы будем беспокоиться о том, чтобы разобраться с ним после этого. Выражаясь таким образом, победа была гораздо ближе, чем казалось. Даже магия Арчера не была бесконечной, а Благородные Фантазмы Диармайда не требовали почти ничего, к тому же они были универсальны. Может быть, просто может быть, это сработает. Из-за угла, где сражались Слуги, послышался шум, что-то просвистело мимо головы Вэйвера, и ещё несколько штук отлетели от Gae Buidhe, рассыпавшись искрами. В том направлении, откуда доносились шальные выстрелы, на расстоянии от Слуг, ближе к руинам, стояли двое мужчин в черном, на мгновение забывшие о присутствии Вэйвера и Диармайда. Не было сомнений, что это были Мастера, и ещё меньше в том, что они сражаются, но их движения были настолько невероятно быстрыми, что он не мог принять их за людей. — Это был пистолет, что черт возьми за маг- нет, нет, забудьте об этом, — «Сосредоточься, — напомнил он себе снова. — Действуй решительно, а о логистике беспокойся по мере необходимости». — Неважно, я постараюсь получше разглядеть их Мастеров, пока ты разбираешься с Сэйбер. — Понял. Неравный бой далек от идеала, но… Времени не было, вариантов не было, удачи не было. Сцена была подготовлена, фигуры разбросаны на доске так, как их бросили, и в течение часа кто-то должен был поставить шах и мат. — Я знаю. Просто… потерпи ещё немного. Я знаю, ты справишься, — Вэйвер наклонился, чтобы влить немного укрепляющей магии в его нетвердую ногу, а затем повернулся и побежал так быстро, как только мог. Если он замешкается ещё хоть на секунду, его решимость испарится при виде этой уверенной улыбки. Если бы Вэйвер Вельвет задумался хоть на мгновение, он был бы вынужден осознать, что любое слово, сказанное им Диармайду, может оказаться последним.